Что же произошло?
Юная Грейнджер с отвращением отвернулась от зеркала, ощущая дурное отражение своего внешнего облика. С мучительным чувством неудовлетворённости она решила вернуться в кабинку, надеясь найти там свою рубашку или, по крайней мере, что-то из того, что от неё осталось. Девушка почти потеряла силы. Её волосы были мокрыми и прилипшими к голове от пота — они падали на лоб, который блестел по той же самой причине, что и её кудри. Гермиона с силой откинула швабру, подпиравшую дверь, которая внезапно сломалась пополам, издав звук ломающегося дерева, который эхом разнёсся по всему туалету. Она вздрогнула. Холод пробирал до костей, а в туалете царила ужасная прохлада. К тому же, кроме тонких брюк на ней не было ничего. Её руки снова дрожали. Дверь кабинки скрипнула, и Гермиона увидела свою рубашку, забытую в углу. Она схватила помятую ткань и осмотрела её в руках. Оказалось, что всё не так уж и плохо. Основная часть рубашки с пуговицами была целая, лишь в некоторых местах можно было заметить маленькие дырочки. Рукава были оторваны и лежали разбросанными, каждый в своём углу. Грейнджер решила надеть рубашку и, используя один из оторванных рукавов, перевязать засохшую рану на руке, чтобы предотвратить возможное попадание инфекции. С напряжением она вышла из туалета, оглядываясь по сторонам, и направилась обратно в комнату. Гермиона вспомнила руки, которые нарушали её личное пространство, жёстко сжимая аккуратную грудь. Следы дискомфорта и неприязни медленно проплыли перед её взором, когда она прокручивала в голове это неприятное воспоминание. Голова вновь закружилась, призывая ком подкатить к горлу, но Гермиона не останавливалась, а лишь пошатываясь, продолжала двигаться в комнату. Грейнджер стиснула зубы, когда табун мурашек в сотый раз пробежал по её спине. И хотя в Хогвартсе было не так уж и холодно, Миона всё равно обхватила себя руками, сдавливая плечи. Гермиона продолжала свой мрачный путь по тёмным коридорам, словно пленница своих собственных тёмных мыслей и эмоций. Каждый шаг казался ей тяжёлым и угнетающим, будто бы груз её души утяжелялся с каждым пройденным метром. Её тело было истощено, а душа изранена невидимыми ранами, которые кровоточили внутри. Помятая и разбитая изнутри, она ощущала, как боль и страдание окутывают её, словно холодный туман, заставляя её сердце биться в унисон с ритмом мрачной симфонии. В глубине её души горел огонь бессилия и безысходности, который затмевал даже самые тусклые лучи света. Чувства огорчения и отчаяния сжимали её сердце и, словно холодные когти тёмного духа, не давали ей покоя. Её взгляд был пуст и лишён надежды, отражая бесконечную муку, которая преследовала её на каждом шагу. И всё вокруг было пропитано мрачностью и угрюмостью, будто бы коридоры стали отражением её собственного внутреннего ада, из которого нет выхода. При входе в комнату Гермиона медленно направилась к ванной комнате и встретила свой взгляд в зеркале. Из её глаз начали течь слёзы: она не сопротивлялась им, не вытирала их, лишь молча стояла, опершись о раковину и закусив губу. Это были не слёзы грусти и не слёзы злости. Она не могла понять, что заставляло её сердце страдать таким образом. Эти слёзы были свидетелями её внутренней боли, которую она не могла выразить словами. Они текли медленно и бесшумно, словно нежные ручейки, спускающиеся с её измученного лица, и каждая капля казалась маленькой душевной раной, которая вырывалась наружу. В тишине комнаты она осталась одна со своими эмоциями, окружённая туманом неизвестности и непонимания, которые только усиливали её чувство потери и отчаяния. Она сбросила с себя остатки одежды и встала под потоки горячего душа. Гермиона почувствовала, как высокая температура водяной струи пронзает её нежную кожу, заставляя её мгновенно покраснеть. Волны тепла окутали её, и она слегка вздрогнула, ощущая, как каждая капля воды таинственным образом проникает в самые глубины её существа, разогревая и успокаивая её напряжённые мышцы. Её слёзы смешались с горячей водой, и капли, окутывая её лицо, стекали по её щекам, сливаясь с потоком душа. Этот момент казался символическим очищением, когда болезненные эмоции смывались вместе с водой, оставляя за собой лишь ощущение лёгкости и освобождения. В этом водном объятии она нашла временное убежище от своих мук и печалей, позволяя себе на время забыть о них и просто быть. Взяв в руки розовую мочалку, Гермиона начала неистово тереть те участки своего тела, к которым прикасался Крэбб. Ярость и отвращение пульсировали в её сердце, а каждое движение мочалки было наполнено жгучей решимостью избавиться от следов того нежелательного прикосновения. Она пыталась смыть эти навязчивые прикосновения, словно они были пятнами на её коже, оставленными нечистыми руками, и желание очистить себя от них было столь же сильным, как и она сама. Завтра будет лучше… — Ненавижу! — мочалка полетела в стену, и яростный крик разнёсся по всей ванной сильным эхом, закладывая Гермионе уши. Она повернула заплаканное лицо к шлангу, позволяя горячим каплям стекать с её лица. Завтра будет лучше. Закончив водные процедуры, Гермиона в последний раз взглянула в запотевшее зеркало. Протерев его ребром руки, она наконец смогла увидеть своё отражение максимально чётко. Девушка из зеркала, закутанная в полотенце, освещалась приглушённым светом луны, который проникал через окно, оставляя на её лице игривые узоры. Теперь она выглядела свежее, чем раньше. Капли с волос падали ей на плечи и стекали вниз по спине. На лице всё равно остались небольшие следы от недавних слёз, да и глаза сильно раскраснелись, но нельзя было не признать, что она выглядит намного лучше, чем час назад. В её глазах просматривался оттенок былой решимости, который с каждым днём угасал всё больше и больше, оставляя гриффиндорку увядать в небытие своих страхов. Сменив белое полотенце на привычную пижаму, Гермиона на цыпочках прокралась к своей кровати. Только сейчас она осознала, насколько была измотана. Как только её голова соприкоснулась с мягкой подушкой, которая приятно пахла стиральным порошком и лилиями, девушка погрузилась в глубокий сон, оставляя позади трудный день и надеясь, что утро принесёт с собой новую надежду и свежие возможности. Завтра будет лучше.***
Проснувшись, Гермиона ощутила нежные лучи солнца, беспокоящие её сон и заставляющие открыть сонные глаза. Тревожно взглянув на часы, стоявшие на прикроватной тумбе, она обнаружила, что проспала почти весь завтрак. Вскочив с кровати, она молниеносно начала натягивать на себя школьную форму. Поглядев на пыльные брюки, валявшиеся на стуле подле кровати, в её голову ворвались воспоминания, заставив её вспомнить о вчерашнем вечере. Эмоции и впечатления той ночи всплыли в её сознании, напоминая о непростом дне, который только начинался. — Ну уж нет, — по её телу пробежали мурашки, заставляя Гермиону содрогнуться и стиснуть зубы. Девушка с отвращением посмотрела на старую юбку, в которой она последний раз ходила на первом курсе. По мере её взросления родители каждый раз покупали ей новую, но она никогда не надевала эту. Ей не нравилась перспектива того, что её ноги будут оголены, но в этот раз не оставалось выбора. Надев юбку, она одним уверенным движением застегнула молнию и взглянула в своё отражение в окне, пытаясь принять свою внешность и смириться с тем, что есть. В её глазах мелькнуло недовольство, но она знала, что это последний вариант. Она обратила внимание на свои растрёпанные волосы. Одним из многих правил, которые она выучила, было не ложиться спать с мокрой головой. И вот на Гермиону из отражения смотрела поражённая девушка с гнездом на голове вместо волос. Увидев это, она провела рукой по волосам, которые слегка напоминали солому. Это недоразумение не могла исправить даже магия. Не растерявшись, Гермиона схватила тонкую резинку и, сосредоточенно приложив усилия, попыталась уложить свои волосы. Но несмотря на её старания, некоторые локоны упорно отказывались подчиняться и выбивались из причёски, будто бы имея свою собственную волю. Этот небольшой неприятный инцидент заставил Гермиону нахмуриться, ведь она всегда стремилась к идеальному порядку и контролю. Волосы, как непослушные дети, бунтовали, и Гермиона приходилось бороться с ними, чтобы вернуть их на место, хотя некоторые продолжали ускользать из-под контроля, словно играя с ней в свою игру. Когда с причёской было закончено, Гермиона запрыгнула в свои кеды. Взяв сумку, которая лежала на спинке стула, она с нетерпением вылетела из комнаты и направилась в Большой зал, не теряя ни секунды. Её шаги были быстрыми и решительными, словно она спешила навстречу новым приключениям и вызовам, которые ждали её впереди. Зайдя в Большой зал, Гермиона принялась осматривать его. Завтрак подходил к концу, и на столах стояли полупустые тарелки, оставшиеся после утренней трапезы. Здесь и там виднелись остатки пищи, а аромат свежесваренного кофе ещё лениво парил в воздухе, создавая уютную атмосферу. Со стола Пуффендуя на Гермиону бросали насмешливые взгляды. Девочки шептались между собой и смеялись над ней, будто нашли новую тему для разговоров. Эти насмешливые переглядывания и шёпот вызывали у Гермионы чувство дискомфорта, но она старалась не обращать на них внимания, сосредотачиваясь на своих делах. Пройдя к столу Гриффиндора, Гермиона встретила на себе скучающий взгляд Гарри, который сидел за столом, задумчиво погружённый в свои мысли. В это время он что-то обсуждал с Роном, который, в свою очередь, хохотал во всё горло и говорил с набитым ртом, полностью поглощённый чем-то, что, по всей видимости, считалось для него весьма забавным. Решительность, неожиданно для самой Гермионы, померкла на фоне тоски и печали. Теперь Грейнджер уже не чувствовала себя такой же уверенной, как раньше. Она молча присела за стол напротив Джинни и вдруг ощутила, что совсем не хочет есть. Оставшаяся еда, что так приятно пахла, совершенно не привлекала юную Грейнджер. Она прикусила щёку и всё же положила себе немного омлета и налила тёплый чай, но даже при виде еды аппетит не появился. — Что-то не так? — спросила Миона, когда подняла голову и увидела взгляд Джинни, наполненный одновременно сочувствием и удивлением, — Джинни, что-то произошло? — Миона, — прошептала младшая Уизли, боясь, что их кто-то услышит, — Винсент пустил новый слух, — Джинни прикусила губу, а Гермиона подавилась чаем, после чего получила ещё один обеспокоенный взгляд со стороны рыжей. Грейнджер одновременно переполняли ярость и обида: она сама не понимала, какая эмоция в данный момент доминирует. Она сжала руки в кулаки, и костяшки её стали белыми, словно полотно, в отличие от её лица, которое, казалось, стало краснее, чем самый спелый помидор. Гермиона ничего не ответила, лишь встала с места и, топая ногами, отправилась к кабинету, в котором должен был быть урок защиты от тёмных искусств. Гнев немного притупится, но брови остались нахмуренными. Всю дорогу до кабинета она слышала оживлённое шептание за спиной, что так давило на уши, но ей совершенно не хотелось обращать на него своё внимание. — Вы слышали, что она отдалась Винсенту за... — девушка, которая шептала это на ухо другим девчонкам, вдруг помедлила. Конечно, шептала она непозволительно громко — так, чтобы Миона всё прекрасно слышала, — ...Розовый Диверсант. Толпа молниеносно рассмеялась, а Гермиона лишь сильнее сжала книгу, которую она несла в руке. — А я слышала, что она этим с третьего курса занимается, — девушка, кажется, со Слизерина рассмеялась, как и остальные, прикрыв рот ладошкой. Видимо, чтобы не показаться грубой. Но Гермиона совершенно не понимала этого жеста вкупе с тем, когда обсуждают человека в его присутствии. Девушка прошла мимо, не найдя в себе сил хорошенько вмазать в морду сплетницам. Её губы стали похожи на кровавое месиво: Гермиона не помнила, в какой раз за день она сдирает с них кожу от гнева. Когда Грейнджер, спустя десять минут, наполненных жужжанием о её интересной жизни, дошла до кабинета, приключения не пожелали её оставлять. — Эй, грязнокровка, — неприятный голос будто ударил по голове, и виски запульсировали. Из-за угла показались Малфой, Гойл и Крэбб, который был сегодня особенно весёлым. Компания направилась прямиком к Мионе, которая уже не чувствовала страха, — а мне тоже за Диверсант дашь? — Гойл ехидно улыбался так, что было видно его жёлтые зубы. Гермиона поморщилась. — Ну конечно, — ответил Гойлу Драко, пытаясь сделать писклявый женский голос. — У неё же родители маглы — наверняка такие же, — продолжил Малфой уже привычным голосом, и компания залилась смехом. Гнев пересилил. Гермиона приблизилась к парням и с размаху ударила в челюсть сначала Малфоя, а потом и Гойла. А далее, гордо подняв нос, она прошла в кабинет.***
Урок защиты от тёмных искусств протекал довольно неплохо. Не сказать, что на высшем уровне, но для жизни пригодно. Профессор Блэк сегодня была хмурой, словно туча за окном, которая, кстати, обещала нагрянуть после полудня. Беллатрикс дала задание ребятам, которое состояло из конспекта и некоторых ответов на вопросы после параграфа, а сама уселась за свой учительский стол и начала глазеть в окно на прибывающую тучу. Гермиона, конечно, упускать возможности не собиралась. Она решила, что конспект сделает как-нибудь потом, а сейчас, так же, как и профессор, будет наблюдать за погодой. Честно говоря, смотреть в окно ей наскучило на четвёртой минуте. Гермиона решила поглядеть на класс, но её взгляд остановился на профессоре. Она была невероятно красивая в своём чёрном платье с корсетом. Миона с самого детства любила такой стиль, но воспитание не позволяло ей так одеваться. Гермиона сделала лишь один вывод на втором уроке с профессором Блэк — Беллатрикс произвела на неё огромное впечатление. Она улыбалась, смотря, как профессор приставила свою волшебную палочку к горлу какого-то когтевранца. Улыбалась, когда Белла скалила зубы и чуть ли не криком отчитывала её соседку за внешний вид. Улыбалась, когда прямо мимо её лица пролетела пыльная тряпка, которой протирали доску. На уроках защиты от тёмных искусств она была по-настоящему счастлива. Гермиона чувствовала себя почти так же прекрасно, как вчера под воздействием Розового Диверсанта. Вспомнив о своих ощущениях, о той эйфории, которую дарил ей Диверсант, Гермиона задумалась.Мне нужно достать ещё.