* * * * *
Пять лет назад Счастливое позднее утро началось с теплых лучей солнца, пробивающихся сквозь легкие занавески, наполняя комнату уютом и весенним теплом. Ощущение любви и гармонии было повсюду – в мягком свете, в воздухе, наполненном ароматом свежесваренного кофе, в каждой детале их дома. Юнги, ещё ощущая на себе приятную прохладу после душа, спустился по лестнице и направился на кухню, где его муж, Су, уже стоял у кухонного острова, готовя завтрак и увлечённо что-то ковыряя. Яркое солнце заливало кухню, делая каждую деталь ярче, каждый цвет насыщеннее. Это утро казалось особенным, наполненным обещанием чего-то радостного и хорошего. Юнги остановился на пороге, наблюдая за Су, он не мог удержаться от улыбки. Любовь, которую он ощущал к своему омеге, переполняла его, делая каждое мгновение рядом с ним бесценным. Су, обернувшись и заметив Юнги, ответил теплой улыбкой и поманил к себе жестом головы. Это было именно то счастливое утро в любви, когда простые моменты становятся незабываемыми воспоминаниями, а солнечный свет и вкусный завтрак – прелюдией к очередному прекрасному дню, проведенному вместе. — Чего встал там, проходи! — И что ты делаешь? — с улыбкой непонимания обращается Юнги к Су, проходя на кухню. — Хочу авокадо, что непонятного? — Солнце, ты в курсе, что пытаешься съесть кость, а не мякоть? — Юнги с трудом сдерживает смех. — Ну да, я пробовал ножом расковырять, но ничерта не получается! Они как будто из бетона! О! Юн! Ты же сильный! Сломай мне косточку! — Су подкидывает кость мужу. — Я хочу попробовать ядро именно этой косточки! — Нет, солнце. Так же как и на прошлой неделе я говорил твоей попытке съесть мыло — нет, — Юнги выбрасывает косточку в мусорный бак. — Тебе жалко что ли? — хмурится Су, — и это не я хочу, а он! Юнги подходит к мужу со спины, нежно обнимает за едва округлившийся живот, кладет подбородок на плечо: — Не придумывай мне сказки, — лёгкий поцелуй в шею, — наш малыш не хочет травить своего папу. Любовь и нежность переполняют Юнги. Все слова о своих чувствах уже сказаны давным давно. Альфа спускает край кофты с плеча омеги и аккуратно с трепетом выцеловывает маленькую метку, которую поставил своему истинному в момент оргазма во время их первого секса. Вначале Су даже не заметил этого тогда, но когда обнаружил, вопил и истерил, как сумасшедший. Юнги только умиляла такая его реакция. Это выглядело очень забавно, когда Су хотел вмазать своему истинному за своевольное поведение, но Юнги перехватил его руку со словами: можешь колотить меня сколько влезет, но я тебя уже никуда не отпущу от себя. С меткой или без — ты мой. Су смотрел в лицо Юнги секунд десять, и не отводя взгляда, сказал сквозь зубы: я — та еще истеричка и заноза в заднице, сам знаю. У меня отвратительный характер… это я тоже знаю. Поэтому… ты либо будешь меня любить такого, какой я есть со всей моей ебанцой, либо давай даже не начинать. А метка… Фигня, всегда можно забить татуировкой. И всё, как будто и не было тебя никогда в моей жизни… Для меня ни метка, ни истинность не важны. Для меня важна любовь, твоё отношение ко мне, и то, каким я себя ощущаю рядом с тобой. Юнги слегка подвис, разжал руку на запястье омеги после слов того. — Прости, если сделал больно… — Не сделал. Но и разрешение ставить мне метку я тоже не давал. Для меня это — неуважение. У Юнги в эту секунду было чувство, что Су его испепелял своей спокойной интонацией. — Су, глупый вопрос, наверное… но что мне делать, чтобы у нас всё вышло? Я правда не хочу тебя потерять. — Уважение и любовь. Это всё. Больше мне ничего не нужно. — И… как тебя любить, чтобы было как нужно именно тебе? Су улыбается, подходя ближе, обнимает: — а ты умный альфа, оказывается. Спустя полтора года Юнги сделал предложение и они были самой счастливой семьей, которая была в ожидании малыша. … Омега откровенно пристаёт к мужу, трётся о пах и сжимает руки того в своих. — Нет, родной, нельзя. Не провоцируй, ничего не будет. — Технически уже можно. И сегодня придут анализы, врач к вечеру позвонит сказал. — Су водит носиком по щеке альфы, вдыхая любимый аромат хвои и мускуса, — му-уж, ну пожа-аалуйста… я уже мокрый по колено… — жалобно выдыхает. — Нельзя, — тихо говорит Юнги и утягивает в глубокий долгий поцелуй. Омега тает в сильных руках любимого человека: — можно, если осторожно. Врач еще вчера сказал, что можно! Су быстро задирает футболку на муже и проводит языком по соску. — Юн, у нас месяц не было секса! — И что? — улыбается Юнги, — в шоке, что смог выжить, похотливая ты моя прелесть? — Представляешь, как туго твой толстый член будет входить в меня? — Эй, вообще-то нас слышит наш ребенок! Может ты будешь как-то поскромнее выражаться?.. — Господи, отец года! Он не понимает ничего, он только чувствует моё настроение и различает интонации. — Су стягивает с себя домашнии мягкие штаны, остаётся только в кофте и кружевных трусиках. Юнги смотрит голодным взглядом на мужа, пожирает глазами каждый сантиметр оголенной кожи. — Ты решил довести меня до сердечного приступа, изверг? — Нет, только до оргазма, — довольно отвечает омега, — твоего и моего. И тогда будет идеальное утро! … — Не больно? Всё в порядке? Как ты? — Ой, хватит уже, Юн! Не порть кайф. — Су! — Я сказал бы, если что-то было бы не так. Что ты такой паникер! — Точно всё в порядке? Су блаженно улыбается, открывает глаза и ложится на грудь мужа: — это было невероятно круто! Может нам периодически не трахаться? Юнги смеётся: — ну-ну, сказал тот, кто меня насилует по три раза в день. — Ой, ты пожалуйся еще мне тут, — Су несильно ущипнул Юнги за бок. — Может ты альфа на самом деле? — язвит Юн. — Многих альф ты знаешь, кто любит кружево так, как люблю его я? И кто носит ребёнка! Юнги смеётся, крепче обнимая мужа и целуя в волосы. Су улыбается и сам крепче прижимается к мужу: — давай кроватку сегодня выберем? — Давай. Мне нужно с Тэхёном и Тэсом встретиться в обед, а потом буду свободен. — Давно они не приезжали к нам. Давай на ужин позовёт их завтра? — Давай, отличная идея. — А можно мне с тобой на встречу с ними? Я как-то соскучился по ним даже. — Можно, если хочешь. Но тебе разве не будет скучно? — Как мне может быть скучно, если ты рядом? Я вот на тебя посмотрю и сразу веселее станет… — Кроватку уже выбрал? Есть варианты? — Да! — Су тянется за телефоном. — Смотри! Мне нравятся эти пять. Я хотел посмотреть их в магазине. Вот после встречи можем сразу поехать. Да? — Да, отличный план. А коляска? — Вот, — Су протягивает телефон с фото, — мне такая нравится. Юнги довольно прикрывает глаза: — я самый счастливый человек на свете. — Неа… — С чего это «неа»? — Потому что самый счастливый — это я. Просто смирись. Но если ты будешь себя хорошо вести, я, так и быть, немного потеснюсь и разрешу разделись со мной этот титул. … После прекрасного дня, наполненного смехом, общением с друзьями и приятными хлопотами по подготовке к прибавлению в семье, Юнги и Су возвращались домой, неся в сердцах лёгкость и радость. Покупка кроватки и коляски стала ещё одним шагом к воплощению их мечты о родительстве. Вечер они решили провести в уютной домашней обстановке, наслаждаясь спокойствием и любимым телешоу. В гостиной, с комфортом устроившись на мягком диване, они погрузились в мир своих любимых героев, позволяя себе расслабиться после насыщенного дня. Су, улегся головой на колени Юнги и наслаждаясь желатиновыми конфетками, время от времени морщился и поглаживал живот. Юнги, замечая эти малейшие изменения в поведении мужа, чувствовал лёгкую тревогу. Он знал, что беременность омеги — дело нежное и требует внимания и заботы, особенно учитывая то, что беременность была сложной и на ранних сроках были угрозы выкидыша. — Всё в порядке? — осторожно спросил Юнги, переключая внимание на мужа. Су кивнул, стараясь улыбнуться, но его взгляд был обеспокоенным. Он не хотел волновать Юнги без видимой на то причины, однако чувствовал внутри себя непонятное беспокойство, смешанное с колющей кратковременной болью, которая время от времени пронзала живот. Вечер, который начинался так радостно и беззаботно, внезапно обернулся испытанием, которое они не могли предвидеть. — Что-то не так? — Не, всё в порядке, просто как-то живот иногда каменеет. Но быстро отпускает. — Может врача вызовем? — Юн, хватит паниковать, всё в порядке. И врач позвонит скоро сам, ещё пару часов. Он сказал, что позвонит в конце рабочего дня. — Я не паникую. Но смотреть на то, что у тебя что-то не так, тоже не собираюсь. — Я думал, что из нас двоих я буду сумасшедшим папочкой, а оказывается это ты, — Су улыбается и притягивает альфу к губам. Но спустя минут двадцать болевые ощущения только усиливаются, Су поднимается с колен мужа, на которых лежал головой и сгибается от острой кратковременной боли. — Су! Что такое?! Что мне сделать? — Позвони врачу. Что-то не так, — сильно жмурится омега, — дай мне телефон мой, я сам. Юнги бежит за телефоном, вкладывает его в руку мужа, но тот вздрагивает снова от боли, роняя смартфон. — Твою ж мать, — стонет омега, ложась и прижимаясь лбом к спинке дивана. — Су… у тебя… кровь… — Звони в скорую, — тихо и напугано произносит омега, — а потом врачу… Юнги незамедлительно вызвал скорую, а затем позвонил врачу, который вёл беременность Су. — Да, господин Мин, добрый вечер! — ответил доктор, — я как раз получил ваши результаты анализов… — Это не Су, я его супруг. У него сейчас острая боль и кажется, кровотечение, но не сильное… — Вызывайте скорую! — Уже. Сказали будут минут через десять. Что мне делать? Что я могу сделать? — Ничего. Подождите, я сейчас посмотрю анализы. Юнги кивает, как будто врач мог это увидеть. Он обеспокоенно смотрит на мужа, который свернулся калачиком на диване, и, кажется, боялся даже сделать вдох. — Я посмотрел результаты. Алло, вы тут? — Да. — Сейчас пришлю фото, покажите их врачу скорой, они поймут какие препараты дать. Господин Мин, сейчас только вы меня слышите? — Да. Врач глубоко вздыхает: — у вашего супруга очень высокая угроза выкидыша. И… боюсь, что скорая может не успеть помочь… Если беременность сейчас сохранится, это будет чудом. Вы понимаете меня?.. Юнги до белых костяшек сжимает телефон в руке: — это значит… — голос дрожит, он отвернулся от Су, чтобы тот, если повернётся, не увидел бы застывших слёз в глазах. — Мне очень жаль, но да… Пожалуйста, позвоните мне уже из больницы, после осмотра. Не важно сколько будет время, я буду ждать ваш звонок. Тишина. — Будьте с Су. Вы сейчас нужно друг другу. И не давайте ему подниматься. Пусть лежит до приезда врачей и делает всё, что они будут говорить. — Я вас понял… — Позвоните, пожалуйста, позже. — Да, — отвечает Юнги в каком-то необъяснимом состоянии и скидывает.* * * * *
Выкидыш… Это слово может быть сравнено только со словом «война». Боль, разрушение, смерть. Через пару дней, когда супруги вернулись из больницы, Су был похож на свою тень, но ни как на человека. Его движения были механическими, лишённые привычной плавности и лёгкости, которые были присущи ему. Глаза, обычно искрящиеся дерзостью, радостью и любовью, теперь казались пустыми, безжизненными обледенелыми озёрами, в которых отражалась неисчерпаемая глубина его боли. Дом, когда-то наполненный ожиданием счастья и радостным волнением от предстоящего прибавления в семье, теперь казался пустым и холодным. Воздух в комнатах словно бы завис теперь и был неподвижен. Будто сам дом затаил дыхание, оплакивая утрату вместе с ними. Мебель и вещи, ранее выбранные и расставленные с любовью и заботой, теперь напоминали о той бездне, которая образовалась в их жизни после трагедии. Детская комната, вчера ещё пестрела яркими красками и игрушками, была закрыта теперь на ключ. Дверь, за которой хранились неосуществленные надежды и мечты, теперь казалась непреодолимой границей, разделяющей их настоящее и то будущее, которое они так искренне желали. Юнги старался поддержать Су, окружая его заботой и вниманием, но его попытки пробиться через стену отчуждения и отстранения, которую Су возвёл вокруг себя и своей души, чаще всего оказывались тщетными. Су проводил дни, сидя у окна, молча глядя в никуда, обернувшись в покрывало, которое должно было стать одеялком для их ребёнка. Его глаза, устремлённые в пустоту, время от времени наполнялись слезами, которые он не пытался скрыть. Он казался таким хрупким и беззащитным, что Юнги порой чувствовал, будто любое неосторожное движение может окончательно разрушить его. Вечера были особенно тяжелы. Уложившись в постель, Су поворачивался спиной, и Юнги мог слышать, как дыхание мужа становится тяжелым, как если бы каждый вдох был наполнен свинцовой пылью. Иногда, в полной тишине ночи, он слышал, как Су тихо плачет, его плечи дрожат от подавленных всхлипов. Юнги лежал рядом, не зная, как помочь, чувствуя себя бессильным перед лицом такой бездны отчаяния. Он лишь осторожно прикасался к спине Су, пытаясь хоть как-то утешить его, передать тепло своих рук и сердца, надеясь, что это тепло сможет растопить лёд, сковывающий душу его любимого. Но в ответ на нежные прикосновения слышал всегда лишь одно: — убери с меня руки. Или вовсе не было ни единого слова, а просто лёгкое движение плечом, которое говорило об этом. Месяц за месяцем, состояние Су оставалось неизменным, как будто он ушёл в себя так далеко, что не мог найти путь назад. Юнги наблюдал за этим, ощущая, как с каждым днём его собственная боль углубляется, окутывая его одиночеством, которое казалось почти осязаемым. На нём уже давно не было рук любимого человека, не было объятий, которые могли бы согреть и утешить уставшую душу. Юнги также потерял ребёнка… Невыразимое горе рвало его изнутри, и он искал утешение в Су, своём истинном, стремился поделиться этой болью, чтобы, разделив её, как-то пережить вместе. Но Су отталкивал его, погружаясь всё глубже в собственную скорбь утраты, оставляя Юнги бороться с отчаянием и болью в одиночестве. Это отталкивание Су Юнги от себя рвало их невероятно прочную связь, подобно тому как нити, одна за одной, рвутся в канате, который казался невероятно прочным. Юнги чувствовал себя брошенным на обочину их пути, которым они шли вместе. Он чувствовал себя лишённым возможности помочь или даже просто быть рядом. Более того, он чувствовал себя бесполезным, потому что не мог найти способа проникнуть сквозь туман горя, в котором затерялся Су. Но в глубине души Юнги понимал, что для Су всё это было ещё более мучительно. С одной стороны, его сердце кричало о желании поддержать, быть стойким за обоих, но с другой — разочарование и чувство одиночества. Ведь их общая боль, казалось, разделяла их больше, чем объединяла. «Разве это верно?» — вопрос эхом раздавался в его разуме. Они оба потеряли ребёнка, оба страдали, но почему их пути в этом горе разошлись так далеко? Юнги проводил долгие ночи, лежа рядом с Су, слушая его редкие, но мучительные всхлипы во сне. Внутри он умирал точно так же как и Су. Он чувствовал, как его сердце рвется на части от боли не только по потерянному ребёнку, но и по потерянной близости с любимым. Он задавался вопросом, сможет ли их любовь пережить такое испытание, или же горе окажется сильнее. Несмотря на свои сомнения, Юнги не терял надежды найти путь к Су, чтобы вновь соединить их разбитые сердца, ведь глубоко внутри он знал — только вместе они смогут найти силы пережить свою утрату. В глубине своего сердца Су был раздираем чувством вины. Он считал себя одним-единственным виновником произошедшего, погружаясь всё глубже в мучительные размышления о том, что мог сделать что-то иначе, мог что-то предпринять как будто, даже несмотря на медицинские заключения, которые ясно говорили, что беременность сохранить было невозможно. Су не мог простить себе произошедшего. Чувство стыда перед Юнги было невыразимо и невыносимым. Он чувствовал, что подвёл его самым непростительным образом, лишив их обоих мечты о семье, о будущем, которое они так тщательно и бережно планировали вместе. Су закрывался в себе, убеждая себя, что отдаление от Юнги — единственный верный вариант. В его собственных глазах, он уже не был достоин той любви, которую они делили, он убедил себя, что не заслуживал быть рядом с Юнги после всего, что произошло. Со временем, его эта мысль только укреплялась. Су чувствовал, что его присутствие рядом с Юнги лишь напоминает тому о потере. Единственным выходом, который он видел, был развод — решение, которое разбивало уже и так разбитое сердце на еще более мелкие части. Когда он озвучил Юнги своё решение, это было сделано с такой твердостью, словно он уже месяцами готовился к этому моменту. Юнги в панике хотел всё обсудить, но лишь услышал: — Не о чем говорить уже как четыре месяца. Слова Су звучали окончательно и безапелляционно, оставляя за собой лишь пустоту. Уходя, Су всё ещё безмерно любил Юнги, но его чувство вины и боли были настолько сильны, что на тот момент заглушали всё. Он считал, что расставание будет лучше для обоих, хотя в душе понимал, что теряет самое ценное и дорогое, что у него только было. Этот шаг, который должен был разрывать цепи страданий, на самом деле лишь углубил раны, оставив их обоих разбитыми, покалеченными внутри и одинокими. Уже пять лет оба не могут выбраться из этой душевной боли, чтобы они не пробовали. Они были будто бы с головы до пят вымазаны в ней, как в смоле, которую никак от себя не отодрать и не отмыть.* * * * *
— Да. — Резко отвечает Мин, — он не поднимает незнакомые номера, то тут почему-то решил ответить. — Добрый день, это господин Мин? — Кто его спрашивает? — Я Лили, Лили Чон, мама Чонгука, — нежный голос женщины слышался взволнованным. — Да… я Юнги… Что с Гуком? Всё в порядке? Где он? Тут все с ума сходят, куда он пропал! — Мне очень нужна ваша помощь… Вернее Чонгуку. — Лили вы меня пугаете. Что случилось? Юнги осеняет и он раза в два тише от своего обычного голоса спрашивает: — Что-то с ребёнком? — Да… Выкидыш. — Блять, — тихо выдыхает Мин, — простите… А что от меня необходимо? Я-то чем могу помочь? — Гук не хочет говорить Тэхёну обо всё. Он и о беременности не знал. — Догадывался. Мы все догадывались уже. — Ему сейчас очень нужна поддержка и присутствие его истинного. А он… не хочет никого видеть, не хочет никого слышать. Я так за него переживаю, он изводит себя, а я ничего не могу сделать… — в голосе женщины слышны слёзы отчаяния и безнадёжности. — Мой ребёнок угасает на моих глазах, а я ничего не могу сделать… Его боль только Тэхён может разделить и унять. А он лишь говорит, что сам виноват во всём и не нужен такой неправильный своему истинному. — А я-то что могу сделать?.. Я не понимаю вас… — Приезжайте и поговорите с ним, молю. Меня он не слушает. А вы для него стали так значимы. Оказали помощь, когда он просил ее у вас, не оставили и не бросили. Юнги, я умоляю вас… — Я, конечно могу приехать, но не уверен, что что-то получится. Это… личное. — Просто приезжайте. Это уже будет невероятной помощью. — Пришлите адрес, куда приехать. Я буду. … Пока Юнги ехал к Гуку, его разум был полностью поглощён воспоминаниями о собственном прошлом. Каждый мелькающий мимо пейзаж напоминал о фрагментах жизни, которую он когда-то строил вместе со своим истинным омегой. В глазах Юнги прокручивались счастливые моменты, как кадры из любимого фильма: их встречи, улыбки, прикосновения, страстные ночи любви и нежные вечера, где они только друг для друга. Эти мгновения счастья казались такими живыми, что Юнги мог даже чувствовать тепло рук Су на себе. Но вслед за счастьем пришла память о той ужасной ночи, когда всё рухнуло. Трагедия, разрушившая их жизнь, возникла перед глазами, как ужасающая катастрофа, оставив после себя лишь разрушения и пустоту. И вот уже пять лет, как Юнги блуждал по земле, ища смысл в жизни, которая казалась ему теперь лишённой всякого значения. Воспоминания о Су, о их любви и потере, были с ним всегда, как тень, с кем бы и где бы он не находился. Адрес, куда он направлялся, оказался домом друга мамы Гука, врача-терапевта, который согласился помочь в сложившейся ситуации. … Когда Юнги вошёл в комнату, взгляд сразу же упал на Гука, который лежал на кровати, погружённый в свои мысли, с лицом, опухшим от слёз и усталостью. Как только Гук заметил Юнги, он тихо произнёс: — Я не хочу никого видеть и ни с кем говорить, уезжай, не трать время. Юнги молча поставил стул рядом с кроватью. Но так, что его спинка была обращена к Гуку, Юнги сел спиной к нему, а лицом к окну. Он долго сидел просто молча, давая Гуку время осознать его присутствие, а затем начал говорить тихим голосом. — Ты спрашивал где мой истинный и ребёнок… Моего мужа… бывшего мужа зовут Ли Су. Было отчетливо слышно, что каждое слово Юнги даётся с неимоверной сложностью. — Когда я впервые встретил его, я сразу понял, что это судьба, а не просто влечение. Любовь с первого взгляда, если хочешь. Такая, что напрочь мозги вышибает. Понимаешь о чём я , да? — Мин слегка поворачивает голову вбок по направлению к Гуку, но через несколько секунд снова переводит глаза на улицу за окном. — Мы прошли через многое вместе, взлёты и падения, радости и горести… Казалось, что мы всегда будем вместе, как в пресловутом кино — “наша любовь победит всё”... Но мы, блять, не в кино, а в грёбаной жизни… Юнги замолчал, а когда продолжил, голос предательски дрожал, рассказывая о внутренней боли: — И я… я прекрасно понимаю тебя, Тэхёна, и даже Тэса… Чёрт… — Юнги громко с напором выдыхает. — Мы с Су очень хотели ребёнка. Но никак не получалось. Все анализы были идеальные, у обоих, а ребёнок никак не получался… А потом как чудо какое-то — тест, две полоски, первое узи. А потом начались все круги ада — беременность была тяжелой, постоянные угрозы выкидыша… По голосу Юнги было слышно, что он говорит прерывисто, потому что делает частые задержки дыхания, чтобы не дать волю слезам, которые еще не до конца были пролиты. Потому что Гук первый, кому Юнги рассказывает о своей боли. Тэ и Тэс знали о случившемся, но они никогда не говорили с Юнги об этом. Потому что сам Мин попросил об этом. Он боялся произносить слова боли вслух. — А потом случился выкидыш. А за неделю до этого мы были на узи и слышали как бьется крохотное сердечко нашего ребёнка… И мы… — Юнги вытирает слёзы, — мы не справились, Гук… Мы позволили этой боли разрушить нас, нашу семью. Гук перевернулся на другой бок, повернулся лицом в другу. Слёзы скатывались, но уже не от своей потери, а от боли за Юнги. — Я здесь не для того, чтобы говорить тебе, что делать, или учить жизни. Я здесь, чтобы поделиться с тобой своей историей, и моей ошибкой, которая стоила мне дальнейшей жизни. Понимаешь?.. Я не хочу, чтобы Тэхён и ты прошли через то же самое. Это ваше общее горе, Гук, а не только твоё. Вы должны пройти через это вместе, поддерживая друг друга, держась крепко-крепко друг за друга. Юнги встал, подошёл к окну и, не оборачиваясь, добавил: — Не убегай от Тэхёна, не прячь от него свою боль. Дайте себе шанс пережить это вместе. Вы оба заслуживаете любви и поддержки… особенно сейчас. Когда он узнает, ему будет точно так же больно и плохо, как и тебе. Будь для него опорой, не дай ему это проживать в одиночестве, ведь его никто не сможет понять, кроме тебя. Сказав это, Юнги повернулся к Гуку, его лицо было спокойным, но в глазах читалась живая боль. Он подошёл к двери, готовый уже уйти, но остановился на пороге: — Если тебе нужен я или просто кто-то, с кем можно поговорить... ты знаешь, как меня найти. — Юнги… — Чонгук окликнул уходящего друга, — погоди! Мин закрыл уже открытую дверь комнаты, обернулся. Чонгук быстро поднялся с кровати и почти подбежал к другу, крепко-крепко обнял и прошептал со слезами: — Мне бесконечно жаль, что тебе пришлось пройти через это. Мне, правда, очень-очень жаль, — Гук с неимоверной силой обнимает Юнги, — но я тебя прошу, не говори ничего Тэ. Он не знает и не должен знать. Юнги разжимает крепкие объятия и слегка отстраняет Гука от себя: — но почему? Зачем ты повторяешь мою ошибку?.. — Я хочу уберечь его от этой боли… Хватит одного меня поломанного и неправильного. — Гук… ты неправ. Как же ты не прав! — Всё, Мин! Теперь иди, ты же собирался уже уходить. Спасибо, что проведал и я надеюсь на то, что наши истории останутся между нами. Это всё-таки личное, верно?.. — Я тебя понял… Но, Гук… какой же ты идиот… маленький безмозглый идиот, который рушит сейчас сразу две жизни. Юнги не дожидается ответа Чонгука, он резко выходит из комнаты. Скомкано попрощавшись на первом этаже с мамой Гука, Юнги остервенело боролся внутри себя с мыслью о том, чтобы позвонить Тэхёну и всё рассказать. Чтобы сдать Гука со всеми потрохами. Юнги сидел в машине на парковке своего дома и нервно постукивал пальцами по рулю. От мысли, которую он придумал, сердце билось невероятно часто. Он взял в руки телефон, пролистал контакты, выбрал один. Смотрел на него секунд тридцать, потом поставил блок на телефоне. Спустя пару минут снова разблокировал телефон, вновь смотрел на номер. Нервно облизнув пересохшие губы, нажал на кнопку вызова. Длинный гудок. Еде один длинный гудок. Юнги не дышит. Снова длинный гудок. Юнги готов уже скинуть, как слышит в динамике: — Алло. Альфа не может выдавить ни единого слова. Он не слышал своего любимого человека уже пять долгих лет. — Алло-оо, я вас не слышу, — в голосе едва слышится улыбка. Юнги хотел ответить, но голос будто бы пропал, пришлось несильно прокашляться. — Привет, Су, это Юнги… Тишина. Юнги продолжил: — Извини, что беспокою… — Откуда у тебя мой номер?.. — ошарашенно и также нервно задает вопрос омега. Альфа игнорирует вопрос: — мне нужна твоя помощь… Очень нужна. Ты сможешь помочь? — Мин, ты головой где-то ударился? Что происходит? — Давай увидимся, и я тебе расскажу всё. Су нервно усмехается, голос дрожит, но он старается звучать уверенно: — ты как обычно в своём репертуаре… Ну давай увидимся, интригу ты знатную закинул. Давай через час в нашем кафе.