Волшебники, звери и прочие неприятности

      Для июня день был теплым; пожалуй, даже жарким. Казалось бы, в такую погоду все обитатели загородного поместья должны выползти из мрачного особняка — серые камни стен, зеленый плющ, неизбежная сырость — на согретые солнцем шезлонги возле бассейна, точно ящерицы из нор — но нет; здесь была лишь одна девушка. Белый купальный костюм эффектно оттенял оливковую кожу, огромная шляпа черной итальянской соломки скрывала лицо. Одиночество явно не тяготило её и, возможно, даже доставляло некоторое удовольствие, которому, впрочем, не суждено было очень уж затянуться. Со стороны дома к бассейну бодрой трусцой уже приближался стройный молодой человек с темно-каштановой шевелюрой — и, не сделав ни малейшей паузы, он с разбега прыгнул в бассейн, обдав все вокруг мощным цунами.       Девушка невозмутимо приподняла поля шляпы, окинула взглядом, в котором плескались раздражение и досада, отфыркивающегося юношу, отмахнулась от назойливой мошки, синим размытым пятном мельтешившей у лица, и обреченно закатила глаза.       — Эй, Цветочек, скучаешь? — жизнерадостно поинтересовался он.       — Теперь-то да, — пробормотала себе под нос девушка — но недостаточно тихо.       — Злюка ты, Цветочек, — обиделся парень.       — Еще раз назовешь меня цветочком — узнаешь, насколько, — ласково пропела она.       — Да я и так… А где наш любезный хозяин? В доме его нет. Я думал, все пошли сюда.       — Кажется, показывает Бриллианту желтофиоли, — усмехнулась девушка.       — Желто… кого?! — опешил он.       — Ну, или рододендроны... В общем, не прикидывайся дураком, у тебя слишком хорошо получается, — фыркнула она, но тут заметила еще одну фигуру, приближавшуюся к ним со стороны дома — и её лицо вытянулось: — А он что здесь делает?!       Парень обернулся, стрельнул острым взглядом — но, опознав визитера, тут же расслабился.       — Малфой, что ли? То же, что и мы с тобой, Цветочек. Его пригласили на уик-энд. Блейзи роет яму самому себе — то ли по глупости, то ли от излишней самоуверенности.       — Вот уж не думаю, что его пригласил Блейз, — усмехнулась девушка, уже овладев собой.       — А кто же?       — Полагаю, его драгоценная маман, мадам де Бриенн, — невинно обронила Пэнси. — Она уже два года, как не замужем, надо ведь что-то с этим делать.       — Что? Франческа?! — переполошился юноша. — Зачем ей Малфой?!       — За тем же, зачем и другим, — коварно усмехнулась Пэнси.       — Знаешь, я думаю, значение денег переоценено, — гордо заявил он. — Деньги интересуют в основном тех, у кого их нет. А Франческа может себе позволить отдаться во власть чувств, не оглядываясь на финансовое положение своего избранника. Главное, чтобы он был молод, хорош собой и…       — Гол, как сокол, чтобы достаточно убедительно делать вид, что его не волнует разница в возрасте в двадцать лет, — безжалостно заключила Пэнси. — Она не столь глупа, так что охолонись, птенчик, тебе ничего не светит. Привет, Драко! Какой сюрприз!       — Надеюсь, скорее приятный, чем наоборот, — усмехнулся высокий блондин, который только что присоединился к их компании.       — Шутишь?! — донесся возмущенный вопль из бассейна. — Я как раз говорил Пэнси, что страшно рад тому, что ты здесь. Есть одно дельце, не для министерских стен и ушей. Знаешь, после феерического успеха гонок в Глостершире мой шеф горит желанием расширить, как он выражается, ассортимент — только нам нужны новые лица, на одном Уоррингтоне кассы не соберешь. Что ты думаешь насчет гиппокампов?       — Что они водятся в Средиземном море? — скептически выгнул бровь Драко.       — А вот и нет! — победно воскликнул тот. — Есть прирученная колония у берегов Шотландии! Немного — штук десять кажется, но ты только представь!.. Лето, сверкающая гладь воды, прекрасные полуголые всадники… Это же круче, чем метлы! А твоя смазливая мордашка и ореол порока...       — Нет, Тео, — окоротил его Драко. — Никаких метел, гиппокампов, гиппогрифов, фестралов — ничего из того, на что способна твоя буйная фантазия.       — С тех пор, как ты решил стать приличным человеком, с тобой невероятно скучно, — фыркнул Теодор. — Ладно, пусть ты боишься высоты — хотя в таком случае непонятно, как же каждое утро встаешь с кровати, но с гиппокампами мог бы и помочь старому другу! Мы же в одной школе учились!       Однако на жестокосердного Драко этот аргумент не произвел ни малейшего впечатления.       — Вся магическая Британия училась в одной школе, — невозмутимо парировал он.       — Для тебя нет ничего святого! — обиженно возопил Тео.       — Абсолютно, — покладисто согласился Драко. — Кстати, Франческа упоминала, что у неё недавно ощенилась одна из шишуг , — небрежно бросил он. — Она как раз собиралась её проведать и, кажется, хотела пригласить тебя составить ей компанию.       — Ну хоть кто-то в этом доме ценит мою компанию по достоинству! — воздел руки к небу Тео и немедленно ушел под воду.       Вынырнул он с противоположной стороны бассейна, картинно красивым движением подтянулся на руках, вылез из воды, отфыркиваясь, подхватил с шезлонга полотенце и, вытираясь на ходу, направился к дому. Оставшаяся пара проводила его взглядами.       — Так что, слухи не лгут? — насмешливый голос Пэнси нарушил воцарившееся с уходом Тео молчание. — Ты в самом деле попался на крючок?       — Не понимаю, о чем ты, — на этот раз Драко и бровью не повел. — Я хотел поговорить с тобой.       — Уже говорили, — Пэнси демонстративно зевнула, прикрыв рот изящной ладошкой. — Мне не нужны твои подачки.       — Это не подачка, — он упрямо стиснул челюсти, но не позволил вспыхнувшему гневу прорваться наружу. Сложившееся положение порядком выводило его из себя. — Пэнс, это не шутки! Люди говорят…       — Люди могут говорить, что им угодно, — ледяным тоном отрезала она. — Если тебя волнует, не собираюсь ли я выкинуть какой-нибудь фортель — я не собираюсь. Ты можешь считать себя совершенно свободным. Что, впрочем, — она игриво провела ноготком вдоль ряда пуговиц его темно-синей рубашки, — не мешает тебе заглянуть ко мне вечерком. Третий этаж, вторая спальня от лестницы направо.       — Во-первых, вечером будет большой прием. Съедутся все, включая министра, — Драко решительно отцепил от своей рубашки её ловкие пальчики. — А во-вторых, это не может так продолжаться!..       — Тео прав, — Пэнси поморщилась. — Ты стал смертельно скучным.       — Пэнси!..       Одним движением она сорвала с головы роскошную шляпу, не глядя, запустила её в сторону шезлонгов и рыбкой нырнула в прозрачно-голубую воду бассейна.       Это движение — сильное, гибкое, — вызвало тихий восхищенный свист невольного свидетеля разыгравшейся сцены: волшебника средних лет, который в этот жаркий день тоже решил освежиться у бассейна, но, увидев молодых людей, счел, что его присутствие будет излишним. Его почти целиком скрывал огромный куст гортензии; из своего укрытия он смог вдоволь насладиться видом — в основном лишь видом, до слуха мало что доносилось, но он и не имел намерения подслушивать. Все его внимание сосредоточилось на девушке с оливковой кожей и зелеными, словно неотшлифованные изумруды, глазами. Она напоминала кошку — разъяренную, опасную кошку, которая вот-вот выпустит когти, только тронь. С такой девушкой определенно стоило познакомиться поближе.       Он оказался у бортика бассейна в самый подходящий момент для того, чтобы галантно предложить ей руку и набросить на плечи полотенце.       — Позвольте представиться, о прекрасная наяда. Реджинальд Лестрейндж, для друзей — Реджи.       — О, так это вы — тот самый дядюшка Драко?       — Mon Dieu!.. Прошу, не называйте меня дядюшкой! — шутливо хватаясь за сердце, взмолился он. — Когда о ком-то говорят «дядюшка», воображению сразу рисуется нечто жалкое, с артритом, люмбаго и фальшивой челюстью. Мне хотелось бы произвести на вас более благоприятное впечатление.       Пэнси окинула его оценивающим взглядом. Он определенно не был жалким: невысокий, но все равно выше неё, широкоплечий, с черными насмешливыми глазами и дерзким чувственным ртом, пожалуй, слишком чувственным для мужчины. О его тридцати восьми годах напоминали лишь несколько серебряных нитей в аккуратно подстриженных черных волосах и какая-то неуловимая вольность обращения, которую многие назвали бы нахальством.       — Пэнси Паркинсон, — представилась она, закончив осмотр, и сделала дурашливый книксен.       — Прелестная фамилия, — не задумываясь, кивнул он. — Но моя пойдет вам больше.       Её взгляд заметно похолодел.       — Вы это всем девушкам предлагаете?       — Нет, только вам, — галантно отозвался Реджинальд. Это не добавило ему очков в глазах Пэнси.       — Приношу извинения, — холодно произнесла она. — Мне нужно переодеться к чаю.       И провожаемая двумя взглядами — одним серым и раздосадованным, вторым — черным и весьма заинтересованным, Пэнси, гордо вскинув голову, прошествовала в дом.       Время близилось к двум часам.

***

      Время близилось к двум часам, еще три — и Хогвартс-экспресс прибудет на вокзал Кингс-кросс, а Гермиона до сих пор понятия не имела, куда она едет.       Их переписка с Гарри и Роном и без того не была слишком уж оживленной — парни никогда не отличались большим рвением к написанию писем, но, по крайней мере, всегда находили время между учебой и работой в аврорате, чтобы черкнуть несколько строк. Однако её последнее письмо к Гарри с просьбой ненадолго остановиться у него на Гриммо так и осталось без ответа. Оплошность или прозрачный намек? И что делать, если второе? Поехать в Нору?.. Едва ли миссис Уизли откажет в приюте, но было как-то неловко: её ведь не приглашали. Собственного же жилья у Гермионы не было: тот дом, в котором она когда-то жила с родителями, они собирались выставить на продажу, и сейчас там наверняка живут чужие люди.       Нет, она не ждала, что все будет по-прежнему, когда почти год назад отправилась в Австралию, чтобы найти родителей и вернуть им память. Да, она понимала, что они едва ли одобрят её поступок, когда узнают, что она сделала. Вот только одного Гермиона не ожидала — страха. Страха, с которым теперь смотрели на неё любимые глаза, страха, которым был пропитан каждый их жест, каждое действие. Они боялись её — боялись собственную дочь!.. И что с этим делать, Гермиона не знала.       Сейчас, когда Хогвартс-экспресс мчал её в Лондон, она сидела в купе, заперев дверь и наложив защитные чары — так ей было спокойнее, и, что называется, подбивала баланс. Баланс выходил… неутешительным.       Жить было негде. Деньги почти закончились — на поездку в Австралию и учебники пришлось одалживать у Гарри. Почему же все-таки он не ответил на письмо?.. Ладно бы Рон, ему простительно — с Рона вполне сталось бы сунуть письмо в карман мантии и начисто о нем позабыть, но Гарри всегда был более ответственным. Придут ли они встречать её?.. А если нет — куда отправиться? На Гриммо, в Нору или «Дырявый котел»?.. Нужно искать работу, и как можно скорее. Прямая дорога лежала в Министерство магии — но ждут ли её там?..       Поезд начал замедлять ход, раздался предупредительный свисток. Привычным движением нащупав на бедре бисерную сумочку, порядком поистрепавшуюся за последние два года, но все еще незаменимую, Гермиона осторожно выглянула через окошко в двери купе — и тут же села обратно. Ученики, возвращавшиеся из Хогвартса на каникулы, уже множеством ручейков хлынули в коридорчик — а находиться в толпе ей было некомфортно. Она дождалась, пока дружный грохот десятков ног стихнет, подхватила корзинку с мирно спящим Живоглотом и только тогда вышла на перрон — последней из всего вагона. Там все еще было людно; волшебники и волшебницы обнимали своих детей, отовсюду доносились радостные возгласы и звонкое журчание оживленных разговоров. Гермиона почти вжалась спиной в алый, блестящий бок поезда и завертела головой в попытке отыскать в толпе знакомые лица — но тщетно. Редкие вспышки рыжего и пятна черного были вовсе не теми, что так настойчиво искали её глаза, и, подавив разочарованный вздох, она медленно начала пробираться к выходу. Спину неприятно холодило, противный зуд прогрызал дыру между лопаток, и ужасно хотелось выхватить волшебную палочку — так было бы спокойнее, но Гермиона знала, что нельзя. Нельзя поддаваться, нельзя уступать. Весь последний год она провела в подспудном ожидании удара в спину — и, как ни старалась, никак не могла избавиться от постоянного ощущения нависшей за плечом угрозы. Однако на этот раз удар ждал её впереди.       Они стояли там — всего в паре футов от барьера. Гарри в сером форменном мундире, Рон с букетом цветов… и её родители. Папа и мама — с маленьким ребенком в клетчатом комбинезончике на руках.       На мгновение Гермионе показалось, что она бредит. Что это галлюцинация, плохая шутка воображения. Но она сделала шаг — а они все еще были там. Что-то говорили, приветственно махали руками, улыбались… Мамина улыбка была какой-то новой, незнакомой — неуверенной, робкой, нервозной. Папа смотрел на неё тепло и ободряюще. Она поправила малыша, крепче прижав его к плечу. Он раскинул руки, готовый принять её в свои объятия.       — Наконец-то ты вернулась домой, малышка, — прошептал папа и крепко прижал к себе.       Гермиона всхлипнула. Самодовольная ухмылка Гарри, отчего-то растерянное лицо Рона, этот новый мамин взгляд — все вдруг утратило четкость; расплылось, размылось. Осталось лишь тепло папиных рук, его запах и что-то неуловимое, но такое знакомое, такое родное. Она вернулась домой.       В самом деле — вернулась.