Как в плохом кино

      Ризли готов поспорить, что кто-то из этой сомнительной шайки точно является бывшим заключённым Меропида, потому что столь однозначного массового узнавания не было бы, если бы кто-то не встречал однажды Ризли лично и не описал его остальным. А что-то подобное обычно возможно, если человек связан либо с газетой, либо с Палатой Жардинаж, либо отсидел своё в тюрьме и вышел на свободу.       Первые два варианта Ризли почти со сто процентной уверенностью отсекает.       — Ого. — Лина, в отличие от большинства, скорее просто узнаёт его в лицо и искренне удивляется, вместо того чтобы прикинуть десяток вариантов худших последствий.       Это почему-то даже немного смешит. И одновременно вызывает едва уловимое чувство тревоги, потому что среди всех этих людей Лина — единственный инородный элемент, который не поддаётся однозначной оценке.       И заодно единственный человек с глазом бога, из-за чего в случае открытого столкновения, вероятно, сможет оказать какое-никакое сопротивление. Хотя оружия у неё не наблюдается… Но это только лишний раз заставляет думать в сторону использования преимущественно чистого элемента.       — «Ого»? — ядовито передразнивает один из стоящих неподалёку мужчин, невысокий и широкоплечий. Судя по тому, как на него то и дело по очереди поглядывают, у него есть своеобразный авторитет и право принимать решения. С последним он, однако, не спешит, просто старательно переваривает всю паршивость ситуации. — Это всё, что ты можешь сказать?       Ризли с интересом осматривает собравшихся, показательно игнорируя и направленное на себя оружие, и несомненную враждебность. Всё это не выглядит и наполовину так устрашающе, как могло бы, их всех с лёгкостью раскидала бы и Шеврёз в одиночку.       Лина поворачивает голову и усмехается:       — Ну, могу ещё добавить, что крио глаз бога, который я принесла последним — его.       Полученной в ответ реакцией — широко распахнутыми глазами и проглоченными следующими словами — Лина, кажется, остаётся довольна. Хотя, с учётом всеобщей нервозности и настороженности, тоже косится в сторону Ризли с чем-то неприятным во взгляде. Неполное понимание ситуации нервирует её. Или просто раздражает.       — Точно, — нервно и криво улыбается мужчина. — Ты же вообще не в курсе, кто это, да?       — Откуда бы, Наталь? Я из Мондштадта, и лица ваших фонтейновских «знаменитостей», если он из таковых, мне неизвестны.       Наталь закатывает глаза, и это словно бы слегка разряжает обстановку. Ну или просто тот факт, что Ризли не шевелится и ничего не говорит, обманчиво успокаивает, хоть и не полностью.       Кто-то, находившийся ближе всего к воде, кидается к волноходам с громким «Жером, у нас проблемы!». Лина же, скрестив руки на груди, требует наконец нормальных разъяснений, почему появление одного-единственного человека вдруг так взбаламутило воду.       — Он — начальник тюрьмы, в которой ты будешь гнить до конца своей жизни, Лина.       — Не буду, — только и фыркает Лина в ответ, после чего вновь переводит взгляд на Ризли, на этот раз неприятно оценивающий. И, цокнув языком, подходит ближе, несмотря на то, что все остальные, наоборот, стараются держать дистанцию.       Ризли внимательно следит за её движениями.       Лина… улыбается. Нешироко и непозволительно беззлобно. А совсем неподходящая ситуации простота и мягкость в голосе и подавно заставляют нахмуриться.       — Руки в стороны разведите, чтобы я могла Вас обыскать, — произносит она и демонстративно разводит собственные, показывая, какое именно положение нужно принять, а после добавляет, выдержав картинную паузу в пару секунд. — Пожалуйста, Ризли.       — Сдурела, что ли, Герцога так просто по имени называть? — зло шипит кто-то, явно сразу примеряя последствия подобной наглости на себя.       — Мне сегодня днём вообще-то разрешили, — невозмутимо сообщает Лина, не оборачиваясь.       Ризли невольно усмехается.       — Ты абсолютно не понимаешь ситуацию, в которой оказалась, да? — многозначительно интересуется он. И показательно повторяет чужой жест, разводя руки, почему бы не подыграть.       Интересно, у кого из этих людей сейчас его глаз бога? Или тот где-то на одном из волноходов? Хорошо, если так, потому что если нет — поспешные действия могут выйти боком.       Шеврёз говорила, что пойманный ею вор попытался откусить себе язык, когда понял, что за молчание на простом допросе может нарваться на более специфический… Скорее всего, эти люди кроме просто не самой чистой руки в целом ещё и были под давлением со стороны. Мало ли, каким образом неизвестный наниматель сподвигнул их на такое невообразимое дело, как кража глаз бога.       — Я пережила иназумскую Охоту на глаза бога, не потеряв свой. И, поверьте мне, Ризли, на фоне этого нынешняя «ситуация» — детский лепет.       Ризли неопределённо фыркает. Он почти ничего не знает об иназумском кризисе, потому не берётся судить, насколько всё там было плохо и действительно ли можно верить словам Лины о том, что пропасть между былым и нынешним настолько велика.       Лина невозмутимо выворачивает его карманы, но те преимущественно пусты, максимум интереса может представлять разве что кошель с морой, но на него никто не зарится, даже когда Лина небрежно бросает его на землю. Фальшивый глаз бога, лежавший в том же кармане, Лина даже не достаёт, разве что усмехается себе под нос, нащупав.       Хотя, ладно, за забирание перчаток Ризли в любое другое время уже уложил бы на лопатки и доступно объяснил, что второй попытки чего-то подобного наглец не переживёт. Слишком много времени и ресурсов ушло на то, чтобы довести когда-то примитивный механизм до совершенства, не приведи небо повредят или выкинут в воду, так что не вернёшь.       Лина оценивающе присвистывает из-за веса специфического оружия, осматривает его со всех сторон: в Мондштадте такого точно не увидишь, да и в Иназуме вряд ли…       Зато когда Лина отцепляет от пояса наручники, её внезапная наглость перестаёт быть исключительно невероятным зрелищем для окружающих, потому что Наталь сухо кидает:       — Вот в них его руки и засунь. А ключ отдай мне.       — Ключа нет, — невозмутимо сообщает Лина. Ризли наблюдает за тем, как Лина поправляет волосы и непринужденным движением закладывает якобы отсутствующий ключ за ухо, со стороны это, скорее всего, было невозможно заметить. — Мне кажется, эти наручники у него скорее просто для вида с собой, а на самом деле вообще не закрываются даже.       Ризли подозрительно щурится. У Лины не было ни единой причины врать собственным товарищам…       Лина, если подумать, даже не обыскивала ведь его нормально, прошлась только по карманам да забрала очевидное оружие, хотя любой другой действительно заинтересованный или просто обеспокоенный возможными проблемами человек проверил бы всё с ног до головы. Можно ли назвать это ошибкой ввиду неопытности и излишней самоуверенности? Или же стоит подозревать ещё что-то?       Если взять во внимание прошлые слова о недостижимом уровне серьёзности ситуации на Иназуме и принять их на веру — да. Если поставить под сомнение или полностью проигнорировать — тогда вопросов будет намного больше, чем однозначных ответов.       — Надень на него, и узнаем наверняка. — Судя по тому, что новый участник разговора пришёл вместе с тем, кто раньше кинулся к волноходу, этот был Жером. А судя по тому, как него все выжидающе повернулись, можно было предположить его фигуру как ведущую в этой конкретной компании, даже Наталь поспешно отступил в сторону подальше.       И Жером наконец оправдывает подозрения о бывшем заключённом.       Он заметно старше многих присутствующих, смотрит на Ризли больше именно с неприязнью, чем просто со здоровой опаской, и в его небрежном «Давно не виделись, Герцог» читается та самая надменность, что присуща человеку, наконец сумевшему посмотреть сверху вниз на ранее превосходящего.       Ризли видел таких предостаточно. И одновременно не особо утруждал себя их запоминанием, что и сообщает в ответ. Кто вообще будет запоминать одного из десятка похожих друг на друга лицом и дурным характером преступников. Если бы этот самый Жером выделился чем-то действительно громким, тогда Ризли запомнил бы его лицо и воскресил в памяти его заслуги из судебных документов. Но, нет, просто один из многих, даже разочаровывает как-то.       Лина посмеивается над неудавшейся попыткой Жерома выставить себя чем-то большим, чем есть, раскручивая на указательном пальце наручники. Ризли это слегка раздражает: он позволил угрожать себе оружием, изображая покорность перед численным превосходством, чтобы нормально осмотреться и оценить обстановку, но совершенно не планировал позволять себя всерьёз скрутить и связать. Тем более, собственными наручниками, когда ключ уплыл из рук.       — Не советую лишний раз дёргаться, Герцог, — цедит Жером, скрипнув зубами и недобро глянув на слишком откровенно веселящуюся Лину. — Здесь Вам не арена панкратиона. Нет ни запрета на использование оружия, ни каких-либо правил.       — Вам же хуже, — только и пожимает плечами Ризли.       Лина награждает его заинтересованным взглядом, после чего улыбается:       — Ваш глаз бога, если Вы пришли за ним, Ризли, уже уплыл.       Ризли замечает, как у Жерома нервно дёргается глаз, когда он слышит столь вольное называние имени абсолютно невозмутимым голосом. Лине, похоже, доставляет удовольствие играть на чужих нервах, неважно, на одной она стороне с этими людьми или нет.       — Если хотите попытаться его вернуть, в Ваших же интересах… сдаться по-настоящему. У Вас на время плавания даже будет компания в лице неудачливого жандарма. — И Лина с ни на миг не сходящей с лица улыбкой вытягивает перед собой приглашающе раскрытые наручники.       …«Сдаться по-настоящему». С каждой мелкой оговоркой Лина нравится ему всё меньше и меньше.       Ризли принимает возможно не самое удачное в долгосрочной перспективе решение весьма спонтанно. По-хорошему, ему стоило быстро обезвредить всё ещё держащего его на мушке человека и отступить — либо просто сбежав, либо прикрывшись кем-нибудь и утащив его за собой. Раз план Шеврёз с облавой был заведомо расстроен, можно было попробовать ещё раз положиться на допрос, возможно, присутствие Ризли на этот раз помогло бы разговорить человека.       Ему не стоило во всё это лезть с самого начала, нужно было просто дождаться результатов, как и просила Шеврёз. Теперь он может лишь всё усложнять, причём исключительно намеренно и кто знает, до какого предела. Но, с другой стороны, Ризли уже очень давно не свершал подобных глупостей просто по ситуации и по наитию, можно было и поддаться порыву, тем более что никто, кроме него, в случае худшего не пострадает.              «Неудачливым жандармом» оказывается довольно крепкий мужчина, удерживаемый под присмотром в рыбацком трюме на волноходе. Ризли усаживается напротив него и окидывает его оценивающим взглядом.       Судя по его внешнему виду — полураздетому — именно его одежда большей частью перекочевала к преступникам, позволяя устроить засаду возможным излишне любопытным свидетелям. Но в целом выглядит он, вопреки ожиданиям, вполне себе целым, разве что на виске виднеется кровоподтёк, хотя Ризли не удивился бы, если бы увидел его избитым или вообще без сознания. Руки связаны за спиной обычной верёвкой, и весьма добротно, в отличие от дающих какую-никакую свободу движения наручников, к тому же, надетых спереди, потому что…       «Да какая разница, я знаю людей, которые связанные руки из-за спины могут вперёд переместить одним прыжком, как через скакалку». Не доставь Лина ему кучу проблем, оказавшись главной причиной всей навалившейся на Ризли головной боли, и он бы в шутку предположил, что она ненавязчиво облегчает ему жизнь. Просто потому что мысленно допускает его превосходство, несмотря на вроде бы незавидную ситуацию, и предугадывает его возможный побег; и заранее набивает очки в его глазах, чтобы потом попытаться смягчить к себе отношение.       — Ты… Гуго, да? — на всякий случай уточняет Ризли у невольного товарища по несчастью.       Мужчина поднимает на него изумлённый взгляд и кратко кивает. Явно сразу понимает, от кого узнали его имя, но это всё равно не позволяет до конца осмыслить сам факт встречи.       — П-почему Вы здесь, Герцог?       Ризли неопределённо пожимает плечами, косясь в сторону замершей на пороге Лины, которую, похоже, решили приставить к ним дополнительным наблюдателем, раз именно она и поспособствовала появлению нового пленника.       — Решил составить тебе компанию.       Лина усмехается в кулак, оценивая формулировку, и между делом добавляет, мол, теперь они «в одной лодке». Ризли фыркает и, откинувшись назад, прикрывает глаза. В любой другой ситуации он бы, возможно, даже оценил дурацкий каламбур, но непосредственно сейчас настроение не то.       Лина не уходит, просто заперев их снаружи: она какое-то время препирается с кем-то в дверях, после чего с недовольным цыканьем располагается здесь же. Ризли приоткрывает глаза и скашивает их в её сторону. Сейчас отличный шанс вырубить её, забрать оставшийся у неё ключ от наручников и, развязав Гуго, убраться подальше. Волноход ещё явно не успел уйти далеко от берега, доберутся обратно вплавь без особых проблем. Вот только это лишит единственного шанса узнать, где именно этих людей впоследствии искать, да и перчатки, присвоенные Жеромом, жалко оставлять ему как трофей…       Ризли про себя взвешивает варианты. Гарантированная безопасность или неясный по масштабу риск? Что если освободить Гуго, но дать снова поймать себя, якобы в самый последний момент?       — Знаете, Ризли, — нарушает мрачную тишину Лина. Она сосредоточенно крутит между пальцами ключ от наручников, словно уличный фокусник взятую у случайного зрителя монету, которая после резкого взмаха исчезнет. — Днём в кафе Вы показались мне ужасно скучным человеком. Весь из себя правильный и вежливый, аж сахар на зубах скрипел, а сладкое я не люблю, ни в каком проявлении.       Ризли награждает её прямым взглядом.       Были, конечно, люди, считавшие, что его ровное со всеми общение вне рабочих формальностей — выверенная игра на публику, и Ризли даже порой забавляло, что в его словах и действиях то и дело пытаются искать несуществующий подвох… Но никто и никогда не называл его нормальное, человеческое отношение к окружающим «скучным».       — Могу сказать о Вас то же самое, Лина, — возвращает Ризли не то чтобы шпильку, скорее действительное первое впечатление.       Хотя именно приторной, несмотря на мелкие ужимки и частые улыбки, Лина днём не показалась, и это можно назвать удачно созданным образом. Ровно то, что ожидаешь увидеть от благодарного и слегка смущающегося своей навязчивости по отношению к незнакомцу человека, с которым впоследствии можно совсем ненапряжно поговорить на отвлечённые темы. Для одной непродолжительной встречи этого более чем достаточно, чтобы не вызвать отторжения… и абсолютно не запомниться, потому что это привычная норма, быстро замещающаяся в памяти десятком похожих случаев и бесед. Будь это кто-то другой, а не Ризли, и человек, вероятно, даже лица Лины через пару часов не вспомнил бы.       Однако откровенные лицемеры, чья единственная цель — заговорить зубы ради собственной выгоды, на самом деле, Ризли противны. Он повидал достаточно скверных картин и их последствий, чтобы не желать их множить или просто допускать в непосредственной близости.       — Расскажите о себе, Ризли? — после небольшой паузы снова заговаривает Лина. — Я понятия не имею, сколько нам плыть… И раз меня тут заперли вместе с Вами, в наказание за созданные «неприятности», почему бы нам не поговорить. Я бы не отказалась узнать Вас получше, Вы оказались куда интереснее, чем при первом знакомстве.       По словам Лины, ей тут в принципе были не особо рады, позволили остаться, только потому что она доказала свою пользу, но вот поговорить по душам было абсолютно не с кем. А тут хоть какой-то интересный собеседник появился.       — Уверен, твои друзья, — намеренно выделяет Ризли последнее слово лёгкий ехидством, — расскажут обо мне куда больше и интереснее.       — Обещаете? — Лина как-то странно улыбается, а после поворачивает голову в сторону хмуро молчащего жандарма. — Расскажи мне что-нибудь о Герцоге, Гуго.       Гуго пренебрежительно фыркает в ответ и не произносит ни слова.       Лина с каким-то обречённым вздохом цокает языком и, перестав играть ключом, снова прячет его за ухо, как будто положить его просто в карман было чем-то неприемлемым.       — Жаль.       Лина изображает крайнюю степень разочарования и принимается со скучающим выражением лица смотреть на отгораживающую их от свободы дверь. Ризли же, решив, что все последующие попытки навязать беседу будет игнорировать, снова откидывается назад и закрывает глаза.       Всё, что ему остаётся, это ждать.