Чужой идеал

      На историю Сумин пришёл, мягко говоря, в не лучшем настроении. Следующим занятием после обеда была художественная графика, где преподаватель отругал его за то, что слишком давит на карандаш. Сумин всю пару пытался нарисовать заданное, ломал карандаш, шел его точить, потом выслушивал замечания и так по кругу. В итоге не успел закончить, значит, придется доделывать дома. Так что на историю он пришел отяжеленный не только плохим настроением, но и тубусом с незаконченным рисунком. Рюкзак полетел под стол, тубус он хотел повесить на спинку стула, но с первого раза не вышло, и он тоже упал. Однокурсники оборачивались к нему, Джунмин даже что-то спросил, но у Сумина не было ни малейшего желания с кем-то разговаривать. Он засунул наушники в уши и согнулся, упершись лбом в парту. Нужно пережить историю, потом еще математика, корейский и все. Можно будет уйти домой и страдать там. Ну или еще больше злиться, смотря как пройдет история.       Спустя полпесни Сумин почувствовал прикосновение чьих-то пальцев на затылке. Впрочем, он догадывался чьих… хотя даже не догадывался, а надеялся, что это Джиншик.       – Ты плохо себя чувствуешь? – услышал он голос и повернул голову, чтобы увидеть его. Джиншик казался обеспокоенным.       – Нет, все хорошо, – соврал Сумин, убирая наушники.       Джиншик достал из рюкзака тетрадь с ручкой и положил на самый край стола, а сам тоже лег, повернув лицо к Сумину.       – Точно?       – Почему вы помирились?       – Сеын что, сразу обо всем вам докладывает? – Джиншик закатил глаза. – Я не знаю. Может, я погорячился и на самом деле слишком многого требую… Или, может, не хочу оставаться один… Опять, - пробормотал он.       – Но… – Сумин собирался сказать "Но у тебя есть я", но вовремя остановился, осознав, как такие слова прозвучат. Вместо этого он сказал: – он же так с тобой обращается…       – Это я постоянно чем-то недоволен, – перебил его Джиншик. – Мне просто нужно перестать сравнивать.       Сумин задумался. Он ничего не знал о том, встречался ли Джиншик с кем-то раньше, и тем более не был в курсе деталей, чтобы понять фразу про сравнения. Зато припомнил то, что видел своими глазами. Кроме недавнего похода в кино были еще несколько моментов: пару недель назад Джиншик пришёл в белых брюках, ведь Сеын не предупредил, что они собрались играть в футбол, и почти все время просидел на скамейке. Сумин вечно на него отвлекался и подвернул ногу, так что вторую половину импровизированного матча просидел с ним. Потом случай на катке – Джиншик точно разбил бы себе нос, если бы Сумин ему не помогал. Не говоря уже о том разе, когда Сеын заказывал всем еду и по привычке заказал на пятерых, а их уже было шестеро. А если учесть, что встречаются они совсем недолго, концентрация таких вот проёбов была высокой. Да, Сумин каждый раз старался все исправить, чтобы Джиншик не посчитал их невежливыми, но, видимо, без толку. И Сумин вообще не обязан был этого делать, но не мог иначе, потому что Джиншик его друг. Так что Сумин точно бы не сказал, что Джиншик недоволен просто так, ведь даже в сравнении с обычным дружеским отношением Сеын явно проигрывал.       Прозвенел звонок. Джиншик выпрямился, раскрыл тетрадь и приготовился записывать. Сумин нехотя последовал его примеру, но лекцию по истории он так и не записал. Вместо неё на вырванном из тетради листке составил список:             ТРЕБОВАНИЯ!!!       1) Предупреждать заранее о встречах, мероприятиях, походах и вообще обо всем.       2) Уточнять, подходит ли вид деятельности.       3) Не забывать кормить.       4) Следить, чтоб не замерзал.       5) Он > все остальное (самый важный пункт).       В конце пары Сумин положил лист перед Джиншиком, а сам стал собираться.       – Это что?       – Мои требования к твоему парню.       Джиншик уставился на него, потом моргнул пару раз и прочитал список.       – Я же не гремлин…       – Там было "не мочить, не кормить после полуночи", – Сумин протянул руку и, не задумываясь, поправил челку, которая лезла ему в глаза. – И ты не гремлин, ты сокровище. Ну, по его же словам, так что пусть ценит.       – Ну и зачем?       – Чтобы ты не считал, что многого требуешь. Так что это сделаю я.       Математика Сумина окончательно успокоила, и когда на корейском он встретился с Минджэ, то даже улыбнулся ему.       – Что с тобой в последнее время? – спросил он.       Сумин пожал плечами – а что с ним? Вроде бы, все нормально. Во всяком случае, ничего такого, о чем он хотел бы поговорить с Минджэ. Да и не только с ним. Сумин сомневался, что мог бы хоть с кем-то поговорить о том, чего сам не до конца понимал. Так что да, все нормально.       – У вас с Хёну все хорошо? – продолжал расспрашивать Минджэ.       А на этот вопрос Сумин мог ответить.       – Да. Если не считать того, что он не предупредил об отъезде.       – Он уехал?       Сумин рассказал подробнее и даже немного обрадовался, что Хёну забыл сказать вообще всем, а не только ему.       – Ты же знаешь, что можешь со мной поговорить, если что? – Минджэ похлопал его по плечу и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Но если не хочешь обсуждать – и не надо, просто разберись уже с тем, что у тебя в голове. И перестань цепляться к Сеыну.       – Перестану, если он будет нормально себя вести, – буркнул Сумин. Он терпеть не мог, когда Минджэ вспоминал о своем амплуа психолога-самоучки и начинал читать нотации.       – Боюсь, если он начнет нормально себя вести, ты его вообще загрызешь.       – Это еще что значит?       – Ты мне скажи.       Сумин уставился на Минджэ и не мог понять, чего он от него хочет. И даже не собирался это выяснять, не стоит давать ему повод говорить дальше.       – Все, я тебя понял, исправлюсь, – Сумин бросил в него свою обычную отговорку и приготовился очень внимательно слушать преподавателя, потому что только так можно будет спастись от Минджэ.       Он ведь цепляется к Сеыну по делу. И перестанет сразу же, как только он начнет нормально относиться к Джиншику, вот даже выполнять те требования, которые Сумин перечислил в списке. Раз хотел быть его парнем, так пусть хоть делает все хорошо. Пусть заботится, проводит с ним больше времени, обнимает и целует в конце концов…       – Ты чё карандаши ломаешь? – шепотом спросил Минджэ.       Сумин посмотрел на половинки карандаша в руке.       – Я случайно, – проворчал он, убирая в сторону ненужный обломок. – Задумался.       – Даже не буду спрашивать, о чем.       И не надо спрашивать, Сумин все равно не собирается отвечать. А что он собирается делать, так это впредь постарается обращать как можно меньше внимания на Сеына и будет вести себя с ним максимально вежливо. Потому что, да, если он все-таки умудрится стать для Джиншика идеальным парнем, Сумин его загрызет. Впрочем, если он его опять обидит, результат будет тот же. Так что для всех будет лучше, если Сумин этого не увидит.       К следующему дню он успел перебрать свою голову по винтику, но так и не нашел того, что объяснило бы эту внезапную злость. Самым простым и очевидным ответом было то, что ему нравится Джиншик. Но, пусть часто самый очевидный ответ и оказывается правдивым, это вряд ли тот случай. Джиншик просто не может ему нравиться. У Сумина есть Хёну и они счастливы. Ну или как минимум все хорошо. Джиншик тоже не свободен, он – парень Сеына. Ну или что у них там происходит. Но в любом случае Сумин не стал бы уводить парня у друга, даже если бы сам был свободен.       Хёну за весь день так и не написал, хотя говорил, что освободится к вечеру. Утром среды Сумин уточнил, когда он вернется, но ответа не было. Джиншику не писал уже специально. Он не сомневался, что тот ответит, но решил не усугублять собственное замешательство. Нужно было спокойно все обдумать. К обеду Сумин пришел к выводу, что, наверное, стоит поговорить с Минджэ, но потом вошел в столовую и передумал. И не только говорить с Минджэ, а вообще подходить к друзьям. Во-первых, потому, что кроме привычной компании из Минджэ и Чонхуна за столом сидел Сеын (это тоже было в порядке вещей, но все же он не всегда с ними обедал). Во-вторых, рядом с Сеыном сидел Джиншик, а это было чем-то новым. И в-третьих: Сеын обнимал его за плечи и говорил что-то на ухо.       Сумин вышел из столовой, но дойдя до угла, развернулся и пошел обратно. Он обещал себе, что не будет на них реагировать. Тем более реагировать так, как хотел минуту назад и что на самом деле стало причиной ухода. Сумин слишком ярко представил, как спихивает с Джиншика руки его парня и садится между ними. То есть делает то, что пообещал Минджэ не делать. Более того – друзья себя так вообще не ведут.       Сумин медленно выдохнул, подошел к столу и поздоровался со всеми, стараясь не задерживать взгляд на Сеыне с Джиншиком.       – А куда ты убегал? – спросил Чонхун. Он сидел лицом к дверям, так что, видимо заметил.       – Показалось, что забыл телефон в аудитории, – быстро отмазался Сумин и, поискав глазами свободное место за столом, напрягся.       Их было два – между Сеыном и Минджэ и между Джиншиком и Чонхуном. В первом случае места было больше и Сумин уже стоял возле этого стула, но…       – Не хочу в проходе сидеть, – пробормотал он, обходя стол и садясь рядом с Джиншиком. Чонхун немного отодвинул свой стул ближе к Минджэ, чтобы было не так тесно. Джиншик никуда двигаться не собирался, а просто не глядя протянул крекер, который Сумин взял зубами, потому что как раз в этот момент снимал куртку. Тут же увидел приподнятую бровь Минджэ и понял, что, судя по всему, так делать не стоило. Не нужно было вообще возвращаться. Но он уже вернулся и сел, так что…       – Пойду за едой, – сказал Сумин, прожевав крекер, и ушел к прилавку.       Пока стоял в очереди, снова уговаривал себя следить за собственными действиями. Но как, если все выходило само собой? Очень некстати вспомнился поход в кино и борьба за подлокотник. Сумин понял, что, не задумываясь, взял бы Джиншика за руку, если бы она была повернута по-другому. Играя в футбол, он не очень-то и пострадал, но воспользовался этим, чтобы поболтать с ним. На катке можно было сказать Сеыну, чтоб приглядывал за своим парнем, но Сумину нравилось быть рядом и прикасаться к нему, помогая устоять на коньках. И все те пункты, которые он написал якобы для Сеына, он хотел выполнять сам. Отпираться дальше было уже просто глупо, так что да, Сумину совершенно точно нравится Джиншик, и это плохо.       Обед прошел как в тумане. Сумин не мог смотреть на Джиншика, потому что в голове при виде него было одно слово: “Пиздец”. Но он посмеялся над парой шуток Сеына и даже не нагрубил ему, хотя очень хотел притвориться, что его не существует. Чонхун спросил, почему он такой тихий, но Сумину нечего было ответить. А Минджэ просто смотрел, и это было опаснее всего. Но теперь, когда Сумин осознал свою проблему, он сможет ее решить и без его помощи. Нужно просто не делать того, что он делал раньше, не оставаться с Джиншиком наедине и желательно вообще держаться от него подальше. Совсем скоро вернется Хёну и станет легче. И вообще, он просто переждет, пока эти непрошенные чувства к другому парню пройдут, и все будет хорошо.       План у Сумина был прекрасный, но его успешному выполнению помешали две вещи. Первой и главной оказались обстоятельства.       Хёну вернулся домой вечером того же дня, они поболтали по телефону и Сумин даже в какой-то момент решил, что симпатию к Джиншику он выдумал. Разговор с Хёну его успокоил и подарил тепло, которого не хватало в последние дни. Так, может, в этом и было все дело? Сумин просто скучал по своему парню, а Джиншик тут вообще ни при чем. Он уже предвкушал свидание с Хёну, которое точно расставит все на свои места, но внезапно тётя попросила нарисовать их с мужем портрет, чтобы подарить в честь круглой годовщины свадьбы. Сумин был рад это сделать, но не в такие короткие сроки – портрет оказался нужен к субботе и у него оставалось всего чуть больше двух суток. А если учесть, что за это время ему нужно еще как-то спать, есть и ходить на занятия, Сумин понял, что пункты со сном и едой придется сократить до минимума. Свидание тоже пришлось перенести, но Хёну отнесся с пониманием и пожелал вдохновения и сил.       Около одиннадцати вечера в пятницу оказалось, что новый фен нужен ему гораздо больше, чем силы и вдохновение. Его собственный фен сломался, а масло без помощи извне сохло дольше, чем Сумин мог ждать. Такими темпами ему придется либо пропустить занятия завтра, либо совсем не спать ночью – что было примерно одно и то же, потому что, не выспавшись, не было смысла идти на занятия, он ничего не сделает и не запомнит. А в субботу были важные и нужные пары, после которых оставалось время только забрать портрет и отвезти его тёте.       Сумин взял телефон и спросил у друзей не спят ли они. Хёну не прочитал, Минджэ и Чонхун не спали, но фен посреди ночи привозить отказались. Сеын посоветовал попросить у соседей. Это было неплохой идеей, но оставался еще Джиншик. Сумин ему не писал, помня о своем обещании меньше с ним общаться, но ситуация была практически аварийная. Тем более, он тоже, вероятно, никак не сможет ему помочь, но попытаться стоило.       Джиншик не спал и очень удивился вопросу про фен. Сумин мог объяснить все в двух словах, но не сдержался и записал ему длинное голосовое, полное страдальческих стонов, жалоб на то, что взял слишком большой холст, и возмущения хреновой техникой. Джиншик только спросил, где он живет, и приехал через полчаса с феном, кофе и едой.       – Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен, – Сумин едва не расцеловал его, открыв дверь, но в последний момент сдержался и ограничился словами.       Джиншик смущенно улыбнулся.       – Рад помочь, – сказал он и кивнул: – Пойду я.       Но Сумин, увидев его, уже не захотел отпускать. Он понимал, что с его стороны это крайне эгоистично, ведь Джиншику тоже завтра нужно в университет, он и так вынудил его приехать поздно вечером, но…       – Можешь посидеть со мной немного? Совсем чуть-чуть?       Джиншик посмотрел на время.       – Да, думаю, немного могу. Как раз прослежу, чтоб ты поел.       Он не чувствовал себя голодным и собирался только выпить кофе, но Джиншик пригрозил, что накормит его насильно, так что выбора не оставалось. Потом Сумин уговорил его посидеть еще немного, аргументируя тем, что если болтает с кем-то, то работает быстрее. Вообще-то, он раньше не пробовал, но сейчас действительно выходило лучше, пусть разговор приходилось прерывать, когда Сумину нужно было высушить очередной участок картины. В одном месте краска легла слишком плотным слоем и он сушил его довольно долго. А когда наконец выключил фен и повернулся к Джиншику, чтобы пожаловаться на недостатки рисования маслом, то увидел, что он спит, свернувшись калачиком на диване. Сумин принес из спальни одеяло и укрыл его. На часах было полвторого ночи, и он не собирался его будить.       Около двух часов Сумин внес последние штрихи и отошел от портрета на несколько шагов, чтобы посмотреть издалека. Получилось хорошо, пусть он и очень устал. Весь свой бардак убирать не стал, сил хватило только на то, чтобы вымыть кисти и быстро принять душ самому. Он старался все делать как можно тише, чтобы не разбудить Джиншика, но перестарался, решив не включать свет в спальне, и врезался в стул.       – Дорисовал? – спросил Джиншик сонно.       – Да.       – Спокойной ночи.       Сумин в ответ пожелал ему того же и облегченно прикрыл глаза. Он совершенно не хотел сейчас убеждать его остаться и был очень рад, что не пришлось. Все остальное подождет до утра.       Утро встретило Сумина сообщениями от Хёну – он спрашивал, зачем ему понадобился ночью фен. Сумин ответил, что это уже не важно, и встал. Надо разбудить Джиншика и влить в себя минимум пол литра кофе.       Джиншик, как оказалось, уже проснулся. Он сидел и пытался стереть с лица остатки сна.       – Прости, было поздно и я не стал тебя будить, – осторожно начал Сумин, но он только махнул рукой.       – Да ладно, я сам виноват, что уснул. Сколько времени?       – Семь, – и пока он что-то прикидывал, Сумин успел сообразить быстрее: – Ты не успеешь и домой и на первую пару. Какие у тебя еще занятия, кроме психологии?       – Два корейских и экономика. Если одолжишь какую-нибудь тетрадь, то я справлюсь, все необходимое есть в телефоне.       – Одолжу не только тетрадь, но и все, что захочешь. Ты меня действительно вчера очень выручил с феном.       – О, точно! – Джиншик встал и потянулся. – Покажи хоть, что получилось.       На психологию они едва не опоздали. А все потому, что Джиншик очень долго не мог выбрать, какую из предложенных Сумином рубашек ему надеть. Он вообще собирался пойти в том, в чем был – в джинсах и толстовке, но Сумин был непреклонен и сказал, что в университете могут объявить траур, если Хам Джиншик вдруг явится не в рубашке. Но проблема была не в том, что он не нашел ничего подходящего, а в том, что они нравились ему все и он потратил много времени, выбирая между обычной черной рубашкой и светло-желтой с вышитыми грибами на кармане.       – Бери уже грибы и переоденься, – Сумин наконец отобрал у него черную рубашку, тем самым положив конец мучениям. Хотя ему нравилось, как Джиншик выглядит в черном, но сейчас было не время об этом думать. Об этом вообще нельзя было думать, но он ничего не мог поделать. А в следующую секунду ему срочно пришлось уйти в кухню, потому что Джиншик начал стягивать толстовку, не особо его стесняясь. Пусть Сумин почти ничего не успел увидеть, но и этого ему хватило. Проблема становилась все серьезнее.       Первая пара прошла напряженно – для Сумина. Мало того, что у него никак не выходили из головы ночь и утро, так еще и приходилось постоянно одергивать себя, когда он собирался сделать что-то сомнительное или просто долго смотрел. То он уже протянул руку, чтобы опять поправить его волосы, но поймал себя на этом и сделал вид, что потягивается. Потом он задумался и пропустил определение, которое обязательно надо было записать, прислонился слишком близко, заглядывая в тетрадь Джиншика, и практически прижался щекой к его плечу. Перестать смотреть не получалось совсем.       А еще видеть его в своей одежде было так странно… Сумин не мог объяснить свои чувства, но они определенно были приятными. Он вспомнил, что и с курткой было то же самое, но сейчас ощущалось намного острее. Все его друзья в разные периоды времени хоть раз да одалживали у него одежду, Хёну по праву делал это чаще остальных, но Сумину было как-то все равно. Одежда оставалась просто одеждой. Но его одежда на Джиншике вызывала желание заполнить всю его жизнь собой и получить то же самое в ответ.       И это его напугало. Дело было не только в том, что влюбленность прогрессировала слишком быстро, а в том, какая она. Сумин не любил впадать в крайности и редко это делал. Его устраивали спокойствие и стабильность, он не хотел слишком высоко взлетать, чтобы потом не так больно было падать. Так же и в отношениях. До Хёну он пару раз влюблялся, но оценил риски и решил ничего не делать, Сумину нравилось само чувство, неважно, взаимное или нет. С Хёну все же решился – может, так повлиял пример Минджэ и Чонхуна перед глазами, он им немного завидовал. Тоже захотелось чего-то такого. Любить самому здорово, но, наверное, еще лучше, когда в ответ тебя тоже любят. И все действительно было прекрасно, без сильных потрясений, ровно, уютно, удобно. Никаких завышенных ожиданий и, следовательно, никаких разочарований. Никакой зависимости, потому что они оба самостоятельные. Минджэ даже иногда шутил, что они сразу начали со стадии престарелой пары, женатой полвека, но Сумину и так было хорошо.       А потом появился Джиншик и все, к чему он так привык, стало казаться пресным. Мир будто становился серым, когда его не было рядом, хотя Сумин был уверен, что раньше прекрасно видел все краски. Он расстраивался, когда Джиншику было грустно, но становилось теплее, когда он улыбался.       Вдруг вспомнился человек, о котором хотелось сейчас думать в последнюю очередь – Сеын. Точнее то, как он говорил о Джиншике. Его слова были очень похожи на то, о чем сейчас размышлял Сумин… Нет. Сеын влюбился в то, что сам вообразил, а потом столкнулся с реальным человеком и разлюбил его. Сумин смеялся над идеальным образом, но понравился ему настоящий Джиншик. Впрочем, в этой разнице все равно нет никакого смысла, парень Джиншика – Сеын, а Сумин встречается с Хёну.       Стабильность лучше.       После пары они разошлись в разные стороны и Сумин наконец смог выдохнуть. На второй перемене он встретился с Хёну и, несмотря на свои же правила не афишировать их отношения, долго его обнимал и даже поцеловал в висок. Полегчало. Может, он вообще все выдумал. Да, скорее всего он просто соскучился по Хёну. Сумин очень хотел, чтобы все было именно так.       Он еще раз извинился за то, что пришлось перенести свидание, и спросил, смогут ли они встретиться в воскресенье. Оказалось, что Хёну сразу после занятий уезжает к бабушке и вернется в воскресенье только поздно вечером. Ладно, придется еще немного потерпеть. Сумину и самому ведь надо было сегодня съездить к тете, но он планировал сбежать оттуда как можно раньше. А все воскресенье будет отсыпаться, все нормально.       В середине четвертой пары Сумина вызвали на кафедру. И пусть особо не о чем было переживать, потому что успеваемость была хорошей, а пропусков не так много, но он все равно немного напрягся. А там ему, как ответственному и талантливому студенту, поручили оформить небольшой стенд к конференции. Сразу же выдали все, что нужно, и сообщили, что сделать нужно прямо сейчас. Работы было не слишком много, но Сумин с ужасом понял, что закончит к тому времени, когда нужно уже выезжать к тёте. Ему снова нужна была помощь, а круг предполагаемых помощников сразу же сузился до одного единственного человека.       Сумин успел только приклеить фотографии и блоки текста, когда прозвенел звонок. Он обречённо вздохнул и позвонил Джиншику.       – У тебя нет планов на сегодня? Пожалуйста, скажи, что нет.       – Нет, – смеясь ответил он, но голос сразу стал серьезным: – Что-то случилось?       – На самом деле да, и мне очень неловко снова просить тебя о помощи, но один я просто не справлюсь.       Сумин принялся описывать свою проблему, но Джиншик остановил его и сказал, что сейчас придёт и план действий они обсудят лично. Плана, как такового, почти не было, и Сумин воспользовался этим временем, чтобы его придумать. Изначально он хотел попросить его съездить к нему домой, взять портрет и оберточную бумагу и привезти в университет. Сумин бы быстро упаковал картину и поехал бы к тёте отсюда. Звучало прекрасно и в общем-то не слишком обременительно. Но когда Джиншик вошёл в дверь кабинета, Сумин спросил:       – Поедешь со мной к родственникам? – и сразу же уточнил, зачем, и почему это предложение вообще возникло, но добавил в конце, что если он не может или не хочет, то ничего страшного.       Джиншик ненадолго задумался, и за это время Сумин успел поймать себя на мысли, что ждёт его согласия на все пункты плана, особенно на первый.       – Думаю, смогу. Только если…       – Никаких неудобств. Приедем, поздравим, быстренько съедим что-нибудь – ну, иначе нас просто не отпустят – и уедем. Пожалуйста.       – Хорошо. Теперь ещё раз давай пройдёмся по плану, чтобы я ничего не перепутал, – Джиншик улыбнулся и, взяв в руки телефон, приготовился записывать.       Сумин успел доделать стенд, выслушать кучу благодарностей и даже выпить кофе к тому времени, когда Джиншик вернулся. Он не только сам упаковал картину, причём очень симпатично, но и переоделся. Сначала Сумин расстроился, но подойдя ближе, понял, что это тоже его рубашка, но та, чёрная.       – Домой заехать я не успевал, так что… – извиняющимся тоном сказал Джиншик, но Сумин его остановил.       – Всё отлично, она идёт тебе намного больше, чем мне.       – Тебе тоже надо переодеться, – и Джиншик протянул ему пакет с вещами и кивнул на уборную в конце коридора.       Сумин, если честно, даже удивился, как Джиншик умудрился найти у него настолько приличные (с точки зрения дизайна) и консервативные вещи – в пакете были брюки и темно-зелёная рубашка, а также серый кардиган. Кардиган Сумина особенно удивил, он напрочь забыл, что у него такое есть. Кажется, его подарила мама, но он его так ни разу и не надел. Вспомнив о матери, Сумин также вспомнил о том, что надо предупредить её и тётю о том, что он приедет не один. Конечно, они не будут против, но предупреждение поможет избежать неловких поисков ещё одного комплекта столовых приборов и освобождения места. И так точно будет гарантия, что их посадят рядом. Быстро переговорил с мамой и, попутно заверив её, что они приедут вовремя, он переоделся и вышел из уборной.       – Прекрасно, я похож на самого примерного ботана в городе, – сказал он Джиншику. – А ты… – “выглядишь, как самый горячий парень, в которого влюблена половина университета”, подумал Сумин, но сказал другое: – не очень похож.       Джиншик рассмеялся и, сняв с плеча рюкзак Сумина, вытащил из кармашка очки в толстой оправе.       – А так? – спросил он, надев очки.       “А так еще хуже”.       – Все равно не похож.       – Ладно, последняя деталь, – и с этими словами он вытащил из рюкзака еще один кардиган, но этот точно был не из гардероба Сумина – белый, с вышитыми на манжетах маленькими клубничками и, кажется, вообще женский.       – Где ты его взял? – спросил Сумин, разглядывая вышивку.       – У твоей соседки. Кстати, очень милая женщина, – пояснил он. – Просто я решил, что будет странно, если я заявлюсь полностью в твоей одежде.       Сумин кивнул, соглашаясь с его доводом, но не слишком искренне. Для него это было бы не странно, а очень… горячо.       “Надо перестать использовать это слово”, – в панике подумал он. – “И вообще думать об этом”.       Но воображение сразу же подбросило новую пищу для размышлений. Если ему так нравится просто видеть свою одежду на Джиншике, так каково было бы ее с него снимать?       – Ты чего покраснел? – спросил Джиншик. – Жарко?       – Ага, – выдавил Сумин и сглотнул. – Очень.       [ Я ужасный человек. Он тоже. ]