Любовник леди фон Дум

Все следующие дни Виктор только и делал, что говорил про шахту, про то, сколько там можно всего модернизировать, чтобы увеличить добычу и, может быть, сократить штат. Ванда даже слова не могла вставить, что шахтеры вряд ли смогут быстро найти новую работу в округе. Но унять мужа не выходило. И он радостно сообщил, что пригласил своего давнего приятеля Старка погостить у них недельку-другую. Их семейный оружейный завод за годы войны серьезно разросся и даже в мирное время оборотов не сбавлял, так что поговорить было о чем. Ванде показалось, будто муж пригласил Старка уже давно, просто забыл ей сразу сказать, потому как тот приехал в Латверия-Холл чуть ли не на следующий день. — А у вас тут миленько, — без особого энтузиазма заметил Старк, сняв очки для вождения. Он прибыл один и кивнул лакею на багаж в своем автомобиле. — Рад видеть, — Виктор протянул руку, и Старк ее пожал. — Ты у нас теперь Эрик из Пале Гарнье? — смерил мужа взглядом и повернулся к Ванде. — Неплохо выглядишь! Чмокнув ее в обе щеки, Старк, не дожидаясь приглашения, направился к парадному входу. Переглянувшись с мужем, Ванда последовала за гостем в дом. Старк отказался от предложения подготовить ему ванну и, просто умывшись, тут же спустился в гостиную и налил себе виски. — Угощайся, — проговорил Виктор, когда тот уже прикончил первую порцию. — Как была дорога, Тони? — любезно поинтересовалась Ванда. — Неровная и пыльная. Так когда мы на твою шахту отправимся? — Не раньше завтра. Для меня такие мероприятия требуют некоторой подготовки, — Виктор указал на трость. Старк ничего не ответил; лишь понимающе кивнул и подлил себе еще. За годы жизни в усадьбе Ванда немного отвыкла от эксцентричных ученых, но довольно скоро вспомнила, как проходили все вечера в их гостиной в Лондоне. Столичного гостя не особо интересовали прогулки по парку, но вот при упоминании мастерской Виктора глаза у того загорелись и они с мужем пробыли там до самого ужина. Даже чай попросили подать в мастерскую. К ужину Старк казался изрядно захмелевшим и не замолкал ни на мгновение. Он с энтузиазмом рассказывал все последние столичные сплетни про общих знакомых. Несколько раз пригласил в гости к себе в Вестминстер, а затем принялся расхваливать новые противопехотные мины, разработанные его инженерами. Извинившись и сказав, что перед поездкой на шахту ему нужно выспаться, Виктор позвал миссис Вукович и, чмокнув в Ванду щеку, покинул их. Ванде показалось, что слушать про мины мужу крайне неприятно. Старк продолжил рассказывать про них уже ей. — Тони, а ты не думал, что человеку, чуть не лишившемуся жизни из-за похожей мины, подобные разговоры не по душе? — довольно дерзко спросила Ванда, когда кроме них и служанки никого не осталось. — Это не моя вина, — отмахнулся тот и в очередной раз глотнул виски. — Ко всему прочему старик фон Дум мог бы договориться о службе в тылу хотя бы для одного сына. У него были все связи для этого. — Пока другие англичане погибают во Франции? — Это проблемы тех других англичан. Чего он добился? Сам помер, старшего сына потерял, а младший — калека, на котором род фон Думов и прекратится! — Что за вздор?! — Такие слухи по Лондону расползлись, когда Виктора только доставили через канал... — Чушь! — Ванда резко встала из-за стола. — Я не намерена обсуждать подобную глупость! Старк нехотя поднялся вслед за ней и довольно неприятно улыбнулся: — Но если говорят правду, то мне очень жаль, что... — он ослабил свой галстук-бабочку, не сводя с нее темных глаз, — что у тебя в этом захолустье нет достойной компании. Ванде стало до того некомфортно, что она бросила взгляд на служанку, но та с отсутствующим видом смотрела перед собой, стоя у двери, будто ничего не слышала. — Какое хамство! — выплюнула Ванда. — Я ухожу спать! До завтра, Тони! — Гостевая спальня, которая должна быть хозяйской, прямо напротив твоей. Ничего не ответив, Ванда вылетела на лестницу и забежала в свою комнату. Это же надо — такая наглость! Понятно, что он нетрезв! Но... когда муж только ушел к себе, при служанке... Уму непостижимо! Сначала Ванда злилась. Даже хотела пойти и рассказать все если не мужу, то хотя бы миссис Вукович, но подумала, что та и так узнает от служанки. Потом, уже лежа в постели, она размышляла над словами Старка. Она и впрямь давно не была с мужчиной. Последний раз случился до того давно, что она почти забыла, каково это. Сон не шел. Гостевая спальня была прямо напротив, и в этой части дома никто ничего не услышит, и Старк скорее всего не запер дверь. Вспомнились еще лондонские слухи, какой умелый он был любовник... Но она все же отогнала эти мысли. Ванда пыталась вспомнить их немногочисленные ночи с Виктором, но все тонули во мраке ночей, когда она не знала, доживет ли он до утра. Ночи с тем польским студентом и вовсе оставили только ощущения ее неопытности и его скромности. Завтрак подали раньше обычного. Старк был на удивление свеж и бодр, и ничего в его виде, речи или взглядах не напоминало о вечернем недвусмысленном предложении. Словно того и не было, и Ванда все придумала сама. Старк с Виктором до самого ужина планировали пробыть на шахте, так что Ванда отправилась на прогулку, стараясь не думать о вчерашнем. Само присутствие Старка у них дома привносило что-то лондонское в привычный уклад: суматоха, спешка и интриги будто бы преследовали его и заполняли все пространство вокруг. В лесу же Ванда почувствовала привычное спокойствие и... Нет, тишину нарушил какой-то стук, отдающийся легким эхом. Точно не птица. Ванда пошла на звук и вскоре очутилась на небольшой поляне у довольно простенькой сторожки; в траве на коленях стоял их егерь и сколачивал какие-то деревянные клетки. — Добрый день, Бартон! — поприветствовала его Ванда, выискивая глазами пса. — Мэм! — отсалютовал он, поднявшись и вынув изо рта гвозди. — Неужто сэр фон Дум снова послал вас с поручением? — Нет, — учтиво улыбнулась она, продолжая осматриваться. — Услышала стук, и стало интересно. — Перепела вовсю нестись начали. Вот сколачиваю клетки для наседок. — Куриц? — Из некоторых клеток уже раздавалось их кудахтанье. — Ну да, — егерь сдвинул кепку на затылок и положил гвозди в карман жилета. — Я яйца собираю, приношу сюда, беру кур, и те высиживают перепелов. — Надо же! — искренне удивилась Ванда. — И много яиц насобирали? — Учитывая, что сэр Виктор — не любитель охоты, то достаточно для ваших нужд. Но чего яйцами разбрасываться-то? Пособираю еще, сколько с Лаки найдем. — Ваш пес ищет яйца? — Браконьеров он ищет лучше, но и с яйцами справляется. — Браконьеров? — Ну, мэм, некоторые рабочие с голодухи ставят капканы на кроликов и тех же перепелов на землях фон Думов. Моя работа — искать эти капканы и ловить этих браконьеров. А потом идти в город и бумаги всякие заполнять. — И много их? — Ванда начала немного нервничать, понимая, что вокруг усадьбы ходят незнакомые люди и расставляют капканы. — Сейчас — мало. Совсем без егеря распоясались. Но я им быстро показал, что на эти земли не надо соваться. Да и не нервничайте: мы с Лаки и ночью прогуливаемся… Вам нечего бояться. Последнее, как казалось Ванде, егерь добавил только из-за того, что почувствовал ее испуг. — И прекрасно! — решив перевести тему, она наклонилась к одной из клеток: — И скоро появятся птенцы? — Какие-то уже на следующей неделе должны... Тут точной даты нет, мэм. — А пес ваш где? — Ванда снова осмотрелась. — Бегает где-то. Может, мышей гоняет. А может — дрыхнет. Он вроде старый. На ладан дышит. Так что я все думаю: вот если не появится в какой-то вечер — значит подыхать ушел. — А вы умеете приятный разговор с дамой поддержать, — мрачно заметила Ванда, но тут же учтиво улыбнулась. — Это в высшем обществе принято всякую приятную ничего не значащую ерунду часами обсуждать. А я — простой егерь теперь, так что, как люди простые, говорю прямо. Его голубые глаза смотрели прямо и выжидающе, и в очередной раз Ванда захотела сменить тему: — Я бы хотела узнать, не против ли вы, если я буду сюда иногда приходить рисовать? Здесь очень приятный свет и открывается отличный вид на луг. — А чего ж быть бы против? Это ж мужа вашего земля, — егерь достал гвозди из кармана, всем своим видом давая понять, что был бы не против вернуться к работе. — И я смогу хранить мольберт и краски в сторожке? — Ванда кивнула егерю за спину. — Там есть место. У вашего сэра мужа не так уж и много инструмента там. Я чутка попробовал привести в порядок, но не смог — напрочь прогнил, заржавел. Муж ваш тоже сказал, что выбросить надобно и написать список, что заказать. Вот ждем. — Нет ли второго ключа? — Вы мне в руки один дали, — усмехнулся егерь. — У меня нет. Решив больше не отвлекать его от работы, Ванда попрощалась и направилась обратно к дому. Конечно, рисовать местные луга ей не особо хотелось: когда-то она ездила в их небольшой семейный коттедж в Шотландии, где виды казались куда более захватывающими. Ну или с отцом к его другу в Венецию. Отец и брат вновь напоминали в письмах, что и этим летом профессор Ксавье ждет их всех в гости. Мужу Ванда пока не говорила, но решила, что теперь, с миссис Вукович в доме, подобный отъезд не будет проблемой. Иногда она думала, какую жизнь они бы сейчас жили, останься в живых старший брат Виктора и не получи он сам тяжкие увечья. Ванде очень хотелось бы заехать к профессору Ксавье вместе с мужем и уединяться в тихих непросматриваемых бухточках небольших островков рядом с Лидо. Пить там спритц, про который писал брат, а потом — в Африку, как все ее бывшие лондонские друзья, наблюдать диких животных, ночевать в палатках под звездным небом. А может быть, отправиться в Индию, в ту же самую Бирму. У них с Виктором вся жизнь, прекрасная жизнь, могла бы быть впереди. Вместо этого Ванда оказалась пленницей Латверия-Холл, где каждый день похож на предыдущий. Когда Старк не напивался до ужасного состояния, он был прекрасным собеседником. Втроем они играли в карты, иногда он музицировал, иногда рассказывал про дальние путешествия на выставки по всему миру, куда теперь ездил вместо безвременно почившего отца. Ванде нравилось, что Старк не питал сентиментальных чувств к «Старой Англии» и вместо традиционной охоты, словно в столичном салоне, предпочитал сплетни, карты и музыку. С каждым вечером в его компании Ванда все отчетливее понимала, насколько ей этого не хватает. — Я получила приглашение съездить на все лето в Венецию, — в один из вечеров, когда Старк отлучился освежиться, сказала она. — На все лето? — переспросил Виктор, смотря в камин, и пламя отражалось в его глазах. Он, в присутствии Старка, больше не надевал маску. — Да... и я подумала... — начинать было сложно, но все-таки Ванде очень хотелось уже наконец проговорить это, — что я бы могла завести там ничего не значащий роман... Чтобы у нас с тобой родился наследник рода фон Думов... Она готова была провалиться сквозь землю. Щеки пытали, и она вжала голову, не зная, чего ожидать. Виктор лишь пожал плечами, все так же смотря в огонь — не на нее. — Если это достойный человек, которому хватит чести не трепать языком... Но ты должна мне пообещать, что не бросишь меня. Наконец он перевел на нее взгляд. Таким серьезным Ванда его никогда раньше не видела. Даже когда он просил ее руки. — К-конечно! Почему я должна тебя бросать? Он же просто... даст семя. И все! Это будет наш с тобой ребенок. Фон Дум! — Твоя уверенность радует мое сердце. Но твое может воспылать любовью к тому, кто станет отцом. — Я люблю тебя и только тебя, — уверенно проговорила Ванда, стараясь не моргать. — Латверия-Холл нужен наследник. — Конечно нужен, — согласился Виктор и снова перевел взгляд на камин. Ванде безумно хотелось, чтобы он взял ее за руку, так близко лежащую к его руке на подлокотнике кресла. — Надеюсь, лета тебе хватит… — Хватит на что? — Старк вернулся и тут же подлил себе виски. — На отдых в Венеции, — улыбнулась Ванда и взглядом показала, что ее стакан тоже опустел. Передав ей виски, он упал в кресло рядом и закурил. Выдохнув дым, Старк задумчиво посмотрел куда-то в потолок: — Что бы ни было в Венеции — всегда должно оставаться в Венеции. Ванде подумалось, будто тот слышал отрывок их с Виктором разговора. Она бросила взгляд на мужа, но тот лишь неопределенно качнул головой, соглашаясь с их гостем. Старк уехал через пару дней, и Ванда почти перестала видеть Виктора: тот с утра до самой ночи пропадал где-то между шахтой и своей мастерской. Миссис Вукович — вместе с ним. И Ванда была рада, что миссис Вукович, а не она. Тот разговор про Венецию словно был завершен. Брат скоро прислал радостное письмо, как заедет за ней, и они отправятся на все лето к профессору Ксавье, будут есть пиццу и пасту, наймут своего лодочника и вообще, как раньше отлично проведут время. Но Ванда знала, что как раньше уже не будет никогда. А если она бездетна? Если ничего не выйдет? Нет, она была уверена в своей привлекательности... Когда-то она была уверена, что их с Виктором ждет прекрасная счастливая жизнь, полная радости и любви. Отгоняя неприятные мысли, Ванда впервые за несколько дней вышла на прогулку. До этого лило. Дождь был таким сильным, что ломал ветки деревьев. Она видела в окно своей спальни, как слуги приводили дорожки в порядок. Сегодня светило теплое весеннее солнце, все дорожки вроде как просушившее. Так и не раздобыв второй ключ, Ванда все-таки направилась к сторожке. Если она ничего не путала, то егерь говорил, что птенцы могут как раз уже появиться. Так удивительно: яйца перепелов высиживают обычные курочки. Становятся ли после этого перепела курицами? Нет, не становятся. Станет ли, еще не родившийся, ее... Но мысль прервал оклик егеря: — Мэм! Давненько вас тут не было! Они вылупились! Он приветливо махнул ей от клеток. Подходя, Ванда уже слышала, что к кудахтанью наседок добавился и писк птенцов. Ей не терпелось посмотреть. Егерь открыл ближайшую клетку и умелым движением выловил одного из птенцов: — Смотрите, мэм, какие они уже живенькие! Птенец смотрелся совсем уж крохотным на широкой ладони егеря. — Такой чудесный! — она аккуратно провела пальцем по его спинке. — Хотите? — егерь кивнул на птенца, протягивая его. Ладони Ванды были значительно меньше, так что она соединила обе, боясь, что тот убежит. Маленький живой комочек очутился у нее в руках, и его лапки начали топтаться и легонько царапать кожу. Крохотный комочек новой жизни! Маленький и смелый, такой хрупкий! Настоящее чудо! Ванда сама не поняла, что на нее нашло, но ее начало трясти, а по щекам потекли горячие слезы. Егерь поспешно забрал птенца и вроде бы отправил того обратно в клетку, когда она прижалась к его широкой груди, в которой громко билось сердце. Или это кровь стучала у нее в голове. От егеря пахло дешевым мылом вперемешку с потом. Он замер, но затем аккуратно погладил Ванду по спине, словно пытаясь успокоить. Она лишь сильнее вжалась в него. — Ну-ну, все хорошо, — прошептал он и еще раз нерешительно погладил ее по спине. Подняв на него глаза, Ванда увидела, что тот выглядит не то испуганным, не то озадаченным и словно не знает, куда деть вторую руку. Она схватила его ладонь и порывисто притянула к своему лицу. Поцеловала и прижалась щекой. — Не думаю, что это... — начал было егерь, но Ванда приложила палец к его губам. Конечно, это была ужасная идея, но тепло его тела, его рук, то, что он, пусть нерешительно, но приласкал ее... Она посмотрела ему в глаза и провела по гладковыбритой щеке так нежно, как только могла. — Ладно, — хрипло выдохнул он. Быстро посмотрев по сторонам, взял ее за руку и повел к сторожке. Заперев на щеколду дверь, он снял кепку. Постелил пиджак на небольшой стол. Подхватив Ванду, он усадил ее сверху на него так легко, будто она ничего не весила. Казалось, егерь все еще борется с желанием, но по его потемневшим глазам Ванда все поняла. Он порывисто прильнул к ее губам и запустил пальцы ей в волосы. Другую его руку она почувствовала на своем бедре. Горячая ладонь быстро добралась до белья под платьем. Егерь на мгновение отстранился, приподнял Ванду и стянул его. Его горячие губы снова прильнули к ее, затем спустились на шею. Ванда провела по его волосам на затылке, и те были влажными. Вошел он аккуратно, но затем резко притянул ее к себе, и пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Закрыв глаза, она чувствовала его в себе, чувствовала его сильную спину под своими пальцами. Рубашка намокла. Их тяжелое дыхание наполняло строжку. Он излился на пол и прижал потный лоб к ее голому плечу, с которого съехало платье. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, егерь отстранился и, не смотря на нее, начал приводить себя в порядок. — Вас не хватятся? — хрипло спросил он, приглаживая растрепанные волосы. — Нет, — голос Ванды тоже звучал хрипло, как ей показалось. Она слезла со стола, поправила платье и надела белье. — Я вас провожу, мэм. Егерь встряхнул и надел пиджак, отряхнул кепку, но убрал в карман. Румянец все еще не сошел с его лица. Ванда чувствовала, что и ее щеки горят. — Мэм? — шутливо переспросила она, потянувшись к щеколде, но егерь бросил на нее хмурый взгляд и всем своим видом показал, что выйдет первым. Осмотревшись и взяв ружье, он кивнул. — Я запру сторожку и провожу вас. Не дожидаясь ответа, он вытащил ключ из кармана. Почти до самой калитки они шли молча, но неловкую тишину первой прервать решила все-таки Ванда: — Вы считаете, что мы совершили ошибку? — Считаю, что совершил ошибку, в принципе вернувшись сюда. — Простите? Они почти дошли, и Ванда резко остановилась и потянула егеря за рукав, чтобы он посмотрел на нее. Тот устало вздохнул, но взгляда отводить не стал: — Я думал, что вернувшись сюда, уединившись в коттедже на краю леса, я смогу просто существовать, потому что был уверен, что жить уже не способен. А тут появляетесь вы и напоминаете про то, что значит быть живым. Только вот я не думаю, что вы отличаетесь от других богатеньких дамочек, что и до этого искали моего общества от скуки исключительно. Голубые глаза егеря смотрели прямо на нее и не выражали ни злобы, ни разочарования. В них читалась лишь усталость. — Вы неправы! — выплюнула Ванда. Слушать подобное было неприятно, даже противно. Она тоже давно не чувствовала себя такой живой. Сделав шаг и привстав на носки, Ванда дотянулась до затылка егеря, надавила, притягивая для поцелуя. Тот не противился, но ответил сдержанно. — Хорошего вечера, мэм, — учтиво проговорил он, отстранившись. Надев кепку, он козырнул. Ванда просто молча кивнула и заспешила домой. До ужина было еще далеко, когда Ванда очутилась в своей комнате. Она разделась догола у большого напольного зеркала. На бедрах чуть краснели следы от сильных пальцев егеря, которые никто, кроме нее, не увидит. Она, прикрыв глаза, провела по шее, где недавно касались чужие губы. Ей казалось, что ее кожа еще держит его запах. Тело помнило его прикосновения. Егерь... Ванда распахнула глаза, вспомнив слова про то, что богатенькие дамочки вроде нее искали его общества от скуки только. Ну, дамочек в Египте и Индии можно было понять: высокий симпатичный офицер явно мог скрасить их досуг. Неужели она не лучше этих абстрактных дамочек? Неужели рассматривает егеря... Бартона лишь с той стороны, что в минуту ее слабости очутился рядом и не оттолкнул, как Виктор очень и очень давно? Если бы ей нужна была лишь близость, то она бы согласилась на предложение Старка. Нет, Бартон был неправ. Он мог бы отказаться, если бы сам не хотел. Но он явно хотел. И себя контролировал. Иначе бы его семя очутилось не на полу сторожки. Отойдя от зеркала, она накинула халат и позвонила в колокольчик, вызывая служанку подготовить ванну. Виктор прибыл лишь к ужину. Судя по его виду — мыслями он был очень далеко, в шахте, и Ванда была рада, что не во Франции. Муж дежурно спросил, как прошел ее день, и она ответила, что неплохо, но почувствовала, как начали гореть ее щеки. Виктор никакого внимания на это не обратил — и вообще на Ванду не смотрел. Сказал, что рад и что завтра к нему приедут на встречу люди из шахты, миссис Вукович нужно быть недалеко, но не вместе с ним. Так что если Ванде нужно помочь с садом... Ванде не нужно было помогать с садом, потому что она им не занималась, но на следующее утро решила, что самое время начать, учитывая, что миссис Вукович сможет провести с ней время. Завтрак был ранним, и Виктор тут же ушел в мастерскую, а Ванда нашла миссис Вукович на кухне. — Я понимаю, почему мое присутствие сегодня будет лишним: там приедет кое-кто, кто был свидетелем смерти моего славного мужа, и, пока мы с вашим супругом вместе были на шахте, то некоторые... бросали на меня взгляды. Очень хотелось спросить, какого рода эти взгляды были, но Ванда промолчала и учтиво улыбнулась, предлагая миссис Вукович пройти в сад. — А вы часто думаете о вашем супруге? — поинтересовалась через какое-то время она, наловчившись по примеру миссис Вукович вырывать ямки для саженцев. — Постоянно, — глухо отозвалась та, не поднимая головы. — Постоянно. Помню его объятия, его поцелуи, его тепло. Ох, Ванда, я каждую ночь молюсь, чтобы вы вновь ощутили мужские объятья. Она подняла взгляд, и Ванда его не выдержала. — Это не так уж и важно, — поспешно ответила она, вырывая сорняк. — У нас прекрасная семья. Просто нам важнее другое... — Может и так, но я до сих пор помню вкус губ моего мужа и то тепло, что я ощущала, когда мы засыпали в обнимку, — чуть мечтательно проговорила миссис Вукович, но тут же вернулась к работе. Днем позже после завтрака, когда Виктор снова уехал на шахту, Ванда, взяв книгу Эдварда Форстера, направилась к коттеджу. Бартона видно не было, как и пса. Но она все-таки постучала. — Иду, иду! — послышалось из-за двери. — Миссис фон Дум! — Ванда, — заявила она, смотря исподлобья. Бартон как-то неопределенно качнул головой, но, словно вспомнив что-то, пригласил ее внутрь. Он был без пиджака, но в жилете. Горел камин. — Я принесла роман, про который говорила. — Вон оно что? — Бартон закрыл дверь и взял протянутую книгу. — Чая? Чего покрепче? — Благодарю, — мотнула головой Ванда. Бартон молча смотрел на нее с абсолютно ничего не выражающим видом. Это начинало злить. — Вы ничего не хотите сказать? — Нет, — ровно ответил Бартон. — Почему? — Это вы ко мне пришли под предлогом отдать книгу, значит вы и хотите что-то сказать. Или спросить. Я не знаю. До чего же несносный! Ванда мысленно досчитала до десяти и выдохнула. — Я хотела сказать, — будто издали начала она, — что подумала над вашими словами. И не считаю, что вы правы касательно меня. — Вон оно что? — он поднял брови и прислонился плечом к дверному косяку. — И в чем же я был не прав? — Я — не очередная дамочка! Бартон в ответ усмехнулся. — Только оправдываться не надо. Особенно за то, что просто являетесь той, кем являетесь. — Что же с вами такого случилось, что вы настолько категорично мыслите? — спросила Ванда тоном, дающим понять, что вопрос не риторический. — Вам правда интересно? — он бесшумно отделился от дверного косяка и направился, похоже, что поставить книгу на полку и наполнить чайник. — Обычно это никому не интересно. — Интересно, — как можно увереннее проговорила она, опускаясь на стул у камина. Ей и правда было интересно, учитывая, как мало собеседников случалось ей встретить в последние годы. — Когда думал, что все серьезно — разбивали сердце мне. Когда был уверен, что это просто развлечение — уже я разбивал чье-то сердце, как мне потом говорили. Да и от высшего света тошно. Поставив чайник, Бартон занял соседний стул и уставился в огонь. — Вот что ваш муженек подумает, узнав, что его слуга поимел его жену? — Мне не совсем нравится то, как вы это называете... — Трахнул — было бы лучше? Или вам хочется каких-то красивых эпитетов из этих ваших книжек про любовь? Когда люди сношаются в сторожке, откуда я не так давно выгреб птичье и мышиное дерьмо — то это именно то, что я сказал. Прикусив язык, Ванда всматривалась в профиль Бартона. Было все-таки в нем что-то, что она не могла уловить, но видела и до этого. — Называйте, как считаете нужным, но мне было хорошо. С этими словами она поднялась со своего места и, задрав юбку, уселась Бартону на колени так, что его ноги очутились между ее бедер. — Неплохо, что я ваш маневр боковым зрением заметил, — спокойно проговорил он, строго смотря Ванде в глаза, — а то на резкие движения могу среагировать так, что вам не понравится. При этом ничего против вас лично я иметь не буду. Просто не делайте так больше, хорошо? Он вопросительно поднял брови. Его спокойствие и отсутствие реакции и на то, что Ванда очутилась у него на коленях, и на то, что у нее под юбкой нет белья — ее расстраивало. Хотя нет, не слишком правильное слово. Окатило ведром ледяной воды. Ей даже захотелось слезть, поскорее покинуть этот коттедж и больше никогда не встречаться с Бартоном, да тот уставился ей в глаза, и она старалась не моргать, будто это игра: кто первый отведет взгляд. Взгляд никто не отводил, но сначала моргнула Ванда, а потом и Бартон. — Ладно, — наконец ответила она, ерзая на его бедрах. — Вас только этот момент волнует? Не зная толком, откуда у нее взялась эта прыть и дерзость, Ванда чуть выше задрала подол и сильнее сжала бедрами ноги Бартона, не отводя взгляда. — Если вас не волнуют другие, — резко приблизившись, выдохнул он ей в губы. Разом Ванда почувствовала и его горячие ладони на своих бедрах, и его не менее горячие губы на своих. Бартон был более резким, более открытым, чем в прошлый раз. Она не могла уловить, что именно поменялось, потому что все сейчас казалось иным. Более чувственным. Он смотрел на нее, а она на него, чего никогда не было ни с Вижном, ни с Виктором. Сейчас их освещал огонь из камина и пробивающееся сквозь окна весеннее солнце. Стул под ними поскрипывал, и Ванда обвила шею Бартона руками. Далеко и быстро в ее голове пролетела мысль, что будет очень неловко, если стул все же сломается. Она оставила влажный поцелуй на соленом виске Бартона, растворив в нем смешок. Но крепкие руки обнимали ее так надежно, что никакая угроза падения со стула не казалась серьезной. Его скрип заглушил стон, вырвавшийся из груди Ванды. Бартон дышал все громче, а движения его становились все резче и быстрее. Он попытался выбраться из-под нее, но Ванда не дала, и тот, глухо и коротко простонав, излился внутрь. — Придется переодеваться, — то ли с наигранной, то ли с настоящей досадой в голосе проговорил он через несколько вдохов и, легко приподняв, поставил Ванду на ноги, поднялся сам. Придерживая так и не застегнутые брюки одной рукой, он схватил первое попавшееся полотенце, висевшее у раковины, и молча поднялся в комнату на втором этаже. Находясь в некотором смятении, Ванда начала приводить себя в порядок и, встав у зеркала, поправляла прическу; довольно скоро на лестнице показался Бартон в свежей рубашке и брюках. — Шустро вы, — смотря на него через зеркало, бросила она. — Вы про одежду? Или еще про что? Мне показалось, что в этот раз подольше получилось даже. Румянец, только-только спавший, вновь вернулся на щеки Ванды. Она решила еще немного задержаться у зеркала. Бартон недовольно цокнул языком у камина. — Вон, аж вода вся выкипела. Сняв раскаленный чайник кочергой, Бартон посмотрел на Ванду, поймав ее взгляд в отражении. Ей тоже хотелось сказать что-то дерзкое, дескать чайник совсем небольшой, поэтому и быстро вскипает, но ее язык словно онемел. Бартон плеснул воды из графина в пивной стакан и, сделав пару больших глотков, подошел к Ванде. — А это вы ловко придумали, конечно, — сказал он, протягивая стакан воды. — Думается мне, ваши волосы уже не лягут лучше. Если хотите, могу вас здесь оставить, коли мое общество вас теперь стало смущать. — С чего это вы взяли? — стараясь не выдавать смущения, которое ее, по правде говоря, переполняло, спросила Ванда, смотря на протянутый стакан. — Уж больно долго у зеркала крутитесь. Будто пытаетесь сделать вид, что все еще чем-то заняты. Он кивнул на стакан, и Ванда все же его приняла. Вода была ледяной. — Просто у меня в голове не укладывается, зачем краснеть, словно девственная монашка? Вряд ли девственные монашки, забыв дома надеть панталоны, прыгают на мужиков, причем не в первый раз. — Вам обязательно это все проговаривать?! — не выдержав, огрызнулась Ванда. — Вот этим мне высший свет и не нравится. Вроде все ж рождаются после того, когда мужик в бабу членом потыкал, а как поговорить про это — так фу-фу-фу, какая гадость. Вон про мужа вашего говорят, что у него его маленький фон Дум как прилег, так и лежит. А вы вон какая баба ладная, — с этими словами он смерил ее взглядом, — а, судя по последним дням, даже если он вас и не трогает, то и вы себя тоже. Хотя от этого никто не слепнет и руки шерстью не обрастают. — Это греховно, — неуверенно попыталась оправдаться Ванда первым, что пришло ей в голову, и Бартон рассмеялся в голос. Смеялся он долго. Ее щеки снова начали гореть, и хотелось провалиться под этот не слишком чистый пол егерского коттеджа. Чуть успокоившись, Бартон забрал у нее стакан и допил оставшуюся в нем воду. — А мы тут с вами на несчастном стуле что-то богоугодное, значит, делали? — взгляд его был насмешливым, как в их первый разговор в этой же комнате. — Если вы в процессе в мыслях и обращались к богу, то расстрою вас: это все по той же статье грехов проходит, что и самоудовлетворение. — Вы себе льстите! — Разве? — все еще улыбаясь, нагло спросил Бартон. — Мне пора, — кивнув, отрезала Ванда и, дернув входную дверь, вылетела из коттеджа. Это надо так себя держать с дамой?! Она шла настолько быстро, что вскоре сбила дыхание и остановилась. — Воды? — прямо над ухом раздался голос Бартона, и от неожиданности Ванда вздрогнула. Она не слышала, как он за ней пошел. И вообще была уверена, что он остался у себя. Но нет, он был рядом с ней в куртке, кепке и с ружьем. — Вы за мной следите? — Хотел лишь удостовериться, что вы в целости и сохранности доберетесь до усадьбы. В руке он держал флягу и выглядел довольно озабоченным. — Вам плохо? Вы очень быстро поднялись в горку. — Вы переживаете? — второй раз за день Ванда приняла у него из рук воду. — Супруга моего хозяина, как-никак. Неловко будет, если с вами что-то случится на территории, за которую я отвечаю. — А где ваш пес? — решила она перевести тему. — Вчера у реки нашел. Помер. Похоже, ушел туда подыхать. — Мне жаль. — Он вам не нравился. — Бартон забрал у нее флягу, закрутил крышку и убрал в карман. — Никогда не понимал, зачем говорить, что жаль, если на самом деле не жаль. — Это называется «хорошие манеры», — с этими словами Ванда неспешно продолжила путь. Бартон сопровождал ее, отставая на пару шагов. — Они же вам знакомы. — Я их даже могу соблюдать, но это не дает ответа на вопрос: «зачем». Фальшивая учтивость прикрывает безразличие. Да и много еще чего. Я бы мог на ваше «мне жаль» ответить «спасибо», как принято. Но я знаю, что вам не жаль, а вы знаете, что я на самом деле это знаю и что мое «спасибо» будет так же фальшиво, как и ваше «мне жаль». Вот сыграй мы в эту игру — что бы изменилось? Пес бы воскрес или что? — Вы считаете, что мир бы стал лучше, если бы все говорили, то, что у них на самом деле на уме? — Не уверен, что лучше, но... Лично мне как-то больше нравится, когда все вещи называются своими именами. — Например? — Ну... — Бартон затих на несколько мгновений, продолжая идти чуть поодаль от Ванды. — Вот что у нас говорят? Честь — служить в армии, биться за короля и страну! А на деле — никакой чести нет. И ты не биться будешь, а подохнешь или еще чего хуже. И биться будешь не как на картинах в музее, где красивые люди в красивых мундирах с флагом наперевес куда-то там бегут, а в говне по колено, по говну этому еще и крысы бегают, а по тебе — вши. И если ты сдохнешь, то не факт, что тебя из этого говна переложат в могилу получше. Может в яму с другими скинут да закопают. И королю, и стране в общем-то плевать, как при атаке: не успев вылезти из окопа, молодые парни штабелями падают замертво, когда их из пулемета расстреливают, их место тут же занимают другие и тоже умирают. А генералы сидят себе в чистых сухих штабах, что с одной, что с другой стороны, и все новое и новое мясо отправляют на убой. Так что за честь-то такая? Говоря по правде, где тебя мертвого закопают — тебе-то уже плевать, потому что ты помер, а вот будь у тебя там мать, жена, не знаю. Они ж на могилу захотят приходить, может быть. А могила если и есть, то где-то в другой стране. Ванде казалось, что эти мрачные мысли вслух Бартон может проговаривать очень долго. Она бросила на него взгляд через плечо. Он уверенно вышагивал, сведя брови на переносице, и, почти не моргая, смотрел себе под ноги. — И что вообще за честь — убивать других таких же мальчишек? А еще ж умников хватает, кто белые перышки раздает. Да я бы весь перьями этими обложился, будь у меня выбор. Так что чего бы не называть это как-то иначе? Не «честью», а «прихотью», а то нашему королю было бы стыдно перед своим немецким кузеном. Типа у него тоже вон солдатики есть. И играют они в этих солдатиков, только те вот из плоти и крови, и кого-то даже дома ждут. А если и не ждут, то не значит, что у этих солдатиков нет планов каких-то, мечтаний, стремлений. — Виктор ничего не рассказывал... — тихо бросила Ванда, замедлив шаг. — У мужа вашего вообще доля незавидная была. Я хоть его и не знаю толком, но, когда уже сам до офицера дослужился, понял, что посылать людей на верную гибель, смотря им в глаза... никому не пожелаю! Да и ты еще и видишь, как они погибают. Кто-то сразу, а кто-то в муках. А кто-то хоть физически телом и жив, но остался где-то там... Он же рядом был, в окопе, иначе бы не пострадал сам. Даже не знаю, что сложнее: идти на верную гибель рядовым или посылать других офицером. Мне рядовым было проще. Бартон замолчал, и Ванда, дождавшись, когда он с ней поравняется, взяла его за руку. Он будто бы и не заметил, не сжал ее ладонь, но и свою выдергивать не стал. Может, расскажи ей Виктор хоть что-то про Францию, про то, через что ему там пришлось пройти, Ванде было бы проще отгонять от него плохие воспоминания все те бесконечные ночи, что она провела подле него. — Самое тяжелое, что, возвращаясь домой, ты уже совсем другой человек, а ждут-то старого, не видевшего всего этого дерьма, не убивавшего. Я вот может и рад, что у меня и нет никого. Я тоже остался где-то там, на берегах Соммы. Вернулся бы сразу, а Латверия-Холл пустует, егерь не нужен. Идти на шахту? Да уж лучше туда, где никому ничего объяснять не надо. Где тебя знают тем, кем ты стал, а не был. Он остановился и повернулся к Ванде. Его губы тронула улыбка, но в глазах читалась вселенская грусть. Сжав ее руку, Бартон улыбнулся чуть шире: — Спасибо, что выслушали. Обычно это никто не хочет слушать, поэтому ищешь тех, кому это все и не надо рассказывать: они там сами были, плечом к плечу с тобой. Погладив большим пальцем, он чуть сильнее сжал ее ладонь и отпустил. Полез в карман, и, пока Ванда искала, что сказать, протянул ей ключ. — Как просили, от сторожки. — Как? — Сходил в деревню, — пожал он плечами. — Это не так уж сложно, долго и дорого. — Сколько мы вам должны? — тут же спросила Ванда, убирая ключ. — Я не настолько нуждаюсь, — отмахнулся он и кивнул на калитку. Ванда даже не заметила, как они дошли до Латверия-Холл. Ей в голову пришла одна идея, которая казалась довольно умной. Она и правда планировала этим заниматься, так что схватила Бартона за рукав, игриво спросив: — А вы мне завтра поможете донести до сторожки мольберт и расходники? Прикусив нижнюю губу, она смотрела ему в глаза, ожидая ответа. — Мэм... — как-то растерянно проговорил Бартон, но быстро взял себя в руки: — конечно. К какому часу? — Будьте к десяти. У парадного входа.