Fly Me to the Moon

Спустя три дня.       Джин стоит, прижавшись лбом к холодному стеклу окна. Он больше не любимый сын, не смысл чьей-то жизни. Он больше не ребенок. Потому что у каждого ребенка есть родители, а у Джина их теперь нет. Они погибли в катастрофе, три дня назад. Сидя в душном классе, он смотрел за окно и мечтал о прогулке и свободе, а в это время в сплющенной машине умирали его родители.       Он до сих пор не уронил ни одной слезинки, потому что пока не может принять то, что случилось. Старенький доктор Кан посоветовал родственникам оставить парня в покое, дать ему возможность самостоятельно осознать произошедшее. Но Соджун, брат отца Джина, с ним не согласен. Четырнадцать лет — возраст трудный, неправильно будет оставить подростка наедине с его мыслями, ни к чему хорошему это не приведет.       Ребенок в перепалки взрослых не вступает, он вообще ничего не слышит; он растерян и напуган. Как-то надо жить теперь самому, да? Он, наконец, замечает приехавшего позавчера дядю и подходит к нему. Тот ласково приобнимает его за плечи и участливо смотрит в глаза:       — Джинни, ты теперь будешь жить с нами, в Сеуле. Завтра утром мы уезжаем. Тебе помочь собрать вещи?       Джин отрицательно качает головой и идет в свою комнату. Собрать вещи? Он растерянно оглядывает комнату. Что он должен взять с собой? Постер с любимой группой, спортивные награды, потрепанный скейт… Эти вещи были так значимы еще три дня назад, а сейчас это все так неважно.       Он укладывает в дорожную сумку, заботливо приготовленную взрослыми, несколько футболок, джинсы и куртку. Подумав, отправляет туда же совсем новые кроссовки и пару рубашек. Вот и весь его багаж.       Дядя Соджун, красивый сорокалетний мужчина, стоя в дверях и наблюдая за сборами племянника, горестно вздыхает:       — Джинни, мальчик мой, даже если ты забудешь взять что-то важное, не тревожься. Мне еще не раз придется вернуться в Пусан, так что…       Горький ком в горле не дает ему договорить. Он обнимает племянника, но Джин продолжает оставаться холодным и отстраненным.       Соджун вновь вздыхает — проживая в разных городах, они редко виделись с братом, семьями встречались еще реже. Джин был единственным племянником Соджуна, ровесником его старшего сына Намджуна.       По рассказам брата, Джин увлекался историей и литературой, хорошо учился и не доставлял хлопот своим родителям. И сейчас Соджун искренне надеется, что пережив страшную потерю, Джин не замкнется, не уйдет в себя, а отогреется в тепле дружной семьи своего дяди.       В свои сорок лет Соджун был состоявшимся мужчиной, владел прибыльным бизнесом, имел хорошую семью. Но всегда помнил, что обязан этим старшему брату и его другу.       Был в юности Соджуна малоприятный эпизод, когда жизнь могла улететь под откос. И только поддержка и помощь брата остановили надвигающуюся катастрофу.       С тех пор Соджун был твердо убежден, что подростков нельзя оставлять наедине с их демонами. Потому и с сыновьями своими был максимально внимателен и откровенен.       По поводу Джина вопросов и сомнений не было — он будет жить в семье дяди. Соджун знал, что его мальчишки уже ждут-не дождутся своего кузена, он был уверен в своих детях.       Узнав об отъезде Джина, его одноклассник и друг Чонгук пришел проститься с ним. Они не виделись с того самого рокового дня.       Чонгук, удивительно талантливый мальчик, нарисовал другу на память их парный портрет — ну чтобы Джину было не так одиноко в Сеуле, чтобы он улыбался, вспоминая лучшего друга.       Но Джину это не нужно. Он смотрит на бывшего приятеля с презрительным прищуром, и Чонгук невольно ежится под этим взглядом:       — Джинни…       — Убирайся! — глаза Джина мрачно сверкнули опасным предупреждением.       Чонгук не понимает, что происходит. Он растерянно пожимает плечами:       — Что с тобой?       И вдруг Джин выплевывает ему в лицо:       — Ненавижу! Тебя, твоего отца — ненавижу! Убийцы!       Глаза Чонгука расширяются от ужаса, он пытается защищаться:       — Папа ведь тоже пострадал, он потерял ногу…       — Но он жив! И за рулем был именно он!       Чонгук понимает, что все разговоры бесполезны. Его отец для Джина стал убийцей.       Чонгуку больно и страшно. Еще три дня назад его жизнь была безоблачной, а как жить сейчас, он не знает. На руках отец-инвалид, перед ним — отвернувшийся друг. И как-то надо зарабатывать деньги. У них с отцом никого больше нет, и теперь он, Чонгук, должен стать главным кормильцем их маленькой семьи.       Упавшее на четырнадцатилетние плечи бремя оказалось неподъемным для мальчишки. Незаметным движением он смахивает слезы и уходит, все же оставляя свой рисунок Джину.       На следующий день Джин с дядей покидают Пусан. Мальчик безразлично смотрит в окно поезда на удаляющийся город. Он до сих пор до конца не осознал свою потерю. Просто сжался в горький комочек и терпеливо ждет окончания всего этого ужаса, как будто видит плохой сон. Но он обязательно проснется, и все будет по-прежнему — ласково улыбающаяся мама, сдержанный в проявлении любви отец.       И смешной Чонгук со своими дурацкими рисунками — он тоже снова будет рядом. ***       Через три часа поезд примчал их в Сеул. Джин всего два раза был в столице, но сейчас интереса ничего не вызывало. По-прежнему безучастный к происходящему, он молча шел за дядей на стоянку перед вокзалом. Там их уже ожидал черный джип. Ребенок вздрогнул — машина, в которой разбились его родители, выглядела именно так. Соджун перехватил его взгляд и обнял племянника за плечи:       — Джинни, через двадцать минут мы будем дома. Тетя Лиа и твои братья уже ждут тебя.       Джин кивнул, с трудом улавливая смысл сказанного. Братья… Он и не помнил, как они выглядели. Старший, Намджун, в свое время оставил у Джина не самое приятное впечатление о себе — слишком серьезный, слишком высокомерный. А младшего Джин попросту не помнил, тот казался совсем малышом. Разница в два года в детстве кажется слишком ощутимой.       Семья Соджуна жила в просторной квартире в одном из элитных жилых комплексов. У каждого из мальчиков была своя комната, и для Джина тетя Лиа тоже подготовила уютную спальню, освободив для этого свой кабинет.       Светлая комната в приятных и комфортных бело-серых тонах должна была понравиться Джину, Лиа очень на это рассчитывала. Она успела приобрести удобную для подростка мебель, новенький компьютер и небольшой музыкальный центр.       На маленьком угловом столике — изящный букет. Лиа любила цветы и в их доме они были повсюду, создавая атмосферу изысканного уюта.       Джин нехотя плелся за дядей по холлу, к лифту. Доехав до нужного этажа, он незаметно вздохнул. Только сейчас до него стало доходить, что теперь он будет жить здесь. Всегда. Один.       На пороге квартиры, приветливо улыбаясь, их встретила очень красивая женщина. Джин смутно помнил ее — тетя Лиа. Она по-матерински обняла мальчика:       — Здравствуй, Джинни. Ты так вырос, — Лиа не стала говорить, что рада видеть его, не та ситуация.       Стройная и, по корейским меркам высокая, Лиа едва дотянулась до лба Джина, чтобы мягко поцеловать его. Он почтительно поклонился ей, но лицо ничего не выражало.       И Лиа, и Соджун понимали, что заледеневшего от горя мальчика отогреть будет чрезвычайно сложно. Лиа очень рассчитывала в этом на старшего сына, Намджуна — ровесника Джина.       Но Намджуну не очень хотелось возиться с малознакомым родственником; он просто вежливо протянул руку брату и, пробормотав что-то о тренировке, поспешил покинуть дом.       Зато младший сын Соджуна, двенадцатилетний Тэхёни, с детской непосредственностью обнял Джина за талию, прижавшись вихрастой головой к животу высокого парня:       — Как хорошо, что ты теперь будешь жить у нас!       Уголки губ Джина слегка дрогнули в попытке улыбнуться такому искреннему восторгу ребенка.       Может, и правда, ему будет неплохо в этом доме?       Соджун показал племяннику его комнату и предупредил:       — Через полчаса обед. Ты успеешь умыться и немного отдохнуть.       Он хотел сказать Джину, что понимает его чувства, что беспокоится о нем. Он многое хотел сказать этому мальчику, хотел обнять его и согреть. Но Соджун, обладая открытым добрым сердцем, не умел выражать свои чувства словами, стеснялся этого. Поэтому сейчас он дежурно похлопал племянника по плечу и вышел из комнаты.       Джин, присев на краешек стула, равнодушно оглядывал комнату. Светло, красиво. Новенький компьютер заинтересовал, но включать его он пока не стал. Потом, все потом.       Он достал телефон и посмотрел на темный экран. Злость на Чонгука давно прошла, не виноват он ни в чем. За рулем был его отец, он и должен отвечать. А Чонгук — он друг, настоящий, лучший, и терять его не хочется.       Приятелей у Джина было много, но сейчас захотелось написать только одному — тому, которого оттолкнул перед отъездом. Но что напишешь — «Доехал, все хорошо»? Или — «Прости, что наорал»?       Джин еще немного покрутил телефон в руках и убрал обратно в карман. Все потом. Когда он привыкнет. Если привыкнет. ***       Вкусный обед в красивой столовой. Все как дома. За единственным исключением — это не его семья. Опустив глаза, Джин сосредоточенно ел, лишь бы не принимать участие в разговоре.       Взрослые с пониманием относились к этому, перебрасываясь пустыми короткими фразами. Болтал в основном Тэхёни, не умолкая ни на минуту. Джин даже посмотрел с любопытством на него — он вообще есть успевает? Но Тэ успевал все. Смешно вытянув губы в трубочку, он тщательно пережевывал очередную порцию, чтобы затем снова что-то сообщить этому миру.       Соджун раза два взглянул строго на младшего сына, но замечание делать не стал, заметив, что Тэхёнова болтовня отвлекает Джина от горьких мыслей. Только рукой мысленно махнул, незаметно подмигнув Лие.       После обеда Джин снова ушел в свою комнату. Он не понимал пока, как ему вести себя в этом доме и с этими людьми. Рано или поздно он привыкнет, но пока все чужое. И очень болит душа.       Осознание потери не пришло до сих пор, Джин все еще продолжал думать, что каким-то чудесным образом все вернется. Может, даже вот прямо сейчас — мама стукнет в дверь, и, как обычно не дождавшись ответа, войдет в комнату…       Неожиданно в дверь действительно постучали, Джин вздрогнул и испуганно уставился на медленно поворачивающуюся ручку.       Но это был Тэхён: сначала в приоткрытой двери появились огромные тревожные глаза, потом темные вихры, а потом и сам Тэ просочился в комнату. Он неуверенно потоптался на пороге, затем уселся на корточки перед сидящим на стуле Джином, погладил его по щеке и участливо спросил:       — Тебе страшно?       Никто еще не задавал Джину такой вопрос после всего случившегося. Успокаивали, подбадривали, интересовались планами на будущее. Но вот чтобы так сразу, в душу, в его личную тьму — никто и никогда.       Пацан, скорее всего, и сам не понял, каких демонов растревожил; заглядывая в темные глаза, наполнившиеся слезами, он тихо успокаивал:       — Плачь, я никому не скажу…       И Джин плакал. А Тэхёни теплыми ладошками размазывал его слезы по горячим щекам, искренне надеясь, что теперь брату станет легче. ***       Постепенно жизнь как-то устраивалась, становилась своей, привычной. Джин теперь учился в одной школе с братьями. По утрам дядя Соджун сам отвозил мальчишек на занятия, и за эти несколько минут успевал и повоспитывать их, и рассмешить, и настроить на новый день.       С Намджуном отношения не складывались, они просто сосуществовали параллельно. Зато Тэхён как-то быстро стал очень близким, словно они вместе выросли. Несмотря на разницу в два года, он уже не казался Джину несмышленышем.       Тэхён был слишком необычен. Абсолютно открытый и искренний в проявлении своих чувств, не боящийся отдавать эмоции, не считающий нужным скрывать свою слабость в чем-то. И при этом он щедро дарил всем свою мягкую улыбку, которую унаследовал от матери. Ровесники считали его слишком странным, Намджун — слишком беспокойным.       Нам вообще считал своей обязанностью строго контролировать младшего и воспитывать его, полагая, что родители чересчур много позволяют Тэхёну. Иногда кричал на него, требуя полного послушания, иногда наказывал молчаливым презрением за какие-то мелкие провинности или обиды; порой насмехался над ним.       Тэхён никогда не жаловался родителям, искренне считая, что брат прав — просто потому, что он старший. Но иногда он уходил в свою комнату и тихонько плакал там, потому что все равно было обидно.       Намджун знал, что унаследует компанию отца и серьезно готовился к этому. Но младшего брата он не намерен был оставлять за бортом жизни, и поэтому постоянно внушал ему необходимость совершенствования — во всем.       В его представлении Тэхён должен быть умным, серьезным и ответственным — вот прямо сейчас. А еще он должен быть всесторонне развитым, и поэтому Намджун заставлял абсолютно неспортивного Тэхёна ходить на тренировки и заниматься ссирым. И, наверное, в чем-то Намджун был прав. Но он забывал, что Тэхёни еще ребенок, и порой старший брат относился к нему требовательнее, чем к себе самому.       Джин все чаще конфликтовал с Намджуном, защищая Тэхёна. И каждый раз получал в лоб презрительное:       — Ты вообще кто такой, чтобы указывать мне?       Джин, так же как и Тэхён, ничего не говорил старшим, не жаловался. Он искренне привязался к Соджуну и Лие, и не хотелось огорчать их. Да и в чем-то был согласен с Намджуном — тот ведь не злодей, он действительно пытается воспитывать младшего брата. Вот как умеет, так и воспитывает.       А Тэхён все чаще зависал в комнате Джина. Болтал, если тот был ничем не занят, или тихонечко сидел в кресле, не отвлекая от уроков. Вместе им было просто уютно и хорошо. Могли смеяться, могли играть, могли обсуждать что-то серьезное или не очень. И разница в два года уже не чувствовалась значительной, по крайней мере, для Джина. Тэ всегда смотрел на своего хёна с обожанием, еще и это раздражало Намджуна. И как-то незаметно Джин стал для малыша Тэхёни главным советчиком и самым лучшим другом.

━━━━━━ ◦ ❖ ◦ ━━━━━━