Волшебники, звери и прочие неприятности

      По прибытии на Гриммо Гермиону немедленно уложили в постель, напоили бодроперцовым зельем и куриным бульоном, сунули в ноги грелку и вообще устроили со всеми удобствами. Поначалу она пыталась протестовать, но, заметив, что Гарри это доставляет искреннее удовольствие, а Кикимер ворчит гораздо меньше обычного, сдалась. В конце концов, вся эта суета неплохо отвлекала — а именно отвлечься, забыть обо всем ей хотелось больше всего на свете.       — Не думал о том, чтобы его освободить? — тихо спросила она, когда Кикимер принес им чай и ушел, закрыв за собой дверь.       — Предложи ему, — усмехнулся Гарри. — Он запустит в тебя сковородкой. Я как-то попробовал, и, знаешь, мне не понравилось. Сковородки у него — будь здоров!       — Все это неправильно, — вздохнула Гермиона. Гарри пожал плечами.       — Согласен. Но что делать — ума не приложу. Кикимер и слышать не хочет ни о приличной одежде, ни о деньгах, ни о свободе. Хотел отдать ему одну из спален — так он поднял вой до небес, даже Вальбурга на портрете заткнулась и слушала с интересом. Пришлось сойтись на чулане при кухне, и то я потом почти месяц ел подгоревшую еду.       — Он стар, — нерешительно предположила Гермиона. — Ему, наверное, сложно менять привычки в таком возрасте… Может, те, кто помоложе…       — Может быть, — не стал разочаровывать её Гарри. — В любом случае, попробовать ты должна.       — И я так думаю, — кивнула она. — Хочу для начала составить полный реестр эльфов и их владельцев, но времени это займет… Глоссоп только щеки надувает, а на самом деле из всего подразделения нормально работает только управление по связям с гоблинами, остальные в потолок плюют. Кстати, ты знал, что у гоблинов к нам претензии из-за того, что мы ограбили их самый надежный банк в мире? — хихикнула Гермиона.       — А то как же. Мне пришлось забрать у них все золото, потому что они заявили, что ноги моей больше в их банке не будет. Когда забирал, меня сопровождал целый эскорт — четверо вооруженных до зубов гоблинов втиснулись в ту тележку, в которой был я, и еще одна такая же ехала следом.       Вопреки надеждам Гермионы, эта история совсем не позабавила Гарри. Скорее наоборот — его лицо помрачнело, губы сжались в узкую полоску.       — Послушай… — проговорила она. — Мы не виноваты. Мы не могли знать, что он будет убивать. И даже если бы знали… Разве у нас был выбор?       Он промолчал.       — Здорово, что ты приехала, — наконец слабо улыбнулся Гарри, когда Гермиона уже успела раз десять мысленно настучать себе по голове за допущенную промашку. — Мне тебя не хватало. Как там было? На самом деле?       — На самом деле?.. — она вздохнула, собираясь с мыслями. — Ужасно. Сама не знаю, о чем я думала… Вернее, знаю. Я думала, что все будет, как раньше. Уроки, экзамены, нормальная жизнь…       — Ничего не будет, как раньше.       Гермиона кивнула.       — Знаешь, я за весь год ни разу не была в Большом зале. Попыталась как-то раз и… не смогла. У Хагрида зато часто бывала. Он скучает по тебе.       — Мы виделись несколько раз в Косом переулке, — улыбка Гарри стала хитрой. — Вообще-то я подозреваю, что он приезжает в Лютный, питомца себе нового присматривает, но сделал вид, что это не моего ума дело.       — Питомца?! — не на шутку встревожилась Гермиона. — Черт, Гарри! Ты должен ему написать! Селекция новых видов категорически запрещена, да и вообще, его питомцы… Теперь, случись что, я за это отвечаю!       — Об этом я как-то не подумал, — он смущенно почесал затылок. — Написать-то я напишу, но, сама понимаешь…       — Понимаю, — вздохнула она. — Но надо же хотя бы держать руку на пульсе. А как твои дела? На самом деле?       — Да так, — Гарри неопределенно пожал плечами. — Учеба, тренировки, работа… Я, в общем-то, уже рассказывал.       — А с Джинни? — настырно спросила Гермиона. Она отчасти понимала, что это бестактно, но уж очень её покоробило короткое «нет», которым Гарри ограничился в ответ на её вопрос, не хочет ли он провести время со своей девушкой.       — Не то чтобы я хочу об этом говорить, — напрямик сказал он.       — Это-то меня и беспокоит!..       Гарри вздохнул. Сдернул с носа очки, протер стекла краем майки, скептически оглядел результат своих трудов и водрузил их на прежнее место.       — Ты работаешь с Диггори и Люпином, верно? — спросил он ни с того ни с сего.       — Верно, — кивнула Гермиона, не понимая, к чему он ведет. Решил таким образом сменить тему?       — И как ощущения? Когда ты встречаешься с ними, разговариваешь, смотришь в глаза?       Гермиона смутилась и отвела взгляд.       — Не очень, — тихо проговорила она.       — Вот и у меня не очень, — вздохнул Гарри. — Нет, Джин говорит, что ни в чем меня не винит, но я-то знаю. Я потерял столько времени, совершил столько ошибок… И я не могу смотреть на неё и не думать обо всем этом.       — Но вы встречаетесь? — спросила Гермиона, уже жалея, что вообще подняла эту тему.       — Встречаемся. Ну как, — он усмехнулся. — Пересекаемся время от времени. Спим вместе...       Гермиона вскинула на него удивленный взгляд. В памяти опять некстати промелькнули воспоминания сегодняшнего дня: то, как другая пара занималась сексом, а потом ссорилась из-за женитьбы. Она не очень-то вслушивалась, но история наверняка была избитой и банальной до зубовного скрежета: девушка хотела замуж, а Малфой, ясное дело, жениться не желал. Неужели Гарри тоже — такой?! Неужели он так сильно изменился за этот год, что позволяет себе пользоваться любящей его девушкой, да еще так цинично говорить об этом?! Но нет. Она всматривалась в такое знакомое лицо, которое, казалось, знала лучше собственного — и видела опущенные уголки губ, горькую складку у рта, потухшие глаза, в которых не было ничего, кроме горечи и разочарования. Все было не так. Все было намного сложнее, чем просто «спим вместе», вот только пока Гарри не был готов говорить об этом даже с ней.       — А в остальном… У неё своя жизнь — команда, тренировки, тусовки… — тусклым голосом продолжал он, не заметив её смущения. — Джин живет так, как будто боится потратить хоть один день впустую — и не мне её осуждать. А у меня… много работы.       Гермиона кивнула. Что еще она могла сказать? Убеждать Гарри, что он не должен себя винить за все смерти, все потери этой войны? Бесполезно. Говорить о том, что нужно простить самого себя и жить дальше? А сама-то она себя простила?.. Избегала однокурсников в Хогвартсе, не ходила ни в Хогсмид, ни в Большой зал, не поехала на Рождество в Нору, похоронив себя в школьной библиотеке… Не ей учить Гарри, как правильно жить, это уж точно.       — Кстати об этом, — голос Гарри изменился, стал собранным, серьезным. — Я хотел кое о чем с тобой поговорить… Ты мне доверяешь?       Гермиона чуть чаем не поперхнулась от возмущения. Нет, черт возьми, не доверяет! А по лесам с ним несколько месяцев пряталась так, ради развлечения и поддержания жизненного тонуса!.. Свежий воздух, как-никак!..       Она уже готовилась озвучить эту тираду самым ядовитым тоном, на какой только была способна, но Гарри, видимо, и сам все понял по выражению её лица — и тихо рассмеялся.       — Прости, я должен был спросить. Просто… мне кажется, что что-то происходит. Но у меня нет не то что доказательств — даже фактов. Просто… интуиция, что ли. И мне очень тревожно за тебя.       — Почему за меня? — насторожилась Гермиона. Сразу почему-то вспомнился Малфой… нет, о Малфое лучше не вспоминать.       — Ну, а за кого еще? — усмехнулся Гарри. — Рон как-нибудь сам справится, да и мы почти всегда вместе. Если бы и ты была с нами…       — Но я не с вами, — поняла она. — Может, тебе просто непривычно, потому и не по себе?..       — Может, — не стал спорить он. — Но я так не думаю.       — Это… связано с Ним? — её голос упал до шепота, по позвоночнику пополз озноб. — Твой шрам?..       — Нет! — поспешно заверил Гарри. — Конечно, нет. С Волдемортом покончено. Но вот его шавки... Понимаешь, с виду все спокойно. Кто в Азкабане, кто в бегах. Их разыскивают, ловят… Но возьми Лестрейнджей. Откуда-то нарисовался младший брат. Говорит, что еще в первую войну понял, чем дело пахнет, и сделал ноги: притворился, что хочет поехать на континент, прощупать почву и начать вербовать сторонников, а сам сбежал. Люциус Малфой полностью подтвердил эту историю, скандал тогда в семейке Лестрейнджей был страшный, от Волдеморта чудом удалось скрыть, чтобы старшие братья не пострадали. А еще Люциус сказал, что, когда старшие Лестрейнджи поняли, что братец сбежал, они перекрыли ему доступ к семейной кормушке. Мы навели справки: он явно не бедствовал. На какие деньги? Вернулся — зачем? Сейчас восстанавливает особняк Лестрейнджей, живет открыто, на широкую ногу — но Рабастан-то не умер, он жив, хоть и в бегах! Если Реджинальд и вправду предал Волдеморта — почему не боится мести? А если не предал?..       Гермиона нахмурилась. Гарри прав, что-то в этом было… подозрительное.       — И вообще, вся эта чистокровная кодла… Они ведут вроде бы очень открытый образ жизни — вечеринки, обеды, визиты, все на виду. Но ты никогда туда не попадешь, если тебя не пригласили! Им не нужно организовывать никакое тайное общество, собираться в сомнительных местах — нет, зачем? Они могут организовывать заговор прямо под нашим носом, пока мы, как дрессированные собачки, гоняемся за егерями и остатками своры Сивого.       — И что, никак нельзя проверить?..       — Кингсли периодически посещает все эти сборища — он ведь из священных двадцати восьми, к тому же министр. Завел дружбу кое с кем, слушает разговоры… Говорит, что ничего такого там нет, а я перегибаю палку. Но, Гермиона, я чувствую — что-то не так! Веришь?       — Верю! — без тени сомнений кивнула она. — Знаешь… У меня в отделе работает Малфой, — это имя огнем прокатилось по языку, обожгло губы. — Ну, как работает — никакой работы там нет, вообще никакой. Но он вот уже девять месяцев исправно ходит на эту работу. Ни разу не прогулял, даже не опаздывает. Зачем?       — Я в курсе, — кивнул Гарри. — Кинг говорит, что предпочитает держать его в поле зрения. Но правда — зачем? А в департаменте игр и спорта, чтоб ты знала, работает Нотт — тоже с папашей в Азкабане. Видел его как-то: туфли дороже, чем зарплата на этой должности за три месяца — я уточнял. И все остальное подстать. Если и Лестрейндж придет на работу наниматься…       Они проговорили до позднего вечера, крутя факты так и эдак, безуспешно пытаясь что-то нащупать. Беда была в том, что фактов-то как таковых и не было — только вопросы и смутные подозрения. Сойдясь в том, что следует соблюдать осторожность и быть начеку, друзья наконец разошлись по спальням: наутро Гарри нужно было на тренировку, а Гермионе — на работу.       Оставшись в одиночестве в темноте отведенной ей комнаты, Гермиона сразу же нырнула в постель, укрылась одеялом и крепко зажмурилась. Она усиленно старалась думать о чем угодно — о домовых эльфах, пушишках, болотных фонарниках, джарви… Вот о джарви она вспомнила напрасно: от хорьков-переростков мысли стремительно перекинулись к хорькам обычным, особенно белым, и в голове сами собой начали снова всплывать картинки сегодняшнего дня — яркие, живые, волнующие. Лежать под одеялом стало невыносимо жарко. Рука сама собой, невзначай, коснулась груди — того места, где он своей ладонью прижимал её к стене…       Осознав, что она делает, Гермиона обругала саму себя, перевернулась на другой бок, впилась зубами в подушку и коротко, яростно закричала. Стало немного легче и, повертевшись еще минут сорок, она наконец-то смогла уснуть. Вот только над своими снами она была не властна — и всю ночь ей снился чертов Драко Малфой, который делал с ней такие вещи, одна мысль о которых могла заставить покраснеть любую порядочную девушку с ног до головы. Но это всего лишь сны, они ничего не значат — ведь верно?..

***

      Гермиона вряд ли бы обрадовалась, узнай она, что Малфой, которого она так проклинала, думал о ней не меньше, чем она — о нем.       До их злосчастного столкновения все его мысли были только о Пэнси. Ему так и не удалось её догнать — она как будто растворилась, трансгрессировала на месте, если бы в Министерстве вообще была возможна трансгрессия. Но в тот момент, когда Драко увидел, что дверь его кабинета открылась сама по себе, и воздух в проеме зарябил, все проблемы с девчонкой, которая сама не знала, чего хотела, отошли на второй план. Тогда он даже не успел задуматься: а зачем вообще кому-то понадобилось проникать в его кабинет, в котором интерес могла представлять разве что оставленная им на столе книга, да и то сомнительный?.. Тело среагировало само, подчиняясь инстинкту. Зато у Драко было сколько угодно времени, чтобы предаваться раздумьям об этом сейчас.       В ту сказочку, что рассказала Грейнджер, он не поверил ни на кнат. Подумайте, МакЛагген!.. Драко помнил МакЛаггена — здорового, плечистого гриффиндорца, который особенно запомнился тем, что ухитрился вырубить Поттера во время матча с Пуффендуем. Что может быть общего у него и Грейнджер?! Соплохвосту ясно, что ничего. Она просто соврала первое, что пришло в голову, чтобы не признаваться, что собиралась влезть в его кабинет. Вот только зачем? Что она собиралась там найти? Алтарь Темного Лорда?.. Подробное описание коварного плана проникновения в Министерство через очередной шкаф? Смешно. Смешно, и отчего-то грустно.       Вообще вся ситуация не стоила и выеденного яйца. Понятно, что Грейнджер совсем не рассчитывала оказаться начальницей бывшего школьного — и не только — врага. Он и сам не ожидал. Она ему не доверяет и пытается докопаться до какой-то мифической правды. Что ж, пусть пытается — ничего интересного все равно не найдет. Впрочем…       Собираясь на работу пятничным утром, Драко задумчиво остановился возле шкафа, набитого книгами. Взгляд упал на роскошное издание «Камасутры» — подарок от Нотта на последний день рождения. Представив, какое лицо будет у заучки Грейнджер, когда она вместо коварных планов найдет вот это, Драко ухмыльнулся — и сунул трактат с отличными, весьма красочными и подробными иллюстрациями в сумку с вещами: сразу после работы он намеревался отправиться к Гринграссам. А сюрприз для любопытной зазнайки оставит на столе: пусть любуется, сколько захочет. Может даже одолжить почитать.