wrong choice

      Пак усмехается и слегка поджимает губы: — ваше поколение все такие наглые? И что же тебе нужно от меня?       — Я предлагаю тебе сделку. Я помогаю тебе, а ты — мне.       — Условия и положение сделки до сих пор не озвучены тобой, а мне уже не интересно.       — Твой Палач сказал, что нужны мои знания. Значит, ты считаешь меня лучшим или в чём-то значимом для тебя, я обхожу других. Предлагаю тебе это в обмен на то, что отъебёшься от Кимов и защитишь моего мужа, пока я разбираюсь кое с кем.       Пак бросает взгляд на Сона, который сидит напротив его стола. По выражению идеального лица министра видно, как мысли с бешеной скоростью врезаются друг в друга в его черепной коробке, но уже спустя менее минуты он произносит:       — Хорошо. Приезжай, обсудим детали. Мой помощник пришлет тебе адрес.       — Нет. Я не могу сейчас приехать. Мы обсудим всё прямо сейчас, потому что моя ситуация не ждёт.       Пак глубоко вздыхает.       Юнги обводит телефоном машину, показывая в камеру, что он один:       — Тут никого. И я так же, как и ты — играю всегда по правилам.       — Ну давай, излагай…       — Во-первых, ты оставляешь Кимов в покое. То есть ты не представляешь для них и их семьям никакой угрозы. Ни сейчас, ни потом, никогда. Будешь считать, что инцидент исчерпан.       — Этот пункт мне понятен. Что на счёт твоего мужа?       — Мне нужно его спрятать так, чтобы никто не смог найти его.       Пак усмехается, прикуривая: — позволь полюбопытствовать, а никто — это кто?       — Дипломат, Чо Джу. Слышал о таком?       От неожиданности брови Пака поднимаются сами собой: — более неожиданного ответа я даже представить не мог. Что вас связывает?       — Я пробил ему голову.       У Пака вылетает нервный смешок: — боюсь спросить, как это произошло?       — Он угрожал моему мужу и его семье. Он уже однажды практически уничтожил его дядю. Может тоже слышал эту историю…       — Так это был Чо тогда значит…       — Да. И сейчас, когда Су вернулся ко мне, плюс эта драка… ты же сам понимаешь, что начнётся. Поэтому мне нужно, чтобы Су был в полной безопасности, пока я разбираюсь с этим всем.       — Я тебя понял.       — Твоя очередь. Что нужно от меня?       — Не буду лукавить, скажу, как есть, что я могу сделать и что я буду ожидать от тебя.       Мин кивает.       — Кимы для меня перестанут существовать с их семьями и делами, я разберусь с Чо самостоятельно, что он просто исчезнет, как будто его никогда и не было…       — Звучит слишком хорошо, — Юнги щурится, выпуская сигаретный дым.       — Нет, всего лишь сделка. А взамен мне нужна вся информация, которая находится на компьютере и в телефоне Ли Лима, дяди твоего Су. И так, чтобы никто этого не знал, естественно. А особенно — твой муж. Вот моя сделка. Принимаешь условия?       — И больше никаких твоих ебанутых игр?..       — У тебя неверное представление о моём хобби, но, выражаясь твоим языком — да.       — Я согласен, — Юнги отвечает не задумываясь.       — Вот так с ходу? Не передумаешь?       — Нет.       — А меня, всё-таки, настораживает твоя необдуманность…       — Если выбирать между чем угодно и безопасностью Су, я выберу второе.       — Ну что ж! Тогда завтра с утра жду вас обоих у себя. Твоего Су я спрячу, а с тобой обсудим детали.       — До завтра, — кивает Юнги и собирается скинуть звонок.       Но его резко перебивает Пак: — Мин! Секунду! Ты вот так сходу забрал у меня аж все игрушки… Я не доволен такими обстоятельствами… Поэтому пока моей игрушкой побудешь ты.       Юнги настораживается, взгляд становится не просто недовольным, он становится злым: — что ты имеешь ввиду?       — О! Ничего такого, расслабься. Просто я тут кое-что узнал интересное, а что делать с этой информацией не знаю. Но так хочется с кем-то поделиться этим! Знаешь это чувство? Когда тебе рассказывают какую-то тайну и просят больше ни с кем не делиться.       — Ближе к делу, — недовольно бросает Юнги.       — Да-да, как скажешь, — театрально закатывает глаза Пак, — я тут узнал, что оказывается у Чонгука есть брат-близнец! Представляешь, какая прелесть! И самое забавное, что даже мать Чон не знает этого, когда она родила, ей сказали, что один из близнецов умер. А на самом деле его просто украли! Прелесть, не находишь?       — И зачем ты мне это рассказал?       — А затем, — уже абсолютно холодной интонацией говорит министр, — если ты кому-нибудь хотя бы намекнёшь об этом, наша сделка расторгается. А я узнаю, если кто-то из вас окажется в радиусе его видимости, поверь.       — Тебе уже говорили, что ты большой игрок?       Пак искренне засмеялся: — Мин, я больной игрок не больше, чем другие. Вот, к примеру, ты играешь в любовь уже сколько лет? И тебе весело… Смотри… ты только что сам расставил на поле солдатиков и решил, кто выживет, а кто — нет. То, что ты обошёл стол и встал рядом со мной сейчас, не означает, что ты сам не игрок. Просто сейчас ты заключил альянс. Не обольщайся на свой счёт — ты абсолютно точно такой же, как и я. Кстати, твои любимые Кимы тоже точно такие же, как и мы. Оружие, которым вы занимаетесь очень даже влияет на жизни других людей. Никогда что ли не думал об этом?.. У меня всё. До встречи.       Пак не дал возможность Мину возразить или попрощаться, вызов был сброшен.       После того, как последние слова министра рассеялись в салоне машины, Юнги остался сидеть, охваченный ощущением, будто его душу сжимали в тисках неопределенности и беспокойства. Сделка с Паком, хоть и была обусловлена необходимостью защитить близких, оставила в душе Юнги глубокую царапину. Он ощущал себя предателем, хотя и понимал, что каждый его шаг направлен лишь на спасение тех, кто для него дороже жизни.       Министр словно разглядел всю его сущность, разделив её на части словами о том, что Юнги — тоже игрок в эту многогранную и опасную игру жизни. Эти слова вгрызались в сознание Юнги, напоминая, что каждый его выбор, каждое действие оставляет след на шахматной доске судьбы, где каждый — и пешка, и король одновременно, играющий не только против, но и ради кого-то.       Тяжесть этих мыслей словно каменные глыбы на душе Юнги; они мешали дышать, создавая иллюзию невыносимой тяжести на плечах. Однако, в глубине души, он не сомневался в правильности своего решения. Юнги знал, что для спасения и защиты Су и Кимов он готов пойти на любые жертвы, даже если это обернется против него самого. Ведь верные решения часто приходят с болью, которая оставляет рубцы на душе, но именно они и есть те путеводные звёзды, указывающие путь к правде и жизни.       Но в тоже время новость о брате-близнеце Чонгука добавила в пазл понимания всего происходящего отсутствующую деталь, объясняя отношение Тэса к Гуку. Теперь существует огромная вероятность того, что Тэс перепутал Гука со своим истинным, как это было у самого Чонгука с Тэсом.       Внутри Юнги всё клокотало, когда он думал о Тэсоне. Его жгло нестерпимое желание поделиться с ним всем, что он узнал. Это новость могла стать исцелением ран Тэса. Это могло также примирить братьев. Но существовала непреодолимая пропасть между желанием помочь и необходимостью защитить.       Заключив хрупкий союз с Паком, Юнги не мог рисковать всем. Он смирился со всеми правилами игры министра. Он надеялся, что, когда всё раскроется, близкие его люди по итогу поймут его мотивы и примут со всем, что уже произойдёт к тому моменту. А то, что всё вскроется — Юнги был уверен в этом. Ведь это такое страшное заблуждение, один из мифов, что, когда тайну делят между собой двое, она остается навеки скрытым от глаз мира. Но правда, как ветер, всегда находит пути, всегда прорывается даже сквозь самые малейшие щели.       …       Су медленно приходил в себя от глубокого сна. Открыв глаза, он увидел Юнги, мирно спящего рядом. Лицо альфы было обращено к омеге, руки подложены под подушку. Одеяло немного сползло, обнажая плечи мужчины, даря возможность Су заметить несколько поставленных им засосов на плечах любимого.       Су в полной мере наслаждался видом своего истинного. Его красота и спокойствие привели омегу к размышлениям о том, как невероятно важен каждый их миг, проведенный вместе. Су не мог отвести взгляда от лица Юнги, изучая каждый контур, каждую линию, каждый миллиметр кожи, который казался ему совершенным. Всем сердцем и душой он испытывал благодарность за то, что судьба дала ему второй шанс быть рядом с тем, кто был его не просто всем, а его сердцем и жизнью.       После их откровенного разговора, который рвал вчера на куски, и который должен был произойти так давно, Су ощутил, как с его души спадает груз, оставляя после себя лишь облегчение и невыразимую легкость. А потом омега вспомнил, как его альфа, смотря прямо в глаза, вновь протянул ему руку в предложении, которое Су принял без малейшего колебания. В тот момент он почувствовал, что жизнь вновь наполнилась смыслом, цветом, и каждое биение его сердца было полно благодарности и любви.       Су лежал, не отрывая взгляда от спящего Юнги, каждая мысль, каждое воспоминание их ночи заставляло сердце замирать от счастья. Он осознавал, что перед ними теперь вся жизнь — жизнь, которую они будут строить вместе, снова находя утраченную гармонию и любовь.       Омега нежно прикоснулся к свежей метке, почувствовал не сильную боль, но тем не менее, она была едва заметной на фоне бесконечного чувства любви и благодарности. Су почувствовал неудержимое желание оказаться в крепких и заботливых руках любимого человека. Это желание стало таким сильным, что казалось его невозможно сдержать. Без малейших сомнений, с детской непосредственностью, Су легонько толкнул Юнги несколько раз:       — Юн… Юнги-и, проснись…       Увидев, как альфа медленно пробуждается ото сна, пытаясь осмыслить происходящее, Су не мог скрыть улыбку радости, наблюдая за его попытками прийти в себя. Юнги, ещё сонный, но уже вполне осознающий окружающее, спросил: — Что такое? Ты чего не спишь так рано?       Воспользовавшись моментом, когда руки Юнги освободились от уютного плена подушки, Су лег вплотную, беря руки альфы и обвился ими, словно ища укрытие в их тепле.       — Теперь можешь спать дальше, мне просто до смерти захотелось побыть в твоих объятиях, — прошептал он, словно это было самое естественное желание в мире.       Юнги, уже полностью понимая ситуацию и весь её трепет с нежность, ответил улыбкой полной счастья и любви. Он крепче обнял омегу, прижимая к себе, чтобы не оставить ни малейшего сомнения в своих чувствах и желании защищать, любить и всегда быть рядом. Между ними царила абсолютная гармония и понимание, слившаяся в одно целое с утренним светом, проникающим в комнату и делающими этот момент ещё более волшебным и мягким.       — Лучшего утра не было в моей жизни, — тихо говорит альфа, зарываясь носом в волосы омеги.       — А как же утро после свадьбы?       — Это другое… Кстати… — Юнги старается выпутаться из рук Су, — солнце, — улыбается, — дай мне встать.       — Так, уже вроде, — Су улыбается, потираясь о Юнги попой.       Альфе ничего не остается как прибегнуть к обману: он поворачивает омегу к себе и утягивает в глубокий нежный долгий поцелуй. А потом в один момент резко поднимается с кровати.       — Что за развод?! — с недовольной улыбкой кидает Су.       — Погоди минутку, — спокойно говорит Юнги, направляясь в гардеробную.       — Не, слушай, а так мне тоже нравится… — Су, пожирающим взглядом смотрит на своего обнаженного альфу, который проходит спальню.       Омега слышал, как Юнги копошился по гардеробной, в поисках чего-то на полках. Вскоре он вернулся, держа в руках маленькую коробочку, обрамленную тайной. Возвращаясь к постели, он лёг рядом с Су, притянул его к себе, создавая ощущение уюта и тепла между ними. Когда Юнги открыл коробочку и достал из неё их обручальные кольца, сердца обоих и время замерли.       Су смотрел, не в силах отвести взгляд, переполненный восхищением и трепетом. Ему было трудно подобрать слова: — Юн… это… наши кольца?.. Ты сохранил их?..       Юнги с нежностью в глазах взял кольцо поменьше и аккуратно одел его на палец своего истинного, затем достал своё и протянул его омеге.       — Твоя очередь. Для меня ничего не изменилось, я всегда был твоим, а ты — моим. Несмотря ни на что и ни на кого, — слова Юнги были полны любви и преданности.       Слёзы блеснули в глазах Су от волнения и счастья:       — Юн, ты сохранил их… Ты, всё-таки, сохранил их… — едва вымолвил он, прежде чем быстро надел кольцо на палец своего истинного и крепко обнял его, — как же я тебя люблю! Спасибо! Спасибо, что я твой.       Их обручальные кольца снова заняли своё законное место.       Юнги нежно приподнял лицо Су, чтобы встретить его взгляд, в котором отражалось множество эмоций — от счастья до благоговения перед моментом, который они сейчас делили.       — Ты всегда был моим светом, — прошептал Юнги, — и я обещаю, что никогда не позволю этому свету погаснуть.       Су ответил улыбкой, полной любви, нежно прикоснулся губами к губам Юнги. Поцелуй был мягким, но в тоже время глубоким и значимым для обоих. Юнги в поцелуе, медленно, с нежностью, бродил руками по телу истинного. Омега лег в объятия альфы, ощущая тепло и защиту его крепкого тела.       — Я люблю тебя, — шептал Юнги между поцелуями, переходя от шеи к груди омеги, оставляя влажные следы своей страсти.       — Я тебя больше, — еле слышно ответил Су, полностью погружаясь в ощущения, которые дарил ему Юнги. Каждое прикосновение и поцелуй были полны желания и нежности к друг другу.       — Юн, хватит меня уже слюнявить, — смеётся Су, — я вообще дождусь сегодня того момента, где ты меня трах-ах..       — Кажется, это по-прежнему единственный способ заткнуть тебя, да? — улыбается Юнги, входя в омегу сразу на всю длину члена.       — А ты с годами научился понимать намёки, я смотрю? — посмеивается омега, он хотел еще что-то добавить, но быстрый темп альфы уже выбил все мысли, оставляя лишь удовольствие в теле.       — Боже, Юн! Да! — Су цепляется пальцами за руки своего альфы, задыхаясь от удовольствия.       Юнги меняет позу и начинает двигаться еще быстрее.       — У тебя чёртово идеальное тело, — омега ведёт ладонью по крепкой груди и прессу альфы, который сейчас проявляется еще четче.       Юнги наваливается на Су и размашисто целует, потом снова переворачивает омегу на живот, приподнимает бёдра, разводит половинки и ласкает языком и губами, сильный шлепок и альфа снова резко входит.       — Юн! Я тебя люблю, — полушёпотом вырывается из омеги, — ты мой король, ты мой Бог.       Юнги, продолжая трахать с невероятной скоростью, сильно сминает в ладонях ягодицы Су, настолько, что кожа тут же покрывается красными разводами. Юнги до мелочей помнит всё, что нравилось его омеге.       Су уже не стонет, он едва слышно хрипит, облизывает сухие губы и улыбается в угаре удовольствия:       — Давай, папочка, кончи в меня, покажи, насколько сильно ты любишь меня.       Юнги немного сбавляет темп.       — Эй! Юн, охерел?! Я был уже так близко!       — Поставь мне метку, — тяжело выдыхает альфа.       — Чего?!.. Ты реально головой где-то ударился? — поворачивается Су и ошеломленно смотрит на истинного.       — Нет. Ты сам сказал показать, как я тебя люблю. Поставь мне метку.       Юнги ложится на кровать, подкладывает подушки под голову, тянет на себя омегу: — иди сюда.       — Даже при желании я не смогу… — Су абсолютно растерян, — омеги не ставят метки… я не знаю ни одного… И это же… позорно для альфы будет… Метку носят те, кто нуждается в покровительстве и те, кто кому-то принадлежит.       — Ну… ты же знаешь, что меня не ебёт, что обо мне говорят и вообще, что говорят и что принято. Это раз. А два — я принадлежу тебе, и я хочу твою метку.       — Псих конченный, — омега почему-то смущён до нельзя, его щёки раскраснелись, взгляд старается спрятать.       — Эй, — Юнги хищно улыбается и изумляется одновременно, — ты что, смущаешься? Ты так умеешь оказывается?!       — Да, блять! Я смущаюсь! Доволен?! — Су несильно пихает ладошкой Юна. А альфа в ответ сгребает его в охапку и хаотично чмокает по покрасневшему лицу.       — Твоё сердце я уже получил, кольцо — тоже. Теперь я хочу твою метку, подари мне её.       Су серьёзно отвечает: — я боюсь.       — Чего?       — Что у меня не получится, а если и получится — тебе же будет больно… А если вообще не красиво получится?!       — Бред. Уверен, что справишься и будет красиво, — Юнги утягивает в страстный поцелуй, который снова переходит в жаркий секс.       Омега сидит сверху, но альфа его крепко держит, прижимая к себе. Юнги двигается быстро, но пристально наблюдает за Су, чтобы уловить хотя бы малейший намёк на возможный дискомфорт.       — Я сейчас кончу, еще, Юн, Боже! — он крепче обхватывает Юнги.       — Метку! Давай!       Оргазм Су был настолько мощным, что он потерял себя в нём, и не мог найти еще несколько мгновений после. Когда сознание стало понемногу возвращаться, он с ужасом взглянул на плечо альфы, а потом ему в глаза. Тот почему-то улыбался как сумасшедший.       — Блять, прости! — Су стал дуть на маленький, едва заметный укус на плече.       — Спасибо, — довольно говорит Юнги, берёт лицо омеги в ладони и целует. Долго, нежно, трепетно.       — Не уверен, что это сработало… — как будто с досадой говорит Су, смотря на только что поставленную метку.       — Почему это?       — Кажется, что я просто поцарапал тебе кожу… У тебя только капелька крови проступила и всё…       — А ты хотел мне кусок плеча выгрызть? — смеётся Юнги.       — Нет, но…       — Уверен, что ты справился, — снова короткий поцелуй.       Омега сползает с альфы, ложится рядом, переплетая их пальцы в замке: — что на завтрак? Что сегодня будем делать? И что будем делать со всем пиздецом, в котором мы находимся?       Юнги вздыхает: — нам нужно кое-куда поехать. И там тебя спрячут, пока я со всем разбираюсь. Позже я приеду за тобой.       — Ха-ха! Дебильная шутка, Юн.       — Это не шутка. Я уже договорился. Тебя спрячут в прямом смысле. До тебя никто не доберется, ты будешь в безопасности. А когда я всё решу, приеду за тобой.       — Нет.       — Что нет?       — Я не поеду никуда, буду с тобой. Это не обсуждается.       — Су.       — Юн!       — Это не обсуждается. Если будет нужно, я тебя свяжу и увезу. Веришь? Поэтому давай по-хорошему.

* * * * *

      Спустя сорок бесконечно длинных минут, Тэхён стоял на пороге, переступив который, словно вошел в эпицентр невыносимой боли.       Ночь, когда альфа приехал к Гуку, для омеги стала ареной личного апокалипсиса.       В момент, когда Гук открыл дверь, Тэ ощутил, как его сердце обдало холодом страха. Перед ним стоял истинный, но такой, какого Тэхён никогда не видел — бледный, кажется, с впалыми щеками, глаза были красные и опухшие, в них погас весь свет, оставив лишь бездонную пустоту отчаяния. Гук был идеальным образом скорби и разрушенной души, его вид разрывал сердце на части.       Как только омега увидел Тэхёна, все слезы, которые, казалось, уже выплаканы, потекли рекой, вырываясь из его измотанной души. Он рухнул на пол прямо у двери, закрыв лицо ладонями. Его плач, начавшийся с дрожащих всхлипов, превратился в отчаянный рёв.       — Прости меня, прости, прости, что не смог спасти нашего малыша, нашу фасолинку… — эти слова, вырывались сквозь прерывистые всхлипы, они были не просто выражением горя; они были отголоском душевной боли, разделяемой двумя сердцами, которые связаны неразрывно.       Тэхён, потрясенный, опустился на колени рядом с Гуком, он пытался обнять его, пытался хоть как-то утешить… Но как можно утешить душу, потерявшую часть себя? Как можно найти слова, когда сама жизнь уже кажется бессмысленной?       Мир вокруг казался лишь тенью, а боль стала единственной реальностью сейчас для истинных. Тэхён, оставаясь на коленях рядом с Гуком, был не просто его альфой, он становился его опорой в прямом и переносном смысле. В Гуке уже не осталось никаких сил: ни физических, ни моральных. Альфа прижимал к себе омегу, каждый жест был полон стремления защитить, оберегать и поддержать.       Слёзы, льющиеся из глаз Тэхёна, были отражением его собственного раздираемого горя, но даже в этом моменте слабости он старался оставаться сильным. Его руки, обнимающие Гука, дрожали, однако он сжимал его так крепко, как будто этим объятием мог скрепить их разбитые сердца.       Гук, сидя на полу, цеплялся за своего истинного, как за самую последнюю надежду. Взгляд, устремленный к альфе, был полон боли и мольбы о спасении. Взгляд молил о чуде, которое могло бы вернуть им их малыша.       Тэхён, ощущая через свою сущность альфы всю глубину страдания Гука, боролся с внутренней бурей. Его голос, шепчущий слова утешения, звучал сдавленно из-за комка в горле, но он не переставал повторять, что они преодолеют, справятся с этим вместе.       Гук, наконец, позволил себе быть слабым, доверяя Тэхёну своё израненное сердце, веря, что вместе они смогут найти путь к исцелению.       — Я был у Юнги, когда узнал… Я догадывался, но не был уверен… А потом… потом сразу стало видно две полоски… Тэ… — Гук снова окунулся в рыдания, вспоминая всё до минут. — Он был как фасолинка, я говорил с ним о персиках, и о бабушках.       Тэхён сжимал своего Гука чуть ли не до хруста костей, но оба не чувствовали этого. Горькие слёзы боли капали с лица альфы.       Гук старается говорить сквозь слёзы:       — А потом… я хотел позвонить тебе… рассказать. Перед сном… засыпая, я рисовал в мыслях… как звоню тебе, говорю о нашем малыше… ты приезжаешь, и мы возвращаемся домой… Но ночью, под утро уже… я проснулся… от боли. Потом увидел кровь… позвонил маме. Она… приехала со своим другом врачом… — у Чонгука истерика, его бьёт мелкая дрожь, слёзы уже не льются, он даже глубокого вздоха не может сделать, как будто давится своим собственным воем, — Прости меня, хотя бы ты прости меня… Себя я не могу простить, но прости ты меня…       Тэхён, крепко прижимая к себе Гука, ощущал каждую его фразу, как сильный удар душе. Слова о «фасолинке», о персиках и бабушках, проникали в сердца, распаляя огонь страдания и безмерной любви одновременно. Альфа понимал, что каждое прикосновение, каждый шепот утешения сейчас — это его способ борьбы за их общее будущее, за возможность преодолеть этот кошмар вместе.       Слёзы альфы капали на Гука, они сливались с рыданиями омеги. Тэхён не мог найти слов, которые могли бы залечить раны Гука, но его крепкие объятия были крепостью, защитой от всего мира.       — Нет, родной, это я должен просить прощения… Это меня не было рядом, когда тебе это было нужно, — голос Тэхёна дрожал от эмоций, он старался сдерживать себя, чтобы быть сильным за обоих. Но по ощущениям, ему казалось, что сейчас его слёзы — это не вода, а самая настоящая кровь, потому что внутри всё истекало живой болью, как будто всё нутро исполосовали, — но теперь я всегда буду с тобой рядом. И мы вместе переживём это. Ты больше никогда не будешь один в своей боли, я рядом, мы вместе пройдём через это… Ты моя семья, Гук, моя Вселенная, моя жизнь, моя душа. И это я не могу простить себя за то, что не защитил… вас обоих.       Гук отстранился и прямо заглянул в глаза своего истинного в первый раз и шёпотом спросил:       — Ты правда веришь в то… что… это можно пережить?..       Тэхён мягко поднял Гука с пола, прижимая его ещё крепче, как будто пытаясь своими руками соткать защитный кокон вокруг омеги. Он помог Гуку сесть на диван, не прекращая обнимать, не отпуская его ни на секунду. Теперь, когда слова оказались бессильны, его молчаливая поддержка стала языком, на котором он мог выразить всю свою любовь и преданность.       — Мы вместе найдём силы для этого. Ты самое ценное, что у меня есть, и я не позволю этой боли уничтожить нас, как было у Юнги.       — Он мне рассказал… А потом ко мне приезжал Су. Сегодня. Он сказал, чтобы я рассказал тебе… Это он убедил меня позвонить тебе…       Тэ крепко-крепко сжимает Гука: — не уходи от меня, не бросай. Не смогу без тебя… Поедем ко мне?.. Поедем… домой?       Мама Гука, тревожно спустившись по лестнице, ощутила в сердце страх от непонимания происходящего. Однако, едва её взгляд упал на сцену перед ней — Гука в объятиях Тэхёна, её беспокойство тут же прошло. Видя их вместе, в этом тихом жесте поддержки, она почувствовала, что, всё будет хорошо.       Тэхён, заметив её, уважительно кивнул, приветствуя её тихим жестом, который говорил больше, чем слова. Гук, ощутив внимание, повернулся к ней, и, стараясь успокоить свои слёзы, мягко вытер щёки ладонями. Он тихо, но уверенно обратился к маме: — Мам, мы… поедем домой…       На лице женщины появилась едва заметная улыбка — знак понимания и поддержки: — Помочь собраться?       — Нет, спасибо, тут же их почти нет. Но ты сама оставайся пока тут, если можно… Так будет безопаснее.       Обратив взгляд на Тэхёна, Гук искал подтверждение своих слов, как будто спрашивая, правильно ли он говорит       — Да, Тэ? Это же будет безопасней?       — Да. Пусть мама пока будет тут.

* * * * *

      После исчезновения Гука и его вероятной беременности, после сказанных слов Тэхёну, что они больше не братья, Тэс сбежал в Пусан. Уехав от всего, что напоминало о прошлой жизни, он оставил за спиной не только дом, но и часть своей души.       Прошедшая неделя превратилась для него в бесконечный марафон саморазрушения. Тэсон пытался утопить свою боль в океане алкоголя, погружаясь все глубже в забвение с каждым глотком. Он стремился заглушить крики воспоминаний и шёпот здравого рассудка, которые мучили его без устали.       Тэсон не отвечал на звонки и на сообщения, до него нельзя было достучаться или добраться. Он не знал о трагедии, произошедшей с Гуком, о выкидыше, который стал еще одной черной страницей в их общей истории. Тэсон не знал о том, что Су встретился и поговорил с Гуком. Он даже не догадывался о масштабе проблемы Юнги, которая выросла до невообразимых размеров. И самое главное, он не знал, что Тэхён и Гук нашли путь друг к другу снова, вопреки всей боли.       Тэсон все больше запутывался в лабиринте из собственных мыслей и эмоций, из которого не видел выхода.       В глубине бара, оформленного в лучших традициях американского стиля, где воздух пропитан ароматом старой кожи и виски, Тэсон вальяжно облокотился на барную стойку, играя со стаканом в руке. Перед ним уже неизвестно какой по счёту стакан, а может быть и бутылка алкоголя. Дни слились в единую череду мутных утр, когда трезвость стала скорее мимолетным гостем, чем нормальным состоянием.       За спинками высоких барных стульев, обтянутых изношенной кожей, стояли бильярдные столы. Около них стояли небольшие компании. Все развлекались: играли, пили, развлекались. Атмосфера бара пропитана духом беззаботности и забвения, куда люди пришли забыться и отдаться власти и веселью ночи.       Омеги, замечающие Тэса, старались привлечь его внимание любыми способами: кто-то просто стрелял глазками, кто-то подходил знакомиться, кто-то откровенно предлагал себя. Они, словно мотыльки на свет, тянулись к его мрачному обаянию, надеясь хоть на мгновение стать тем, кто сможет развеять тень, лежащую на его лице. Однако Тэсон не просто игнорировал их; он, казалось, даже не замечал их присутствия. Его взгляд был устремлен в пустоту, а мысли плыли куда-то далеко за пределы этого места, к прошлому, которое оставило на его душе раны, которые, казалось, не затянутся никогда. В окружении шума и суеты, Тэсон был одинок, как никогда. Бутылка за бутылкой, стакан за стаканом — он пытался заглушить в себе ту боль, которая становилась только сильнее с каждым днем. Но алкоголь, как и шумная компания, были не в силах дать ему того, чего он искал — покоя и любви. В этом баре, под маской равнодушия и высокомерной полуулыбки, скрывалась глубокая рана, которую время не в силах было исцелить.       Когда ночь уже близилась к своему апогею, и время, проведенное в баре, стало сливаться в одно целое с туманом алкогольного опьянения, Тэс решил, что пришла пора возвращаться в отель. Его движения были неуверенными и медленными, когда он пытался спуститься с высокого барного стула, на котором провел последние часы.       В момент, когда Тэс подумал, что уже пора уходить, воздух вокруг альфы внезапно наполнился тонким, еле уловимым ароматом. Этот запах, словно призрак, растворился в пространстве бара, оставляя после себя эхо воспоминаний. Глаза Тэса мгновенно расширились от удивления и неверия. Альфа замер на месте, сердце забилось чаще.       — Что?! Гук?! Как?! Откуда?! — в пьяном сознании началось смятение. Каждая клеточка тела была нацелена на поиск источника этого невероятного ощущения. Тэс лихорадочно всматривался в гостей бара, пытаясь уловить хоть какой-то след присутствия Гука, но вокруг были только лица незнакомцев и полутьма ночного бара.       Однако, чем дольше он пытался сосредоточиться на запахе, тем больше осознавал, что аромат все же слегка отличался. Сладковатый аромат кактуса Гука смешался с легкой акватической ноткой. Этот новый аромат вызывал в душе Тэса волнение. Опустившись обратно на стул у бара, он чувствовал себя как на краю пропасти. Он велел бармену налить еще стакан, пытаясь найти в выпивке утешение, которое так и не приходило. Его состояние было крайне потерянным и расстроенным; внутренняя пустота, усиленная внезапно возникшим ароматом, заставляла сердце замирать от острой боли тоски.       Этот аромат, мгновенно проникший в его сознание, оставил альфу в состоянии полной растерянности. На мгновение в его голове вспыхнула безумная идея, что он ощутил запах… своего истинного… Но столь же быстро он отбросил эту мысль, списав все на своё, в хлам, пьяное состояние.       — Невозможно… нет, это просто невозможно… — убеждал он себя, пытаясь подавить в сердце вспыхнувшую искру надежды, — и это же запах Гука…       Тэс снова опустился на стул в полной растерянности, он пронзал взглядом толпу гостей бара. А люди продолжали веселиться, не подозревая, что в альфе рядом рождается самое настоящее торнадо из чувств. Все вокруг веселились: пили, разговаривали, смеялись, играли в свои партии у бильярдных столов. Этот контраст между внутренним миром альфы, где царила пустота и отчаяние, и внешней атмосферой бара, наполненной жизнью и смехом, делал его еще более одиноким среди толпы.       Уже без всякой надежды он продолжал механически проводить глазами по посетителям, не желая признавать, что часть его все еще ждала чуда.       С каждой секундой запах для Тэса становился всё более отчетливым и в то же время ускользающим, будоража воспоминания и оставляя после себя лишь ощущение потери. Тэс почувствовал, как его сердце сжимается от потери и тоски, словно этот запах пробудил в нем чувство утраты и одновременно — безграничной любви, которая никогда не покидала его сердце.       Тэсон судорожно водит глазами по всем в баре, и среди гомона, смеха, мелькания огней, ему показалось, что он увидел… …Гука. Тэсу на мгновение показалось, будто омега стал еще более красивым, чем был в воспоминаниях. Находясь на противоположной стороне бара, Тэсон чувствовал, что весь мир сузился до одной-единственной точки, где был он… Гук.       Но реальность жестоко и сильно ударила по пьяному сознанию: — Как Гук может быть здесь?.. Херь какая… — в голове Тэсона появилась мысль о том, что омега — истинный брата, и понимание того, что перед ним лишь плод пьяного воображения, ударило с новой силой. С горькой усмешкой он признался самому себе, что допился до галлюцинаций. Но отчаяние дошло до своего апогея: Тэс решил просто наблюдать за своим «глюком» издалека, позволяя себе находиться в этом полубредовом состоянии.       На протяжении двадцати минут Тэсон позволял себе подсматривать за своим видением, которое так манило его своей недостижимостью. Сначала его охватил страх перед непонятным обманом сознания, но затем он решил принять своё видение как данность. В его глазах «Гук» смеялся с друзьями, играл в бильярд, искренне радовался каждому забитому шару. Это зрелище было настолько реалистичным, что на мгновение Тэсону показалось, будто омега действительно там, в той же самой реальности, совсем рядом.       Однако, чем дольше Тэсон позволял себе утопать в этом «мираже», тем тяжелее становилось сердцу. Раздираемый между желанием верить в невозможное и осознанием жестокой правды, он чувствовал, как внутри всё сжимается от боли и одиночества. В конце концов, альфа понял, что делает себе только хуже, питая себя обманчивыми картинами.       Когда «Гук» радостно забил очередной шар, Тэсону стало физически плохо. От увиденного его охватила тошнота, его как будто выворачивает наизнанку собственными чувствами, а сердце забилось в бешеном ритме. В этот момент он осознал, что пора прекращать этот самообман.       Тэс встал, опустошенный и измученный, оставив за спиной «мираж», который на мгновение показался ему спасением, но оказался лишь источником новых мук.       …       На следующий вечер повторилось всё тоже самое: алкоголь, «глюк» и отчаяние Тэсона. Он вышел из бара, шатаясь от всего выпитого, в котором топил свой последний остаток рассудка. Ночной воздух казался ему слишком тяжелым, каждый вдох пронизывал насквозь, оставляя ощущение полного одиночества. С трудом, достав телефон, вызвал такси. А потом он набрал Юнги, едва сдерживая волну отчаяния, что подступала к горлу.       — Юнги, это… это какое-то наваждение, — голос Тэса дрожал, когда он пытался описать калейдоскоп своих чувств, — я чувствую, как будто меня наизнанку выворачивает. Мозги плавятся… я… я даже не соображаю уже… У меня глюки, Юнги. Я видел его… Гука, но это не мог быть он… Я вообще не знаю, где он… что мне делать. Кажется, схожу с ума, — Тэс продолжал бредить, а в голове царил хаос.       В этот момент он, не глядя по сторонам, просто вышагивал по небольшому воображаемому кругу, когда внезапно врезался в кого-то, резко разворачиваясь в другую сторону. В широкую крепкую грудь Тэса врезался тот, кого он только что называл «глюком».       — Ой, простите, — быстро пробормотал «Гук», улыбнулся и через секунду поспешил догнать своих друзей.       Тэс завис, наблюдая, как его видение удаляется, пока Юнги продолжал что-то говорить в телефоне.       — Гук нашёлся, с ним всё в порядке. Почти. Тэс, сейчас иди в отель спать, а завтра возвращайся домой. Есть новости, — настаивал Юнги, но Тэс едва слышал его слова.       Абсолютно убитым, едва различимым голосом Тэс произнес в ответ:       — Да… я завтра возвращаюсь домой… Нужно встретиться с Гуком и Тэ… И что-то решить… как мы будем жить дальше. Я, кажется, схожу с ума…       …       Сразу после того, как разговор с Тэсоном завершился, Юнги тут же набрал Пака. Он понимал, что сейчас легко всё может пойти не по плану.       — Слушаю, — раздалось в трубке сонное и недовольное приветствие.       — Пак, слушай, — начал Юнги, стараясь держать эмоции под контролем, — Тэсон… он нашёл его. Сам. В баре увидел только что, думает, что напился до белки и ему мерещился Чонгук.       Министр внимательно слушал, его тишина была полной ожидания. Но вскоре сухо произнёс:       — Пусть так и думает. Я проверю твою информацию. Если это не так, сделка отменяется. О последствиях ты знаешь.       — Он уже неделю в Пусане и…       Пак не дал договорить, он просто скинул звонок.

* * * * *

      День уже давно был в разгаре, когда Тэс, с сумкой на плече, ожидал, когда наконец-то сменится красный на зелёный, чтобы перейти большой перекрёсток. Голова альфы пульсировала жутким похмельем, а яркий свет дня безжалостно бил по глазам, заставляя его нацепить солнцезащитные очки. В этот момент он мысленно давал себе обещание на ближайшие двадцать лет отказаться от алкоголя.       Когда, наконец-то, загорелся зеленый свет, начался и пищащий звук светофора для слабовидящих, Тэса невольно передернуло от противного громкого звука.       Потоки людей с четырёх дорог начинает быстро перемешиваться, каждый спешит по своим делам и маршрутам. Но в самом сердце перекрёстка Тэсона пробивает непонятными импульсами, он резко останавливается. Это вызывает столкновение с другими пешеходами: его ругают и матерят, но альфе это не важно, он старается из толпы выловить глазами Гука, ведь это его запах! Тэс готов поклясться своей жизнью, что Гука он узнает из всех! Толпа уже почти рассеялась, последние пешеходы прошли проезжую часть.       Посреди перекрестка стоят оба.       Уже секунды четыре пешеходам горит красный. Машины не могут проехать, все сигналят. А Тэсон завис… Не понимает, что происходит… Ведь… как такое возможно… Он же трезвый сейчас…       К нему подбегает парень, берёт за руку и утягивает на тротуар.       — Прости, надо идти! — едва слышно бросил он, ведя Тэса в безопасную сторону. В голове альфы всё еще кружились мысли и вопросы, он не мог поверить в происходящее, но рука, крепко держащая его за предплечье, напоминала, что это реальность, а не очередной обман разума.       Парень так мило улыбается: — а я думал, что вчера мне показалась, от тебя еще так несло алкоголем…       — Ты не Гук… — Тэсон в шоке бегает глазами по лицу парня.       — Что? Я не знаю никакого Гука. С тобой вообще всё в порядке? Помощь нужна? Кажется, ты немного не в себе…       — Ты же… не Гук?.. — Тэс всё еще в шоке.       — Нет, — парень хмурится в улыбке, но глаза его невероятно блестят, он излучает какой-то уют и абсолютное счастье, как кажется Тэсу.       — Я — Чонхо. И слушай… извини за бестактность, — парень тупит взгляд, смущённо улыбается, но, всё-таки, задаёт вопрос глядя в глаза, — просто у меня такое впервые в жизни… но мне показалось, или мы… истинные?