Был ли ты маяком или штормом

Розочка поймала его на перемене и потащила в закуток на «серьезный разговор». Марат не сопротивлялся — знал, какой упорной она может быть, когда хочет чего-то добиться, — но состроил самое невинное выражение лица, которое только смог. Розочка на его притворство не повелась. — Стоит мне опоздать в школу, как я пропускаю все самое интересное, — многозначительно протянула она. Марат почувствовал себя подозреваемым на допросе. Розочка и глаза прищурила, чтобы легче было считать его реакцию. Даже тот факт, что затащила она его в закуток около школьной библиотеки, где почти год назад они прятались на переменках, чтобы нализаться вдоволь, ситуацию не улучшал. — Что ты там сказал Денису? Я с ним не общался толком, — припомнила его слова Розочка. — И про драку ты не… — Да понял я, — перебил ее Марат. Розу могло занести, если не остановить вовремя. — Предположим, что я ошибался. Андрей, он, ну… Другой. Хваленое красноречие покинуло Марата. Он мог рассказать Розочке о широкой улыбке Андрея, которую Марат однажды поймал украдкой, о другой его искренней улыбке в медпункте, о помощи Айгуль, но не стал. В голове всплыло воспоминание о том, как Андрей осторожно вытирал ему кровь — и не скажешь, что это делал бывалый группировщик — как касался своими теплыми пальцами щек и подбородка. И что-то в этих прикосновениях было настолько личным, что Марат не хотел рассказывать, а желал сохранить в собственном ларце воспоминаний, как самую ценную драгоценность. — Он группировщик. Они не могут быть другими. — Вова тоже был группировщиком, — напомнил Марат. — И он смог перерасти это. Кривил душой, потому что знал, почему Вова на самом деле не вернулся после Афгана в Универсам. Заметив его воинственное выражение лица, Розочка только вздохнула. Спорить она передумала — прислонилась к стене и посмотрела со сдержанным беспокойством в карих глазах. — Я волнуюсь за тебя, Марат. Близкое знакомство с группировщиком еще никого до добра не доводило. Марат тотчас присмирел — одному ругаться было не интересно — и неловко дернул подбородком. Ему было неудобно из-за беспокойства Розочки. Не стоило ей так за него переживать. — Да нормально все, — отмахнулся Марат. — Ты же знаешь, если мне что-то не понравится, то терпеть не стану. — Знаю, — смягчилась Розочка и тут же перевела тему. — Пойдем в столовку, я пить хочу. Пока они шли, Марат смотрел на напряженные очертания ее плеч и понимал, что ничего Розочка не смягчилась и словам его не поверила. Опять поступила согласно своим привычкам: сделала вид, что прислушалась к нему, а сама осталась при своем мнении. Но в этот раз, в отличие от обыкновенного своего поведения, когда Марата страшно бесило ее нежелание доводить конфликт до его логичного завершения, он привычке Розочки порадовался. Потому что и сам не мог понять, почему решил сесть с Андреем за одну парту и почему так отстаивал это самое право с ним сидеть. Сидеть с Андреем за одной партой было необычно. Прошлым соседом Марата был Матвей, и на уроках они играли в виселицу или крестики-нолики. До этого Марат сидел с Розочкой, пока она не вычитала в одном из журналов, которые ей привозили родственники из-за границы, про необходимость соблюдения личных границ, и не пересела, чтобы «не поссориться, Маратик, и не надоесть друг другу». До этого момента Розочка любила шептаться на уроках или приносила с собой книжки и читала, прикрывая страницы тетрадкой, изредка дергала Марата, чтобы он тоже читал понравившиеся ей абзацы. Андрей так себя не вел, он даже как стереотипный группировщик себя не вел. Молчал, задумчиво смотрел в окно, иногда записывал за учителем слова под диктовку в тетрадь. На Марата Андрей внимание не обращал — а Марат успевал и карандаш погрызть, пялясь на протекающий потолок, и изрисовать поля тетради каракулями в приступе вдохновения, и устало повздыхать, слушая монотонную речь учительницы химии. — Эй, Андрей, — прошептал Марат, но смотревший в окно сосед его не услышал. Марат прикоснулся к его плечу — Андрей резко обернулся и сжал руки в кулаки. Марат нахмурился. Андрей что, подумал, что он его бить собрался? — Чего тебе? — Ты после школы ничем не занят? — прошептал Марат. Посмотрел на учительницу, но та решала на доске химическое уравнение. Марат в эту писанину уже давно перестал пытаться вникнуть. — Не занят. — Пошли тогда прогуляемся. Не волнуйся, будем ходить по территории Универсама, — не хватало еще, чтобы Андрей опять с кем-то из Разъезда подрался. После разговора с Розочкой Марат пытался убедить и себя, и ее, что Андрей действительно другой, что он нормальный настолько, насколько мог быть нормальным группировщик. Андрей долго не отвечал — учительница у доски успела за это время перейти к следующему заданию. Марат на его непроницаемое выражение лица смотреть не хотел, перевел взгляд на руки. После откровений Андрея о игре на пианино он не мог не замечать изящность его пальцев. Такими стоило последовательно нажимать на клавиши и создавать музыку, а не сбивать в кровь в драках. — Пошли, — наконец решил Андрей. Зима радовала хорошей погодой. Снег ярко блестел под солнечным светом, и Марат слегка щурился, ведя Андрея к заброшенной беседке. Он нашел ее несколько лет назад, когда от скуки и мучающего в груди одиночества бродил по пустым улочкам и размышлял о смысле жизни. Помнится, залез сюда и подумал, что хорошо было бы привести кого-то — места как раз хватало на двоих. Намного позже привел Розочку, а она, поднимаясь по обледеневшей лестнице, чуть не упала. Тогда они вдвоем страшно перепугались, и Марат сюда ее больше не водил. Никого не водил. А вот Андрея привести решил. Он невозмутимо сел на проржавевший от времени стул и вытянул ноги, постаравшись не задеть усевшегося напротив Марата. Молчал, но молчание у Андрея стало настолько привычным, что Марат даже не почувствовал желание наполнить звуками тишину. Не сговариваясь, они вытащили по сигарете из своих пачек и закурили. Марат косился на Андрея и все удивлялся тому, что он выглядел так, будто бывал здесь не впервые, будто они постоянно сюда приходили вместе. Может, в другой жизни так все и было: они бы встретились при других обстоятельствах, но все равно потянулись бы друг к другу. Может, даже бы подрались — Марату иногда очень хотелось Андрею вмазать, но он сдерживался — и скрепили после драки свою только начавшуюся образовываться связь рукопожатием. — Я эту беседку нашел года два назад, — решил рассказать Марат. Андрей кивал в такт его словам, внимательно слушал. Действительно слушал. Лицо у него, даже сквозь полупрозрачную стену сигаретного дыма, было полностью обращено к Марату, и не рассматривать его было тяжело. Оказалось, что кроме длинных ресниц Андрей выделялся выразительными глазами — будь он девчонкой, Марат пропал бы в них окончательно. — Хорошее место, — одобрительно подметил Андрей, когда Марат закончил рассказ. Розочка сказала, что здесь неудобно и холодно — беседку продувало сквозь щели в полу — но Андрею здесь понравилось, и его слова Марату слышать было приятно. С каждым днем Андрей казался ему еще большей загадкой. Сначала Марат считал его обычным группировщиком со сбитыми костяшками пальцев и тяжелым взглядом, теперь кем-то иным, нормальным, похожим на человека, и Марату хотелось узнать об Андрее больше, вычленить новые знания, кроме тех крох информации, которые Андрей так скупо бросил ему за все это время. — Расскажи что-нибудь, а то молчишь, как воды в рот набрал, — Марат постучал ногой по его стулу. — Что рассказать? — Андрей с места не сдвинулся, но за движениями его ноги настороженно наблюдал. — О сестре своей, — предложил Марат и под помрачневшим взглядом Андрея пояснил. — Да не волнуйся, видел вас недавно вместе. Андрей молчал так долго, что Марат уже было решил, что он передумал рассказывать. Молчание между ними становилось тяжелым, и Марат захотел отмахнуться и завести разговор о чем-нибудь другом, но Андрей наконец открыл рот. — Ее Юля зовут, — голос у него неуловимо изменился, наполнился мягкостью, растаял, как снег ранней весной. — Она только во второй класс перешла, но очень умная, задачки решать любит… Марат достал вторую сигарету и закурил, обратив слух к скупому на слова Андрею. Слушать его было одним удовольствием — с мысли Андрей не сбивался, рассказывал гладко и последовательно, будто пересказывал на пятерку параграф на уроке. Какие ораторские способности пропадали в Универсаме! Но главное было то, что повисшая между ними тяжелая тишина растворилась, и Марату показалось в те мгновения, что они были знакомы так давно, что невозможно было сосчитать. Он вслушивался в мягкие интонации Андрея, наслаждался растекающемся по телу теплу от скуренной сигареты и улыбался, как дурак. — Айгуль! — встретил знакомую пионерку в школе Марат. Айгуль выглядела лучше, чем в день противостояния с Коликом. Она улыбнулась, заметив Марата, и подошла к нему. — Привет. — Ты как? Тот хмырь тебе больше не надоедал? — спросил Марат, внимательно наблюдая за ее реакцией. Айгуль покачала головой, в ее движениях не считывалось ни напряжения, ни тревоги, и Марат успокоился. — Нет, все хорошо, — подтвердила его наблюдения Айгуль. — Я поблагодарить хотела еще раз тебя и Андрея. Вчера вас в школе не нашла, хорошо, что сейчас удалось тебя увидеть. — Да чего уж там, — отмахнулся Марат. Он ничего исключительного в своем поступке не видел, потому что считал, что так на его месте поступил бы любой мужчина. — Комсомолец не может оставить в беде. — Все равно спасибо, — Айгуль оглянулась и попросила. — Подожди минуту. Она поспешила в кабинет. Марат прислонился к стене в попытке скоротать время, огляделся по сторонам. Их элитная школа не менялась, как бы быстро не летело время — даже стыдливо прикрытая папоротником в большом уродливом горшке дыра в полу осталась на месте. — Это тебе с Андреем от меня, — объявилась Айгуль. Она протянула шоколадку. Марат кинул долгий взгляд на обертку кремового цвета и изображенную на ней девочку в платке, но шоколадку брать не спешил. — Бери или я ее в мусорку выброшу, — догадалась о его мыслях Айгуль. — Если бы не ты с Андреем, я не знаю, что бы делала. Марат послушно принял шоколадку, положил в карман пиджака и широко улыбнулся. — Спасибо, Айгуленька. Подумал, что в другой жизни обязательно бы влюбился в ее ответную улыбку. Андрея Марат нашел не сразу, рыскал по этажам, как охотничий пес, искал. Решил сходить в началку — и похвалил себя за догадливость. Андрей оказался там вместе со светловолосой девочкой. — Марат, — Андрей заметил его и нахмурился, но не как в первые дни их знакомства, а, скорее, как хмурились люди, еще не разгадавшие так долго мучающую их загадку. — Я тебя искал, — ответил Марат, понимая, что его слова ничего не объясняли. Посмотрел на светловолосую девочку — Юлю. Марат видел ее до этого один раз, спрятавшись за углом и не разглядев толком, но сейчас внимательно изучал. Юля действительно чем-то походила на Андрея: у них были схожие черты лица, как у копии и оригинала картины. — Как тебя зовут, октябренок? — Марат рефлекторно перешел на покровительственный тон. Приобрел эту привычку, когда с Денисом вместе ходил на мероприятия. — Юля, — бойко ответила она, и Марат внутренней чуйкой предсказал будущую активистку. Будет еще их всех под себя строить. — А я тебя знаю, ты комсомолец! — Угадала, — кивнул Марат. С детьми возиться ему всегда нравилось. — Меня Марат зовут, с твоим братом в одном классе учусь. — Андрей про тебя не рассказывал, — пожаловалась ему Юля. — Юль, мы только перевелись, рассказывать еще нечего, — нашел себе оправдание Андрей. — Могу рассказать сейчас, — предложил Марат. Ему хотелось заполучить расположение Юли. — Сижу с твоим братом за одной партой, учу его комсомольским истинам. Могу и тебя одной научить, — он потянулся в карман за шоколадкой. — Октябрятам из тех, кто хорошо себя вел, полагается сладкое. По глазам вижу, что ты хорошо себя вела, так что держи. «Аленку» Юля приняла с широкой улыбкой — у нее между передними зубами зияла щербинка, и Марата это растрогало. А ведь и он когда-то был таким же… — Спасибо, — поблагодарила Юля, прижимая к груди заветную шоколадку. — А можно с друзьями поделиться? — Нужно, — кивнул Марат, вспомнив о комсомольских истинах. Не признался только, что в ее возрасте сам, не задумываясь ни о каких друзьях, съел бы шоколадку. Или оставил бы несколько кусочков Вове, но по дороге домой не сдержался и съел их тоже. С выдержкой у него тогда неважно было. Юля убежала обратно в класс, и Марат бездумно прошелся взглядом по ее аккуратно заплетенным косичкам. Светлые такие, у Андрея, наверное, тоже волосы таким цветом были до решения побриться налысо. — Ты откуда шоколад взял? — спросил Андрей. — Айгуль нам с тобой подарила за помощь с Ноликом. — Коликом. — Да какая разница, — отмахнулся Марат. Будет он еще кличку этого хмыря запоминать. — Ты не в обиде, что я Юле шоколадку отдал? — Нет, она сладкое любит. В этот момент Юля развернула обертку и поделила шоколадную плитку между собой и подругами. Марат скосил глаза на Андрея — тот улыбался открывшемуся перед ним зрелищу, черты его лица неуловимо смягчились, будто все углы и шероховатости смылись водой или растопились подобно снегу под лучами солнца, и Марат вдруг поймал себя на мысли, что не против видеть эту его улыбку почаще. Хоть на человека становился похож — а то был как Кай с льдинкой в сердце. Марат возвращался домой после собрания. Розочка в этот раз не пошла, отговорившись головной болью, и Марат плелся один, выбрав путь подлиннее. Хотел побродить в одиночестве по дворам и подумать. О всяком. Чаще всего о Вове — Марату иногда казалось, что не было двух его лет отсутствия в Афгане, что они стерлись из памяти подобно стертым следам на песке, потому что Марат о Вове думал ежедневно, а когда ты человека два года не видел и только изредка получал его письма, то такое вряд ли было возможным. Но Вова в его голове укоренился еще с раннего детства, как недостижимый идеал, даже несмотря на последующую череду разочарований, а каждое его слово выжигалось под веками чертовой аксиомой. Вова пригласил их к себе, хотел лично рассказать торжественную новость. Отец надеялся, что Вова решил взяться за голову и вновь поступить в университет, только в Гаграх, и очень обрадовался своей мысли, но Марат догадывался, что дело тут было не в учебе. И с Вовой хотелось увидеться, очень сильно. Марат за последнее время — за последние годы, — слишком редко его видел, даже попрощаться толком не успел, когда Вова с Наташей свалил в Гагры. А разговоры по телефону, пока в соседней комнате отец смотрит телевизор на всю громкость, не могли заменить живого общения. Вторым человеком, засевшим в его голове, был Андрей, и Марат смирился с таким положением вещей довольно быстро. Он олицетворял собой все, что Марат уже не мог иметь, но что он хотел достичь одно время. И цеплял сам по себе чем-то, чему Марат пока не мог подобрать нужное слово. Розочка бы смогла, но с ней о таком говорить не хотелось, она и так — не без причин — группировщикам не доверяла. Марат шел по улице и думал. Под слабым светом уличных фонарей снег мягко блестел, и он, пребывая в своих мыслях, не сразу заметил впереди идущего человека. Насторожился по привычке — с группировщиками сталкиваться не хотелось совершенно. Таинственный незнакомец шагал медленно, дрожал, как осиновый лист, шатался. Марат решил, что этот незнакомец был незадачливым пьяницей. Того гляди, споткнется и упадет в сугроб. Замерзнет насмерть. В Марате крепло желание как можно скорее оказаться дома, в тепле, с горячим чаем и маминой выпечкой, но понимание того, что если этот пьяница свалится в сугроб и заснет, то сон у него окажется смертельным, не давало покоя. «Ты дяде Толе всегда помогаешь, — напомнил его внутренний голос, так похожий на Вовин, — а этот чем хуже?» Марат решил, что пройдет мимо незнакомца и поймет по его внешнему виду, нужна ли помощь. Легче стало — получилось со своей совестью договориться. Подошел. — Андрей? — выдохнул удивленно. Никакой это был не пьяница и не таинственный незнакомец. Андрей услышал его голос, остановился под тусклым светом уличного фонаря, и Марат четко увидел его заплывший глаз, разбитые губы и засохшую под носом кровь. А еще взгляд одновременно усталый и упрямый. Марат отчета себе не отдавал, подбежал к Андрею и схватил за локоть. Вблизи стало понятно, что и ворот пальто у Андрея весь пропитался багровой кровью. Твоюмать, твоюмать, твоюмать. — Марат, — удивленно произнес его имя Андрей. Точнее, попытался произнести — его потряхивало, и на «т» Андрей сжал зубы. — Я домой шел, — Марат догадался о том, что хотел спросить Андрей, сказал сам. Он бегло его осмотрел, попытавшись понять, как сильно Андрея избили — а что избили, сомнений никаких не было — и нужно ли было срочно бежать в больницу. — Кто тебя так? И за что? Очень плохо себя чувствуешь? Ребра сломаны?.. — Домбыт, — прервал ворох вопросов Андрей. Он поморщился, моргнул здоровым глазом, и Марат с истерично застрявшим в горле смехом понял, что у Андрея ресницы слиплись из-за засохшей на них крови. — Надо домой. — Какой домой? Ты себя видел? Тебе в больницу надо! — Марат подавил панику. Не время было истерить. — Домой, — упрямо повторил Андрей и показательно встал на месте, будто хотел врасти в землю. Марат несколько раз глубоко вздохнул в попытке успокоиться и подавил разливающиеся по груди лавой возражение — сейчас было не время и не место для споров. Надо было Андрея срочно куда-то отвезти и оказать помощь, только не оставлять замерзать на улице холодной февральской ночью. А из дома Андрею можно будет и скорую вызвать в крайнем случае… — Ладно, где твой дом? Адрес скажи, я дойти помогу. И не смей со мной спорить! Андрей нехотя назвал адрес, и Марат мысленно выдохнул с облегчением — идти было недолго. Потянул его за собой и придерживал за локоть. Андрей спотыкался, тяжело дышал, но упрямо шел — Марат его за это упрямство уважал. И бесился из-за этого одновременно, потому что Андрей был твердолобым дураком. — Обопрись на меня, — Марат дважды повторил свои слова, и Андрей дважды сделал вид, что их не услышал. — Засунь свою гордость куда поглубже! Совсем западло помощь от чушпана принимать, да? Не понимаешь, что скоро в обморок упадешь, если мы дойти не успеем, и мне все равно тебя на себе нести придется! Только после этих слов Андрей наконец оперся на него. Марату мгновенно стало тяжело — Андрей был выше него, — но он только стиснул зубы и упрямо пошел вперед, тревожно прислушиваясь к тяжелому дыханию Андрея. Сердце сдавливали тиски, и у Марата в голове проносились все истории, которые ему рассказывал Коневич: о группировщиках с пробитыми головами, о скончавшихся от внутреннего кровотечения пацанах, о школьниках, забитых насмерть у автобусной остановки. Марат и слова Андрея о Домбыте вспомнил. И что, это избиение из-за Колика было или просто события совпали? Столько вопросов, но у Андрея в таком состоянии ничего не узнаешь — его бы до дома скорее довезти. У подъезда Марат уточнил номер квартиры и вместе с Андреем поднялся по лестнице. По знакомо разрисованным стенам понял, что тут уже бывал. Когда они добрались до квартиры, Марат окончательно все вспомнил — так вот, кто оформил опеку над Юлей. Позвонил в дверь. — Добрый вечер, Ирин Сергевн, — ну не называть же ее Мишель, в самом-то деле. — А я вот с Андреем встретился, и он меня к себе в гости пригласил. Отмерев, Ирина Сергеевна заметила Андрея. Дальнейшие события слились в один большом ком: они зашли в квартиру, Марат тихо закрыл за собой дверь, пока Ирина Сергеевна стаскивала с несопротивляющегося Андрея пальто. Она потянула его в ванную и попросила Марата шепотом вести себя потише, потому что Юля уже заснула — он удивился ее спокойствию по поводу нахождения малознакомого комсомольца в компании ее подопечного — и принести ему бинты, которые лежали на кухне в тумбочке. Марат нашел их не сразу, а когда зашел в маленькую ванную, то застал Ирину Сергеевну, сердитым шепотом что-то выговаривающую Андрею. Самое страшное было, что во взгляде у нее не читалось удивления, наоборот, только смирение, будто такое с Андреем происходило так часто, что Ирина Сергеевна устала переживать. Послышался плач проснувшейся Юли. — Давайте я закончу, — предложил Марат, забирая из рук Ирины Сергеевны аптечку. Она кивнула и вышла из тесной ванной. Марат с Андреем остались одни. — Ирина дала мне обезболивающее, — зачем-то сказал Андрей. — Скоро подействовать должно. — Мозги надо тебе новые дать, чтобы подействовали, — съязвил Марат, попытавшись скрыть за дерзостью недавно пережитый страх. — Почему Домбыт на тебя напал? Марат оглянулся на маленькое зеркало, висящее на стене, и заметил, что ворот его белой рубашки покраснел — кровь впиталась, пока шел с Андреем до квартиры. Как маме-то объяснять будет? Хорошо еще, что после собрания галстук по привычке в карман засунул, а то тоже бы покрылся красными пятнами. — На нас, — поправил его Андрей. Значит, в этом был замешан Универсам. — Из-за Колика? — спросил Марат, роясь в аптечке. Краем уха услышал, как Ирина Сергеевна пела успокаивающим голосом колыбельную Юле, но слов не разобрал. — В том числе, из-за него, — ответил Андрей. Он сидел на краешке ванны и покачивался из стороны в сторону, как маятник. — Но у нас с Домбытом давно разногласия были. — И что теперь? — Марат потянулся к необработанной руке Андрея, рассмотрел сбитые до мяса костяшки. — Конфликт, как говорят, достиг кульминации и близится к развязке? Продезинфицировал рану. Андрей даже не поморщился от едкой перекиси, но Марат все равно подул на ранку. Подумал еще, что лучше бы Андрей, бывший музыкант, на пианино играл или даже на его нервах, чем дрался на улицах. — Да, — согласился Андрей так буднично, что Марату стало не по себе. — Кащей, наш старший, уладит потом все оставшиеся вопросы. Марат аккуратно перевязал руку Андрею, стараясь не сорваться, но все равно выпалил: — И ты думаешь, что это нормально? Вот так пиздиться, как животные, чуть не сдохнуть ни за что и сидеть потом, как ни в чем не бывало? Андрей отдернул руку, попытался грозно зыркнуть, но с заплывшим глазом у него получилось на троечку. — Че молчишь? Ответить нечего? — Мы не можем решать вопросы, как комсомольцы, — процедил Андрей, — устраивая облавы. В этом он был прав. Год назад пацаны из Кинопленки подстерегли и избили комсомольца. Коневич — хитрый жук — тогда потянул за ниточки и совместно с милицией устроил облавы по местам обитания группировок. Не зря все-таки в комсомоле ходили отшитые — хлебнув уличной жизни, они без угрызений совести рассказали все, что знали о тех, кто так недальновидно их отверг. Марат улыбнулся, услышав слова Андрея, но в его улыбке не было ни счастья, ни радости, только темная злоба и мнительное понимание своего превосходства. Сказал: — Как, должно быть, ужасно, что милиция занимается тем, чем и должна — ловит преступников. Андрей напрягся всем телом — даже так, усталый и измученный, он готов был кулаками защищать честь своих уродливых в несовершенстве и бесчеловечности понятий — и Марат рефлекторно напрягся тоже. Между ними повисло что-то страшное и темное, заклубилось дымом, и тут же пропало, когда в ванную вошла Ирина Сергеевна. Она отправила Андрея спать — тот отказался от помощи и медленно ушел сам — и повернулась в сторону Марата. — Марат, будет лучше, если ты у нас останешься на ночь. На улице темно, а мне так спокойнее будет. То, что они были уже знакомы, сглаживало ситуацию, но Марату все равно стало неловко — и за то, при каких обстоятельствах он с Андреем сюда пришел, и за то, что ничего не объяснил толком. — Я только маме позвоню, — сказал он. — И я с Андреем в одном классе учусь, мы вместе за партой сидим. — Я знаю, Юля рассказала, — Ирина Сергеевна устало вздохнула, и Марату показалось, что тени под ее глазами на секунду стали глубже. — Андрей мне ничего не рассказывает. Марат неловко пожал плечами и поспешил к телефону. Что ему было сказать? Андрей ему о той же Юльке рассказал не сразу. Да и вообще, что Марат знал об Андрее? Его хвалила учительница английского, у него были выразительные глаза, и он уже давно пришился к Универсаму, вот и все. Преступно мало Марат о нем знал, но и Андрей о самом Марате знал не больше. — Мам, — протянул в трубку, подумал, что сказать. Отговориться ночевкой у Розочки не получилось бы — они давно уже не были четырнадцатилетними школьниками, чтобы ночевать друг у друга, и чтобы их ночевки не смотрелись при этом неуместно — так что придется отговориться полуправдой. — Я после собрания шел домой и Андрея встретил. Ну, ты помнишь, я про него тебе рассказывал. Мы погулять решили и забыли о времени, поздно стало, и Андрей предложил у него остаться на ночь, а я согласился. Будь Марат другим — не правильным комсомольцем с хорошей репутацией — мама не поверила бы ему так просто. Но Марат поводов для беспокойства и разочарования не давал лет так с четырнадцати, с момента, когда его перевели в другую школу, и родители ему доверяли. Самое странное было, что отец — Марат случайно узнал об этом и долго потом думал, предпочтя тревожные мысли беспокойному сну, — хвастался им перед своими коллегами чаще, чем Вовой. — Хорошо, — послышался голос мамы в трубке. — Тогда жду тебя завтра, спокойной ночи. — Спокойной ночи. Марат не знал, где находилась комната Андрея, и пошел в ту, где была приоткрыта дверь, — угадал. Ирина Сергеевна уже расстелила ему постельное белье на раскладушке, и Марат неловко ее поблагодарил — видел же, какой усталой она была! — но Ирина Сергеевна только отмахнулась, зевнула и пожелала им спокойной ночи. Андрей с Маратом вновь остались одни, только теперь напряжение между ними можно было резать ножом. — Зачем решил остаться? — спросил напрямую Андрей. Марат ожидал, что Андрей опять одарит его испепеляющим взглядом и молчанием, но, видимо, подействовало обезболивающее, и Андрей наперекор своему обычному поведению начал говорить чаще обычного. — А что, нельзя? — в таком же тоне переспросил Марат, но тут же смягчился, потому что драться в доме, где его пригласили ночевать, показалось неправильным. — Темно на улице, уже поздно домой идти. Андрей губы разбитые поджал и отвернулся. Сидел на кровати, выглядел как античная статуя даже со своими синяками, и его игнорировал. Марат хотел игнорировать его тоже, снять окровавленную рубашку, лечь на раскладушку и забыться сном, но понял, что не может. Напряжение между ними просачивалось под кожу, оставалось паразитом в его теле, мешало расслабиться. — Я думал, ты мне хотя бы спасибо скажешь, — проговорил вслух свои мысли Марат, теребя пуговицу рубашки. — Или чушпанов даже западло благодарить? Я довел тебя до дом… — Я не просил. — Ты скажешь уже, что не так? — шепотом спросил Марат, жалея, что не может закричать. — Или и дальше будешь в молчанку играть, а я буду угадывать, что тебе так не понравилось? Может, боишься, что я всем расскажу, как ты мою помощь принял? Уж не беспокойся, я не растреплю! — Лучше перестань мне помогать! — решился открыть правду Андрей. — Я все равно не солью ничего твоему комсомолу о Универсаме! Марату хотелось рассмеяться, Марату хотелось что-то разбить и смотреть, как осколки разлетятся по ковру, но больше всего Марату хотелось врезать Андрею от души, чтобы тот на пол свалился, но Марат держался из последних сил — потому что раненых не бьют. Сирых и убогих тоже. — Какой же ты дебил, Андрюша, — покачал головой он. — Полнейший дурак. В груди стало тяжело, точно кто-то, не жалея силы, ударил его по солнечному плетению, и Марат, чтобы занять руки, решил расстегнуть рубашку. Резко дернул пальцами под пристальным взглядом Андрея и оторвал пуговицу — она отлетела на пол, закружилась вокруг своей оси и исчезла под кроватью. Марат сейчас себя этой пуговицей чувствовал — тоже хотел исчезнуть. — Ты думал, что я в медпункт с тобой ходил, за партой сидел, гулять звал, да даже сейчас помог, потому что надеялся, что ты мне информацию о Универсаме сольешь? Да что тут сливать, Марат и так все про них знал! Где сборы проходили и качалка находилась, даже большинство схем Кащея помнил по рассказам брата. И с Кащеем познакомился, когда Вова к ним домой его водил, пока отец был на работе. Марат даже Коневичу ничего про Универсам не рассказал — посмотрел своими честными глазами и ответил, что ему брат совсем ничего не говорил, чтобы не соблазнить уличной жизнью. — А почему нет? — возразил Андрей. Голос у него звучал устало, будто чтобы произнести каждое слово ему требовались неимоверные усилия. — Иначе зачем это все? И тут возражения в груди Марата погасли, потухли, превратились в едва теплые угли. Он понял. За время, проведенное в Универсаме, Андрей зачерствел, изменился, как изменился бы любой, кто попал в мир жестокости и мнимой справедливости. И за это время он забыл о доброте, о том, что к нему могли относиться с добротой. Сердце Марата до краев заполнила жалость и эта самая доброта. Он прочистил горло и признался: — Потому что я захотел. Ты после помощи с Айгуль показался мне… Другим, не таким, как все группировщики. И я захотел с тобой пообщаться. Взгляд Андрея наполнился искренним удивлением, и Марату тут же захотелось до него дотронуться, убедить в чистоте своих намерений. Нельзя было так — не верить, что кто-то захотел бы проводить с ним время, искать в людях двойное дно, ждать подставы. Так и сойти с ума недолго. — А ты почему тогда сидеть вместе согласился, раз я, по твоему мнению, стукач и крыса? Андрей смущенно повел плечами, и Марат по этому его движению опять все понял. Интересно, были ли у Андрея друзья или хотя бы люди, с которыми он мог отпустить себя и расслабиться? Они с Маратом еще не были так близки, но он чувствовал, что они уверенно двигались в этом направлении. С Розочкой в начале общения Марат испытывал похожие чувства, но тогда это было спокойнее и не так… Жадно, что ли. Марат не хотел так сильно узнать все тайны Розочки, ее секреты, мечты и желания. — Потому что я захотел, — повторил его слова Андрей. — Ты тоже показался мне другим, нормальным комсомольцем. Ага, а ненормальных комсомольцев он так часто встречал? Марат покачал головой с улыбкой на лице, расправился с оставшимися пуговицами и скинул рубашку на пол. Плевать, поднимет завтра, сейчас он так устал. — Нормальный комсомолец и другой группировщик. Звучит, а? Андрей фыркнул, лег на кровать. Марат смотрел на него несколько секунд, прежде чем поступить так же на раскладушке. — Звучит, — согласился он совсем тихо, но Марат услышал. Улыбнулся и завернулся в одеяло, как в кокон. В груди стало невероятно легко, будто все внутри наполнилось мягким гусиным пухом. И правда, звучит.