***
Драко вернулся домой в полном раздрае. Отбросив метлу в угол, он разделся, принял душ, съел приготовленный для него домовиком обед. Попытался читать, но не смог одолеть и половины страницы — взгляд просто скользил по строчкам, не воспринимая ни слова. Спортзал? Глупо, он и так полдня провел на метле. Прогулка? Бессмысленно. Он отчаянно искал, чем бы себя занять — но не находил ничего, что увлекло бы его дольше, чем на пару минут. Наконец усилием воли он заставил себя перестать бессмысленно метаться по квартире, сесть и обдумать то, что тревожило — тревожило настолько, что даже думать об этом было невыносимо. Он нашел дракона. Что ни говори, а он нашел! Если бы событие подобного масштаба произошло года три назад, он прыгал бы до потолка от восторга, рассказывал эту историю снова и снова, каждый раз раскрашивая повествование новыми деталями, любому, кто согласился бы слушать. Но сейчас… Сейчас восторгом и не пахло. Возможно, где-то в глубине души он чувствовал удовлетворение, какое испытываешь от хорошо написанного домашнего задания, удачно сваренного зелья или идеально сидящего костюма. Но упоения, ликования, наслаждения победой — не было. И он знал, почему. Во всем виновата Грейнджер. Чертова Грейнджер. С того момента, как они приземлились в низине под скалой, на которую выполз подремать дракон, она на него даже не взглянула. Отправляла сообщения через галлеон, рассылала Патронусов, что-то высчитывала и отмечала на карте — словом, вела себя так, будто его там и вовсе не было. Будто он не имел ко всему происходящему ни малейшего отношения, будто значил не больше, чем его же метла, которая просто доставила её высочество в пункт назначения. И это… злило. Да что там, доводило до бешенства, которое не на что было выплеснуть и не на кого излить. Осознав, что в таком состоянии ему едва ли удастся занять себя чем-то конструктивным, чтобы дотянуть до ночи и наконец-то уснуть, Драко перестал пытаться. Он переоделся в джинсы и футболку, набросил тонкую лайковую куртку — вечерами, пусть даже и летними, в Лондоне бывало прохладно, и, хлопнув дверью, покинул свое жилище. Его путь лежал в Сохо — туда, где можно было найти заведение на любой вкус. Ему нравилось заходить туда, где раньше никогда не бывал, брать в баре какой-нибудь коктейль — или в самые тяжелые дни что-то покрепче — и наблюдать. Наблюдать за теми, кто не знал ни волшебства, ни войны; за теми, кто жил какую-то свою, совершенно незнакомую и непонятную ему жизнь, за теми, кто смеялся и плакал, напивался вдрызг или тянул один коктейль весь вечер, за шумными компаниями и одиночками, бойко стреляющими глазами по сторонам. Больше всего Драко нравилось, когда удавалось познакомиться с какой-нибудь студенткой; он поил их коктейлями и виски за свой счет, а они болтали без умолку — о лекциях, парах, профессорах и однокурсниках, экзаменах, подработках и вечеринках — о той жизни, которой мог жить он сам, если бы… если бы обстоятельства сложились иначе. Если бы его жизнь была другой, если бы сам он — был другим человеком. В большинстве случаев эти знакомства ничем не заканчивались — разве что листочком с криво выведенным номером телефона, по которому он не собирался звонить. В эти места Драко привлекала не возможность напиться, и не доступный секс — но дыхание чужой жизни, биение её пульса, сладкий мираж, который казался таким реальным там, в разноцветных пятнах прожекторов, и рассыпался в пыль, стоило протянуть к нему руку в бесплодной попытке коснуться. Однако сегодня он искал совсем другого. Не наблюдать за чужой жизнью издалека, не любоваться миражами — сосущая неудовлетворенность, жажда чего-то большего требовала действий; конкретного, реального, ощутимого. Алкоголь жидким огнем растекался по венам; оглушительно громкая музыка пульсировала вокруг и внутри, точно огромное, сырое, насквозь пропитанное кровью сердце; и на какое-то время Драко забылся, растворился в окружавшей его толпе, словно он — часть многоликого, многорукого и многоногого организма, дышащего, двигающегося, живущего в едином, слаженном ритме. Горький сигаретный дым мешался с тяжелым запахом пота, похоти и чужих духов; разгоряченные тела окружали со всех сторон, опутывая паутиной случайных и намеренных прикосновений; и все это пробуждало нечто низменное, животное, примитивное — и в то же время настоящее, как сама жизнь. И, казалось, не было ничего правильнее, чем взять то, чего хотело, требовало тело; взять грубо, грязно, прямо здесь же, в узкой туалетной кабинке ночного клуба. Но в тот момент, когда ладони уже скользили по чужому горячему, потному телу, когда короткое блестящее платье было задрано, а его джинсы — расстегнуты, когда оставалось лишь протянуть руку за хранящимся на всякий случай в бумажнике презервативом — дурман спал. Драко будто очнулся. Что он творит?! Что вообще здесь делает?.. Он вдруг ясно понял, что не хочет эту девушку, о которой не знает ничего — даже имени, не хочет вообще ничего, но, черт, не мог же он в такой момент развернуться и уйти со словами: «Прости, я передумал»?! Драко закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, вернуть хоть отчасти то пьяное, бездумное, безмысленное наслаждение моментом — но под закрытыми веками отчего-то вспыхнул образ Грейнджер. Грейнджер, которую он прижимал к себе одной рукой, тело к телу, спина к груди; скользящие прикосновения её волос к его лицу; хрупкая шея с нежным персиковым пушком; тонкий, едва уловимый аромат; футы и футы воздуха под их ногами и земля где-то далеко внизу… Член дернулся; ноющая тяжесть в паху стала невыносимой. Проклиная про себя все на свете, он дрожащими руками натянул презерватив, подхватил свою случайную партнершу под ягодицы, закинул её ногу себе на бедро — и быстро, рвано задвигался, не открывая глаз и снова и снова вызывая в памяти совсем другие образы — и другую девушку.***
Утро было паршивым. И дело было даже не в том, что измученный недосыпом и слишком большим количеством алкоголя организм настоятельно требовал холодной воды в больших количествах, обезболивающего и вернуться в постель. Дело было в том, что вчера, чтоб ему провалиться, он кончил на фантазии о Гермионе, раздери её соплохвосты, Грейнджер!.. И это было… Он даже не мог подобрать нужных слов. Отвратительно? Жалко? Горячо?.. И как, скажите пожалуйста, ему теперь не думать об этом, если оно само лезет и лезет в голову, даже когда не просят?.. — Малфой, я погиб!.. Драко лишь вздернул бровь в знак удивления. Никаких более ярких эмоций появление Тео в его кабинете, с трагическим лицом повалившегося прямо на стол, не вызвало. — Проигрался, что ли? — озвучил он первое пришедшее в голову предположение. — Нет, тут все в порядке, — Тео слегка оживился. — Наоборот, благодаря малышке Грейнджер вчера неплохо обогатился. Еще пара таких пари, и я, пожалуй, прощу ей гиппокампов. Драко скрипнул зубами. И тут она!.. — Ты что, на неё поставил? — Ну а то! Полминистерства вчера ставило, правда, в основном на драконологов — дураки!.. Я знал, что подружка Поттера не подведет. Впрочем, и тебе большое спасибо — если бы ты сбросил её с метлы, у меня возникли бы кое-какие сложности. Под ложечкой неприятно засосало. Драко взглянул на приятеля повнимательнее и перевел дыхание с облегчением: ни черта он не знает, просто болтает, что в голову взбредет. Впрочем, как всегда. — Как вы вообще узнали?! — Да как всегда, — Тео пожал плечами. — Лукас, парень, который работает с оборотнями, шепнул своему приятелю в транспортном, тот — своему, ну и понеслось… Да ты меня совсем не слушаешь! Я погиб, говорю тебе! Мне конец — бесповоротный и окончательный!.. — Конец всегда окончательный, на то он и конец, — философски пробормотал Драко. — И что на этот раз? — Я женюсь! — взвыл Тео и для пущего драматизма воздел руки туда, где полагалось быть небу — то бишь к потолку. — Поздравляю, — равнодушно бросил Драко. — На Гонории Булстроуд!.. — На ком?! У него даже голова болеть перестала. Да что там, тут у кого угодно что угодно болеть бы перестало!.. — Как это тебя угораздило?! — Трагическое стечение обстоятельств и мое доброе, сострадательное сердце!.. В общем, слушай. Пришло мне приглашение от Булстроудов — помнишь, меня Франческа Гонории представила на том балу, будь она неладна!.. — Франческа или Гонория? — Обе! Обед, музыкальный вечер, ужин в узком семейном кругу!.. Я и поехал — кто бы отказался от обеда? — Любой, у кого есть хоть капля разума, — вполголоса буркнул Драко. Тео благоразумно пропустил эту ремарку мимо ушей. — Я приехал — и кого я вижу? Гойла! Сидит в углу, мрачный, как туча — ну, такая огромная туча, знаешь? Несчастный влюбленный собрата по несчастью видит издалека, вот я и подсел к нему, узнать, в чем дело. Он мялся-мялся, да от меня так просто не отделаешься. Влюблен! В Гонорию. Да только признаться не может, потому что в её присутствии его словарный запас из тридцати слов сокращается до пяти. Максимум. — Ну пусть бы действиями показал, — усмехнулся Драко. — Ты что, он не смеет! — замахал руками Тео. — По мнению Гойла, она — ангел, по случайности оказавшийся на грешной земле, плод, что зреет на древе его жизни… — Это он сам так сказал? — с сомнением осведомился Драко. — Нет, это мой вольный перевод. Не перебивай! Ну, я и решил помочь бедолаге — затмение на меня нашло, не иначе. Мол, перед ужином приглашу Гонорию на прогулку и расскажу ей, что есть человек, который любит её беззаветно и страстно, но робость и смущение мешают выразить свои чувства во всей полноте… В общем, ты понимаешь. — Понимаю, — кивнул Драко, который, кажется, начинал понимать чуточку больше, если не все. — А Грег должен был спрятаться в кустах и в нужный момент выпрыгнуть и закончить начатое — его пяти слов как раз бы хватило!.. — И что было дальше? — нетерпеливо спросил Драко, потому что вдохновение, кажется, покинуло Теодора; он как-то весь съежился и приуныл — на сей раз, кажется, окончательно. — Да что!.. На прогулку пригласил. Употребил все красноречие — соловьем разливался!.. А в тот момент, когда я выдохся, и в игру должен был вступить Грег, она утерла слезу, сжала меня в своих бульдожьих объятиях и заявила: «К чему слова! Я все понимаю! И должна сказать, что тоже люблю с первой же встречи! Конечно, я стану вашей женой!..» — А Гойл? — затаив дыхание, спросил Драко. — А что Гойл? Дождался, пока она упорхнула, аки хорошо откормленный восторженный страус, а потом вылез, прижал меня к какому-то дереву и заявил, что он, конечно, готов пожертвовать собой ради счастья любимой женщины, но если я посмею обидеть Гонорию — останусь без зубов и других жизненно важных частей тела. — Так и сказал? — Ну, я передаю суть. Малфой, спаси! — Да как же я тебя спасу? Головой надо было думать, прежде чем ввязываться! А теперь дело сделано, она уверена, что ты в неё влюблен до безумия и мечтаешь жениться!.. Что тут сделаешь? Попробуй... не знаю... пообщаться с ней не только в тени аллей, глядишь, еще и понравится. Тео бросил на него взгляд раненой лани. — Понравится. Мне. Гонория. — Чего только не бывает на свете, — без особой уверенности пробормотал Драко. — Тебе нравится? — скептически осведомился Тео. — Да упаси Мерлин!.. — То-то и оно. А мамаша её, считаешь, мне тоже понравится? — Причем тут мамаша, ты же не на мамаше женишься! — В Гонории от неё как минимум половина! Как думаешь, это обещает светлое будущее? Вопрос был риторическим. Такая особа, как старшая Булстроуд, светлого будущего никому обещать не могла. Ужасная, вульгарная, абсолютно бестактная и бесцеремонная женщина!.. Куда только смотрел старик Булстроуд, интересно? А Гонория пошла в маменьку, тут не поспоришь... Повисло угрюмое молчание. — Ты не переживай, те пятьсот галлеонов, что ты нам с Забини должен, мы тебе на свадьбу подарим. И набор вилок для рыбы, — попытался утешить его Драко. — Да иди ты!.. Моя жизнь кончена, а ты о деньгах и каких-то вилках!.. — Для рыбы. Серебряных, — зачем-то уточнил Драко, не зная, что еще сказать. — А её родители знают? — Конечно, знают! — уныло ответил Тео. — Счастливы, чуть не левитируют. После того, как её папаша женился на магглорожденной, он совсем не прочь подправить родословную, выдав дочурку за кого-то из чистокровных. Приданое обещал. Приличное, но, честно говоря, как-то не утешает. — Погоди. Приданое? Приличное? — Три тысячи галлеонов, — вздохнул Теодор. Было видно, что сумма ему нравится — но все же не настолько, чтобы жениться. — Есть у меня одна идея… Может, и выгорит. Да не кисни ты! Может, еще спасешься. В глазах Тео мелькнул проблеск надежды. Он подскочил со стола и попытался было задушить Малфоя в дружеских объятиях, но быстро передумал. — Я так и знал! Ты — мой ангел! Белокурый, прекрасноликий ангел!.. — Может, сперва обсудим?.. — скептически предложил Драко. — Вдруг тебе не понравится? — Делай, что хочешь, я в тебя верю, свобода — превыше всего! — провозгласил Тео и с песней на устах выпорхнул за дверь. Впрочем, справедливости ради стоило сказать, что хорошо откормленного страуса он при этом не напоминал. Скорее, воробья — слегка потрепанного, но, несмотря ни на что, жизнерадостного. Драко пожал плечами и потянулся за письменными принадлежностями. Превыше так превыше, кто он такой, чтобы спорить?..