Было ли у тебя когда-нибудь ощущение, неважно по какому поводу, что вся твоя жизнь – своего рода прелюдия, словно всё, что ты делал раньше, вело тебя в одну точку, и ты почему-то знал, что однажды попадёшь туда?
Грегори Дэвид Робертс
***
Она спала, когда он пришел. Чудесные темные пряди разметались по подушке, шелковистая простыня, скользя по восхитительным изгибам, наполовину съехала, обнажила точеные длинные ноги. Умиротворенное и расслабленное лицо являло, как и всегда, средоточие всей утонченной красоты этого мира. Возле руки лежала раскрытая иноземная книга, которая, видимо, и сморила ее. Залюбовавшийся, Амен облокотился плечом о дверной проем и скрестил руки на груди, вслушиваясь в мерное дыхание изящной, невозможно прекрасной женщины. Его женщины. Из большого окна открывался вид на Мемфис, лучи закатного солнца скользили по коврам на каменном полу его дома. Их дома. Во взгляде Амена не осталось ничего, кроме нежности, теплой и сокровенной. Кто бы мог подумать — верховный эпистат и подобные чувства? Ни воспоминаний об охоте, ни ненависти к преследуемым, ни мрака вины за неспасенные жизни. Даже все чаще возникающее уныние от понимания, что работа далека от завершения, бесповоротно тонуло в мягком пламени чувств, что она дарила одним лишь своим видом. Мужчина повел плечами, силясь усталость стряхнуть, и насколько доступно тихими шагами направился вглубь комнаты. Расположившись за столом, плеснул в кубок вина из серебряного кувшина, украшенного узорами солнечного бога и животных — львов и львиц, цапель парящих. Скользнув взглядом по посуде, он не сдержал теплой улыбки. С ее появлением все в доме преобразилось, наполнилось новыми красками и более удобными, красивыми предметами быта. Пусть он не всегда их замечал, но такие вот моменты дарили ему незабываемые частички тепла и радости, о каких раньше и не мечтал. Залпом опорожнив первый бокал, он налил себе еще вина и, откинувшись на спинку стула, прикрыл глаза. Как бы ни хотелось разбудить возлюбленную, прекрасную и полуобнаженную, и отдаться страсти взаимной и наслаждению, нужно проанализировать результаты работы за последние три недели. Удовлетворительными, да и утешительными их не назвать: шезму вконец распоясались, и если эпидемию в Фивах подавить удалось, отловив и казнив виновных в назидание прочим, то остановить распространение магии в худших ее проявлениях в самом сердце Египта пока не под силу даже элитным отрядам. Пока ловили одного — возникало двое других, оставляя за собой чудовищный кровавый след из отрезанных языков, пальцев и тел, а главный зачинщик так и оставался в тени. Терпкое вино усилило ярость, вновь выросшую в груди от одних только воспоминаний, и Амен не заметил, как, чрезмерно сильно сжав кубок, оставил вмятины на тонких стенках. Вслед за усилением пульса предплечье обожгла полоса жгучей боли. Покровитель ждет результата, от его внимательного взора не укроется ни один промах. Больше не простит он ошибок, даровав главное — возможность помиловать и спасти одну из них, и Амену придется держать ответ за каждый день промедления, за каждого утраченного бойца, вверившего ему жизнь без оглядки. Жизни, отнятые погаными шезму. Кровь ударилась о виски особенно сильно, пронзила голову болью. Амен сделал большой глоток, брови нахмурил. Нет, сейчас не лучшее время думать об этом. Не здесь, не рядом с ней. Она заслужила жизнь в покое, в неведении о происходящем на службе, в незнании о зверствах, к которым перешли вконец ожесточившиеся черномаги. Ей никогда не было места среди них. Тихая поступь по ворсистому покрытию — зная о ее любви ходить в спальне босиком, Амен настоял купить как можно больше ковров — в потоке захлестнувших эмоций осталась незамеченной. Оттого Амен вздрогнул, стоило почувствовать невесомое прикосновение женских рук, мягких и ласковых, к могучим плечам. Теплые ладони с заботой огладили ключицы и двинулись к шее, а вместо них плеч коснулись шелковые волны волос. По коже мгновенно прошлись импульсы, когда уха коснулись, обжигая дыханием, пухлые губы. — Ты устал, господин? — мелодичный, еще чуть сонный голос звучал одновременно с движением рук под накидку и вниз, где ласково касались кожи груди, мягко очерчивали кончиками пальцев старые шрамы. Не открывая глаз эпистат запрокинул голову, смещая чувственные прикосновения губ от уха к щеке. Правая рука, действуя самостоятельно, нашла запястье, совсем тонкое в сравнении с его собственным, чтобы слегка его сжать и поднести к лицу, чтобы коснуться губами ладони и наконец вдохнуть дурманящий свеже-сладковатый аромат с привычными нотками персика. — Устал, Эва, — выдохнул в бронзовую кожу, не желая отпускать, но и не находя пока сил подняться. Смятенные мысли потихоньку отступали перед безмолвной усмешкой и тянущим трепетом внизу живота – с давних пор она стала использовать это обращение лишь в подходящих ей случаях, в определенном настроении. — Оставь гнетущие думы хоть на один вечер. Хочешь, пойдем в баню? Я приготовлю тебе ванну… — губы сместились ниже, легко и дразняще касались нижнего края челюсти, шеи, за ухом. — Натру мылом, — Амен ощутил влажное прикосновение кончика языка к мочке уха, от этого чуть сбилось дыхание. — После – ароматными маслами, какими захочешь, — мягко освободив руку, она сняла с его плеч накидку, стянув до согну́тых локтей, и продолжила ласковые поглаживания. — А затем… — руки скользнули ниже по торсу и дразняще замерли на середине живота; дивный контраст их оттенков начисто сломил оставшуюся в нем выдержку. — Что бы ты хотел затем? Вместо ответа он слегка подался вперед и чуть в сторону, завел назад здоровую руку, и через пару секунд Эвтида оказалась сидящей на коленях его. Медлить не стала — села удобнее, лицом к лицу, упершись коленями в стул по бокам от его бедер. На ней легкое нежно-голубое платье с вырезами почти от самого таза, и в этом положении глазам доступны гладкие смуглые бедра. Два взгляда — тронутый интересом и разгорающимся желанием голубой и томный, открытый золотой — встретились лишь на миг; с легкой улыбкой она наклонилась, обвивая могучую шею руками, и нашла поцелуем желанные губы. Целовала робко сначала, легко, словно спрашивая дозволения, но, почувствовав требовательное касание языком, приоткрыла рот сразу, позволяя ему стать страстным, настойчивым. Широкая ладонь огладила точеную спину и вниз соскользнула, крепкими пальцами впиваясь в округлое бедро, чтобы придвинуть ее еще ближе. Свободная ладонь устремилась вверх, чтобы взяться за волосы и оттянуть чуть назад; дыхание его стало более громким. — Я скучала, — с судорожным выдохом прошептала Эвтида в короткий промежуток без поцелуя, поддалась давлению рукой и прижалась к нему, слегка двинула бедрами. Близко, распаляюще, нетерпеливо. Жар достиг апогея – голову покинули прочие мысли и остатки рассудка. Амен, надежнее подхватив под бедра, без лишней резкости поднялся с ней на руках и, минуя кровать и сминая поцелуем ее нежные губы, бережно опустил Эву на резную софу со множеством расшитых подушек. Заметив изогнутую в удивлении бровь, он усмехнулся: — И я скучал, — сняв до конца, он отбросил накидку, провел пальцами по смуглой шее и вниз, очертил манящие контуры груди, не сводя глаз с лица. — В прошлый раз ремни под матрасом порвали, менять долго. Начнем здесь, — пронзая нетерпеливым взглядом, он взялся за подол платья и потянул слишком сильно и стремительно – раздался громкий треск не выдержавшей ткани. В золотом взгляде мелькнула тень укоризны. — Не серчай, Неферут, купим десять других. Порванное платье летело на пол, когда Амен, упираясь рукой в изголовье, навис над Эвой. Будто нарочно спешить перестал, смотрел со смешливой издевкой. Она воспротивилась замедлению, потянула руки к поясу штанов — хотела тоже избавить от совершенно лишней одежды. Он поймал незанятой обе, сжал хрупкие запястья и завел без усилий над её головой, усмехнулся беззлобно. — Не спеши и держи руки так, — дождавшись согласительного кивка, он отклонился, обвел взглядом восхитительно гибкое манящее тело. Она смотрела на него неотрывно, в глазах золотом плясала страсть, такая необузданная, что еще чуть промедлить — и начнет калить воздух. Амен с тенью улыбки провел кончиками пальцев по изящной шее от уха, отмечая как Эва пластично выгнулась вслед за его прикосновениями, и продвинул ласку ниже, обвел аккуратный ореол, бархатистый и теплый. Сам подумал — меньше года назад эта же девушка смотрела на него затравленным зверем, теперь же взор открытый, зачарованный, пылающий. — Что с твоей рукой, господин?.. — взгляд, моментально ставший сосредоточенным, все же наткнулся на раненую левую, перемотанную белыми лоскутами. — Не бери в голову, об этом потом. Лекари позаботились уже, — в этот раз он не отдаст ей инициативу. После – пусть хоть пригласит всех столичных целителей и не позволит им уйти, пока рана не затянется; пусть хоть воспылает в бане, кровати, на столе – пожалуйста, как захочет она, так он и сделает, однако сейчас Амен будет вести сам. Она промолчала, но и догадываться не нужно, что позднее его ожидает дополнительная обработка. Вторая рука тем временем уже оглаживала упругое бедро, скользнув от колена, поднималась, сжимая и лаская нежную кожу внутренней стороны и выше, выше. С приоткрытых губ, на которые он поднял чуть затуманенный взгляд, сорвался томный выдох, по тонкой коже скользнул кончик языка, оставляя влажный след. Безмерно хотелось ему поддаться импульсу и овладеть, не сдерживаясь, со всей страстью, ведь так долго ждал — почти месяц не был он дома, не видел ее, — однако верх взяло желание растянуть удовольствие. Рука ушла выше, сдвинула невесомую шелковую ткань каларизиса выше, окунула пальцы в горячую влагу. Он попросил: — Раздвинь. Щеки Эвы тронул стыдливый румянец, когда она выполнила просьбу, брошенную голосом с хрипотцой, а Амен не смог прекратить, как и всякий раз в моменты близости с ней, восхищаться покорности, доводящей вожделение до абсолюта. Пальцы коснулись бархатистой кожи и, скользя по влажной интимности, один раздвинул нежные складки, проник внутрь плавно и мягко. Замер на мгновение, ища в глазах тень протеста, и, не встретив его, задвигался медленно, поступательно. Большой палец лег выше, размеренно массируя круговыми движениями. Эва закусила губу и, выгнувшись, не сдержала сдавленного стона, а когда движения стали увереннее и быстрее — протяжного, сладостного. У Амена на миг потемнело в глазах — лежит под ним, открытая, доверяющая, любимая, жаждет его! — Посмотри на меня. — Амен, я… — она силилась держать глаза открытыми, глядела сквозь туман поволоки. — Да? — он понимал, чего она хочет, но дожидался, пока скажет сама. Усмехнувшись, он опустил голову и, лизнув, прикусил сосок, едва его оттянув, а после повторил движение языком. Палец в ней двигался скользяще, ритмично, раздвигал горячие узкие стеночки, увлажняется обильно и сладко. — Я хочу… — ей хочется положить руки на сильные плечи, притянуть к себе, физически дать понять о желаемом – он видит это в искрах ее глаз, – но желание удовлетворить просьбу оказалось выше и она оставила их заведенными над головой. Эва жмурилась; так явно ей сложно бороться со смущением и волнами наслаждения, распространяющимися от низа живота по телу, выпалила жарко: — Хочу тебя. — Хочешь, говоришь? — нарочито небрежно переспросил Амен, поднял голову и на лицо смотрел, когда ввел еще один палец, сделав движения более резкими, уверенными, вынул их до конца и снова вогнал. Эва не произносила ни слова, не открывала глаза, томно дышала и срывалась на тихие стоны. Все еще стесняется, подумалось Амену. Создает видимость раскованности, а когда доходит до дела – не может скрыть настоящих эмоций. — А я хочу, чтобы ты раздвинула ноги шире. Она запрокинула голову и прикусила губу, выполнила его просьбу, раздувая пожар в нем до стихийного бедствия. Амен впился в губы настойчивым поцелуем, лишенным уже осторожности, все ускорял движение пальцами внутри, растягивал под себя, подготавливал, а большим продолжал ласкать меж интимных губ так, как он знает нравится ей. Зная, что после длительных перерывов ей бывает больно от его размера, он ненадолго замедлился, плавно ввел третий. Какая же она мокрая, разгоряченная, манящая, узкая как и впервые! От ее запаха — свежий персик, терпкая страсть — спирает дыхание, напряженное вожделение становится нестерпимым. По рваным, ускорившимся движениям груди, по мощным ударам сердца он понимал, что все делает правильно. Он чуть отстранился, окинул любимую цепким взглядом. Бронза кожи блестела, покрывшись испариной, длинные пальцы, не имея возможности ответно трогать его, скользили, хватались за изголовье, спина изогнулась — упругая грудь в таком положении еще красивее стала. — Ничего не бойся, Неферут, проси, говори мне чего хочешь, — прошептал совсем уже хрипло, наклонив голову к уху. Отстранился и потянул за бедра бережно, переворачивая на живот, и подтянул, чтобы поднялась на колени. — Упрись руками в изголовье, — взгляд его бежал по телу, пластично изгибающемуся вслед за просьбами. Снял каларизис, поочередно помогая приподнять ноги, не упустил возможности огладить мягкую кожу бедер, взглянуть на ее желанием истекающее естество. Красива, Незримый бог, как же красива она и совершенна! — Моя роскошная Бастет. На терпение не осталось никаких больше сил, от собственной одежды он освободился стремительно и оперся коленом на софу, скользя двинулся руками по талии вниз, приблизился к ней. Эва ахнула, когда он входить начал медленно, не спеша, совсем немного. Причинять ей боль в его планы не входит, никогда не входило. — О, Аме-ен… — она выдохнула судорожно, сжимая пальцами узорчатое дерево, выгнулась навстречу ему точно кошка. Он с силой сжал пальцами бедра, толкаясь сильнее, до конца, и замер; как в ней горячо и приятно! Дыхание сбилось бесповоротно, неистово колотилось сердце в широкой груди, жаждущее тело требовало немедленного продолжения. Амен сдерживался, не позволял себе спешки. На миг ослабил хватку и вновь гладил бедра, наслаждаясь атласом кожи. Никакой сухости, царапинок, появляющихся от постоянной жары и песчаных ветров, масла с задачей исправно справляются. — Я так рада… ох… что т-ты здесь, — выгибая спину, она пыталась до него дотянуться, прижаться к обнаженному торсу. Он помог, осторожно обхватив левой рукой вокруг талии; она сразу прижалась, почувствовала спиной гулкое биение его сердца и руку закинула назад, легко поглаживая спину у основания напряженной шеи, затылком уперлась в сильное плечо. Второй рукой Амен соскользнул с бедра вперед, мимолетно коснулся подтянутого живота и двинулся выше, погладил двумя пальцами губы. Говорить об ответных чувствах сейчас не хотел, а она и не ждала вовсе — лучше солнечного Ра знает, как он тоскует по ней во время разлуки. — Открой рот, — отрывисто приказал и толкнул пальцы внутрь, насладился мимолетно мягкостью языка и горячей влагой, похожей безмерно на ту, что внизу. Вскоре вынул их и в благодарность ласково погладил нижнюю губу большим пальцем. Миг – рука оказалась внизу, пальцы нашли цель без заминки, мягкими кругами медленно, словно издеваясь, стали ласкать. Он знал, чувствовал, – ей приятно. Стеночки внутри сжимались, Эва рвано стонала, царапала слегка и стискивала тонкую кожу шеи. — Да, вот так. Моя хорошая девочка. — Амен, пожалуйста… — она шептала, умоляла его. — «Пожалуйста» что? — коснулся губами уха, обжег нежную кожу распаленным дыханием и прикусил слегка мочку. Пальцы продолжали скользить между совсем мокрых губ, проходились от входа к ее клитору, распространяя влагу, проходились по самому кончику, провоцируя яркие волны ощущений и дрожь, и снова массировали, слегка нажимая. — Ты… ах… ты знаешь… — Как скажешь, — он ослабил хватку, все так же придерживая за талию, бедрами плавно двинул назад и почти вышел из нее, оставляя свербящее чувство пустоты. — А-аме-ен, — она почти захныкала, заводя свободную руку назад, потянула в попытке вернуть его, положив небольшую ладонь на подтянутую ягодицу. Он не сдержал удовлетворенного смешка, сжал шелковистую кожу, мощным движением толкаясь вперед, заполняя собой, и продолжил, постепенно наращивая темп, обрушивая на нее свою любовь и желание. В глазах плескалась неуемная страстная похоть, бедра вколачивались в ее, от того влажные звуки разгоряченных тел заполнили просторную комнату. Пальцы ускорили движение, то пропуская, чуть сжимая, между собой, то вновь кругами массируя. — Этого ты хотела? — низкий голос превратился в хрип, Амен, прочистив горло, заскользил рукой по плоскому животу, груди, поочередно перекатывал между пальцев соски и, скользнув к спине, зарылся ладонью в длинные волосы, без усилий потянул назад, требуя выгнуться. — Н-незримый… ох… бог, Амен, — податливо выгнулась, помогая ему, начала задыхаться. Положила руку, убрав кисть с ягодицы, поверх его собственной, что ласкала внизу живота, потянула ладонь вверх, перемещая на грудь. Внутри горит и пульсирует, сжимает его до невозможного наслаждения. — Кончай, моя Неферут, — он прошептал, уткнувшись носом в макушку, с силой прижал предплечьем к себе, едва не остервенело вколачиваясь в нее всей длиной. Средний и указательный оттягивают, сжимают сосок, большой вслед за ними оглаживает. Рука сместилась выше, бережно, любовно смыкаясь пальцами на горле, слегка надавливает. О великий Ра, как радостно ему знать, как она любит. — Амен… — она хрипела между протяжными стонами, спину изогнула в дугу и сжалась вокруг него, запульсировала так ярко и горячо, еще влажнее стала. Он вперед подтолкнул ее, чтобы вновь уперлась в изголовье, продолжил чувственную ласку пальцами, и, сжав упругое бедро, спустя несколько мощных толчков излился, наполняя ее. Она почти кричала его имя, ноги дрожали, бедрами назад подалась, стремясь быть еще ближе к нему. — Эвтида, — выдохнул, возвращаясь к реальности, дышал прерывисто и часто. Наклонился к ней, нежным поцелуем коснулся плеча, на миг прикрывая глаза. — Я очень скучал, моя неповторимая Бастет. — Мне невыносимо тебя не хватало, Амен-Ре. После двухчасовой бани, где залили водой, расплескав в порывах неуемной страсти, весь пол, распаренные и благоухающие они на кровати лежали. Амен — на спине, заложив руку за голову, второй поглаживал изгиб тонкой талии, нагая Эва — на боку, положив голову на его плечо, а длинную ногу — на бедра. Ее пальцы ласково оглаживали торс, широкую грудь, скользили по тонким белесым волоскам. Ему хотелось провести так как минимум месяц. Каждый день, обнимая, вдыхать запах шелковистых волос, ощущать ее заботу и ласку и дарить их, помноженные многократно, в ответ. — Когда закончу работу, в Александрию отправимся, — заявил, сильными пальцами массируя поясницу. — Слышал, там открыли музей – будет главным центром обучения, лучшие наставники соберутся. Морское побережье, сады, каких в Египте еще не видели. — И ипподромы… — Эва сразу же поддержала, лелеющая мечту о собственном скакуне. — И ипподромы, — подтвердил Амен.