На каждого найдется рыба покрупнее.

Раскрывая веки, Мишель окинула взглядом потолок. Голова пульсировала невыносимой болью, а память услужливо подбросила зловещую картину, произошедшую несколько часов назад. Слезы градом хлынули по лицу девушки, когда она вспоминала тот ужас. – "Я убью его!" - прошептала Глик сквозь рыдания, пытаясь подняться, но боль сковала ее тело как кандалы. Гнев закипал в ее израненной душе, подпитываясь каждой новой мыслью о произошедшем. Бессильно пролежав еще час, Мишель собрала последние силы и попыталась очистить себя от грязи и крови. Тряпка, лежащая рядом с ведром, наполненным водой, послужила ей грубым полотенцем. Дрожащими руками она окунала ветошь в холодную воду и небрежно обтирала свои раны. Тишина, словно невидимый страж, давит на плечи, и проникает в каждый уголок узкого пространства, наполняя его тягостным ощущением одиночества. Стены, облупленные и холодные, словно хранят в себе эхо давно минувших дней, а узкое окно с решеткой едва пропускает свет, рисуя на полу тусклые узоры. Время здесь теряет смысл, секунды растягиваются до бесконечности, и каждый звук, будь то капля воды или скрип двери, кажется громом в молчаливой пустоте. – Ох, ты уже проснулась? – раздался женский голос с другой стороны решетки. Эмилия подошла тихонько, разглядывая Мишель, сидящую в тени. – И как, нравится быть игрушкой для нашего офицера? – насмешливо спросила подопытная. Мишель услышала ее и положила тряпку в ведро с водой, молча одеваясь и скуля от движений. – Ты пришла поиздеваться? – резко спросила Глик, поднимая глаза на Эмилию. Полсон продолжала хихикать, схватившись за прутья решетки двумя руками. – Я просто обожаю, когда такие, как ты, оказываются здесь. Обычно второй день становится смертельным для его жертв.  –  говорила подопытная, не отрывая взгляда, от девушки. Глик наклонила голову вниз, ее локоны закрыли лицо. Поднимаясь на ноги, Мишель медленно подошла к решетке тюремной камеры, ухватившись за прутья одной рукой. Подняв голову, она взглянула на Эмилию злобным и пронзительным взглядом, который проникал до самых костей. – Еще одно слово! – прорычала Мишель, смотря пристально в глаза Полсон. Взгляд полный страха, отразил ее внутреннее беспокойство. Однако Эмилия искусно скрыла свои эмоции под нервной улыбкой. – Черт, как ты меня раздражаешь, нервная стерва! Может, даже к лучшему, что ты сидишь за решеткой! – с сарказмом произнесла Эмилия, ее голос был пропитан раздражением. Слова Эмилии задели Мишель, и она задалась вопросом, с какой целью та пришла к ней: снова издеваться и провоцировать, ведь они знакомы всего несколько часов. Не отвечая на слова Эмилии, заключённая отвернулась и отошла от решетки, уходя в тень. Ее голова раскалывалась от боли, а тело ныло. Внезапное головокружение застигло ее врасплох; схватившись за голову обеими руками, Мишель издала тихий скулеж. Чувство, будто ее череп сдавливает тисками, стало невыносимым. Девушка упала на колени, испугавшись своего состояния. Перед ее глазами промелькнули расплывчатые образы, напоминавшие что-то отдаленное, но смутно знакомое. *** Чувствительность к боли: Мишель Глик демонстрирует чувствительность к боли, реагируя агрессивно и отстраняясь от других подопытных в полицейском участке. Дезориентация: отсутствует, но наблюдаются выраженные эмоциональные составляющие, такие, как паника, страх, злость. Доминирование: Мишель проявляет попытки доминировать над более слабыми экс-попсами, что указывает на ее возможные амбиции к лидерству. Истерман, замечает постепенные изменения в поведении Мишель Глик, повлечет ли это ее возвышение как доминантной особи или она останется на уровне обычных экс-попсов. Диагностика: Мишель не направлена ​​на повторную диагностику из-за относительной стабильности ее психического состояния. Начинается один из основных методов терапии — «Промывание мозгов». Кроме того, ежедневные измерения с помощью гальванометра. Медикаменты: Дозировка бензедрина увеличена с 30 до 60 мг, что предполагает необходимость корректировки терапии. Доктор ненадолго отвлекся от монитора, задумавшись, затем аккуратно закрыл документы. Из пачки сигарет, которая лежала на столе, он аккуратно вытянул одну, кладя сигарету в губы, зажигая зажигалку в руке, его мысли были наполнены планом следующих шагов. – Что вы собираетесь делать дальше?  - задался вопросом мистер Авилльянос. Хендрик посмотрел на мужчину. – Продолжать наблюдение и терапию, но у меня больше вопросов чем ответов. Именно, такой нонсенс впервые. – задумчиво проговорил доктор, выкуривая сигарету, от которой дым распространялся по кабинету. – А Лиланд Койл? – вслед поинтересовался коллега.  – Именно профессия дала ему власть над другими. Монополия на власть и насилие. У главных активов слишком много харизмы. А мне нужны чистые холсты. – размышляя проговорил Хендрик. – Но разве каждый человек не чистый лист? – последовал вопрос доктору.  – Дайте мне людей с противоположного конца культуры. Потерянных, беспомощных, потерявших смысл в своём существовании. Людей – которых мы сможем превратить в ничто. – Это то, что мы делали с экс-попсами. Пациенты Маунт-Мэссив.  – Совершенно неправильно, экс-попсы слишком травмированы. Мы не смогли их сломать и уничтожить, мы только нанесли им большую травму. – ответил Истерман. – Но что вас настораживает в этой личности? Если она не травмирована, то получается сломать будет сложнее. – продолжил мистер Авилльянос. – У нее есть некая травма, но проекция ее мозга слишком другая. Будто скрытая опухоль, которая выдает симптомы, но не показывается на мониторах. Думаю, мне нужно поговорить с теми, кто хорошо знает деятельность Глик. – Кого вы имеете в виду? – уточнил Брэдли. – Речь идет о проекте "Headgear", – ответил Истерман.