Сквозь страх

Покинув лавку с неизвестным названием, Се Лянь каждые несколько шагов оборачивался. Вид его был поникший, хотя ранее он попрощался с Ки Ан с улыбкой и даже мужчину одарил сдержанным поклоном за гостеприимство. Если это можно было назвать гостеприимством. Принц не мог точно сказать, что именно его сейчас беспокоило. Потому он решил пока не забываться в мыслях и посмотрел на Хуа Чэна, который молча шёл рядом. Любой проходящий мимо не заметил бы в настроении градоначальника особых изменений. Однако Се Лянь видел, что Хуа Чэн думал о чём-то серьёзном, словно хотел что-то сказать. Или же наоборот — старался не заговорить. — Сань Лан? — Чуть не забыл отдать талисман гэгэ. Се Лянь опустил взгляд на раскрытую ладонь Хуа Чэна с купленным в лавке талисманом. Ему не удалось сдержать тёплую улыбку, когда он забрал талисман и спрятал его в рукаве. — Если ты так хотел избежать разговора со мной, то это не поможет. — Разве я когда-то не хотел говорить с гэгэ? — Ты понимаешь, о чём я. Не придуривайся, — прикрыв глаза и мотнув головой, принц взял ладонь Хуа Чэна и остановился так, чтобы они стояли друг напротив друга. — Сань Лан, о чём ты так задумался? Дело в истории о демонице Энтукку? Он попал чётко в цель. Хуа Чэн виновато опустил взгляд. — Если эта история правдива, то как ты относишься к поступку Юшенг Веики? Се Лянь не ожидал такого вопроса. Так как посмотреть в глаза Хуа Чэна было невозможно, принц посмотрел на их руки: бледная и холодная словно снег правая ладонь держала левую ладонь принца. Можно было увидеть, как демон едва заметно касался большим пальцем красной нити, однако его была скрыта ладонью Его Высочества. И какими бы ни были холодными руки Хуа Чэна, Се Лянь всё равно ощущал лёгкую теплоту, которая происходила от едва заметной передачи духовной силы. Прошло много времени с того момента, как проклятые канги исчезли с тела принца. Этого было достаточно для того, чтобы привыкнуть к большой силе, но принц по-прежнему не мог научиться правильно пользоваться ей. Из-за этого очень часто, даже при случайных прикосновениях с демоном, отдавал очень много. Хуа Чэн к этому привык и сразу возвращал силу обратно. Как и сейчас. — Если Сань Лан говорит, что она заставила многих людей умереть от страха и что из-за её проклятья матери убивали детей, — это, безусловно, ужасно. Но… — слегка нахмурившись, будто не веря в то, что собирается сказать, принц сжал пальцы Хуа Чэна. — Она отомстила лжесоветнику, который убил дорогих ей людей, причинив сильнейшую боль. Так что её поступок… — Се Лянь прервался, стоило ему пересечься взглядом с демоном. В ту же самую секунду он всё понял. — Ох, Сань Лан… — не закончив фразу, принц прикрыл глаза, но уже опустил ладонь демона и, поднявшись на носочки, крепко обнял его. Он не просто так спросил. Не просто так он внимательно слушал историю о демонице и даже купил талисманы. Юшенг Веики своими глазами видела, как причинили вред её любимым людям. Она столкнулась с невыносимой болью, испытала свой сильнейший страх, после которого обратилась демоном. Когда-то, восемьсот лет назад, когда тело наследного принца было сотню раз проткнуто мечом, за этим наблюдал призрачный огонёк, который от невыносимой боли за любимого человека, сжёг всех людей в храме и обратился демоном. Это был Хуа Чэн.

***

Несмотря на чрезмерную роскошь, Се Лянь смог привыкнуть к жизни в Доме Блаженства. Поначалу в каждой из резиденций принц чувствовал себя так неловко, будто там ему ни к чему нельзя было прикасаться, и он мог только смотреть. А ведь он сам вырос во дворце, его одевали в лучшие ткани, еду приносили из лучших продуктов на роскошной посуде, но всё же за восемьсот лет скитаний он сильно привык жить бедно. В том же Монастыре Водных Каштанов Се Лянь спокойно спал на голой циновке, а дыра в крыше смущала только потому, что могли прийти прихожане. Однако, всё чаще посещая Дом Блаженства и в итоге поселившись там, Се Лянь привык. По большей части благодаря Хуа Чэну, который всегда был рядом и будто понимал, что принца в таких условиях оставлять одного нельзя. Тот мог бы в панике сбежать, вырыть неподалёку яму, обложить её листьями и для тепла развести огонь. Что по-настоящему нравилось принцу в резиденции Хуа Чэна, так это полная уверенность в том, что их никто не побеспокоит. Посторонние без разрешения хозяина сюда зайти не могли. Знающие же, сколько бы сильна не была их любовь к владельцу, обходили главное здание стороной. Уложив локоть на стол, а подбородок на ладонь, Се Лянь выводил на бумаге иероглифы и думал. На бумаге появлялись красивые мазки чернилами, и из них получались строки их с Хуа Чэном стихотворения. Кто раз познал безбрежность моря, Того иные воды уж не удивят. И никакие облака не назову я облаками, Лишь те, что над горой Ушань парят. Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись, Не интересна мне их красота. Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину, А остальное – ты, любовь моя. Именно это стихотворение они придумали во время обычного занятия каллиграфией, и именно это стихотворение Се Лянь писал всегда, чтобы подготовить образец Хуа Чэну. Лучше уж ему тренироваться на одном и том же, чтобы научиться понятно писать хоть что-то. Конечно, заниматься этим он должен в храме Тысячи фонарей, но сейчас ему было необходимо себя чем-то увлечь. И если обычно Се Лянь писал один образец несколько минут, то теперь сидел уже полчаса, а на листе появились лишь четыре строчки. Понятно, что большую часть времени он просто размышлял. Хуа Чэн оставил его, предупредив, что ему быстро нужно решить пару срочных дел на границе Призрачного Города. Се Лянь не стал проситься с ним. Прибрался в храме, искупался, а после омовения, облачившись в тонкое белоснежное одеяние, взял четыре сокровища кабинета и устроился за столом. Его голова полнилась мыслями об этой лавке, о мужчине, выбравшем жизнь рядом с демонами, и девочке Ки Ан, которая была слишком юной для такой жизни и верила в посмешище трёх миров. Конечно, принц принижал себя. За последние полтора года его положение на небесах значительно улучшилось, а верующих прибавилось на добрую тысячу, но всё же… Проводя черту за чертой, Се Лянь не замечал, как двигал кистью. Его рука осталась в прежнем положении, и иероглиф превратился в чёрную уродливую кляксу. Зато он заметил, как хорошо девочка знала легенду о демонице Энтукку. И, вероятно, не только о ней. Возможно, всё это – влияние отца. И возможно, если бы были другие обстоятельства, то жизнь её сложилась бы намного лучше. Она бы даже могла ступить на тропу самосовершенствования. А ещё Се Ляню, возможно, нужно было перестать думать и продолжить заниматься каллиграфией. Потому как сейчас он заметил, как кисть начала размазывать чернила по столу, что сразу заставило его вздрогнуть и отложить кисть. Он вздохнул и провёл ладонью по лицу. Недалеко послышался звук шагов. И повернув голову, Се Лянь увидел открывающуюся дверь. В спальню зашёл Хуа Чэн. Было видно, что он освободился уже некоторое время назад: длинные, строгие, красные одежды заменил нательным одеянием того же цвета; высокие чёрные сапоги с серебряным цепочками он снял и сейчас ходил босой, как и Се Лянь. — Как всё прошло? — спросил принц, а сам начал искать что-то, чем можно бы было стереть пятно чернил со стола. Рукавом, подумал Се Лянь, будет слишком. Хотя, не будь с ним в одной комнате Хуа Чэн, он так бы и сделал. — Успешно. Кучка идиотов решила устроить продажу людей. Думали, что смогут скрыть это от меня. Не вышло. Голос демона прозвучал безразлично, вот только Се Лянь прекрасно слышал, как тот был доволен собой. Да и приподнятая бровь полностью выдавала его настроение. — С людьми всё в порядке? — Отделались лёгким испугом. Гэгэ, ты о чём-то задумался? Хуа Чэн подошел ближе и бросил взгляд на стол. Принц посмотрел сначала на него, потом так же на стол, после чего постарался листом стереть пятно. — Извини, Сань Лан, я сейчас же его отмою, просто… — запинаясь, Се Лянь понимал, что имел в виду демон. И дело было вовсе не в испачканном столике, который Хуа Чэн скорее всего и не заметил. — Ох, нет-нет-нет, не смотри на этот ужас. Принц прекратил прикрывать пятно, а вместо этого взялся чистыми листами прятать свои неудачные иероглифы. Это бы самый настоящий позор для того мастерства, которым владел Се Лянь. Даже перед Хуа Чэном он сильно стыдился, а увидел бы это наставник, то Се Ляню пришлось бы умереть на месте, чтобы избежать небесной кары. — Это вовсе не ужас, гэгэ. По-прежнему великолепно, иначе быть не может. — демон перехватил запястье принца и не дал скрыть иероглифы, что вызвало у того вздох. — Так что тебя беспокоит? — Всё равно нужно убрать, — пока не отвечая на вопрос, Се Лянь отодвинул в сторону бумагу, кисть и чернила. Взглянув на демона, он увидел его слегка влажные волосы, полностью распущенные, даже без изысканной косички. — Я всё думал о Ки Ан. Принц встал и перехватил руку Хуа Чэна, развернулся вместе с ним и усадил демона на свое место. Сам же потянулся к краю стола и взял роскошный, изысканный гребень из слоновой кости, расписанный золотыми и красными красками. — О девочке из лавки? — демон уселся беспрекословно, лишь закинул ногу на ногу, поправив нижний подол одежды. — Да. О её судьбе, в основном. Встав позади Хуа Чэна, Се Лянь взял пряди его волос, разделил их, а после принялся расчесывать. В этом не было необходимости — волосы демона и так были идеальны. Да и сам он при желании мог бы сделать себе любую прическу. Но принцу нравилось самому расчесывать волосы Хуа Чэна, находя в этом успокоение. — Гэгэ думает, что её ждёт скорая гибель. — Мне бы не хотелось так думать, но… ты прав. Если смотреть правде в глаза, людям в мире призраков жить долго и счастливо не получится. Даже при том, что благодаря Хуа Чэну Призрачный город являлся самым процветающим и безопасным местом в мире призраков. Их непременно ждала ужасная участь, если они решили остаться здесь жить. Это только вопрос времени. — Гэгэ, помнишь, как ты впервые пришёл в Призрачный город? Когда мы встретились в игорном доме. — Конечно, помню. Почему ты спросил? — На лице принца появилась улыбка. Как он мог забыть, если именно в тот день Се Лянь увидел истинный облик демона. — Я узнал его. Это Ки Сусу. Именно его ставке тогда помешал Лан Цяньцю. Се Лянь продолжил расчёсывать чёрные длинные волосы, стараясь вспомнить все детали того вечера, который, честно, запомнился принцем по большей части обучением как правильно кидать кости и шикарной оружейной, которую принц же и сжёг. Хуа Чэн казался безразличным к тому, что происходило вокруг него, но всё равно оставался очень проницательным и с легкостью запоминал все детали. Только через несколько секунд до принца дошло. Он дёрнул руками, опусти их и встал рядом с Хуа Чэном. — Тот, который поставил десять лет жизни своей дочери? — Двадцать, а ещё её замужество. Это он, — Хуа Чэн повернул голову, чтобы взглянуть на удивлённое лицо принца, после чего взглянул на гребень, который, кажется, видел впервые. – Когда такое происходит, я не могу позволить человеку потерять жизнь только потому, что кто-то сделал ставку. Но в той ситуации стоял выбор — несколько смертей или одна. Даже хорошо, что Цяньцю тогда вмешался. Се Лянь тоже взглянул на гребень, проследив за взглядом демона. Он уже перестал удивляться тому, что Хуа Чэн не помнил о наличие всех драгоценностей даже на этом небольшом столике, поэтому на себя эту роль взял принц. Действительно, хорошо, что Его Высочество Тайхуа посмел тогда отругать человека за своё бессердечие. Се Лянь и подумать не мог, что тот мужчина в лавке, который только на колени перед ними не падал, являлся тем самым, кто был готов поставить жизнь своей дочери ради смерти всех своих конкурентов. Он стал ещё больше переживать за Ки Ан. — Я даже не знаю, что на это сказать… — Се Лянь запнулся, но всё же вернулся на прежнее место продолжил расчёсывать волосы демона. — Ей здесь не место. — Она является твоей последовательницей. Что если ты поговоришь с ней? Она точно тебя послушает. — Да уж, наставлять детей на их дальнейшую жизнь у меня получается прекрасно. Они одновременно усмехнулись, но после принц нахмурился. У него были определённые проблемы с речами, после которых оставалось только стыдиться. «Если не знаешь, ради чего жить, живи хотя бы ради меня» или «Я стремлюсь помочь людям, попавшим в беду». Одно хуже другого. Вот только если первое привело к достаточно удовлетворительным результатам, то второе… Надо будет обязательно узнать, как сейчас поживает Бань Юэ. Они молчали ещё какое-то время. Се Лянь продолжал приводить волосы демона в порядок, пока сам Хуа Чэн смирно сидел. Оба они думали о чём-то своём. Принц собирался уже заканчивать, проводя гребнем от корней до кончиков, как в глаза ему бросился выбившийся локон волос. Он сначала попытался пригладить пальцами, но в итоге воспользовался гребнем, что не принесло никакого результата. Чёрный локон торчал и тянулся будто куда-то в сторону, и в голову принца пришла только одна мысль. — Сань Лан. — Гэгэ? — Прекрати баловаться. Раздался тихий смешок, что подтвердило Се Ляню озорство демона. После этого волосы сами собой пришли в порядок, а Хуа Чэн поднялся, развернувшись лицом к принцу. — Я могу пообещать, что в этом городе ни одна нечисть не навредит ребёнку, так что за её безопасность гэгэ может не волноваться, — вновь взглянув на гребень в руках Се Ляня, Хуа Чэн аккуратно перехватил его и отбросил в сторону, чтобы заполучить ладонь принца и переплести с ним пальцы. Се Лянь посмотрел на их руки, а после – с улыбкой на Хуа Чэна. Он раздумывал над этой просьбой, но произносит вслух не пришлось. Уже ночью, удобно устроившись на груди демона, Се Лянь решил для себя две вещи: он поговорит с Ки Ан и обязательно узнает, откуда девочке столько известно о давно забытой демонице.