Подарочек для Тингола

Голову повесили на стену в тронном зале, на всеобщее обозрение. Не то чтобы самому Тинголу очень нравилось на неё смотреть, но идти теперь на попятный было недопустимо. Среди придворных дам и, как ни странно, дворцовых стражей тут же начали ходить зловещие слухи, что голова подслушивает разговоры, по ночам бегает по дворцу (как, интересно, бегает - на ушах, что ли?), а ещё пьёт кровь у любого, кого застанет в коридорах после полуночи. Впрочем, авторство последнего слуха наиболее циничные лорды в лице Орофера и Саэроса приписывали Маблунгу, давно мечтавшему ввести в Менегроте комендантский час. На третий день, когда Тингол уже немного привык к новому трофею, к нему явился просить аудиенцию вождь одного из племён авари, кочевавшего вдоль южной границы Дориата. Отчаявшись получить от них вассальную клятву, Тингол в очередной раз поднял пошлины за проход через свои территории, и авари, подождав для приличия месяца два, приехали возмущаться и торговаться. Племя занималось в основном тем, что разводило каких-то особенных коз и обменивало у другого племени, тоже авари и тоже приграничных, молоко на зерно. Длинный, похожий на мыс отросток дориатской земли вклинивался в точности между ними и приносил Ограждённому королевству небольшой, но стабильный доход в виде тех самых пошлин. Вождь авари грозился, что такую мзду платить не будет, пусть его хоть режут на куски прямо тут, а будет водить своих торговцев в обход. Но Тингол стоял насмерть – он хоть и был королём, но прекрасно знал, сколько хранится молоко. Если авари возжелают ходить длинным путём вокруг Дориата, то до своих собратьев-земледельцев они довезут в лучшем случае очень хмельную простоквашу. Во время аудиенции авари постоянно бросал взгляды на ту стену, где висела голова, и наконец не выдержал – спросил, кто это. - Это Келегорм, - ответил Тингол. – Один из сыновей Феанора. Он нанёс оскорбление моей дочери. - Брат Маэдроса Высокого? - Да, кажется, третий по старшинству. - Знаешь, Владыка, - протянул авари, помолчав несколько минут. – Мы не хотим платить тебе пошлины. Мы хотим быть твоими подданными. Тинголу понадобилась вся сила воли, чтобы сохранить непроницаемое лицо. Кочевые племена вокруг его границ цеплялись за свою независимость, как репей за собачью шерсть, и дружно увиливали от вассалитета вот уже семь веков, если не все восемь. А тут – сами просят… - В этом случае вам придётся платить подать, а она намного больше пошлин. - Мы знаем, Владыка. Но за это мы получим твою защиту. - У вас что-то случилось? Твари Моргота добрались до ваших земель? - Пока нет, Владыка. Но нам будет спокойнее жить за твоей Завесой. Теперь мы видим, что твоя защита стоит многого. - Хоть после смерти приносишь пользу, Феаноринг, - мысленно ухмыльнулся Тингол, когда они с Головой остались одни. Ему до сих пор было немного неуютно, наперекор собственному страху он потянулся, чтобы снисходительно похлопать голову Келегорма по макушке – и отдёрнул руку. Губы мёртвого нолдо приоткрылись, и он издал хриплый, еле слышный стон. - Что это? – вслух спросил Тингол. Гулкая тишина и пустота тронного зала внезапно показалась ему невыносимой. Стон повторился, веки Келегорма чуть задрожали, и под ними блеснуло что-то зеленоватое. Именно зелёным светились глаза у умертвий, с которыми Тинголу ещё давно, до Мелиан и Дориата, доводилось сражаться лично. Ну как – сражаться… Отмахиваться изо всех сил горящей головнёй, пока Эльмо утаскивал двоих раненых в лагерь, под защиту костра, а потом бежать со всех ног через чащу, потому что головня предательски погасла, а обугленной палкой против четырёх умертвий много не навоюешь. О мече или кинжале речи не шло – тогда ещё даже лук и стрелы не придумали. Впрочем, сейчас его меч тоже лежал где-то в кабинете – Тингол никогда бы не подумал, что в собственном Тронном ему может понадобиться оружие. - Пить, - вдруг отчётливо прошептала Голова. – Пожалуйста. Тингол отшатнулся. Этого не могло быть! Ему померещилось! У всех умертвий, которых он видел, обязательно было тело! Одна голова не может говорить, тем более так чётко и на синдарине. Мелькнула мысль позвать на помощь, но кого? Маблунг, конечно, ничего никому не скажет, но если ему всё-таки показалось… Жить, зная, что начальник твоих же воинов считает тебя сумасшедшим трусом? - Обойдёшься, - сказал Тингол, тоже шёпотом. Зелёный свет под веками Келегорма чуть померк, но не исчез. Король застыл, не отводя взгляда, как будто стоит отвернуться, и Голова – что? Кинется на него? Какая чушь. Но кто знает, чего можно ждать от этих нолдор. Может, всё-таки позвать Маблунга? Он всегда вооружён, ему по должности положено… Звякнула ручка двери, и в зал с поклоном просочилась Галадриэль. Свет от её волос бликами заиграл на потолке и на резной спинке трона. Она была похожа на Сильмарилл – снаружи свет, внутри – тьма, как и у всех голодрим. У Мелиан было наоборот – тёмные глаза и тёмные волосы, как будто сама ночь поцеловала её в макушку, но сколько же было света в её сердце. Ох, Мелиан… Они так до сих пор и не помирились. - Простите, Владыка, Келеборн просил передать, что Маглор и его отряд покинули пределы Дориата и отбыли в направлении Химринга. Вы приказывали доложить об этом. - Спасибо, Галадриэль. Ты можешь идти, я тоже уже ухожу. - Да, конечно, Владыка. Он снова невольно глянул в сторону головы Келегорма – было страшновато оставаться к ней спиной слишком надолго, - золотоволосая нолдиэ невольно проследила за его взглядом, и… - Привет, Артанис, - сказала Голова. - Как дела? Галадриэль завизжала – так внезапно и громко, что вздрогнули колонны – и, презрев все приличия, вцепилась в Тингола обеими руками. - Неужели не радуешься, Артанис?