Коллекция историй об одержимой любви

— Благое знамение хуже доступной роскоши, правильно, Мисс? — Странный продавец зловеще ухмыляется, кивая на сверкающую диадему в Ваших руках. — Это не просто мое желание, а цель, — Поднимаете голову уверенно, как человек, что давно не боится осуждения, — Я делаю все, чтобы достичь цели. Никто не встанет на моем пути, а диадема — достойная награда за мои труды. Незнакомец дружелюбно кивает Вам. — Ваши слова не лишены смысла, моя целеустремленная Мисс.

***

Оно свершилось! Свершилось то, к чему ты шла столько лет. Поступление в государственный Мюнхенский университет. Ютясь в не особо удобном кресле эконом-класса, ты не можешь сдержать победоносную улыбку среди кучи серых лиц, искудненных своим весьма средним обстоятельством жизни. Шум, гам и постоянное шуршание пакетов выводит из себя пассажиров, но только не тебя. Женщина средних лет с зализанным пучком, что сидела рядом с тобой, только несколько истерично хохотнула в завистливом тоне, когда увидела, что ты пишешь сообщение своей подружке на английском языке: «Меня ждет новая жизнь!» Ты смущенно сжимаешь губки на этот жест, тут же выключая экран телефона, как будто стыдясь своей мечты. Незнакомка удобнее усаживается в кресле и шепчет, делая незаинтересованное лицо и всматриваясь в свое потертое венчальное кольцо, которое из внезапного желания решила снять и покрутить в пальцах: — Désolé, * — Таким как она приятно показать пропасть между Вами, ведь она понимает Вас, а Вы нет. Она так думает. Наверное, сказала что-нибудь приятное на французском! К огромному сожалению, ты не знала этого языка, но как можно не порадоваться чужому счастью? Ведь от тебя буквально исходит эта животворящая энергия, сила и упорство. Женщина наверняка заметила! Твои глаза горят, словно два бриллианта, а чудесные ямочки появляются на твоем горящем личике: — Merci! Твой нежный голос наполнен благодарностью, а она надменно фыркает. И все-таки удача на твоей стороне, пусть ты этого и не понимаешь. В Мюнхене солнечно даже осенью. Квартира в общежитии была отнюдь не так уж плоха, учитывая, что и твоя соседка, Кэтрин, кареглазая брюнетка с каре, оказалась весьма не шумного нрава, более склонная к тихой, размеренной жизни. В вашем распоряжении была одна светлая комната-спальня в светлых тонах, скромный душ с туалетом, а так же крохотная кухонька, на которой с трудом помещалось два человека, оттого вы с Кэтрин трапезничали зачастую за столами у кровати. Она была из небольшого городка Испании, но совсем не походила на стереотипную южанку с горячей кровью. Кэтрин училась, как и ты на инженерном факультете, но только специализировалась на горных породах. В общем, вы смогли найти общий язык, а точнее — научились приятно проводить время в тишине, порой перекидываясь парочкой фраз. Когда ты впервые очутилась на безмятежных улочках Мюнхена, то чуть ли не перестала дышать. Ты была словно героиня романтичного фильма, ведь сколько пришлось пройти ради глотка такого приятного воздуха свободы. Лекционный зал, спокойная речь диктора, что эхом раздается вокруг, ты не можешь спокойно сидеть, внутри все сжимается от невероятного воодушевления. О боже! Как же успокоиться? Твои одногруппники скучающе слушают лекцию, а ты, точно натянутая струнка, хлопаешь длинными ресницами и пытаешься вникнуть в суть лекции. Кэтрин несильно толкает тебя в бок локтем и шикает: — Не думала, что ты так заинтересована в теории конструкционных материалов, — Она прилежно пишет слова лектора, но на ее щеках вспыхивает озорной румянец, и девушка и еще тише добавляет — На тебя уже две минуты смотрит парень из моей группы. Ты оглядываешься назад, ловя на себе взгляд темноволосого юноши. Он, надеявшийся на твое внимание, сразу улыбается, медленно оголяя белые зубы, а ты тут же отворачиваешься, наигранно безучастно поправляешь волосы, строя строгое выражение лица: — Не совсем в моем вкусе, — Отрывисто отвечаешь подруге, опуская голову к тетради. На самом деле, лукавишь, в его скулистом, угловатом лице все же есть что-то цепляющее, но ты отрицаешь это даже внутри себя. Следующая пара оказывается без соседки, что в целом тебя не огорчает, ты идешь в толпе студентов, которые маячат разнообразием образов, взглядов, интересов — вот прямо у твоего носа пробегает студентка, видно опаздывающая на пару, в яркой красной толстовке и темных джинсах, а чуть правее тебя идет красотка в короткой черной юбке и блузке. И каждый здесь находит себя, общается, живет на всю катушку, либо осознанно выбирает путь спокойствия. Ты пока не ощущаешь себя частицей, но даже роль наблюдателя тебя удовлетворяет. На паре вновь садишься на верхний ряд, в том же желании изучить сначала обстановку. Это была пара философии, по слухам, с весьма нудным преподавателем. Первые несколько минут занятия все так же работаешь на два фронта: пишешь все, что успеваешь услышать, а так же уже привыкаешь к тяготящим лицам студентов, как вдруг замечаешь, что открывает дверь аудитории и в нее заходит высокий парень, который обаятельно поправляет светлые волосы и смущенно тихо произносит: — Извините за опоздание, — Так естественно смыкается контур его губ, что преподаватель лишь одобрительно улыбается, продолжает лекцию и машет рукой, мол: «Садитесь, голубчик, все в порядке». Опоздавший студент не торопится, а все так же галантно поднимается по ступенькам к верхним, последним партам, держа в левой руке в аристократичной манере бежевый пиджак, который скорее всего был скинут прямо перед входом в аудиторию. И все в этом статичном, кажущемся призрачном, юноше выглядит идеально, никакой смятой ткани или хотя бы сбившейся пряди светлых волос — он буквально точеный, словно сошедший с холста. Не можешь не задержать на нем взгляда, впрочем, как и часть присутствующих. Только лицо его остается подозрительно стабильным, с той же приятной улыбкой, но никакой динамики в этих правильных чертах лица. Только спустя несколько секунд успеваешь заметить, что он останавливается у твоего ряда и садится рядом, буквально одном сиденье. Ты двигаешь сумочку, что поставила под партой, ближе к себе, чтобы дать студенту больше места, на что он мягко кладет руки на парту и его улыбка становится чуть шире, пусть он и не открывает рта. — Благодарю Вас, мне вполне комфортно, простите, что заставил Вас ощутить неудобство, — произносит таким деликатным тоном, что ты завороженно останавливаешься, а после ощущаешь жгучее ощущение в районе живота. Ветер от открытого окна чуть разрывает твои волосы, а ты даже не можешь посмотреть на него повторно. — Все в порядке, не волнуйтесь, — Говоришь, поворачиваюсь к своей тетради, где неровным почерком оборвано предложение о роли драконов в искусстве разных стран. Дышишь слегка взволнованно, во рту жарко и сухо, ведешь языком по небу, все еще не разбирая слов лектора — он кажется таким далеким, звук, как в бочонке, а от этого незнакомца идут волны, словно отгоняющие любое другое воздействие. Сжимаешь тонкими пальцами ручку, веря в неизбежность написания лекции, как вдруг ваш новый знакомый подает голос. Его шепот становится слаще, а в этих хитрых голубых глазах нельзя не поймать заинтересованного огонька. — Я Йохан, Йохан Либерт, а как я могу обращаться к вам? — Он даже не кладет на стол тетрадь для приличия, всего лишь удобнее усаживается на деревянном стуле, все так же сохраняя офицерскую осанку. Взгляд Йохана прямой и определенный, вроде бы совершенно ясно, что он смотрит на лектора, но ты бессознательно понимаешь, что все его внимание сконцентрировано на тебе. Из-за этого чувствуешь себя немного сдавленно со всех сторон — от него исходит чрезмерно сильная энергия, либо ты слишком впечатлительна. — Т/И, приятно познакомиться, Йохан, — стыдишься, что голос предательски дрожит. От юноши исходит, на удивление, тяжелый аромат, ловишь ноты смолы, древесины и табака. Он чуть поворачивает голову в твою тетрадь, смотрит последние слова, а дальше все в той же дружелюбной манере продолжает. Ты видишь, как ухмыляется он от дрожи в твоих запястьях, давление над тобой сгущается. — Значит, образ дракон. Весьма сильная фигура в эпосе, — настойчиво замечает, продолжая ваш диалог. Он словно затягивает тебя куда-то в свое пространство, — Был он и защитником, и хранителем городов. Но по мере развития человеческого эго, дальнейшей судьбе обладателя чрезмерных богатств нельзя позавидовать, ведь с ростом сил людского рода, росла и зависть, зависть к непокорным природным дарам. Лектор уходит на второй план, тебе кажется, что магический шепот Йохана раздается в разы сильнее, чем речь искусного оратора. — А дракон, как раз - тот самый защитник мировых кладезей ресурсов, — Киваешь на его слова, а сама проглатываешь вязкую слюну, почему-то кажется, что расстояние между вами уменьшается в геометрической прогрессии, хоть и сидите вы, не шевелясь - он — от внутренней устойчивости, а ты - от страха. — Я думаю, что дракон - это образ первобытных страхов человека, тех, что находятся на подкорке мозга, — Берешь себя в руки, выдыхая после слов, таким горячим выходит из тебя воздух, а Йохан молчит, все так же бесчувственно держит ладони на столе, — В нем есть отголоски рептилий, а с ними у людей наиболее неприятные отношения, пожалуй, ведь даже слово "ядовитый" означает жжение, горение, возникающее вероятно после укуса. — Действительно, страх, — Сердце на миг останавливается, ведь замечаешь, как в моменте рушится безупречная маска Йохана, как наслаждается он этим словом, но тут же восстанавливает контроль, — И люди постоянно возвращаются к страху, чтобы победить его, вонзить в него свой меч и спасти прекрасную деву, которая, конечно же, была похищена драконом. Разве это справедливо? — Справедливо что? Борьба со страхом? — Не понимающе переспрашиваешь. — Справедливо ли наслаждаться гибелью страха? Дракон - существо всемогущее, так почему же люди все так стремятся сгубить его, поглотить, когда сами глупее и слабее? — Йохан поворачивается к вам всем телом, так, что вы видите, как бела кожа на его шее, — Разве справедливо храбриться перед неминуемой смертью? Ты молчишь, плечики чуть опущены, а брови взволнованно напряженны: — Это натура человека. Стремление к смерти… — Люди любят свои страхи, они мечтают, чтобы что-то непокорное взяло вверх. Человечество склонно искать сильнейших, чтобы им поддаться. Он ждет твоей реакции, такое чувство, что каждая клетка его тела готова поглотить тебя, твое волнение, закусать пленяющую грудь, что так обворожительно выглядывает из-под светлой рубашки. Он хочет услышать твой крик. Ты не понимаешь и никогда не поймешь его стойкого взгляда на твою лебединую шейку — почему он так очерчивает ее, словно уже видит ее скованной в массивном ошейнике на цепи, которую он отчаянно тянет на себя, чтобы ты ближе подползла к его ногам. Тебе нечего сказать, не смотришь на него, молчишь, разливается тепло внутри, нугой распространяющаяся по кровеносным сосудам. — Ох, прости меня, — он наконец отворачивается от тебя, издает нарочито громкий смешок, как бы из неловкости, — Пристал со своими расспросами, а тебе и так сложно в чужом городе. Изумленно открываешь ротик: — Откуда ты знаешь? Щурится, в исступленном напряжении: — Никто с таким воодушевлением и искренностью не наблюдает за привычным, — Поправляет волосы, видишь его белоснежные рукава - донельзя чистые, идеальные, — А ты как ниточка на ветру, колышешься от каждого движения. После первого учебного дня остается осадочек, оттого немного менее активно шагаешь в сторону общежития, чтобы успеть обдумать все в осеннем сквере. Твое белое пальто и наспех завязанный шарф как маяк для юноши, что бежит вслед за тобой, он окрикивает тебя, вмиг оказываясь на одной линии с тобой: — Привет! Помнишь меня? — Его куртка чуть шуршит при активных движениях, а рот добродушно открыт, он выдыхает после бега, — Тебя сложно поймать, только потерял тебя в толпе, а ты уже на улице. Сложно не сравнить его с Йоханом, который никогда не улыбался, открывая губ. Этот молодой человек намного более открыт, пусть и не столь изящен, но с ним у тебя нет какой-то необъяснимой тревоги. — Ммм, не помню, — искусно изображаешь безразличие, хотя его несколько неотесанный, зато живой, настоящий вид успокаивает тебя. — Тогда предположим, что я вижу тебя впервые, — Его темные кудри развиваются от легко ветра, а темные глаза блестят от лучей Солнца, — Я Джеймс, могу я предложить тебе компанию в прогулке? Хихикаешь его открытости и простодушности: — Так уж и быть, Джеймс. Возвращаешься строго в последние секунды закрытия общежития, поднимаешься на свой этаж и открываешь дверь ключом. Твоя соседка сидит в комнате, откинувшись на подушку, а ты снимаешь обувь, накидываешь пальто на крючок, забегаешь в ванную комнату, чтобы помыть руки и громко подмечаешь: — А Джеймс - спортсмен, оказывается? — Мыло выскальзывать из твоих рук, после того, как сквозь шум воды слышишь. — А все уже говорят про твой роман с мальчиком-юристом, — Кэтрин говорит об этом без особого интереса, скорее как очередную сплетню. От этой беспечной интонации тебя подташнивает. — Что? — Выходишь в коридор, заглядывая в комнату, а у самой бледнеет лицо. Кэтрин цокает, откидываясь на подушку. Она говорит об этом так естественно, так еще и жует печенье. — Ну, тот, который сидел с тобой на лекции по философии, — Девушка пожимает плечами, намекая, что в этом ничего плохого нет, — Мне подружка сказала, что он всю лекцию не замолкал с тобой, а с остальными вроде ведет себя сдержаннее. Да ты так не заводись, подумаешь, просто на него глаз положили другие, вот и плетут всякое. — В любом случае это слухи, мы говорили только о теме лекции, ничего больше, — Атмосферу Кэтрин получается разбавить и понизить градус, — Но с ним мне совсем непросто, он явно имеет секрет на душе. — Пусть так, а что там с Джеймсом? — Кэтрин садится на край постели, чтобы послушать твою историю прогулки, — Он в университетской сборной по футболу, насколько я знаю. Вы болтаете о первом дне, но в глубине души тебя не покидает ощущение, что кто-то поймал тебя на крючок и что спрыгнуть с него вариантов уже нет. Зашториваешь окна, будучи уже в нежно-розовой ночной рубашке, не видя, что некто в длинном темном пальто удаляется от здания твоего общежития и скрывается в ночном городе. В поздний час просыпаешься не от будильника, а от стука в дверь. Полночь. Кэтрин сонно бурчит в подушку, оттого быстро надеваешь тапочки и подбегаешь к двери. За ней стоит охранник, который передает тебе цветы: — Это вам от вашего молодого человека, но передайте ему, что в следующий раз я подниматься к вам не буду, мне запрещено покидать пост, — Он бурчит и уходит, оставляя тебя с руками белых гиацинтов с записочкой у серого банта: «Постой, внемли тому, Как сон поглощает тебя, Как осенние цветы» Вырезаешь из пластиковой бутылки что-то похожее на вазу, ставишь туда цветы, но на этот раз не можешь спокойно уснуть, ворочаешься в постели, сжимаешь одеяло в страхе. В Мюнхене осенью прохладно, ты выходишь с утра на улицу, не дожидаясь соседки, пусть и договаривались идти вместе. Все ради того, чтобы не встретить его - демона, желающего вторгнуться в твое пространство. На парах чувствуешь себя лучше, наверное, тебя даже не отличишь теперь по ярким эмоциям, улыбчивости. На душе скребут кошки, даже беседа с одногруппниками как-то давит. Благо у вас нет общих пар с Йоханом сегодня. На паре телефон вибрирует у тебя в сумке. Достаешь его и видишь сообщение от Кэтрин: «Т/И, на Джеймса вчера напали, он в больнице» Не замечаешь, как телефон падает на колени, но благо издает глухой стук. В глаза все плывет, выходишь в туалет, а там умываешь лицо, еле стоя на ватных ногах. Это Йохан. Ты чувствуешь, что он приложил руку здесь. Начинаешь старательно избегать его, он здоровается, но ты делаешь вид, что не замечаешь. Уходишь в сторону, скрываешься в толпе, даже успеваешь забыть об этом. Кэтрин помогает: выкидывает все его подарки, записки, а после выписки Джеймса проводишь время и с ним, начиная чувствовать нечто большее. Учеба идет своим чередом, пусть и некоторые преподаватели смотрят на тебя искоса. Наступает пора экзаменов. Кофе. Ночные посиделки с горой тетрадей. Приходишь на экзамен по математике, которую принимает белокурая женщина. Почему-то вспоминаешь, что у Йохана она так же ведет этот предмет. В животе от этого начинает тянуть. С порога она пренебрежительно дает тебе билет, садит перед собой и не сводит глаз. Она жует тонкие губы, оценивающе осматривая тебя. Ты и так напугана, а такое поведение совсем сбивает с толку. Пусть твои знания хороши в этой дисциплине, но невозможно ответить на билет, составленный исключительно из заданий повышенной сложности. — Время вышло, показывайте, что вы написали, — женщина бестией выхватывает из твоих рук листок. — Очень плохо, я недовольна вами, уважаемая Т/И, — Ее слова словно плевки в твой адрес, ты не знаешь, что сказать, ведь действительно смогла решить лишь 2 задания из 5. Ты же не знаешь, что подразумевалось, что ты не решишь ни одного. — Знаете, то, что я делаю, противозаконно, — Она морщится, оттого ее лицо приобретает зеленый оттенок, такой сгноенный завистью, — Но Ваш молодой человек уж очень просил меня не быть чересчур строгой к Вам. Сложно отказать гениальному студенту, но что он нашел в Вас? Он страдает, а Вы к тому же ходите с другим юношей. — Я ни с кем не встречаюсь! — Не перебивайте меня! Так уж и быть, Ваш экзамен сдан, но на Вашем месте, я бы пересмотрела свои ориентиры. Выходишь опустошенной, тебя окружают одногруппники, чуть ли не падаешь, но тебя подхватывают чьи-то до безобразия холодные руки. Вздрагиваешь, когда они прижимают к себе. — Пойдем, милая, это было тяжело, — Он ведет тебя в сторону выхода под удивленные взгляды студентов, его руки со стороны так нежно обхватывают тебя за талию, но это фикция — пальцы с особой яростью впиваются в твои ребра, — Пора выйти наружу? — Отпусти меня, не приближайся! — Выкрикиваешь, видя, как на вас уставились остальные. Выпрыгиваешь из хватки, — Прекрати это делать! — Что именно? — Такой наивный взгляд агнца, что ты теряешь последние следы самообладания, — Я всего лишь проявляю внимание тебе, мой ангел, а ты обрекаешь меня на страдание. — Если ты еще раз подойдешь… — Давишься воздухом, зло сверкаешь глазками и уходишь. Он не идет за тобой, все идет именно так, как он задумал. Йохан перевернул реальность: заставил всех видеть его жертвой, а тебя ветреной девушкой. В комнате ты плачешь, закрываешься пледом. Кэтрин застает тебя с красными глазами, распухшими губами и в отчаянном положении. Она отпаивает тебя чаем, говорит, что утром вы пойдете в полицию, а Джеймс поговорит с Йоханом, но ты умоляешь ее не говорить ему о нем. Ты хочешь сама решить этот вопрос, пусть и сердце подсказывает тебе, что то нападение связано с твоим поклонником. Утро. Солнечные лучи бьют тебе в глаза, ты жмуришься, отворачиваешься на бок, слегка мычишь, обнимая край одеяла. Почти как дома. Матрас намного мягче, а постельное белье пахнет цветами, а не дешевым стиральным порошком, что обычно покупаешь в желании сэкономить. Неожиданно ощущаешь, что твое горло сжимается смертельной хваткой. Распахиваешь глаза, хватаешься за шею и ощущаешь на ней кожаный ошейник, пытаешь оторвать его от себя, но в глазах темнеет. Твое лицо бледнеет, а ты успеваешь увидеть очертания мучителя — блондина с кристально чистыми, голубыми глазами. Он мягко улыбается тебе, прекращая тянуть. Вдыхаешь разгоряченный воздух и давишься кашлем, что рвет тебя изнутри. — Доброе утро, ангел, добро пожаловать домой. Его голос раздается эхом в ушах, прямо как тогда в аудитории. Слезы текут по твоим щекам. — Я скучал по тебе. Его ладонь ложится на твою щеку, он бережно поправляет твои волосы и целует одними губами в лоб, задерживаясь в таком положении. — Теперь ты никуда не сбежишь.