Коллекция историй об одержимой любви

TW: убийства, заложники — Юная Мисс, почему Вы выбрали пистолет? — Продавец ухмыляется, но скорее с азартом, — Неужели Вы не боитесь, что Ваше оружие может быть направлено против Вас?

***

Забвенное утонченное желание вызывает бурление мыслей — Куроо взводит курок одним легким движением пальца, сдержанно подходит ровно на два шага ближе к твоей привязанной к стулу фигуре, слегка щурится, замечая, как ты сильнее начинаешь елозить на нем после характерного щелчка пистолета, сдавленно мыча сквозь кляп. У юноши потеют ладони от одного взгляда на твою уязвимость: на то, как веревки врезаются в твою нежную кожу, как они очерчивают все изгибы твоего тела; как твои завязанные белой тряпкой глаза наверняка в ужасе раскрыты настежь. Куроо выдыхает со смешком через рот, отчего в прохладном помещении подвала образуется мимолетный пар у его лица. Он никак не может оторваться от твоих истязаний, но в представленной картине ему не хватает лишь одного. — Откройте ей глаза, — кровожадная улыбка появляется у него на устах, люди в костюмах опускают, словно виновато, головы вниз и срывают с тебя не очень аккуратно повязку, отчего ты дергаешься головой, больно ударяясь об спинку деревянного стула, который наверняка видел не первого заложника. Морщишься, когда холодный свет равнодушно бьет в твои глаза, которые блестят на свету от слез. Тебя тошнит, скулы сводит от неестественно открытого положения, а сухие губы покрылись кровавыми ранками. Пытаешься сконцентрировать взгляд, но все плывет, даже дышать получается как будто через раз. Молодой человек перед тобой недвижим: он несдержанно сжимает пистолетную рукоять из-за дикой злобы на твою неспешность. Спускается на колено, чтобы ваши лица были на одном уровне, пока ты пытаешься прийти в себя. Посмотри на него. — Должно быть, твой отец даже представить себе не может, что значит не прооперировать члена якудзы, да? — его голос низкий, хриплый, он наклоняет голову в сторону, пытаясь понять: смогла ли ты разглядеть в его чертах лицо своего мрачного одноклассника, — Иначе он бы не рисковал жизнью своей драгоценной дочурки, ведь так? Если тебе понадобится хирург, не уверен, что повезем тебя к твоему родственничку, сладкая, мы ведь у него в блек-листе. Его массивная ладонь ложится к тебе на грудь — никакого желания тут нет, он не сдавливает пальцами чувствительную плоть, а лишь собственнически накрывает, ощущая как ускоренно бьется твое сердце. Твои брови опущены, ты скулишь, начинаешь сильнее вырываться, пытаешься отодвинуться от мучителя, но этим вызываешь только еще один ироничный смешок. Жмуришься, не в силах смотреть на это бледное, вытянутое лицо Куроо, который то и дело смакует каждым твоих сорванным судорожным вздохом. Его зрачки сужены, он точно лукавый кот. — Обычно мой отец занимается всеми заложниками, но в этот раз я не мог не поучаствовать, Т/И, ведь мы с тобой очень хорошие друзья? — его голос переходит на интимный шепот, обдавая твое лицо горячим дыханием, смешанным с ароматом ментола; он до сих пор стоит на одном колене, его рука спускается с зоны декольте, забираясь под твою майку, чтобы пренебрежительно погладить твой живот, — Ох, да, ты же так не любила меня, а скажи, пожалуйста, боялась или презирала? Другая ладонь молодого человека неторопливо поднимается к твоей голове: он бережливо поправляется твою выбившуюся прядь волос и снимает кляп. Сжимаешь челюсть, жмуришься еще сильнее, всхлипываешь наконец громко и досадно, как же так? Как можно было быть пойманной в собственном доме, когда у тебя новейшая система безопасности и два охранника на участке?! Невозможно! Невозможно! — Боялась, — тихо шепчешь, давясь словом. Куроо начинает успокаивающе гладить твою скулу одними подушечками пальцев, чуть надувая губки с таким материнским звуком: «Тс—сс, моя девочка….». Он чувствует, как член наливается кровью из-за твоего очаровательно сломленного голоска, а еще еле слышного скуления — ему нравится чувствовать, что ты на грани нервного срыва. Куроо молчит, просто смотрит на то, как ты сломлена и впервые ощущает спокойствие: никакой другой мудак не посмотрит на нее, не подойдет к парте, не заведет нелепый повседневный диалог, а еще он никогда не ощутит недовольства и не услышит отказ. — А ты задумалась о том, что мы тебя не отпустим, даже если отец выплатит всю указанную сумму? — Его взгляд приобретает отчужденную каплю безумства, именно ту, которая заставляет даже любого циника ощутить мурашки по коже. Молодой человек приоткрывает рот и приближается к твоему уху, шепча еще более одержимо. — Жизнь за жизнь, — таинственно произносит, но не сдерживается и кончиком языка касается твоей мочки, — Жизнь моего, уже, если быть точным, мертвого дяди в обмен на твою, яркую и цветущую. Ты не можешь успокоиться, тебя всю трясет, а мысли мешаются, слезы начинают обжигать глаза, будто в них насыпали перца. — Я буду обходиться с тобой самым ужасным образом, ты будешь моей и только моей куколкой, — Шепот смолкает, ты замечаешь, что люди, окружавшие вас даже боятся посмотреть украдкой на своего господина, от этого становится еще более не по себе, — Но ты можешь попробовать заслужить мое расположение. Молодой человек жестом молчаливо указывает всем удалиться, но так же не отрывается от твоих трепыхающихся мокрых ресничек. Его лицо все так же безумно, но теперь с нотками саркастичности душегуба. Он поднимает пистолет и касается дулом пистолета твоих губ. — Я слишком благосклонен к тебе, у тебя очаровательные носик, к слову, — Говорит таким нежным голоском, что кажется, будто это происходит в уютной кафешке, а отнюдь не пустом подвале, где на стене виднеются пятна засохшей крови, — Но как я могу позволить тебе отсосать мне, когда я совсем не уверен в твоих навыках? Холодная сталь касается твоих губ, опасливо взирает молодой человек на тебя, давя чуть сильнее. Ты открываешь рот, пропуская ствол глубже. — Умничка, крошка, — Зачарованно дышит, не смея оторвать взгляд янтарных глаз от твоих неумелых действий с взведенным пистолетом, — А теперь аккуратно оближи его, но не задень зубками. Твой язычок медленно скользит по глади, в то время, как он глубже и дальше засовывает оружие, имитируя поступательные движения. Он доволен тем, как ты испуганно смотришь на него, ища одобрения. Это наталкивает его на мысль, что так тешит эго. — У тебя ведь не было мальчика, милая? Ох, прости, должно быть, не о таких женихах, как я, мечтают родители обычно, — Он продолжает томительно долго свой маршрут мускулистой рукой «вперед-назад», но теперь уже, не забывая пальцем убирать лишнюю слюну, стекающую с твоего подбородка, — Но если ты будешь так же покорна, то твой первый раз возможно будет не такой уж болезненный. Внезапно давишься, начинаешь кашлять, но пытаешься не сжать челюсти, Куроо тут же убирает пистолет, откладывая его в сторону. Его пальцы правой руки гладят тебя по лицу, а левая ладонь ложится на шею, мягко поглаживая. — Тише, ты хорошо поработала, выдохни, — ты продолжаешь кашлять, но ему откровенно плевать, ведь это ничего не значит, — Взгляни на меня. Поднимаешь голову, но тут к горлу подступает комок тревожности, будто что-то подсказывает тебе о какой-то ужасной вещи. — Ты сможешь полюбить меня? После всего того, что я могу сделать в качестве мести? — До безобразия спокоен, даже трепетен, губы впервые не искажены ухмылкой, а чем-то похожим на милую улыбку. У тебя нет выхода, ведь если ты мечтаешь вырваться, то тебе нужно идти на поводу у якудзы, а дальше, когда станет легче и возможно тебе разрешат увидеть белый свет, ты сможешь подать знак о помощи. Тебя спасут. Родители всегда будут искать тебя, а репутация твоего отца как гениального хирурга возможно так же велика, как и репутация якудзы. Они вытащат тебя отсюда. — Да, я хочу полюбить тебя, — произносишь это, а сама ощущаешь, как можешь сказать больше, чувствуешь, что он хочет это услышать, — Ты мне нравился, ты ошибался, что я боялась тебя. Он хмыкает, но скорее небрежно. В нем есть нечто, которое горит отнюдь не твоими словами. — Я мог догадываться, что ты интересуешься мной, но я спрашиваю тебя не из-за этого, — Наконец Куроо открывает облик монстра, он кусает нижнюю губу и, ожидая реакции, чванно шепчет, — Сможешь ли ты полюбить меня, если я скажу, что никто не будет тебя искать потому, что это делать уже некому? Что, если я скажу, что тут дело не в мести, а в том, что я просто хотел забрать тебя себе, а они мешались? Какая-то капля падает с потолка, с глухим стуком ударяясь об пол и разбиваясь вдребезги ровно так же, как и чья-то судьба в эту секунду.