Чужой идеал

      Сумин вошел в квартиру чуть позже полудня в воскресенье и уже через пять минут захотел из нее сбежать. Он прекрасно помнил, как все оставил в субботу, уезжая в университет: скомканное одеяло на диване; кажется, там же осталась лежать толстовка Джиншика; в кухне бардак и куча немытой посуды; все его художественные принадлежности были разбросаны вокруг мольберта. Сейчас всего этого не было. Одеяло аккуратно сложено на его кровати в спальне, посуда в сушилке, краски в коробках на полке, мольберт у стены, а не посреди комнаты… Толстовка висела на спинке стула.       Они с Джиншиком расстались меньше часа назад, а Сумин уже готов забыть о своем обещании ему не писать. На обратном пути прозвучало еще много обещаний – не звонить, не оставаться наедине, не просить о помощи… Они все еще сидели вместе на истории и психологии, и Сумину стоило больших усилий уговорить его на это. Вообще сложилось впечатление, что Джиншик хочет пересекаться с ним как можно реже, и, по правде говоря, так стоило поступить им обоим, но Сумин не мог. Даже собирался привести аргумент о том, что нельзя резко бросать, но быстро заткнулся. Не хотел сравнивать Джиншика с вредной привычкой или зависимостью, хоть иногда именно так и считал. Вот и сейчас Сумин убеждал себя, что не нужно ему писать, но уже вытащил телефон и открыл сообщения.       Нет. Он ведь со всем согласился, и сам понимал, что Джиншик в очередной раз прав. Так что вместо диалога с ним открыл переписку с матерью и написал, что уже дома, хотя она даже не просила его этого делать.       “Молодец. Привози своего мальчика на праздники, он всем понравился”.       Сумин написал ей “Как получится”, а вслух сказал:       – Да, мам, мне тоже нравится. Но он не мой. Так что не получится.       Сумин даже пытаться не будет, потому что если Джиншик вдруг согласится, все закончится так же, как вчера. А главным обещанием друг другу было то, что все произошедшее останется в той комнате и больше не повторится. Единственное, чего Сумин не смог пообещать – это забыть. Конечно, со временем воспоминания сотрутся и перестанут быть такими яркими, но сейчас он все еще чувствовал его прикосновения и поцелуи, и слышал сбивчивое дыхание будто наяву.       Сумин убрал его толстовку в шкаф, подальше от глаз. Вернёт во вторник, как они и условились. И ушел в душ, надеясь, что вода будет не просто холодная, а ледяная. А также, что, выйдя оттуда, он наконец сможет вернуться к нормальной жизни.       Нормальная жизнь приняла Сумина обратно с распростертыми объятиями и пару раз ударила в лицо, наверное, от большой любви. И все это за оставшееся время воскресенья.       Когда он вышел из душа, замерзший и разозленный тем, что холодная вода не помогает, то обнаружил пропущенный звонок от Минджэ. Перезвонил, еще раз рассказал, что был у тёти и вот, только сейчас вернулся. Минджэ особо не расспрашивал, что было хорошо, и в ответ рассказал, что они вчера с Чонхуном и Сеыном внезапно решили сходить в караоке, но не смогли разыскать остальных.       – Хёну уехал к бабушке, – сказал Сумин. – Джиншик…       – Да тоже куда-то уезжал, – перебил друг. – Он наконец-то объявился в чате. И теперь тоже хочет в караоке, – засмеялся Минджэ. – Сеын, понятное дело, ему отказать не может, хотя вчера посадил голос. Мы с Чонхуном, в общем-то, тоже не против. Вы пойдете?       – Хёну поздно вернется, – Сумин понадеялся, что этого будет достаточно, чтобы отмазаться, но Минджэ либо отмазку проигнорировал, либо вообще не считал это причиной не идти.       – Жаль, жаль, – сказал он. – Собираемся в шесть возле моего дома, караоке недалеко от него. Ну, такое караоке, из которого нас еще не выгоняли из-за твоего ора, – добавил он и заржал. – Ждем.       И бросил трубку.       Сумин устал, вымотался за последние несколько дней со всем этим рисованием допоздна и поездкой к тёте, да и выспаться тоже как-то не удалось. Может, стоит через час-два перезвонить Минджэ и сказать, что никуда не пойдет из-за головной боли? Или какого-нибудь расстройства желудка, или еще что-нибудь придумает… Сумин посмеялся над собой, он же все равно пойдет. Не только Сеын не может отказать Джиншику.       Домашних заданий на завтра почти не было, а в квартире уже, как оказалось, убрал Джиншик, так что Сумин коротал время до вечера, занимаясь стиркой и готовкой. В пять часов он окончательно смирился с тем, что проведет вечер с Джиншиком… Нет. С компанией своих друзей, в которой есть Джиншик. Так правильнее.       Сумин попал к дому Минджэ первым, они с Чонхуном спустились спустя несколько минут, а еще через десяток подошли Сеын с Джиншиком. Шли на расстоянии, которое Сумина почти устраивало. Можно было и подальше. Но он оборвал себя, нужно перестать ревновать. Сказать проще, чем сделать, но он должен постараться, хотя бы ради того, чтобы его крыша не поехала окончательно.       Все шло неплохо, Сумин отвлекся на пение, потом на борьбу Минджэ с Чонхуном за микрофон, и почти не смотрел туда, где сидели Сеын с Джиншиком. Он нарочно сел как можно дальше от них, но в условиях небольшой комнатки получилось так, что оказался напротив и прекрасно бы все видел, даже если бы не смотрел. Так что он специально смотрел куда угодно, но только не на них. Но не слышать уже не мог – Сеын был громким как обычно, Джиншик каким-то тоже преувеличенно веселым. Сумин сначала пытался не отставать, а потом незаметно по-настоящему развеселился.       Затем наступил короткий период затишья, Сеын и Минджэ выдохлись, Джиншик о чем-то задумался, Чонхун молча выбирал песню. Тут Джиншик зевнул, и Сумин, как это обычно бывает, зевнул следом.       – Сейчас часов семь, Сумин, – усмехнулся Минджэ.       – Не выспался, кот спать мешал. У тети кот был… ну, есть, – пробормотал он и быстро глянул на Джиншика, тот смотрел на него в ответ, приподняв бровь.       – Понимаю, я тоже не выспался. Собака полночи скулила.       – Я… – “не скулил”, хотел сказать Сумин, но вовремя прикусил язык. Ладно, было один раз, но… – Я сочувствую тебе.       – Спасибо.       Джиншик отвел взгляд первым, Сумин усилием заставил себя посмотреть на список песен на экране. Посоветовал Чонхуну песню, потом с ним же ее и спел. Вышел купить еще колы, просто чтобы сбежать. Чтобы дурацкий узел в животе исчез, а моменты вчерашней ночи перестали прокручиваться в памяти.       По возвращению он обнаружил, что парни успели поменяться местами – теперь Сеын с Джиншиком сидели рядом с местом Сумина. И ладно, если бы просто сидели, но Джиншик о чем-то увлеченно рассказывал (Сумин прислушался и понял, что уже слышал эту историю вчера), а Сеын обнимал его, упираясь подбородком в плечо. Сумин поставил бутылку на стол с громким стуком, потом сел на самый край своего диванчика, как можно дальше от них, и вытащил телефон, делая вид, что ему срочно что-то там нужно.       – Ну и потом я поругался с инструктором, вот, – сбивчиво закончил Джиншик и замолчал.       Разве? В этой истории про бассейн именно ссора с инструктором была главной частью. Сумин поднял глаза на Джиншика – тот выпутался из рук Сеына и встал.       – Сейчас вернусь.       Сумину понадобилась вся имеющаяся сила воли, чтобы не пойти за ним, но он все же сдержался. И дальше сдержится, осталось немного, во всяком случае, на сегодня.       – Я так понял, все хорошо? – спросил Минджэ.       “НИХЕРА ХОРОШЕГО!” – мысленно завопил Сумин, но вопрос был задан не ему, а Сеыну. Впрочем, комментарий Сумина применялся и к этому.       – Да, все нормально, – Сеын пожал плечами.       “Нормально? НОРМАЛЬНО? Одно то, что он с тобой, уже должно быть для тебя лучшей вещью в мире”.       – Мы поговорили, – продолжал Сеын. – Я пообещал исправиться, он тоже сказал, что не будет так резко на все реагировать…       “Я убью тебя, если ты исправишься”.       – Ну и отлично, – покивал Минджэ. – Сумин, а ты почему опять не в настроении? Что-то случилось?       – Все в порядке, просто устал.       Джиншик вернулся хмурый, но вскоре опять принялся улыбаться, хотя Сумин видел, что улыбаться ему на самом деле не хотелось. И в этом он его прекрасно понимал. Еще Джиншик старался больше стоять или если садился обратно на диванчик к Сеыну, то так, чтобы его сложнее было обнять. Сеын, правда, не слишком и пытался, что было хорошо минимум для трех человек в этой комнате. Минимум потому, что если Сумин не выдержит и найдет повод поругаться с Сеыном, то Минджэ с Чонхуном в стороне не останутся.       Они ведь раньше не ругались. Иногда Сумин над ним посмеивался из-за одержимости каким-то там парнем, но всерьез они не ссорились. Но потом “какой-то парень” появился и Сумин сам стал им одержим.       – Так, время заканчивается, – сказал Минджэ, глядя на часы. – Продлю еще на полчаса, пойдет?       Все согласились, и Минджэ с Чонхуном вышли. Сеын через несколько секунд тоже ушел.       – Я не кот! – прошипел Джиншик, едва за Сеыном закрылась дверь и они остались одни.       – Но ты мурлыкал! – таким же тоном ответил ему Сумин.       – Не специально!       – Я догадался, – и потом он совсем тихо добавил: – Мне понравилось.       – А мне нет.       – Врать нехорошо.       Джиншик молча уставился на него. Он казался спокойным, но Сумин уже успел заметить, что он слишком часто дышит, когда нервничает. Вот как сейчас.       Молчаливые гляделки прервал звук уведомления с телефона Сумина. Это писал Хёну. Джиншик об этом, разумеется, не знал, и следующие его слова, как показалось Сумину, разорвали его на части:       – А мне только это и остается, Сумин. Врать себе. Тебе тоже стоит это делать.

***

      Спустя час Сумин вернулся домой. Позвонил Хёну, надеясь, что разговор с ним поможет, но потом сам же быстро его закончил, сославшись на то, что устал и нужно лечь спать. Он просто не мог сосредоточиться на том, что говорит его парень, и отвечал невпопад. Сумин хотел бы сказать, что это слова Джиншика про ложь выбили его из колеи, вот только они были лишь небольшим дополнением ко всему остальному. Джиншик не выходил из его головы целиком и отвоёвывал себе все больше места в сердце.       Сон должен помочь. А завтра он наконец встретится с Хёну, постарается вернуть все, как было. Может, удастся заменить воспоминания о Джиншике на другие. Начнет еще больше врать себе, в конце концов.       В какой-то степени так и вышло. Сумин спал крепко и немного проспал, поэтому утро прошло в спешке. Занятия до обеда тоже оказались напряжённым, преподаватели решили, что во вторую неделю учебы уже самое время говорить о предстоящих экзаменах, к которым нужно было начать готовиться еще вчера. Обед прошел привычнее – сегодня были только Минджэ с Чонхуном, и Сумин не хотел даже знать, где Сеын и, тем более, Джиншик. И уж точно не хотел узнать о том, что они где-то вместе. В его воображении нет.       Оставшиеся занятия – две пары графики и физика – высосали из Сумина остатки души, и домой он попал настолько измотанный, что пришлось менять планы на вечер. Они с Хёну договорились прогуляться, но Сумин сомневался, что будет в состоянии это сделать. За три часа вряд ли удастся прийти в себя. Но отменять тоже не хотелось, учитывая, сколько он поставил на это свидание. Он позвонил Хёну, объяснил все и предложил ему приехать. Хёну согласился, пообещал захватить что-нибудь вкусное, а Сумину поручил выбрать фильм получше, “а не как в прошлый раз”.       Сумин нахмурился. В прошлый раз – пару недель назад – Хёну тоже был у него и они смотрели “Поющие под дождем”. И Сумину фильм, вообще-то, понравился, а Хёну сначала возмущался, потом вообще листал ленту инстаграма, и Сумин досматривал один. Ну, по ощущениям.       Ладно. Сумин выбрал первый попавшийся фильм из новинок, все равно план был другой. Он поклялся себе, что перестанет зацикливаться на воспоминаниях о ночи с Джиншиком, и ему казалось, что проще всего заменить их другими. О своем парне. Которого он любит. Да.       Он немного поспал, сделал часть заданий – которые точно завтра проверят – чтобы время прошло побыстрее. И вот наконец Хёну позвонил в дверь.       – Я соскучился, – вместо приветствия сказал Сумин, когда он вошел, и обнял его.       – Я тоже, – ответил Хёну и похлопал его по плечу, то ли в знак какой-то поддержки, то ли прося отпустить его. Сумин напоследок сжал его чуть крепче и отпустил. Неважно, что ему кажется, он уверен, что Хёну тоже его любит.       Через пару минут Сумин в его любви немного засомневался. Во всем были виноваты артишоки в пицце, токпокки и апельсиновый сок. И Джиншик.       И ладно, черт с ними, с артишоками, но Сумин точно знает, что о не слишком сильной любви к токпокки он говорил. Они уже даже однажды ссорились из-за них с Хёну. Как раз потому, что он тогда в очередной раз купил токпокки, хотя должен был, наверное, запомнить, что Сумин это блюдо не любит? Джиншик же как-то запомнил?       Апельсиновый сок… Ну, раньше Сумин никак к нему не относился, сок и сок. Но теперь почему-то был уверен, что он будет противным на вкус.       Сумин вздохнул и выдавил улыбку. Переживет. Уберет артишоки, заварит чай, чтобы не пить сок, токпокки его, в целом, тоже никто не заставляет есть. Нельзя же быть идеальным, Сумин сам это все время твердит. Вот и Хёну и не обязан.       Хёну, к счастью, фильмом оказался доволен, в отличие от Сумина. Фильм был нормальный, даже интересный, просто он вообще не хотел его смотреть. Сумину, если честно, просто нужно было тепло и, может, немного нежности. Обычно с Хёну ему хватало и того и другого, но теперь он не мог понять, куда все исчезло. Сумин хотел обнять его и положить голову на плечо, но Хёну сидел на кровати, скрестив ноги. Так что он принялся гладить его по спине, Хёну пару раз дернулся, и потом сказал, что ему щекотно. И Сумину надоело. Он мог бы повести себя более настойчиво, как всегда и делал, но в этот раз все казалось каким-то не таким. Почему он должен настаивать или выпрашивать? Почему сейчас он чувствует себя более одиноким, чем когда был на самом деле один? Почему Хёну не может запомнить, что он не ест блядские токпокки? Почему они все еще вместе?..       – Я тебя люблю, – сказал Сумин.       – М-м, и я тебя.       Сумин вздохнул и, взяв в руки телефон, решил немного полистать ленту инстаграма. Не в качестве мести, конечно же, просто…       Первая же фотография оказалась ударом под дых. Это была фотография со вчерашнего похода в караоке и на ней были Сеын с Джиншиком. Счастливо улыбающиеся Сеын с Джиншиком, если ещё точнее. Сумин открыл настройки, удалил свой аккаунт, а потом и приложение с телефона. Вскочил с кровати и ушёл в кухню.       – Что случилось? – вопрос Хёну догнал его уже в коридоре.       – Голова разболелась, нужно выпить таблетку, – Сумину на самом деле нужно было что-то ударить. Или кого-то. Может, лучше, чтоб кто-то ударил его и выбил всю хуйню из головы. Или чтоб его просто обняли.       Но было некому, так что Сумин обнял себя сам.       – Точно все нормально? – крикнул Хёну минут, наверное, через десять.       – Да, сейчас вернусь, – а что ещё он мог ответить? Явно не то, что, случись наоборот, Сумин пошёл бы за ним сразу же. Или что, если бы в такой ситуации оказались они с Джиншиком, то Джиншик даже не выпустил бы его из комнаты, а молча принёс бы все, что нужно. Хотя, вряд ли молча, он бы задал сотню вопросов, потом бы ещё больше раз извинился, что так шумит, хотя у Сумина болит голова…       И он бы точно его обнял, и об этом не нужно было бы просить.       Фильм закончился и Хёну ушел. Сумин не стал спрашивать, останется ли он, хотя ещё днем собирался. Но в этом просто не было смысла, и он вряд ли бы согласился.       Кивнув ему на прощание и закрыв дверь, Сумин кое-что понял.       “Я тебя не люблю”.       Горькое осознание, факт, который давно пора было принять. Он больше не мог отрицать, что его отношения с Хёну стали такими тихими и мирными потому, что им обоим уже все равно и они остаются вместе просто по привычке. Но и любовь к Джиншику он не мог себе позволить. Так нельзя, он часть их компании, это просто разрушит дружбу всех шестерых. Да и Сеын все ещё парень Джиншика. Как Сумин будет выглядеть, если бросит Хёну и… Как полный придурок, свинья и мудак — вот кем он будет, если так поступит.       Сумин готов был послать к черту свои опасения, лишь бы иметь возможность быть с Джиншиком. Наплевать на совесть и признаться. Отвернуться от всего мира и смотреть только на него. Только признаться означало стать злодеем, а мир слишком много для него сделал, чтоб отворачиваться вот так. И пусть он знал, что у Джиншика к нему тоже есть чувства, Сумин не был уверен, захочет ли он поступить так же.       Если бы Джиншик настоял, то он мог бы решиться. Но, видимо, он был в точно таком же положении, даже хуже. Вчера на обратном пути он вскользь упомянул, что до них у него почти не было друзей и Сеын в какой-то степени спас его, когда привёл к ним. К тому же он был новым человеком в их компании и, как уже успел заметить Сумин, старался не делать ничего такого, что могло бы хоть как-то обидеть окружающих. Поэтому с другой стороны он был даже рад, что Джиншик не даёт поводов разрушить его отношения с Хёну, бросить все и уйти с ним на край света. Сумин не хотел бы вешать на него такую вину.       И Сумин спас бы его от одиночества сам, но не был уверен, что Джиншику будет достаточно его одного.       Время было ещё не очень поздним, но Сумин решил лечь спать. Принял душ, лёг в постель и открыл диалог с Джиншиком. Он не собирался этого делать, но так вышло. В очередной раз. Но в отличие от прошлых случаев, он не закрыл его сразу же, а чем больше смотрел, тем сильнее хотел написать, и в конце концов сдался. Сумину сейчас тоже было очень одиноко, но в своём случае он был уверен, что его лекарство – Джиншик.       “Поговори со мной. Пожалуйста”.       “Что-то случилось?” – ответное сообщение пришло спустя несколько секунд, и Сумин поймал себя на том, что уже надеялся только на его ответ, а не разрывался между полярными желаниями, как раньше. Чувствовал ли при этом он себя виноватым? Да. Причём, по отношению не только к Хёну, но и к Джиншику. Но ни вина, ни совесть не могли его остановить. Как оказалось, если дело касается Джиншика, силы воли у Сумина немного. И он всю её уже исчерпал, когда сумел удержаться и не написать ему в предыдущие пять раз. И это была вторая причина, по которой план Сумина его забыть, кажется, был обречён на провал.       “Мне одиноко”.       “Сумин, ты обещал”.       “Я не пытаюсь флиртовать или что-то подобное. Мне в самом деле одиноко. Чувствую себя космонавтом в открытом космосе. И кроме обещаний мы ещё договаривались, что будем вести себя, как друзья. Выслушивать жалобы друга на одиночество – это очень по-дружески”.       “И как же чувствуют себя космонавты в открытом космосе?”       “Очень одиноко. Ну, наверное, им все же не так одиноко, как мне… все-таки там планеты, звезды, астероиды всякие летают”.       “Ага, и космический мусор”.       Сумин улыбнулся.       “Вот! Тем более. Им даже веселее, мой-то мусор не космический”.       “У тебя на пачке стирального порошка галактика нарисована. Когда выбросишь, будет космический мусор”.       “Нет, это будет космос в мусоре! Это разные вещи, милый мой”.       “Насколько милый?”       Сумин удивлённо хмыкнул и записал ему голосовое сообщение:       – И кто теперь не сдерживает обещания? Потому что ты-то точно флиртуешь.       – Я рад, что тебе лучше, – Джиншик тоже прислал голосовое, и Сумин весь сжался, осознав, как сильно хотел услышать его голос.       – Мне и правда немного полегчало, но, к сожалению, я не смогу говорить с тобой всю ночь. Хотя очень хотел бы.       Ответа долго не было, но Сумин понимал, почему. И вообще не удивился бы, если бы в итоге пришло: “Поговори со своим парнем”. Только вот в его состоянии был виноват как раз разговор с его парнем. Точнее, отсутствие этого самого разговора.       “Это нечестно. Ты знаешь, что если попросишь приехать, я приеду. Поэтому не проси”.       Сумин прочитал сообщение и резко сел.       – Нечестно говорить, что приедешь, и попросить не просить! – это голосовое, кажется, получилось громче, чем нужно, но Сумин ничего не мог поделать.       “Так ты приедешь?” – написал он следом.       “Сумин!”       “Мне, правда, очень нужно. И я больше не буду тебя об этом просить”.       “Честно”.       В этот раз он ждал ответа ещё дольше. Но пришёл не ответ, а вопрос.       “Что-то нужно взять?”       “Одежду на завтра и зубную щетку”.       “Я не говорил, что останусь на ночь”.       “То есть ты потом уедешь и оставишь меня В ОДИНОЧЕСТВЕ???”       Джиншик прислал несколько смеющихся эмодзи и потом написал:       “Ладно, на самом деле я уже все собрал, просто подумал, может, нужно ещё что-то”.       “Нет, только ты”.       Сумин разложил по местам несколько вещей, которые лежали не там, где нужно, смыл в унитаз остатки токпокки и туда же – апельсиновый сок. Потом подумал и ещё и вынес мусор с пакетом от сока и коробкой от пиццы. Дышать стало полегче.       Джиншик пришел даже чуть раньше, чем Сумин его ждал. И хорошо, он и так уже начал опасаться, не передумал ли.       – Ты его вроде любишь, – сказал Джиншик, входя в квартиру, и протянул ведерко мороженого. Оно было с шоколадной крошкой и да, Сумин его любит. Он прижал ведерко к груди, хотя оно было холодным, но этот холод был приятным.       – Спасибо.       – Только давай сразу договоримся – я, как друг, пришел оказать дружескую поддержку другу, то есть тебе, и принес дружеское мороженое.       – Насчет мороженого согласен, а в остальном… – Сумин сделал вид, что усиленно над чем-то думает. – Давай хотя бы на пятьдесят процентов?       Джиншик вздернул брови, но улыбнулся.       – Девяносто пять.       – Я прямо чувствую, как меня засасывает в какую-нибудь черную дыру… А там, знаешь ли, очень холодно…       – Девяносто.       – Одиноко, темно, звука, наверное, тоже нет…       Джиншик сделал шаг к нему и поцеловал.       – Хорошо, пятьдесят, – прошептал он, – только замолчи уже, космонавт.       Сумин поставил мороженное на тумбочку рядом, чтобы освободить руки, и сжал его в объятиях.       – Спасибо, что пришел, – выдохнул он.       Джиншик ничего не ответил, просто продолжал его обнимать и гладил по спине.       – Просто я тоже часто там бываю, – наконец сказал Джиншик.       – Где?       – В космосе. Один.       [ Моё солнце такое яркое, что теперь я вижу только его, даже если оно не рядом, потому что смотрел слишком долго.       Но в его системе своя планета, а для кого-то солнце – это я. Только я не хочу быть чьим-то солнцем, я хочу быть его планетой, даже если буду на орбите не один.       И хочу продолжать смотреть, даже если в конце ослепну. ]