9. Дом, милый дом
19 марта 2024 г. в 15:39
Квартира Крозье не относилась к числу самых фешенебельных в жилом комплексе, и попасть в неё можно было только через пожарный подъезд, который местные любовно именовали «входом для бедноты». Там надо было ещё четыре этажа топать до тесного лифта, и Джон с Френсисом молча переглянулись с ноткой безысходности. Под вечер все их похождения аукнулись сполна – как-никак, а возраст давал о себе знать.
По законам романтического жанра героям полагалось бы сгрузить пакеты на пол и немедленно слиться в долгом, страстном поцелуе на фоне закатного неба в окне. Вместо этого Крозье и Франклин заперли дверь, оттащили снедь на кухню, вымыли руки, скинули пиджаки и галстуки – и, оставив ноги на полу, повалились на кровать поверх покрывала с синхронным тяжёлым вздохом.
Крозье вспомнил: когда он только въехал, пытался убедить хозяйку забрать эту кровать, чтобы сменить на более компактную: ну зачем ему, бобылю, целое футбольное поле? Чтобы ещё острее смаковать чувство одиночества? Сейчас же – как и когда он пытался покорить Софию – Френсис вспоминал упрямство миссис Дженкинс с благодарностью. Которая после расставания с мисс Крэкрофт снова перешла в досаду и тоску. Но наконец-то всё было как надо.
Правда, надолго ли?..
Френсис легонько вздрогнул: Джон накрыл его руку своей.
Как чувствовал.
Нет, нет, отставить загоны! Хватило уже. Почему нельзя просто наслаждаться моментом?..
В принципе, тут же стало ясно, почему именно: Френсис явственно ощутил и даже услышал, как у него бурчит в животе.
Ещё добрых несколько минут они с Джоном лежали молча, пытаясь сообразить, чего же им хочется больше: затащить ноги на кровать и принять горизонтальное положение надлежащим образом – или всё-таки поесть.
- Давай никуда не пойдём, - вдруг жалобно выдал Джон.
- А я как будто предлагал, – фыркнул Френсис. – Нет уж, мы по твоей милости выполнили норму хождения на год вперёд.
- Mea culpa, - смиренно отозвался Джон. Однако тут же с кряхтением подхватился и по-деловому направился в сторону кухни: - Ладно, посмотрим, что у тебя из съестного.
Крозье бросил в широкую спину Франклина ленивый снисходительный взгляд и усмехнулся. Но через минуту из кухни раздалось:
- А это ещё что такое?
Френсис аж подскочил. Он обнаружил Джона у открытого холодильника с объёмистым контейнером в руках – и с трудно описуемым, но весьма характерным, чисто франклиновским, выражением лица.
- Это? Гречка. С грибами, - невозмутимо пояснил Френсис.
- Это вообще съедобно?
- Вполне. Уж явно съедобней варёных сапог, - подколол Крозье. – А если накрошить колбасы или сарделек, высший класс.
- Где ты её только взял?
- Да у тех же поляков. Я там постоянно закупаюсь.
Франклин хотел, было, пошутить как-то вроде: «Да уж, ирландцы едят всякое», - но попридержал язык – Крозье мог бы на него всерьёз разозлиться и имел бы на это полное право.
- Ой, подожди, а что это у тебя на верхней полке? Сметана?!
- Ну да. С боксти – самое то.
- А она-то откуда? Я что-то русских магазинов в окрестностях не видал.
- В окрестностях – нет, а в Фулхэме есть место под названием «Дача», там и беру. Обычно пару банок, про запас, но чтоб не стухла.
- Обалдеть... Ездить в Фулхэм за сметаной! - Франклин уставился на Крозье так, будто хотел сказать: «Ну, и кто из нас дурак?» - и рассмеялся: - Да уж, Френсис, а в твоей физиономии есть что-то славянское! Не удивлюсь, если у тебя в холодильнике обнаружится икра, а в роду – необычные предки.
- Слышь, блин!.. – деланно возмутился Крозье. – Знаешь, как я тебя мысленно прозвал? Колонизатор! Припёрся ко мне домой, на мою кухню – и критикует мои продукты, вкусы и ещё и происхождение. Предполагаемое.
Джон прыснул:
- Ха-ха три раза! Сам же меня пригласил – имею я право исследовать новые территории?
- Так-то да, но то ли кухня маловата, то ли мы крупноваты – тут место только для одного. И вообще, капитан на этом судне я!
- Ну и что, а я начальник экспедиции, между прочим – прошу соблюдать субординацию!
Так, шутливо препираясь, они соорудили нехитрый ужин. На помощь им пришли и свежеприобретённые колбасы, и несколько яиц, и банка фасоли. А гречка, вопреки скептицизму Джона, оказалась вполне пристойным кушаньем.
- Не на каждый день, но есть в ней что-то прикольное.
- Я тебе ещё колканнон приготовлю, - пообещал Френсис. – С сосисками прекрасно.
- Зря я тогда на работе попробовать отказался. Хотя сытый просто был.
- Ну, я тоже твои сконы и печенье не сразу заценил.
- Ага, так и шился от меня по углам, думал, что отравленное?
- Думал, что у тебя синдром священника, который стремится всем втюхать свою веру и причастие.
- Ну, и зачем сопротивлялся, чего плохого? – пожурил Франклин, жуя рассыпчатые гречневые зёрнышки, сдобренные густым золотистым желтком.
- Да ничего, Джон, я просто не привык, что люди могут вести себя искренне вот так, как ты себя вёл. Что я могу представлять для кого-то ценность. А ты... ну, реально боролся за мою душу, получается. Я теперь это вижу, - проворчал Крозье и слегка неуклюже погладил Франклина по запястью, протянув руку. – Я иногда вот думаю сам с собой наедине, и мне кажется, без тебя бы я пропал.
Смущение усиливало то, что Френсис включил на телефоне радио – оно приятно и расслабляюще бубнило, пока они стряпали, а теперь там играла песня Take Me To Church.
- В общем, я несу какую-то ересь, - кашлянул Крозье и отхлебнул из бутылки глоток тёмного «гиннеса»: ладно, в качестве исключения можно позволить себе сегодня ноль три и вечерком, решил он.
- Ну, кто-то её говорит, а кто-то делает, в данном случае это я, и мой священник сегодня – это ты, - самокритично сообщил Джон. – Спасибо тебе, Френни. Я столько на тебя сегодня вывалил.
- С моей стороны было бы свинством тебя отфутболить.
- Ты даже эти глупые детские воспоминания так проникновенно выслушал, а мне, если честно, сейчас стыдновато. Ну, за шестьдесят уже, а я что-то вытащил на поверхность старые обидки, куда это годится?
- Джон. Двадцать тебе или восемьдесят, но ты живой человек и имеешь право на чувства. Ну, взыграли и взыграли на пять минут, и что? Они же не влияют на твоё поведение, я вообще поражаюсь. Я понимаю, почему ты нравишься женщинам, и они, самые разные, постоянно улыбаются тебе даже на улице, в магазинах – я это реально вижу! Понимаю и то, почему Фицджеймс – извини, я его, вообще-то, уважаю, но не могу не съехидничать – смотрит на тебя глазами восторженного оруженосца. Я вырос злобным быдлом, а ты сущий ангел. Но у ангелов тоже иногда устают крылья, разве нет?
Джон даже растерялся от такой пламенной речи и застыл с вилкой на полпути до рта. Пришлось опустить её. Вилка неловко звякнула о тарелку.
- Ну, Френни, даже не знаю, что сказать. Кхм... всё-таки что-то да попытаюсь. Ты, может, видишь себя чёртом? Но ты на редкость добрый чертила. Прям из какой-то хулиганской детской сказки. Из твоих уст даже такие слова, как «блять» и «говно» в виде поддержки звучат душевно, прям искренне, и большего не надо. Лучше, чем риторика психологов. Может, не поверишь, но я и к ним пробовал ходить – помогло не особо. А с тобой походишь, поворчишь, и легче.
Надо сказать, Френсис был впечатлён. Джон оказался и правда куда современней, чем он мог предположить.
- Ну, подходящего специалиста не так просто найти, - заметил Крозье, - как и подходящего партнёра. Попроще, конечно, но механизм в чём-то cхожий.
- Значит, заключаем пакт Света и Тьмы?
- Да почему бы и нет! Предлагаю за это выпить.
И они чокнулись: Френсис бутылкой пива, Джон стаканом апельсинового сока.
- Знаешь, - вдруг произнёс Франклин, - а я ведь так и не ответил на твой вопрос.
- Какой?
- Когда и как мне стали нравиться мужчины.
- Да вроде и так всё ясно?
- Не совсем...
Взгляд у Джона стал отрешённым, словно стены комнаты плыли, растворялись, цвета блекли, а музыка утихала, и он переносился куда-то далеко – очевидно, в прошлое. Френсис не мог бы сказать, что ему это понравилось, с его стороны сегодня и так было довольно провокаций. Но, наверное, Джону было важно что-то вспомнить и проговорить – и Френсис опять приготовился слушать.