Хвост

      Это началось недавно и давным-давно одновременно. Сначала Мастер грешил на причудливую игру теней, чёртиков в глазах с перепоя, даже помутнение разума от переживаний, но нет, реальность прорывалась через все логичные объяснения.       У профессора был хвост.       Мастер поймал себя на этой мысли ещё при первой встрече. Его удивило, как странно и неестественно развевалось длинное пальто Воланда. Возможно, это сыграло свою роль в отказе писателя поехать на «приём» с новым знакомым. После этого, всю дорогу домой в голове роились мысли о том, что же он видел? Если хвост, то какой он может быть? Длинный или короткий, покрытый шерстью или чешуей? Возможно, на нём есть острый наконечник или шип, или кисточка, если кисточка, то какая? Она походила бы цветом на русые волосы профессора или же, была бы совершенно другой расцветки?       Добравшись таки до дома, Мастер, углубившись в раздумья накидал несколько рисунков с видом хвоста, но вскоре его разум заняли мысли о новом романе и он отложил в общем-то, бесполезное занятие. ♧       Следующий эксцесс произошёл на постановке «Вперёд в будущее». Мастер при встрече ненавязчиво оглядел профессора. В целях более детального изучения, даже галантно помог снять пальто, но ничего сверхъестественного так и не обнаружил, кроме крайне аппетитной филейной части. Благо, прозвенел второй звонок и поток заинтересованной публики отнёс их в сторону их мест.       И вот, вроде бы всё идёт как по маслу: вино, шуточки в адрес «большой проведённой работы», но Воланд всё не прекращал вертеться и крутиться, будто бы ему что-то мешало сидеть. Наконец, он предупредил, что отойдёт на секунду и поспешно удалился из зала.       Без шуршания рядом, Мастер быстро заскучал. Постановка не вызывала в нём ни капли интереса, только лицо знакомой актрисы на сцене заставило его губы отразить тень улыбки. После чего, он вновь углубился в мысли о романе, дьяволе и его свите. Ему показалось, что профессор идеально бы подошёл на роль Мефистофеля, и было бы совсем замечательно, если бы он в чёрном одеянии усеянный пафосными украшениями, провёл сейчас сеанс чёрной магии. Этим шоу Мастер бы насладился. Перед каждым приказом, профессор взмахивал бы хвостом будто дирижёр своей палочкой, а слуги спешили выполнить его волю.       Хм, стоп!       Причём тут хвост?!       Из раздумий писателя вырвало возвращение Воланда. Профессор сел на своё место, как ни в чём не бывало. Было видно, что теперь сидеть ему было удобно. «Что ж, может желудок слабый» — мельком пронеслась мысль в голове писателя, но в следующий момент до его лодыжки что-то докоснулось. Тихое «Какого дьявола?!», быстро сменилось на «Извините, прошу прошения», быстрый взгляд на пустующее подкресельное пространство, навёл на мысли о некачественной винной продукции. Стараясь успокоиться, Мастер закинул ногу на ногу и попробовал сосредоточиться на совершенно бездарном сценарии спектакля.       Но нет, он походу был проклят.       Под их, с Воландом сидениями, что-то зашуршало. Писатель не подал вида и постарался пошутить о том, что даже крысы хотят образовываться и проявлять интерес к развитию страны. И всё бы ничего, но после этого раздался звук, отдалённо напоминающий стук виляющего об пол, собачьего хвоста.       Хвоста!       Мастер сглотнул, но не стал акцентировать на этом внимание. Мало-ли какие совпадения бывают.       Но выходя за профессором, писатель был готов поклясться, что Воланд, напевая глупую песенку из постановки, вилял. Совершенно бесстыдно вилял хвостом, прикрытым плотным пальто, что опять скрало все улики. ♧       — А д’альш’е?! — аж подпрыгивает на месте профессор. Мастер лишь пожимает плечами.       — Это пока всё, — зачем-то оправдывается он, откладывая папку с исписанными листами.       — Ч’то ж, т’огда нам н’еобход’имо най’ти В’ам, muse, муз’у! — поднимается Воланд. — С’егодня приём у Лиход’еева, — задумчиво сообщает профессор, и когда в его руках обнаруживается недописанный роман, Мастер чувствует необъяснимую лёгкость и даже благодарность.       — Мне едва ли получится найти музу там, — чуть презрительно кривится Мастер.       Чужие губы жарко касаются кожаной обложки, будто бы профессор и не слышит собеседника. — Вос’хитит’ельно! — заключает Воланд, край его пальто снова колышется. — И м’ы в’сё-так’и идём к Лиход’еев’у! .       В квартире нет яркого освещения и ощущается вязкая духота, но Мастер опрокидывает в себя ещё одну рюмку. Он ещё слишком трезв. Воланд всё крутится где-то рядом, ему здесь, судя по-всему нравится. Как он там сказал «вся милая нечисть», Мастер внезапно улыбается, ну да, вся нечисть с хвостиками милая. Воланд аккуратно передаёт бокал с шампанским. Да, определённо милая!       Концерт был весьма сомнительным, но пить за коммунизм в присутствии бывших лордов и герцогов, оказалось на удивление весело и приятно.       Встреча с Латунским стала не самым приятным дополнением и могла бы впринципе испортить вечер, но…       — Крыса!       Девушки завизжали, раздался звон бокалов.       — Что? — аж подпрыгнул Лиходеев. — Что вы говорите? Ложь!       — Гер Латунс’кий'! — осклабился Воланд. — Как у В’ас' говорит’ся «У кого ч-то болит»?       Для закрепления эффекта остаётся подхватить Мастера под белы рученьки и вывести из хорошей квартиры с нехорошими людьми. .       — Danke, danke für einen wundervollen Abend! — абсолютно счастливо улыбается Мастер, проходя через маленький зал широкими шагами. В его руках было два бокала красного вина, но в сердце не было и капли грусти. Мужчина с размаху плюхается на диван. Профессор, на которого практически легли, совсем и не протестует.       — Не хоч’ет’ся говорит’ь, ч’то я говорил, но, — он старается пожать плечами, что получается с трудом, учитывая девяносто килограмм Мастера сверху. Воланд берёт свой бокал и пьёт вино. — Но я хот’ел под’ар’ить В’ам муз’у! В’ы ч’то-нибуд’ь прид’умал’и?       — О, да, — Мастер заставляет себя сесть несколько ровнее. — Как Вам идея, что у дьявола может быть восхитительного вида хвост? — Мастер пристально смотрит в льдисто-серые глаза напротив. — Возможно даже рога?       Взгляд Воланда в миг становится серьёзным и обжигающе-холодным. Он садится, выправляя спину в идеальной осанке.       — А какого д’ьявола Вы хот’ит’е вид’еть в ваш’ем роман’е? — сейчас казалось, что глаза, отражающие всю тысячелетнюю тяжесть древнего существа, смотрят не в глаза Мастера. Нет. Они смотрят куда глубже. Они смотрят в самую душу.       — Самого, что ни на есть, настоящего, — завороженно шепчет мужчина. Замерший точно кролик под гипнотизирующим взглядом гигантского удава, Мастер почти не дышит.       — А в'ы в не'го вер'ит'е?       Мастеру не дают ответить мечущиеся за окном вспышки фонарей и грохот сапог.       — В'ерит'е, Маст'ер'? — продолжает спрашивать профессор, будто это сейчас самое важное, что только есть в их жизнях.       Мастер жмурится, он не может больше смотреть в эти глаза, его разум плавится от абсурдности ситуации, а тем временем, непрошенные гости уже ломятся в низкую дверь его дома.       — Мож'ет'е, не от'веч'ать, — профессор допивает остатки своего вина в один глоток. — Но ес’ли в’сё ж’е верит’е, то откройт’е этим люд’ям и скаж’ит’е, ч’то произош’ло чудовищ’ное недораз’умение и они пер’епут’али адрес'.       — Это сделка? — сипит Мастер, его руки трясутся, он сомневается, что сможет встать с дивана, но выхода нет.       — Наз'ов'ём эт'о мол'ит'вой.       Губы дьявола, нет сомнений, что это именно он, тянутся в кровожадной улыбке. Хвост, наконец покидает своё убежище, и теперь бьёт по дивану, словно у взбесившегося кота. Обнажённые клыки хищно блестят в бликах камина.       Мастер сам не понимает как оказывается у двери. Трясущиеся руки с трудом отпирают замок. В голове мечется лишь одна мысль «Молю, Мефистофель, помилуй меня, спаси прошу и благодарю тебя».       На пороге стоит с десяток крепких молодцов в форме НКВД.       — Вы обязаны-       — Вы ошиблись адресом. Мне очень жаль, но произошла такая чудовищная ошибка. Прощайте.       НКВДшник успевает только раскрыть рот перед тем, как возле его носа хлопает дверь.       — О Божееее, — тянет Мастер, спускаясь на ватных ногах по лестнице.       — Не над’о т’ак, — кривится дьявол. — Мал’о ли он’и захот’ят пер’епроверить?       Воланд всё также сидит, на его с Мастером диване, с идеальной осанкой, но теперь на его губах виднеется лишь благосклонно-вежливая улыбка.       — Я… Я обязан Вам жизнью, — констатирует Мастер.       — Д’а брос’ьте, мелоч’и, — дёргает бровью сатана. — Но В'ы в ч'ём-то прав'ы. У каж'дой мелоч'и ес'т'ь ц'ена, — хвост пару раз легко хлопает по его же бедру.       Да, у всего есть цена и эту цену Мастер с радостью заплатит.       Пасть на колени подле ног Воланда было не страшно и не больно. Мастеру казалось, что это даже правильно. Тревога постепенно уходила, пока хвост ласково касался скул, бровей, обводил контур нижней челюсти. Конечность была приятно шершавой, а кожа казалось, была выкрашена чёрными чернилами. В своем начале хвост толщиной был практически с запястье, но к концу сужался, становясь примерно с палец.       — В’ам не о чем ж’алеть, mein kostbarer Meister, — шептал дьявол, приглаживая растрёпанные волосы Мастера.       Писатель смог лишь усмехнуться:       — Я теперь никогда не попаду в Рай?       — Т’олько с’атана д’ел’ает Ад' Ад’ом, — шепчет Воланд, наклонившись почти к самым его губам. — Повер’ьте, В’ам нич’его не гроз’ит, я поз’абоч’усь о В’ас и пос’ле с’мерт’и.       — Это самое горячее, что мне говорили за всю жизнь, — прикрывает глаза Мастер, будто собираясь нырнуть, и подаётся к тёплым, почти обжигающим губам дьявола. Его дьявола. ♧       Утро озменовалось ломотой во всём теле. «Интересно, а какие ощущения от проданной души?» — вдруг хмурится Мастер.       — В’ам вряд-ли пон'равит'ся, — отзывается ему в затылок Воланд. Хвост со стреловидным наконечником мягко поглаживал бедро Мастера.       — А он умеет вилять? — вдруг поворачивается к своему дьяволу Мастер, хотя уже знает ответ.       — Не д’умаю, — чеканит Воланд после секундной заминки.       Ну что ж. Его никто за язык не тянул.       Мастер подаётся на встречу чётко очерченным, любимым губам. Ладонью легко касается чужого бока.       Раздаётся приглушенный одеялом стук. Хвост радостно вилял, выбивая из одеяла пыль.       — А врать нехорошо, — шепчет Мастер и спешит заглушить чужое возмущение ещё одним поцелуем.