По нулям

      Скучно пиздец. Мы лежим в одном положении уже сорок минут и не происходит ровным счётом нихуя. Ни тебе шевелений противников, ни пробегающих мимо террористов с громкими орами и криками. Вообще. Тишь да гладь.       Я чувствую, как у меня начинает поддёргиваться глаз – на столько меня бесит это ожидание.       Хоранги, конечно, скрашивает эту скуку, но есть проблема – пока мы пиздим, мы нихуя не слышим. А слышать, сука, надо. Поэтому всё, что мне светит – короткие переговоры, а дальше снова тишина.       Ощущается это, как ебучее Яблоко Эдема, просто блять, хочется, а не можется. И охота спиздануть что-то в рацию, а нельзя, а то мало ли, какой хуй из-за пригорка подкрадётся, а мы не услышим. И всё. И будет валятся два симпатичных – мой, естественно, симпатичнее – трупа на иракской землице. Во, Риджбек бы охуел, если б ему рассказали, из-за чего его люди сдохли. Пиздели много. Прям вижу его лицо. От моих мрачно-комичных мыслей меня отвлекает шум подъезжающей колонны. Ну, ладно. Колонночки, потому что она реально мелкая. Куда они такой группой отправляются? Чаю с террористами попить? Да, тут двух ракет с РПГ хватит, чтобы вся эта хвалёная солдатня тут же и прилегла на вечный покой.       Я пару секунд рассматриваю колонну, а затем перевожу взгляд на пригорки. По идее, там должно начаться шевеление, если террористы действительно устроили западню. Но пока тихо. – Заебись сидим, блять,– бормочу я в рацию. – Не ной, Моги,– отвечает мне Ким спокойным тоном,– сейчас проедут, и мы свободны, как ветер в поле. – Или как пробка из задницы,– тихо добавляю я. – Боюсь представить, что у тебя за задница, раз пробка там так свободно себя ощущает, что аж вылетает со свистом,– подкалывает меня Хоранги, гнусно хихикая. Даже рацию не отрубил, кореец хуев. – Какой бы моя задница не была, а она явно не сравнится с твоими сладкими пидорскими кей-поп мальчиками,– язвительно отвечаю я на подкол. – Э, ебать, Моги, прикрой-ка свою мусорку, которую ты ртом называешь,- недовольно ворчит кореец,– я твоих ебланов русских не обзываю, вот и ты моих не тронь. – Только что обозвал. Ты уж определись: или..,– начинаю я, но тут моё внимание привлекает какое-то движение на пригорке, в метрах 30 справа от Хоранги, так что я быстро переключаюсь и мыслями, и разумом на это,– на три часа от тебя, движение.       Теперь мы с Кимом оба смотрим в ту сторону, о которой я сказала. Спустя секунду уже кореец заговаривает. – От тебя на 9 часов,– бормочет он,– ты моего смотри, я твоего. – Не проебись только,– отвечаю я.       Мы лежим на наших позициях друг напротив друга, а разделяет нас дорога. Мы и до появления «движения» смотрели противоположные от нас пригорки, а теперь и вовсе с них взгляда не сводим. Оба сконцентрировались. Я, кажется, даже дыхание задержала.       Но нихуя не происходит.       Колонна движется. Мы лежим. Террористы не дёргаются. Почти. Совсем почти.       А вот и нихуя. Ещё блять как движутся.       Я краем глаза замечаю какое-то движение и первое мгновение не думаю его замечать, но затем всё же поворачиваю голову, одновременно доводя снайперскую винтовку в сторону Хоранги. И нихуя не зря, потому что рядом с ним, буквально в метре я вижу террориста. Хитрый хуй скрыл звуки своего передвижения за грохотом колонны, так что кореец и не мог его услышать. Ну, как. Мог бы, теоретически. Можно повыебываться тем, что в уши долбиться не надо, но даже я со своим чувствительным слухом нихуя не слышу поблизости от себя.       Я не трачу время на то, чтобы предупредить Кима об опасности, а просто делаю выстрел. Сам всё увидит.       Мужчина оборачивается и пару мгновений смотрит на труп, а затем поворачивается обратно. – Спасибо, Моги,– произносит он и внимательно осматривает пространство за моей спиной,- ты им, видимо, совсем не понравилась. – Походу, но я нихуя не хочу тут торчать. Ощущение, что у меня блядская мишень между лопаток. Бесит, блять,– ругаюсь я в рацию. – Спокойно, прикрою,– с усмешкой отвечает Хоранги.       Я ему, конечно, верю. Как там в песенке было? Я ему, конечно, верю, разве могут быть сомнения и всё такое. Но ощущение всё равно блядское.       Колонна движется. Сука, быстрее, блять, передвигайтесь, я уже не могу тут сидеть.       Террористов не видно. Не слышно. Никакого движения. Ну, не послали же они сюда только одного долбоёба, который попытался прирезать драного корейца! Быть того не может. Нихуя не поверю. – Моги, убирайся оттуда нахуй,– внезапно слышится ор Кима в рации, и я даже не успеваю задать вопросы.       Тело инстинктивно движется, почти что само по себе.       Я подрываюсь с места, держа снайперскую винтовку, и рывком перескакиваю вперёд, съезжая вниз по пригорку, но не до самого его конца. Где-то через пару метров я разворачиваюсь, устремляя и взгляд, и прицел снайперки на бою бывшую позицию. Оттуда уже показываются противники.       Первые два ложатся сразу же: одного пристрелил Хоранги, а второго я. Прикольно, конечно, но ситуация – дерьмо.       Я оборачиваюсь, бросая беглый взгляд на напарника, но рядом с ним никого не вижу. – Съебывай оттуда, Лис. Если у меня гости, то и у тебя будут,– проговариваю я.       Я закидываю снайперскую винтовку на плечо и беру в руки пистолет-пулемёт, который до этого мирно висел на ремне, прикреплённому к поясу. – Охуенное предложение. А долбоебов американских мы прикрывать с низины будем?,– доносится до меня голос Кима,- отобьёмся.       Логично, конечно, но всё ещё дерьмово.       Я, наведя прицел на пригорок, где так долго мирно себе лежала, раздражаясь на всё и вся, начинаю медленно подниматься обратно. Я совершенно не в настроении бегать по ебучим горам от террористов, у меня куда больше желания всадить каждому из них по магазину в ебало. И, конечно же, такая возможность мне была дана.       Когда я только поднялась на пригорок, а обходила я его благоразумно (вот, тут надо было охуеть) сбоку, то сразу же увидела четверых противников. Они говорили на арабском, разумеется, и были дохуя недовольны смертью двух своих товарищей. Ничего, ребят, сейчас к ним присоединитесь.       Я выпустила короткую пулемётную очередь в одного, а следом навелась на второго и повторила действие, опустошая магазин. Двое других без дела не стояли и открыли по мне огонь. Слишком медленно, свиньи ебучие. К моменту, как они начали по мне стрелять, я уже скользнула по склону ниже, одновременно меняя магазин пистолета-пулемёта.       Резкий разворот, прицел на пригорок. Не высовываются, суки. Я вас так и буду по одному, по два гасить? Заебёте, блять.       Предел моего терпения был уже давно достигнут. Я и без того кипела от злобы из-за скуки, ожидания, а теперь ещё и от того, что за моей головой решили поохотиться. Так что…настало время для безумия.       Я отпускаю пистолет-пулемёт, позволяя ему снова повиснуть на ремне, а следом достаю два ножа из кармана. Снова обхожу склон – на этот раз подниматься я уже буду с другой стороны. Знаю, что с этой меня буду ждать. А четыре стороны за раз два долбоеба не закроют.       Медленно поднимаясь наверх, я уже прикидываю порядок атаки, впрочем, весьма расплывчиво. Мне просто хочется вскрыть кому-то глотку. А кто именно это будет из двух оставшихся – не важно. И вот они. Красавцы во плоти.       Первый нож был отправлен в полёт незамедлительно, сразу же, как я увидела первого террориста, стоявшего ко мне боком. Лезвие вошло в шею, заставляя того покачнуться и схватиться за рану. Мужчина медленно начинал захлёбываться своей кровью, оседая, а затем и падая на землю. Его союзник уже повернулся ко мне, но в тот же момент, встретившись со мной взглядом, он тоже получает «подарочек». Нож вонзается ему в грудь. Впрочем, у террориста не отбивается желание стрелять. Пытается, тратит патроны, но всё мимо.       Мои глаза загораются предчувствием скорой и очень кровавой расправы. Хочу видеть кровь, хочу слышать стоны и хрипы ублюдка. Я даже непроизвольно облизываю губы – до того велико желание. Я медленно подхожу к террористу, методично, шаг за шагом сокращая между нами расстояние.       Правой рукой я поднимаю пистолет-пулемёт, болтающийся на поясе, и, даже не глядя, кончаю второго террориста, следом направляя прицел на первого и выпускаю несколько патронов тому в руку. Не хочу, чтобы он попытался меня пристрелить, пока я буду развлекаться.       Подойдя вплотную к мужчине, я сажусь сверху, ему на грудь, одновременно выдёргивая из груди его нож. – Ты нихуя не понимаешь меня, но я думаю, что язык боли тебе будет понятен, уебок ты хуев,– проговариваю я негромко, маниакально ухмыляясь.       Да здравствует безумие.       Лезвие ножа в моей руке испачкано кровью террориста, а я ещё нарочно размазываю её по лицу и шее моей не очень-то бедной жертвы. – Моги, ты как?,– доносится голос Хоранги из рации, на который я даже не реагирую.       Слишком велико желание.       Лезвие медленно скользит ото лба террориста все ниже, обводя острием скулы мужчины, подбородок и кадык.       Моё сердце колотится не хуже, чем от сексуального возбуждения. По сути, для меня это почти одно и то же: и от секса, и от кровавой расправы я получаю удовольствие почти что одинаковое. Ну, ладно, от убийств я не кончаю. А зря, было бы удобно. – Моги, блять!,– кричит на меня Ким, не получая ответа вновь.       Где-то в моей головушке отстреливает, что я должна ему ответить, что он за меня, может, переживает, но эти мысли быстро утопают в той волне безумия, что меня захлестнула. – Знаешь, я бы с удовольствием вонзала бы в тебя этот прекрасный ножик… Раз за разом. Раз за…разом,– садистская ухмылка ещё сильнее расплывается на моём лице,- но у нас так мало времени, уж извини.       Араб нихуя не понимает, что я там говорю, продолжая бормотать что-то себе под нос на своем языке. Я, правда, тоже его нихрена не понимаю, да, даже если бы и понимала – я б не остановилась.       Я силой я вонзаю лезвие ножа в шею своей жертвы, делая глубокий разрез поперёк, позволяя крови из артерии буквально фонтанировать. Струи крови попадают мне на форму, а некоторое её количество даже окропляет моё лицо. Наблюдая за тем, как жизнь в террористе медленно угасает, я провожу большим пальцем по щеке, стирая небольшое количество крови с лица. А следом… Я облизываю палец, пробуя кровь своей жертвы. Правда, я быстро сплёвываю, поднимая на вкус. – Сука, даже на вкус поганый,– ругаюсь я себе под нос, втирая, как получается, остатки алой жидкости с лица. – Моги, блять, клянусь, если ты не ответишь…,– снова ругается кореец, и в этот раз в его голосе раздражения и беспокойства примерно одинаковое количество. – Да, жива я, блять, хорош болтать,– проговариваю я раздраженно в рацию,– занята была. Кончала тут с одним уёбком.       Хоранги облегчённо выдыхает, но я этого не слышу. Пару секунд висит тишина. – У тебя чисто?,– спрашивает он на этот раз спокойным и ровным голосом.       Думаешь, лисья ты морда, я не слышала твоего обеспокоенного голоска? Моги, что ты, Моги, как ты? О, боже, Моги, только не умирай. Беспокоишься же, скотина. – Как в постели девицы после первой брачной ночи,– ухмыляюсь я,– четыре трупа, плюс те двое, которых в начале сняли. А у тебя? – Пятеро,– отвечает Ким,– походу, любят нас одинаково, учитывая того, которого ты сняла.       По шесть трупаков на каждого, получается? Даже как-то неинтересно. – Хочешь сказать, я такая же стрёмная, как мужик-кореец?,– с ухмылкой спрашиваю я, отодвигая ногами труп араба в сторону и становясь на колено, чтобы было удобнее осматривать местность со снайперской винтовкой. – Хочу сказать, что ты-таки смогла дотянуть, чтоб быть со мной на одном уровне,– с ухмылкой произносит кореец. – Для того, кто, как свинка, визжал в рацию, беспокоясь о моей жизни, ты что-то дохуя пиздишь, Лис,– произношу я, поддразнивая парня. – Нихуя я за тебя не беспокоился. Просто труп не хотелось до базы тащить и объяснять Риджбеку, хули ты сдохла,– фыркает мне в ответ Ким. – Пиздишь,– усмехаюсь я. – Нихуя,– тут же отвечает мне мужчина.       Ещё минут с пятнадцать мы осматриваем горы прежде, чем связаться со Смитом-Хуитом и доложить об успешно выполненном задании.       Этим занимается у нас Хоранги, потому что, как и в первый раз, я бы послала нахуй и Смита, и его доблестную армию, и вообще всё, что только попадёт в моё поле зрения. – Потопали, Моги,– произносит кореец, когда заканчивает разговор с американским капитаном,– вертушка нас уже ждёт. – Ну нихуя себе,– недовольно бормочу я, поднимаясь на ноги и осматриваясь по сторонам,– его американское величество сказало, какие мы охуенные и пиздатые, поблагодарило нас за поддержку и сказало, что пришлёт чаевые? – Нет, он сказал, что мы шумели,– непринужденно ответил Ким. – Он…ЧЕГО БЛЯТЬ!?,– я аж заорала от возмущения, так что, наверное, во всём горном хребте был слышен мой крик,– где он сейчас? Я ему, блять, покажу, что такое «шуметь». Он у меня орать будет громче, чем ебучие свиньи во время забоя. – Эй-эй, Саш, спокойнее,– проговорим с улыбкой Ким, стараясь немного сбавить мой гнев, но, видимо, он забыл, что это нереально сделать таким образом. – -Спокойнее? Это говно на ножках буквально подъебало нас, как малышей, на своей ебучей базе, а теперь, блять, пиздит, что мы шумными были, когда он даже не удосужился предоставить снайперам ебучее прикрытие,– не унималась я, а мой голос, который и без того-то был весьма громким, звучал уже, кажется, повсюду, распугивая и птиц, и мелких животных, и, может быть, террористов. Ну, будь я террористом, я бы не пошла в ту сторону, где так истошно орёт баба. – Моги,– протянул Хоранги.       Он уже спускался с возвышенности вниз, пока я всё стояла и орала на верхушке. – Погнали домой. Меня подзаебали местные пейзажи,– добавил кореец дружелюбным тоном.       Я тихо рыкнула, злобно топая, словно дитя малое, к краю пригорка, намереваясь спуститься вниз. Если до новости Лиса я была злой, то теперь я была в ярости. Мне ужасно хотелось убить кого-нибудь.       Всадить пули, перерезать глотку, сломать парочку костей – заставить страдать так, чтобы вопли боли жертвы были слышны на многие километры.       Хоранги уже ждал меня у подножья, снисходительно смотря на меня. Как родители на тупого ребёнка. Я даже с нескольких метров, тупо по его хитрым глазам, понимала, что он лыбится. – Хули ты лыбу давишь, узкоглазое дерьмо?,– прорычала я, подходя ближе. – Моги, угомони своё языкоблудие. Я точно также недоволен, как и ты, так что,– Ким пожал плечами. – Нихуя. Я не недовольна. Я хочу вскрыть Смиту глотку и слушать, как он захлёбывается своей же кровью, пока смотрит на меня своими испуганными глазками и охуевает от того, что какая-то там сука из КорТака осмелилась такое сделать с ним, замечательным капитаном армии США,– проговорила я, постепенно повышая тон своего голоса.       Хоранги, судя по расширившимся глазам, не совсем ожидал такого ответа. Ну, конечно, он пока что знал только ту мою сторону, которую я обычно показывала людям – грубая матершинница, которая совершенно не видела или даже не знала границ приличия в общении с людьми. – Ну нихуя себе у тебя фантазии,– наконец произнёс мужчина.       Пару мгновений висела тишина. Ну, как тишина. Парень смотрел на меня, сохраняя молчание, а я, гневно дыша, смотрела на него.       Где-то в моём больном мозгу отстреливало то, что Хоранги-то действительно ни в чём не виноват, но контролировать собственную ярость я умела крайне плохо. Действительно бешенная сука. – Ладно, пошли. Вертушка ждёт,– наконец проговорил Ким, разворачиваясь в сторону вертолёта.       Я несколько мгновений стояла неподвижно, глядя в спину своего напарника и раздумывая, стоит ли на него выплеснуть своё раздражение, но, немного подумав – да, блять, я и так умела – решила, что это не лучшее решение. – Сука,– выругалась я, пиная попавшийся под ноги камень и направляясь следом за корейцем.