Мой покровитель - Уран. Мой напарник - Нептун

Белый замок, стоящий вокруг бесчисленного количества фонтанов, окружённый прекрасными деревьями и белоснежными дорожками из белого кирпича. Если подняться по лестнице ко входу и повернуться, то можно увидеть бескрайние и прекрасные земли с добрыми жителями, восхваляющие правителей. Если повернуться к замку и поднять голову вверх, то можно увидеть, как на самом высоком балконе замка стоит прекрасная девушка с длинными золотыми волосами, одетая в белое платье без плеч. Она машет рукой не только жителям, но и всему миру. Её лица не видно, но и так ясно кто она — принцесса. Она озаряет своим величием и добротой этот мир. Она смотрит куда-то вдаль, где видна голубая планета. Внезапно, за долю секунды, всё меняется. Замок разрушен и окрашен кровью, люди, ещё минуту назад убивавшие друг друга, стоят в немом испуге. Ничего сделать уже нельзя. Зло было побеждено, но сделало своё дело перед поражением — принцесса совершила самоубийство, дабы спасти свой народ, воткнув в себя меч мужчины, которого любила всем сердцем. Слёзы бегут по щекам, даже не пытаясь остановиться. Горе жалит душу с такой силой, словно сердце в любую секунду разорвётся на части. Но знакомый далёкий голос, с таким же горем, просит оставаться сильным, даже если на это нет никакого желания. Этот голос очень знаком, но невозможно вспомнить кому он принадлежит. Лишь неясный силуэт, источник этого голоса, протягивает руку в просящем жесте, зовя в свои объятия. — Соберите… Три талисмана… Пусть пробудится… — новый, незнакомый голос слышится не только в ушах, но и в душе, требуя повиновения судьбе. Всё разрушено в одно мгновение. Замок исчез, оставив после себя остатки руин, которые невозможно больше увидеть. Осталась лишь пустыня, сохранившая память о прошлом, но она больше никому не сможет об этом рассказать. Этот мир уничтожен… *** Кацуки резко открыл глаза и почувствовал, что проснулся в холодном поту. Этот сон повторяется снова и снова, но никак не продвигаясь и не становясь хоть чуть-чуть конкретнее. Голос до сих пор присутствует в ушах. Этот голос полон грусти, отчаяния и печали, но твёрд, как сталь. — Соберите… Три талисмана, — шёпотом повторил Бакуго. — Почему мне кажется, что это не просто сон? Почему в груди такая печаль, словно я потерял что-то дорогое сердцу и что-то, что дорого душе? — внезапно, в его голове появилось лицо Изуку, улыбающегося грустной улыбкой. — Изуку, может ли быть так, что тебе что-то известно, или твоё лицо просто успокаивает сжавшееся от боли сердце? *** — Кацуки, Кацуки, — Бакуго моргнул и увидел лицо своего техника Эйджиро. — Йо, Бакубро, хватит летать в облаках, — Киришима широко улыбнулся своими острыми зубами. — Тебе завтра участвовать в гонках, соберись. — Прости, — Кацуки потёр глаза и сильнее сжал руль любимой гоночной машины. — Что-то я, в последнее время, летаю в облаках. Если Изуку был близким другом, то Эйджиро Киришима был единственным, кого Кацуки мог назвать своим приятелем, лучшим другом, а также самым лучшим техником в академии Муген. Они знакомы с детства и всегда были не разлей вода, а их совместное сотрудничество выигрывало не одну победу. Эйджиро всегда любил ковыряться в разных механизмах, разбирать, изучать всё до мельчайшей детали, а потом собирать их обратно. К тому же, эти двое доверяли друг другу, как никому другому. Однако, до прошлого года, они не виделись много лет из-за того, что Эйджиро переехал со своими родителями в Америку, но полтора года назад он вернулся на родину и поступил в академию Муген, где вновь встретил старого друга. — Всё ещё думаешь о Зеленовласке? — именно так Киришима всегда называл Мидорию с тех пор, как узнал о его дружбе с Кацуки. — Успокойся, чувак, никуда твоя принцесса денется, — он беззлобно рассмеялся, заметив красное лицо друга. — Я же говорил тебе, что мы не встречаемся, — отвёл взгляд Кацуки. — Правильно. Вы женаты, — спокойно сказал Киришима, вызвав удивление друга. — Сколько раз я видел вас вместе и мне, нет, вообще всем кажется, что вы давно женатая пара или вы просто очень долго встречаетесь. Вы всегда разговариваете так, словно пережили вместе очень многое, причём во всех смыслах этого слова. К тому же, даже я не знаю о тебе столько, сколько Мидория. Хоть ты и говорил, что вы знакомы лишь три года, но либо ты врёшь, либо Мидория умеет читать мысли, либо тут что-то ещё, чего я не могу понять. Эти слова заставили Бакуго задуматься. Действительно, он и Изуку, не смотря на столь короткий срок дружбы, понимали друг друга с полуслова, словно знакомы много лет. Мидория всегда знал, как он поступит и что скажет в любой ситуации, а он, Кацуки, тоже мог заранее предугадать действия друга, а ещё они отлично знали вкусы другого в всех областях: музыке, еде, чтении и прочего. Ему вспомнились все моменты, когда он забывал приготовить или взять с собой обед, а Мидория всегда приходил с двумя порциями, с нежной заботливой улыбкой делясь с ним. Кацуки даже подумал, что будь Изуку девушкой, то он бы точно попросил его руки. Хотя… По какой-то причине он сразу подумал, что Мидории лучше оставаться таким, какой он есть сейчас. К тому же, насколько он помнил, Изуку никогда не смотрел ни на девушек, ни на других парней, словно их и не существовало. — Прости, Эй, — Кацуки вышел из машины. — Сегодня я не смогу покататься. — Хочешь увидится с ним? — Нет, хочу просто прогуляться, нужно проветрить мозги. *** Бакуго лежал на крыше одного из корпусов и смотрел на облака, наслаждаясь лёгким дуновением ветра. Это всегда его успокаивало и помогало приводить мысли в порядок, прямо как сейчас. Лёгкая улыбка не сходила с лица, что ясно говорило о том, что он смог расслабиться. Это ощущение радовало парня. Но вот снова в голове появился образ Изуку со скоромной сияющей улыбкой, которую дарил только ему. — Женатая пара, да? — одной только мысли в сердце разливалось из ниоткуда взявшееся тепло. Кацуки себя никогда не причислял к стопроцентным натуралам или геям, считая себя бисексуалом, ведь его всегда притягивали оба пола. Но каждый раз вспоминая Мидорию, в душе словно возгорался давно забытый уголёк тепла и нежности, будто сердце закинуло его в самый дальний угол, надеясь либо забыть навсегда, либо сохранить на будущее. Но что если все эти чувства окажутся односторонними? Да, Изуку часто ведёт себя так, словно является не парнем, а влюблённой девушкой, но осознаёт ли он это, понимает, что так показывает не простую симпатию к другу, а самые настоящие чувства? Или же Мидория видит в нём лишь близкого друга, но никогда не задумывался об отношениях с ним? От этих мыслей начинала болеть и кружиться голова. Можно, конечно, поговорить с ним, но это следует сделать осторожно, чтобы ненароком не обидеть или оскорбить его чувства. — Ты так близко, Изуку, и так далеко, — на лице неожиданно отразилась гримаса боли и грусти. — Как же мне поговорить с тобой, если ты скрываешь какую-то тайну? И почему, когда мы смотрим друг на друга, в твоих глазах отражается боль и печаль?