Хочу знать, о чём ты думаешь

      Шатен размышлял о состоянии своего друга с утреннего разговора у школьных шкафчиков, и тогда ему показалось, что Чуя всего лишь не выспался.       Наблюдая за ним на уроках и после побега с них же, Дазай понял, что дело вовсе не в недосыпе.       В целом Чуя был рассеян чуть ли не всю неделю. Дазай не лез к нему с вопросами, думая, что юноша огорчён своей успеваемостью в гуманитарных (Чуя не любил историю) предметах – Накахара-старший строго следил за успеваемостью сына.Опять-таки это может быть одной из причин постоянно рефлексирующего Чуи.       Что делать, когда твой друг стал меньше колотить тебя? Что делать, когда твой друг слишком много думает и пропускает твои шутки мимо ушей, пока вы идёте вместе и едите фруктовый лёд? Что делать, когда ты влюблён в этого самого друга и ты очень хочешь утешить его, не зная, что именно нужно делать, когда утешаешь людей?..       Дазай не знает. Он не знает, как правильно успокоить и развеселить своего друга так, чтобы ничего не испортить между ними. Дазай думает, что все, что он может делать – делать всё по-своему, по-дазаевски; он думает, что привести Чую к себе домой, напоить прохладным лимонадом, приготовленным Мори-саном, и дать отдохнуть на своём футоне после прогулки в жаркий летний день – не такая уж плохая идея.       «Уставший Чуя, лежащий и расслабляющийся на моём футоне – звучит прелестно», – задумчиво причмокнув губами, расплылся в улыбке шатен.       Парень, только что принявший освежающий душ, стоял напротив фаянсовой раковины и обматывал своё тело бинтами.       Он ловко перевязывал свой торс марлевой лентой, мимолетно проходясь глазами по белёсым, непохожих друг на друга, полосам на бледной коже. Завязав аккуратный узел у левой лопатки, шатен вздохнул и раздумывал над тем, чтобы оставить шею и лицо открытыми. Обычно Дазай закрывает правую сторону лица бинтами, причин никто не знает – все лишь гадают. Немногим удавалось поймать на себе этот чарующий карий взгляд обоих глаз. Парень просто не показывался в общественных местах, не замотав при этом свой правый глаз. Запястья и шею также оплетали белые полоски ткани.       Как-то на уроке физкультуры Осаму слишком запарился и решил ходить без футболки весь оставшийся урок. Девчонки разочарованно и задушенно вздохнули, когда их взору открылась перебинтованная спина одноклассника, но отводить взгляд от столь привлекательной личности не смели. Вскоре со стороны скамеек послышались девичьи смешки и перешёптывания. Дазай недоумённо перевёл взгляд на Чую, от которого получил подзатыльник. Хотел было спросить, мол за что его так, но Накахара лишь фыркнул и сказал: «Тупая скумбрия может позже покрасоваться перед девушками, сейчас у нас игра».       — Ого! Чиби ревнует? — Осаму наклонился к лицу друга и неотрывно смотрел в омут его голубых глаз. Растягивая губы в ухмылке, видя как рыжий замялся и не посмел отвести взгляд, собираясь соврать ему, Дазай едва мог сдержать победных смешков.       — Ещё чего, — сглотнув и нахмурившись, ответил Чуя и отпихнул от себя нарушителя личного пространства. — Кому ты нужен, бесполезный кусок дерьма.       — Сказал агрессивный гном, который дружит со мной с шестого класса. — снова приблизившись, ехидно пропел над ухом Накахары Осаму.       Спортивный зал наполнился отборными матами из уст взбешенного юноши и смехом долговязого парня, убегающего от своего друга с ракеткой в руке.       Подросток уже как пару минут ловит флэшбэки и стоит, наблюдая за мелкими каплями, стекающими по запотевшему зеркалу. Он легко улыбается и решает закончить перевязку, остановившись на запястьях. Осаму доверяет Накахаре, но не может позволить себе увидеть ему свежие полосы красноватого оттенка.       Дазай жалеет. Жалеет, что поддался чувствам и снова творит с собой такое...       Кареглазый парень резко встряхнул головой, отбрасывая лишние мысли, и, убрав остатки марлевой ткани в ящичек под умывальником, где им и место, вышел из ванной комнаты и направился на второй этаж.       В доме на втором этаже была его личная комната с выходом на небольшой балкон и кладовая, в которой... Дазай не в курсе, какое барахло там хранится, единственное, в чём он уверен - там лежат вещи дяди. На первом же этаже был небольшой зал, переходящий в кухню, ванная комната, расположенная рядом с лестницей, и комната Мори Огая, рядом с которой был и личный кабинет.       Мори приобрёл этот дом после того, как поднялся по карьерной лестнице в области хирургии. Примерно в это же время Огай взял на себя опеку над Осаму, потерявшего своих родителей в автомобильной аварии.       «Банально и тошно» – думал Дазай над судьбой, что лишила его матери с отцом.       Никто не видел слёз девятилетнего мальчика, никто не мог сказать точно, оплакивает ли ребёнок такую большую потерю. Мори Огай знал наверняка – этот мальчик слишком сообразительный для своих лет и слишком взрослый для того, кто прячет свои чувства в глубинах своей души. Нелегко было наблюдать, каким тёмным стал взгляд этого смышленого ребёнка, невозможно было понять, о чём думает этот самый ребёнок...       Спустя полгода рутинной жизни с племянником под одной крышей, Огай, после одного неполного рабочего дня, по приходу домой лицезрел желание своего опекаемого.       Осаму сидел на холодном полу ванной комнаты, где в глаза сразу бросалась лужица крови и разводы от неё же. Дрожащими пальцами он пытался провести непонятно откуда нашедшимся лезвием по окровавленному запястью, чтобы оставить на своей маленькой ручке ещё один страшный порез.       Хирург забыл как дышать.       Прежде чем он подлетел к племяннику, Огай успел заметить два неровных, но страшно-глубоких пореза на маленьком запястье, к которым собирались добавить третий. Отбирая и откидывая несчастное лезвие в сторону душевой кабинки, он схватил намоченное полотенце и, расположив Осаму в горизонтальном положении, устроил его голову у себя на коленях, при этом аккуратно занялся травмированной конечностью.       Мори спешно позвонил скорой помощи и сообщил сотрудникам в больнице, что у него случилась чрезвычайная ситуация.       — Осаму, мальчик, зачем же ты так... — ответом хирургу послужил горький всхлип.       Мори растерянно наблюдал, как по щекам Дазая стекают горькие слёзы, касающиеся дрожащих приоткрытых губ. У Мори защипало глаза. Выпустив судорожный вздох, он стиснул зубы. Этот ребёнок...       — Н-ненавижу... — карие глаза с трепетом ресниц медленно прикрывались, чему Огай был очень не рад, ему нужно, чтобы ребёнок оставался в сознании до приезда скорой.       — О-Осаму... — похлопывания по бледным щекам слегка привели мальчика в чувства. — Ты слышишь? Не засыпай, прошу, потерпи н-немного...       — Ненавижу... Когда б-больно...       После этого дня Дазай проходил реабилитацию в больнице, где работал Огай – так было спокойнее. Так думал только Мори...       В больнице Дазай Осаму совершил две попытки суицида.       Мори тщательно искал специалиста по психологии, который мог им помочь, но кого бы он не приводил к Осаму, тот отказывался говорить что-либо о себе или о том, что и зачем он сделал.       Хоть Мори и был растерян, в дни, когда Осаму Дазай совершал свои первые попытки уйти из жизни – в ближайшем будущем ему пришлось крепиться и привыкать к подобным выходкам племянника. Привыкнуть настолько, насколько вообще к такому может привыкнуть человек. Со временем хирург уже сам зашивал вены своему племяннику.       У Огая было много переживаний, пока в жизни Дазая не появился Накахара Чуя: солнце, что заставило сердце маленького суицидника меньше стремиться к смерти и больше радоваться мелочам вокруг него.       — Я уж было подумал, что ты там сдох, — насмешливо произнёс Чуя. Он принял душ первым, пока Дазай искал ему подходящую сменную одежду в своём гардеробе, поэтому сейчас и стоял перед зеркалом, расчёсывая свои влажные, рыжие локоны. — Чем ты, чёрт возьми, так долго занимался? Я успел перекусить печеньем, которое ты предлагал до этого. Скажу честно: гадость. Твой вкус в еде так же плох, как мой в выборе друзей.       Пропустив всё вышесказанное мимо ушей, Дазай без зазрения совести рассматривал бёдра рыжей бестии. Как он и предполагал: Чуе дазаевские спортивки оказались велики, и поэтому он щеголяет в одних… о боги… обтягивающих боксёрах серого цвета.       Ох, нет. Ошибочка вышла.       Чуя решил надеть белую футболку, которая, кстати, тоже была большевата, от чего открывала вид на острые ключицы и плечо юноши. У Дазая от такого вида пересохло в горле, и его периодически сжимающиеся в кулаки ладони вспотели.       «Чтоб тебя, Накахара… Почему ты такой привлекательный?»       — Чё застыл и молчишь? Я со стенкой говорю? — нахмурившись, повысил голос юноша у зеркала. Надев футболку, он мазнул взглядом по Осаму и продолжил ухаживать за своими волосами.       Сразу видно: чувствует себя как дома.       — Я... — Дазай прочистил горло и неуверенно продолжил, — помочь тебе?       Голубоглазый юноша смотрел на своего друга, приподняв бровь: Осаму был одет в красные домашние шорты и в чёрную футболку с белой надписью «Never say never!», а его волосы были мокрыми и спутанными.       Похож на бродячую псину.       И он собрался помочь Чуе? За своими лохмами бы поухаживал...       Но, по сути, кому от этого будет плохо?       Накахара пожал плечами и протянул расчёску в сторону. Улыбнувшись себе, Дазай подошёл к Чуе со спины, мельком посмотрел на своё отражение в зеркале и столкнулся с заинтересованным взглядом друга.       Друга... В голове неприятный осадок после мыслей о том, что Дазай для Чуи всего лишь друг.       Чиби слишком глуп, раз не понимает постепенно проявляющихся чувств в действиях Осаму к себе? Нет, погодите-ка... Чиби слишком глуп, потому что сам не понимает, что испытывает не дружеские чувства к своему другу!       Если подумать... Как Чуя может понять чьи-то чувства, если сам в себе не может нормально разобраться?..       Мягко пропуская огненные, будто шелковистые, локоны меж длинных пальцев, суицидник по странно-доброму улыбнулся светлым глазам в отражении, в которых читалось лёгкое недоумение.       — Дазай? — позвал рыжик, уже собираясь развернуться к другу, но его остановили.       — Просто подумал, что тебе очень идёт такая длина. Не стригись. — уклончиво ответил шатен и перевёл всё своё внимание на расчёсывание.       — Знаешь что? Без тебя разберусь, — хмыкнул Чуя, спокойно прикрывая глаза и наслаждаясь аккуратными манипуляциями с его волосами.       Пару минут прошли в тишине. Чуя почти задремал стоя(!), Дазай задумчиво чесал гребешком рыжие локоны.       Накахара многое не может понять. Он долго думает за едой и перед сном, думает, отвлекаясь от домашней работы, думает, когда с ним кто-то говорит, прослушивая половину из того, что ему повествуют.       Отчего это всё так? Что он пытается найти в своих думах? Каких ответов добивается?       Накахара слишком запутался в клубке навязчивых мыслей, но ведь Дазай привёл его к себе не просто так? Правда же?       — Расскажешь мне? — будто читая мысли, осторожно спросил Дазай.       Почувствовав легкую дрожь со стороны Чуи от прикосновений пальцев к месту, где обычно надет чокер, Осаму нервно облизнул губы и вперил взгляд в отражение рыжика. Он не смог рассмотреть выражения лица голубоглазого, так как тот, передёрнув плечами, торопливо опустил голову.       — Чуя, — позвал суицидник.       — Не делай так, — процедил он в ответ, слегка толкнув Осаму в сторону. — Мне неприятно.       «Оно и видно», – довольно подумал шатен, заметив, как легко покраснели ушки рыжика.       Потягиваясь и сбрасывая с себя фантомные прикосновения чужих пальцев на шее, Чуя не спеша прошёлся до мягкого, широкого футона и с удлинённым выдохом плюхнулся на него. Он пару раз перекатывался с одной стороны на другую под пристальным взглядом карих глаз, пока не нашёл для себя удобной позы: лёжа на животе, повернув голову в сторону.       Подушки грустно свалились с футона на пол, когда к расслабившемуся юноше присоединился бинтованный придурок. Он с озорной улыбкой выжидающе глядел в аквамариновые очи. Накахара закатил глаза и отразил позу Дазая: лёг на бок лицом к нему, слегка приподнялся и подложил руку под голову.       — Ну, и? Что ты хочешь услышать? — сохраняя хмурое выражение лица, спросил Чуя.       — Что ты хочешь рассказать? — вопросом на вопрос.       — Дазай, — тяжёлый и усталый вздох вырвался из груди рыжего.       — Чу-уя, — поиграл бровями Дазай и расплылся в довольной ухмылке, увидев реакцию друга.       — Да блять, Дазай! Ты можешь не вести себя как ебаный клоун?! — хотел было вскочить раздраженный Накахара.       — Чиби такой скучный! — толкнув обратно сердитого друга на футон, посмеялся Дазай. В самом деле, он ведь хотел помочь Накахаре выговориться. — Успокойся, я больше не буду...       Накахара вперил в него прищуренный взгляд и, недовольно фыркнув, лёг поудобнее.       — Скумбрия, я не понимаю. Что ты хочешь от меня? Ты можешь сказать прямо? — нервно прикусывая губу, вопросил юноша.       Он и так понимал, что Дазай пытается узнать, что происходит в его жизни, но Накахара не был уверен в своем желании открыться сейчас кому-либо, особенно после случая с Ширасе.       Об этом лучше не вспоминать.       Конечно, Чуя многим делился с Дазаем, как и сам Дазай делился с Чуей, но Накахара с наступлением первого триместра немного закрылся от ближнего окружения. Дазаю совсем не нравилось это. Ему не нравился такой Чуя.       Верните ему его чиби!       — Красивые... — выпалил Осаму с разнеженной улыбкой. Чуя вздёрнул рыжую бровь, а Дазай поспешил объяснить: — Твои глаза очень красивые... Нет! Не отворачивайся от меня, чиби!       — Тогда не смей переводить тему, ублюдок! — с чуть розовеющими щеками воскликнул юноша. Растерянно опустив глаза вниз, он смотрел на робкое касание: тонкие длинные пальцы Осаму легко огладили тыльную сторону ладони Чуи, вызывая легкий трепет у второго.       Накахара всегда знал, что Дазай бывает особо тактильным, к примеру, с близкими друзьями. Но, когда тактильность Дазая относилась к Чуе, всё казалось совсем другим.       Может, Накахара снова накручивает себя глупыми мыслями?       Как бы то ни было, ему была привлекательна фантазия о том, что касания шатена, относящиеся непосредственно к нему, особенные.       — Чуя, — шатен придал нотки серьезности своему голосу, и если прислушаться, можно было различить плохо скрываемую обеспокоенность, — скажи мне, о чем ты думаешь?       Рыжеволосый юноша неуверенно вернул взгляд к лицу парня, лежащего возле него. Казалось, двинься чуть ближе – и уткнешься в его шею с красующимся белым шрамом от грёбанной петли. Честное слово, Накахара собственными руками был готов задушить суицидального долбоёба, когда узнал об этом от Мори-сана. Ох и досталось тогда Осаму от разгневанного друга – ему пришлось пообещать, что подобного не будет повторяться. Он не хотел видеть Чую таким расстроенным.       Крепкие объятия сильных рук от перепуганного за него Накахары – никогда не забудутся.       Чуя до сих пор не понимал порывов друга уйти из жизни и, думается, никогда не сможет понять. Дазай обещал завязывать с этим и сдерживал слово по сей день.       Сдерживал ведь?..       В любом случае, не время ломать над этим голову.       — Что именно заставляет тебя так уходить в себя все эти дни? Чу... — тихо зовёт обладатель карих глаз.       — Тебе то это зачем? — напускная холодность в аквамариновых глазах Дазая не возьмёт, Чуя осознал это после того, как его и чужие холодные пальцы крепко сплелись.       Ему тяжело. Хочется сбежать отсюда. Но... Также подсознательно хочется рассказать Дазаю о некоторых переживаниях.       Чуе кажется, будто откровенных разговоров между ними не было целую вечность. Стоит попробовать.       Нет! Слишком запарно и даже немного неловко. Особенно сейчас... Почему бинтованный придурок смотрит на него с такой теплотой в глазах? Зачем он крепко держится с ним за руки, лёжа на футоне? Зачем вообще всё это?       Почему он вообще решил, что тусить с Дазаем у него дома будет хорошо для него?!       Противоречивые желания и вопросы, на которые, ну очень, сложно ответить, понемногу съедают его...       Ну а Чуя неосознанно съест сейчас свою губу.       «Боже, зачем же так нервничать?» – мысленно усмехнулся Осаму, наблюдая за мысленным метанием друга. Поразмыслив немного, он решается говорить с Накахарой откровенно.       — Хочу знать, о чём ты думаешь. Чиби, я очень волнуюсь за тебя, — Дазай видит, как задумчивый взгляд Чуи проясняется, слыша такое откровение. Большие голубые глаза смотрят с неподдельным интересом. Боже... Как они прекрасны. – Ты спросил: «Зачем тебе это?». Действительно. Зачем мне думать и переживать о человеке, с которым знаком так долго? С которым я провожу большую часть своего времени.       — Чё ты блять хочешь этим сказать? Говоришь со мной как с тупицей, — пробубнил Накахара, хмуря рыжие брови и слегка улыбаясь.       — Ты и впрямь много тупишь, Чуя, но послушай, — торопливо проговорил Осаму, сжав руку Чуи чуть сильнее. — Что, если я... – что, если я скажу тебе, что нам очень нужно поцеловаться? . . .       —...       —...       —...Что за хуйню ты только что сморозил, дебила кусок?       Чуя совсем перестал понимать парня, который смотрел на него с абсолютной решимостью коньячных глаз...