* * * * *
Министр культуры Пак Хван был воплощением загадки. Обёрнутый в идеально отпаренный и идеально сидящий костюм, для мира он был эталоном семьянина и профессионала — всегда безупречный, непревзойденно элегантный, с всегда свежей укладкой и искренней улыбкой, от которой сердца замирали. Ему было около сорока, но время казалось благосклонным к нему, делая его облик лишь притягательнее. Его приветливость, идеальные манеры и беспрекословная работа уже давно завоевывали восхищение и благодарности от высших чиновников. Он был прекрасным примером фразы о том, что вначале человек работает на репутацию, а потом репутация — на него. Однако за этой внешней безупречностью скрывалась тьма, настолько же глубокая и ужасающая, насколько была прекрасна его идеальность во всём. Секрет Пак Хвана заключался в его играх — мрачных, жестоких и абсолютно зверских. Как маленький мальчик, который играет в солдатиков, разрушая и строя миры по своему капризу, Пак познал ужасающее удовольствие в охоте на живых людей. Иногда он охотился в прямом смысле. На людей, как на зверей. Иногда просто разрушал жизни, наблюдая со стороны, как у человека рушатся жизненные бастионы. Игры — его храм, а он — безжалостный бог, решающий судьбы своими холодными, расчётливыми решениями. Голубые глаза Пака были зеркалом его души — проницательными и ледяными, способными вглядываться в самые тёмные уголки человеческого бытия, не оставляя места для тепла или сострадания. Его душа была так же отвратительна, как внешность была идеальна. В каждом его движении, в каждой улыбке и взгляде скрывалась двойственность натуры — идеальная маска, за которой таилась бездна жестокости. Пак был мастером иллюзии, создавая вокруг себя ауру совершенства, в то время как его настоящее «я» жило в мире, где правила диктовались извращенными желаниями и страстями. Он был хищником в мире, где добычей становились не только те, кто оказывался в его ловушке, но и все те, кто был ослеплён его идеальной ложью.* * * * *
Тэсон с трудом приподнял веки, каждое мгновение наполнено огромным усилием. Воздух пропитан знакомым ароматом антисептиков и стерильности, который немедленно наполнил ноздри. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь едва уловимым писком медицинской аппаратуры, монотонно следящей за каждым ударом сердца. Боль всё ещё ощущалась во всём теле, но теперь она казалась отдаленной, словно её приглушили, завернув в несколько слоев мягкого, но тяжёлого одеяла. Тэс медленно повернул голову и его взгляд упал на Юнги, мирно спящего на соседней кровати. Этот момент принёс странное успокоение в сердце Тэсона, несмотря на всё происходящее. Память начала пробуждаться, воскрешая обрывки событий, слова и угрозы, которые были брошены в тот вечер. Паника. Немая истерика. Животный страх за близких. — Блять… — Тэсон лишь шевельнул губами. Сжимаясь от боли, он пытался окинуть взглядом палату в поисках своего телефона. Ему отчаянно хочется услышать голоса близких — мамы, Тэхёна или Гука, чтобы убедиться в их безопасности, чтобы почувствовать хоть каплю утешения в этом хаосе. Но каждая попытка повернуть тело напоминала о жестокой реальности — сломанные рёбра ограничивали его движения мучительной болью, словно огромные острые иглы, впивались в плоть при каждом вздохе. В этой борьбе с собственным телом Тэсон осознал ещё одну тревожную деталь — на его теле видны следы хирургического вмешательства. Шов, аккуратно пролегающий по коже, стал подтверждением о серьёзности его положения. — Юнги… Юнги! — хрипел Тэс. Сначала негромко, потом чуть сильнее напрягаясь. Друг почти сразу открыл глаза. Он тоже сильно избит: многочисленные синяки и отеки, но всё-таки двигаться он мог самостоятельно, в отличие от Тэсона. — Тэс! Господи! Ты пришёл в себя! Наконец-то! Подожди, нужно врача вызвать, — друг нажал на кнопку вызова медсестры. — Что со мной было? Рёбра сломаны, я так понимаю? Что за шрам? — И не только рёбра. У тебя было внутреннее кровотечение. Но всё сделали уже. Заштопали. Врач сказал, что теперь только восстанавливаться. Никаких угроз нет. Кажется сказал, что через недели две уже должно стать полегче. Тэсон тяжело сглотнул. — Сколько я был в отключке? — Почти три дня. Но тебя специально держали в таком состоянии. Чтобы дать организму прийти в себя. — Тэ с Гуком где? Ты нашёл их? Они появлялись? — Тэс запинался. — Прости, как ты сам? Что у тебя? — Лёгкое сотрясение и синяки. Точно лучше, чем ты. — Прости… — Тэс прикрыл глаза. — За что? — За то, что теперь мы в заднице из-за меня… Блять… Мама… Тэ с Гуком. Мы с тобой… — А если бы я был на твоём месте, ты просто стоял бы в стороне? В таком случае, мне не нужен был бы такой друг. Поэтому завязывай с этим. К маме я отправил человека, который будет за ней приглядывать. Но лучше организуй какой-нибудь санаторий или путёвку. Да, гарантий нет, но как-то более безопасно… Хотя, хер знает. Нужно что-то думать… Я уже начал копать на него. Но пока только обложка. Юнги замолчал. Как будто жевал слова. Но спросил: — Что будем делать дальше?.. — Нужно найти Тэ с Гуком. Нам теперь нужно быть вместе. Юнги кивнул. Он сам пришёл в полное понимание ситуации лишь накануне вечером, сознание медленно очищалось от тумана. Он решил, что звонить Тэхёну сразу же — это бесполезно. Сейчас они были в относительной безопасности, а состояние Тэсона оставалось под вопросом. Поэтому Юнги предпочёл подождать, пока Тэсон придёт в себя, чтобы вместе спланировать следующие шаги.* * * * *
Юнги достаточно быстро связался с Тэхёном. Рассказал в двух словах, что случилось и в какой больнице они находятся. Тэ сказал, что они с Чонгуком будут в ближайшее время. Как только Юнги встретил Чонгука и Тэхёна в прохладном, стерильном пространстве больничного коридора, его взгляд изменился. Он всё понял без слов. Тэхён, улавливая этот взгляд, мгновенно ощутил суть всего происходящего. Без лишних слов, без обычных приветствий, Юнги перешёл к сути. Его голос твёрд и спокоен, но в нём чувствовалсь тревога: — У него сломаны рёбра. Было сотрясение и внутреннее кровотечение. Сейчас ему ничего не угрожает, но состояние… Ему больно говорить, поэтому не давайте ему этого делать. Он на обезболах, но всё равно больно. И… — окинул взглядом Гука и Тэ, — дайте ему немного времени оклематься. Не добивайте. Тэхён и Гук переглянулись, кивнули и зашли. Когда Гук вошёл в палату, момент замер, а воздух казался загустевшим. Всё вокруг словно остановилось, когда он, шаг за шагом, приближался к постели Тэсона. Он избит до неузнаваемости. Лежал на больничной койке, окутанный белоснежными простынями, которые контрастировали с темнотой синяков и гематом на теле. Но даже сквозь боль и страдания глаза загорелись теплом, когда Тэсон узнал Чонгука. — Детка… я так рад… слава Богу, с тобой всё в порядке! — его голос слаб, но в нём чувствовалась искренняя радость и облегчение при виде омеги. Эти слова, наполненные любовью и заботой, как нежное прикосновение ладони. Однако настроение изменилось, когда Тэсон ощутил изменение запахов. Как сильный удар по уже сломанным костям. Запахи не лгут. Они рассказывают истории, которые могут пытаться скрыть. Запах брата на Гуке — это то, что не требовало дополнительных объяснений. Тэсон сделал вид, что ничего не чувствует. С трудом собрав в себе силы, перевёл взгляд с Гука на Тэхёна. В его глазах столько всего… — Спасибо, что сдержал слово. Я знал, что могу тебе доверить моё самое ценное, — слова Тэсона наполнены глубоким болезненным смыслом. Тэхён, стоящий перед ним, встретил взгляд, в его глазах отражение той же боли. — Друзья! — Юнги перевёл внимание на себя. — Я рад, что все мы живы. Пока что… А потом он рассказал Тэхёну и Гуку всё то, что сказал министр Пак. Со всеми деталями и опасениями. — Мама? — тут же обеспокоенно спросил Тэ. — Рядом с ней уже есть человек, — ответил Тэсон, — но давай её в какой-нибудь оздоровительный центр отправим? Там где охрана и персонала побольше. — Я всё организую сегодня. И сразу позвоню ей. Скажу, это от нас с тобой. — Не говори про меня. — Естественно. — А что про министра?.. — испуганным голосом спросил Гук. — Парни сейчас копают на него информацию. Абсолютно любую. — А план какой вообще? — Чонгук волновался не на шутку. — План такой, что мы узнаем всё о нём. Как можно быстрее. Найдём слабые места. А потом ударим в них. — А убить его просто так… нельзя что ли? — Нет, детка, — Тэс взял за руку Гука, который сидел на краю кровати, — тогда, сразу убьют нас. А так… у нас хоть какой-то шанс есть. Если он действительно чокнутый игрок, в этом случае у нас есть хоть шанс… — Какой-то бред… Тэсон старался немного приподняться, но ему это невероятно тяжело и больно сделать. Лицо исказилось болью: — Нам теперь нужно быть всегда всем вместе. Под собственную ответственность завтра отпишусь и забуримся где-нибудь. Пока не будет информации, с которой можно поработать. — Поедем ко мне, — тихо и уверенно предложил Тэхён. — У меня тут есть небольшой дом. По документам он со мной никак не связан. Юнги кивнул: — Отличный план. — Ладно… Я тогда поеду, — сказал Тэхён, — решу момент с мамой и завтрашней выпиской Тэса… — Спасибо, — поблагодарил брат. — Гук, — обратился Тэхён, — я заберу тебя позже, отвезу домой… — Да, хорошо. А пока я хочу побыть с Тэсом, — Гук виновато смотрел на своего истинного. Тэхён кивнул. … Следующие три недели превратились в сущий ад. Для каждого. Тэхён и Чонгук, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, временно поставили свои отношения на паузу. Привычные, уже родные объятия и поцелуи исчезли, словно их никогда и не было. А взгляды, которыми они когда-то делились, как тысячами слов любви, теперь были наполнены лишь молчанием и отстранённостью. Но на фоне общей катастрофы, которая медленно, но неумолимо разворачивалась, всё это было лишь малой частью, что приводило мысли в ужас. Гук ждал подходящего времени, чтобы в конце концов открыть Тэсону правду. Он знал, что этот момент придёт, и что альфа должен будет принять всё, что произошло, несмотря на всю боль, которую это принесёт. В конце третьей недели они вернулись домой. Юнги поехал к себе. Тэхён — к себе. Гук и Тэс — к Тэсону. Спустя несколько дней после возвращения Для Тэса день с самого утра начался под знаком тревоги. Поистине звериная интуиция и чутьё. В тишине уходящего вечера наступил тот момент, который Тэсон инстинктивно чувствовал, но отчаянно надеялся избежать. Три недели он боролся за каждый вздох, за каждый миг рядом с Гуком, отодвигая мысли о неизбежном. И вот это неизбежное наступило, когда Чонгук, его омега, решился на разговор. Тот словно призрак блуждал по квартире весь день, потерянный и растерянный, искал место взглядом, которое могло бы дать ему убежище или хотя бы отсрочку от неизбежного разговора. Его движения были напряжены, а в глазах скрывалась буря эмоций, предвестник грядущего шторма, в котором вряд ли кто-то сможет уцелеть. Когда он, наконец, опустился на диван рядом с Тэсоном, воздух между ними наполнился напряжением. Тэс ощутил это, чутьё предательски сильно забилось в груди тревогой. Он всматривался в Чонгука, ища ответы на вопросы, которые ему и задавать было страшно. До дрожи страшно. Глаза Чонгука полны смятения, глубокого раскаяния и чего-то ещё, что Тэсон боялся даже понимать. Он не хотел даже пробовать понимать. Страх. Это было похоже на предвестие шторма, когда ветер ещё только бьёт сильными порывами, но воздух уже насыщен ожиданием неизбежной бури, в которой не останется выживших. Чонгук открыл рот, чтобы сказать. Каждое слово, которое только собиралось прорваться наружу, уже как будто вибрировало в пространстве, перегруженном эмоциями. Тэсон почувствовал, как его сердце стискивается тисками боли и отчаяния. Он понимал, прекрасно понимал, что сейчас будет происходить. Но знание этого нисколько не облегчало состояние, не делало эту боль менее острой. Сидя рядом на диване, Тэсон и Чонгук были как две разбитые души, стоящие на пороге самой болезненной разлуки, которую только можно было представить. — Тэс, нам надо поговорить. Вернее… я должен сказать… Тэсон остановил его: — Что бы ты не хотел сказать сейчас — не надо. Отложи хотя бы на неделю. Гук внимательно смотрел и слегка поджал губы, перевёл взгляд куда-то в пространство комнаты. — Нет, Тэс… это нужно сейчас. — Я всё знаю, не надо говорить, — хмурился и практически беззвучно ответил альфа. Видно как влага медленно собиралась в глазах. Быстро и легко он смахнул первые слёзы. — И я это понимаю. Это не вы, это всё природа: чёртова течка с ёбанным гоном. Так бывает, — хмурился сильнее, оправдывая ситуацию. Видно как он старался подавить слёзы, которые так предательски кричали о боли, разодравшей всё внутри на лоскуты. — Просто это случилось. Вы помогли друг другу. Не более. Гук. Пожалуйста… У Чонгука тихо и бесконтрольно скатывались слёзы. Он молчал. Чонгук стоял перед бездной своих чувств, ошеломлённый и раздираемый изнутри. Он не мог даже представить, в самых мрачных кошмарах предугадать, как сильна будет боль, как она пронзит его. Разговор, который предстоял, стал испытанием на выживание. Ничего более страшного он не видел в своей жизни. Не в плане красоты или уродства, а в плане чего-то такого, от чего душу словно вынули из тела и убили на собственных глазах. Но он должен произнести слова, которые разрушат все. — Тэс, это не про гон и не про течку. Мы с ним ис… — Детка, — Тэсон резко перебил. Как будто от скорости произнесённых слов, зависела его жизнь. Слёзы, крупные и беззащитные, стекали по его щекам, каждая из них — молчаливое свидетельство разбитого сердца. — Пожалуйста, молчи. — Альфа подрагивал от того, что происходило внутри. Его била мелкая дрожь. — Я тебя умоляю, просто молчи, — просил он, и в его голосе слышалось отчаяние, борьба между желанием понять и бесконечным страхом потерять. Тэсон с трудом опустился на колени перед омегой, продолжая: — Я сдохну без тебя. И ты знаешь, что это не просто слова… пожалуйста. Я и так лишился брата… Не оставляй меня без себя. Гук тут же опустился на колени напротив, крепко обнял, словно искал прощения. — Прости, умоляю, прости. Ты прекрасный человек… Это я оказался дрянью… А ты… Ты, правда, один из лучших людей в моей жизни. И я ненавижу себя за то, что приходится причинять тебе эту боль. — Без тебя… я снаружи моего мира, детка… умоляю. — Прости меня, Тэс… и отпусти, — громкий всхлип. — Я не могу простить лишь предательство. А… измену — очень даже, как получается… Мы это переживём, детка. Я не злюсь и не виню тебя. Это просто течка была. И всё. И всё… Тэсон взял лицо Чонгука в ладони и поцеловал дрожащими губами. В последний раз. Он знал, что это последний раз, когда он касался губ самого любимого человека на свете. Последний раз обнимал его. Губы практически не двигались, просто прижатые друг к другу. Слёзы обоих скатывались на них. Поцелуй пропитан горечью и болью. Как будто сейчас истекали последние секунды жизни Тэсона. И для него это так. Гук взял в руки ладони Тэса и мягко их убрал со своего лица. — Прости… и не люби меня. Я точно этого не заслуживаю. Быстро поднялся и вышел. Тэсона окутала оглушительная тишина одиночества, прерываемая лишь резкими всхлипами, каждый из которых разрывал пространство вокруг него. Ему казалось, что сейчас вгоняли огромные тупые иглы боли в и без того измученное тело. Сидя на холодном полу, он обнял себя в попытке удержать остатки разбитой души вместе. Переломы, которые ещё не успели полностью зажить, послушно откликнулись болью на каждый рывок горечи и отчаяния, словно жестокие напоминания о том, что он всё ещё жив. К его сожалению. Тэс не мог понять, как после всего, что произошло, он всё ещё способен дышать, чувствовать. Жить… Он одновременно ошарашен и раздавлен этим парадоксом существования — как можно продолжать жить, когда внутри всё разрушено… Как жить дальше в мире без той единственной любви, которая придавала жизни единственный смысл? Боль в сердце перешла в яростный, неукротимый гнев, который заполнил каждую клеточку тела, каждый уголок души. Но его гнев направлен не на Чонгука. Нет, его разум искажён обидой на брата, который, казалось бы, был причиной этой его беды. Сквозь мутную пелену слёз и отчаяния, Тэсон искал виновного. И нашёл. Он крепко держался за эту мысль, ведь сейчас жизненно необходимо найти виновного. Иначе можно сойти с ума. Его гнев стал настолько мощным, что практически ощутим на физическом уровне. Кожа горела, а под ней, как будто не кровь и плоть, а пламя с кипящей лавой. Он сгорал изнутри. И теперь не от любви, как было с Гуком. А от ненависти к своему брату. Если бы Тэхён оказался сейчас рядом, Тэсон не задумываясь бросился бы на него. Разорвал бы на мелкие кусочки за секунд пять или семь. Он уверен в этом. В его воображении сцены мести крутились одна за другой, каждая следующая более жестокая, чем предыдущая. Он разрывал бы его, не оставив шанса на спасение, на прощение. В этом потоке эмоций Тэсон терял себя, забывая о боли, забывая о любви, которую когда-то испытывал к брату. Но глубоко внутри, за пределами этого гнева, остался маленький остаток разума, который кричал о том, что вина брата не так однозначна, и что жизнь гораздо сложнее, чем кажется в моменты острой боли. Этот остаток разума пытался достучаться до сердца, стараясь напомнить о прошлом, о тех светлых моментах, которые они с братом делили, о той неразрывной связи, что когда-то казалась непоколебимой. Но сейчас эти воспоминания погребены под тяжестью предательства и потери, и Тэсон не уверен, сможет ли он когда-либо их откопать. Агония души и разума продолжалась долгие двадцать минут. Окончательно обессилев, Тэсон нашёл в себе силы набрать номер Юнги. Его голос, осипший от душераздирающих криков и рыданий, едва узнаваем. Слова вырывались сквозь тяжелое дыхание: — Юнги… он… ушёл. Снова всхлип. — Тэс… — Юнги не знал, что сказать. Единственное, что он мог, и что в его силах — быть рядом. — Я тебя понял… сейчас приеду. Юнги прекрасно понимал, что этот звонок — крик о помощи, который невозможно игнорировать. Тэсону нужен друг, который сможет хотя бы на мгновенье разделить боль души. — Ты только глупостей не делай… Я приеду и сделаем тогда вместе. В ответ тишина. Потому что слёзы снова душили, не давая сказать ничего. Юнги кивнул, чтобы голос был ещё более уверенный и поддерживающий. — Я уже еду, Тэс. Скоро буду! … Всю ночь они говорили. Слова боли и отчаяния были на повторе, а внимание и забота Юнги не знали предела. Он давал выговориться другу, принимая и разделяя его трагедию. — Я хочу сам его отдать Паку, — с невероятной обидой произнёс Тэс. В этой фразе столько боли, что на первый взгляд она, кажется, сказана абсолютно безэмоционально. — Жалеть потом будешь, — спокойно ответил Юнги, докуривая. — Вот уж точно нет. — Боль не вечна, Тэс, — стряхнул пепел, — а сожаления — да. Всё же срастается и затягивается. Да, бывает криво и неправильно, но срастается. Это факт. Закон жизни, если хочешь. Поэтому — будешь. — И что, это ты мне говоришь, чтобы я забил на то, что он у меня забрал Гука?! Типа я не прав в этой ситуации?! Херовый ты друг в этом случае! Юнги спокойно сделал последнюю затяжку, потушил окурок в пепельнице и закрыл окно. Повернулся к Тэсону. — Нет, Тэс. Я лишь говорю, что глуп тот, кто садится на корабль во время шторма. А не то, что тебе нужно на что-то или кого-то забить. И знаешь, эта твоя формулировка — «забрал»… Ты не прав тут. Гук не вещь, чтобы его забирали или возвращали. И… я сейчас, наверное, оправдаю свою херовость, но скажу… Тэсон внимательно, даже пристально смотрел на друга. Он внимал каждому его слову. — Чтобы ты сделал, если бы встретил своего истинного? Забил бы на это? Забил бы на взаимные чувства? Я не говорю, чтобы ты ставил себя на место Тэ или Гука. Я спрашиваю тебя. Что сделал бы ты? Тебе разве не хотелось бы настоящей любви, а не подделки под неё? Да, очень качественно сделанной, что даже от оригинала не отличишь. Но ты-то знаешь, что это всё равно подделка, просто бутафория… — Ну а мне что делать-то?! — вскрикнул Тэсон. — Мне, блять, что делать?! Я не могу без него, понимаешь?.. — Понимаю. А, что делать… принять это и жить. Вначале как-то, потом сориентируешься. Нам бы Пака вначале пережить… И… — Юнги достал очередную сигарету и прикурил, сделал глубокую затяжку и прищурился. — Гук не твой истинный… значит, ты всё ещё в поиске. Банально, но у тебя всё ещё впереди. — Я не хочу никого, кроме него. Ты не понимаешь… — А чё это я не понимаю?! — начал заводиться Юнги, — Ты так говоришь, как будто я никогда не любил! … — недовольно хмыкнул. — Пиздец, блять! Одному тебе только может быть больно, да?! Обидели, бедненького! Да правильно Гук всё сделал! Юнги говорил на повышенном тоне. Старался докричаться до Тэсона в прямом смысле. Тэс резко бросил на друга злобный взгляд. — Да, Тэс, да! Правильно! И не прожигай во мне дыру! Гук не крутил с вами обоими, а сказал сразу правду, как есть. И, кстати, молодец, что не вывалил на тебя это, когда ты и без этого дышать не мог… Слушай, — Юнги выдохнул горьковатый дым, говоря уже почти спокойно: — Ты прав в том, что сейчас чувствуешь. И Гук прав в своём выборе. Просто… да, нехилая такая подстава от жизни получилась. Но тут, нет твоей вины… или Гука… или Тэ. Вини судьбу, если хочешь. Но не этих двоих или себя. Ты и они тут ни при чём. Они точно такие же заложники ситуации, как и ты. Прямолинейность Юнги и его сторонний взгляд на ситуацию были для Тэсона, как сильная и хлёсткая пощечина, которая вывела из затянувшегося эмоционального шока. Тэсон устало потёр глаза. У него по-прежнему ещё немного сил. А всё произошедшее давно исчерпало все, даже резервные силы организма. Юнги это видел и сказал: — Слушай, извини, но я уже всё, рубит. Глаза закрываются. Останусь у тебя, не против? Боюсь за рулём усну… — Да, оставайся. Конечно… Уснули около четырёх утра.* * * * *
Юнги разбудил настойчивый звонок в дверь. Он нехотя поднялся и поплелся к двери. Тэсон спал как убитый. — Юнги?! — удивился Тэхён. — А кого ты тут ещё ожидал увидеть? — сонно бормотал другю — Гука что ли? Тэхён хмурился: — Он у мамы сейчас. — Чё припёрся? — старался не очень громко говорить Мин. — Хочу поговорить с Тэсом. — Тэсон спит ещё. И знаешь, это отвратительная идея… — прикурил. — Возвращайся домой лучше, от греха подальше. Ваш разговор — это вообще не решение ситуации сейчас. — Решение. Разговор — это всегда решение! — Тэ, какое, нахер, решение?! Тэхён! Какое?! Ты скажешь «извини», поплачешь, и у Тэса тут, — Юнги указал на сердце, — больше не будет двойной дыры размером с лунный кратер?! — … — Тэ, я не говорю, что ты херовый брат. Это не так. Тут никто не виноват, что вы с Гуком истинные. Но просто вали сейчас отсюда и не показывайся ему. Дай ему успокоиться. А твои слова ничего не сделают, только ещё больше ранят… Он тебя во всём винит… Тэхён хмурился. Понимал, что Юнги прав. — Ладно… держи меня в курсе, как он. Тэсон проснулся и вышел на голоса. В ту же секунду, как он увидел брата — набросился на него. Боль и обида, полыхающие в душе, нашли выход в слепой ярости, направленной на брата. Каждый удар, который он наносил, был как крик отчаяния, мольба о понимании и, одновременно, наказание за предательство, которое Тэсон ощущал так остро. Юнги, хоть и оказался в шоке первые секунды с начала драки, быстро пришёл в себя и бросился разнимать братьев. Оттащить Тэса от Тэхёна оказалось невероятно сложно. Даже несмотря на травмы того, которые ещё не зажили. Тэсон был так сильно охвачен желанием нанести боль, что ничего не видел, не слышал и не чувствовал. Когда Юнги наконец смог разнять их, оба брата уже были изрядно избиты, дыхание у обоих было тяжелым и прерывистым, а на лицах застыли выражения глубокой боли и обиды. Тэсон в ярости кричал: — У меня больше нет брата! Чтоб ты сдох, сука! Даже если будешь умирать, я тебе не помогу! Юнги, стоявший между братьями и сдерживающий Тэсона, ощутил всю боль обоих. — Тэс! Хочешь ты или нет, принимаешь или нет, но мы с ним — истинные! Очнись, придурок! А то, что ты его считаешь своим — это просто плод твоей фантазии! — Да если бы ты в гон повёл себя, как брат, ничего не было бы! Ты просто тупо его использовал и привязал к себе! — Заткнитесь оба! — прокричал Юнги. — Тэ, вали, правда. Братья смотрели друг на друга несколько секунд. Тэхён развернулся и ушёл, громко хлопая дверью. — Вот, нахера, Тэс?.. Мало своих синяков?