Fly Me to the Moon

      Тэхён в задумчивости возвращался домой. Странный Чон ничего важного так и не сказал, но словно загипнотизировал Тэхёна своими черными глазами.       Его охватила апатия, все стало неважным, но зато появилась ни на чем не основанная уверенность, что все само как-то устроится и наладится, и у отца, и у него, Тэхёна. Как будто детское «хочу, чтобы…»       Дома было непривычно тихо. Тэхён заглянул на кухню, в комнату Лии — матери нигде не было, наверное, уехала по делам. Он прошел дальше — в гостиной на диване сидел Намджун с телефоном в руке. Отсутствующим взглядом он смотрел перед собой, на шаги Тэхёна даже не повернулся.       — Привет, — Тэхён устало выдохнув, сел рядом с братом.       Намджун медленно повернул голову, сфокусировал взгляд на Тэхёне и усмехнулся:       — Ну привет, братец. Читал? — он помахал телефоном, — Наша семья в мировых трендах…       Тэхён понял, что шеф не смог больше сдерживать Сэма и статья все же была опубликована. Он закрыл глаза и пробормотал:       — Отец считает, что ему ничего не угрожает.       Намджун вскочил и заметался по комнате, размахивая телефоном:       — Отец может думать все, что угодно! Нахрена он связался с этим Ваном? Нахрена взял на работу Чонгука? Сейчас рухнет все, что годами создавалось, и что мы будем делать?       Тэхён открыл глаза и внимательно посмотрел на брата, затем очень спокойно сказал:       — Прекрати истерику, возьми себя в руки.       Намджун уставился на него, будто впервые увидел:       — И ты еще со своими гейскими наклонностями… Блять, семейка… Мафия, педики…       Тэхён сжал кулаки и медленно, очень медленно произнес:       — Намджун, лучше замолчи, пока ничего лишнего не сказал. Отцу сейчас нужна наша поддержка, а не ругань и ссоры.       — Отец не думал о нас, когда связался с этим Ваном, — выплюнул Намджун.       Тэхён скрипнул зубами и почти по слогам сказал:       — Отец всегда думает о нас. А сейчас мы должны подумать о нем. И мне жаль, если ты этого не понимаешь.       Он встал и направился в свою комнату. Но в спину ему прилетел плевок:       — Педик! Ненавижу! Это все из-за тебя! Ты позор семьи, позор отца! Он стыдится тебя, но жалеет!       Тэхён остановился на секунду, и, не оглянувшись на брата, просто покинул дом. ***       Джин вот уже час пытается дозвониться до Тэхёна, но абонент по-прежнему не в сети. Рядом сидит встревоженный Соджун и не сводит глаз с племянника:       — Куда он мог пойти отсюда?       Джин пожал плечами. Он пока не сказал дяде, что Тэхёни намеревался встретиться с Чонгуком. Сначала надо все выяснить у самого Чона, но при Соджуне он позвонить ему не сможет.       Они до сих пор в офисе. На часах почти девять вечера, а Тэхён по-прежнему не выходит на связь. Дома волнуется Лиа, здесь они вдвоем в тревоге ждут новостей.       Джин пытается уговорить Соджуна отправиться домой, но тот почему-то уверен, что Тэхёни может прийти сюда, в офис. Джин приводит тысячу аргументов, но Соджун непреклонен — он будет ждать сына здесь. Наконец, ради Лии он все же соглашается вернуться домой, взяв с Джина слово, что тот будет ждать Тэхёна в офисе.       — Разумеется, буду. И звонить ему не перестану. Как только что-то узнаю, сразу сообщу.       Соджун кивает и уходит. Он медленно идет по длинному коридору, а Джин смотрит ему вслед и сердце его сжимается от боли — за сегодняшний день дядя постарел на десять лет. Опущенные плечи, шаркающая походка… Нелепые обвинения и исчезновение сына забрали последние силы у Соджуна.       Джин возвращается в кабинет и вновь берется за телефон, только вот звонит он не брату, а Чонгуку. Тот сразу берет трубку, и Джин без лишних предисловий спрашивает:       — Где Тэхён? Он ведь был у тебя?       Чонгук удивлен:       — Да, был, но быстро ушел. Это ты дал адрес?       — Неважно. Он исчез.       — В каком смысле?       — В прямом, блять! — Джин больше не сдерживается, нервы на пределе, голос срывается на истерику.       А в трубке спокойный голос:       — Ты где?       Джин старается взять себя в руки, но вместо ответа вырывается всхлип:       — В офисе…       — Жди, сейчас буду. Найдем его.       И Джин с облегчением вздыхает. Если Чонгук сказал, что найдет Тэхёна, значит, так и будет. ***       Чонгук примчался почти мгновенно. Ворвался в офис Джина, тот аж глаза выставил — такого Чона он еще не видел. Черная футболка, черные джинсы, черная кожанка — слишком неформально для Чонгука, который даже в клуб старался одеваться стильно. Ну да ладно, пусть…       Чонгук сел перед Джином:       — Рассказывай.       — Да что рассказывать? Он сегодня утром прилетел из Нью-Йорка, сразу сюда, к отцу, потом вдруг твой адрес стал искать, поехал к тебе. Больше никто его не видел.       Чонгук вспоминает сегодняшнюю встречу. Что-то там про Вана спрашивал Тэхён… Эх, глупый Чонгук, слушать внимательно надо было, а не тонуть в тех бездонных глазах и чарующем голосе… И опять ведь не заметил цвет этих глаз, идиот. Куда смотрел только… Ничего не видел и не слышал, влюбленный дурак.       Он отмахивается от мыслей и спрашивает Джина:       — Зачем он прилетел, что-то случилось?       Джин замялся. Как сказать, что из-за Чонгука прилетел брат, из-за Чонгука же и пропал… И он молчит, только плечами растерянно пожимает.       — Ясно. — Чонгуку и правда многое ясно. Имя Вана Тэхён называл, смущение Джина он тоже видит. Два плюс два сложить не проблема.       И Чонгук, умеющий мгновенно принимать решения, сейчас именно это самое и делает. Завтра он напишет заявление на увольнение. Но прежде найдет Тэхёна.       Найти человека в Сеуле задача непростая, но решаемая. Единственная проблема — время. У Чонгука его нет. Найти Тэхёна он должен как можно быстрее. Если тот сам решил исчезнуть, это одно. А если с ним что-то случилось?       Чонгук гонит от себя эти мысли и берет телефон. Единственный, кто сейчас может помочь, это Ван, и Чонгук звонит ему. Тот отвечает сразу, это неизменно. Звонок Чонгука всегда в приоритете, как бы занят Ван не был.       — Мальчик мой, что случилось? — он знает, что Чонгук никогда не позвонит, чтобы поинтересоваться его самочувствием или обсудить погоду. Вана это немного огорчает, но с другой стороны, чем реже звонит ему Чонгук, тем спокойнее ему. Значит, у его мальчика все хорошо, а это для Вана самое главное.       — Надо найти человека, срочно.       — О, неожиданно. Хорошо, сейчас тебе перезвонит Мин, он займется этим. А человек этот… Он кто тебе?       — Никто. — Чонгук не врет. Тэхён — это мечта, далекая недосягаемая планета. Но он чужой.       А Вана не проведешь. Он хмыкнул, но ничего не сказал. Потому что он лучше всех знает своего мальчика, и если тот так твердо убежден, что кто-то для него «никто», значит, этот кто-то слишком глубоко забрался в сердечко его малыша. ***       Через две минуты Чонгуку перезвонил Мин, всесильный начальник службы безопасности Вана.       Имя и приметы пропавшего — вот и все, что нужно для поиска человека в этом муравейнике. С именем проблем не возникло, а вот с приметами оказалось сложнее.       Чонгук мог бы дать описание Тэхёна, но вряд ли Мину это пригодилось бы. Потому что — «красивый, с необыкновенными глазами и волшебным голосом, нереальный и неземной» — вот это все точно приметами не назвать. А других у Чонгука не было.       Зато у Джина в телефоне были фото брата, и он, выбрав несколько самых удачных, сбросил их Чонгуку для передачи Мину.       Через час Мин перезвонил и сообщил адрес:       — Забирай своего парня, — ухмыльнулся он.       — Спасибо, но не твоё дело.       Чонгук не стал говорить Джину, что Тэхён нашелся, пока сам в этом не убедился. Просто сказал, что есть зацепка, и он должен все проверить.       Адрес, который сбросил Мин, оказался на краю Сеула, почти в пригороде. Небольшой дешевый мотель, грязный и тихий.       Чонгук стоял перед дверью с номером 3 и прислушивался. Там было тихо, скорее всего Тэхён спал. Он взглянул на часы — почти полночь. Ну что ж, придется разбудить, вздохнул Чонгук и постучал в дверь. Тишина в ответ. Он еще раз стукнул, громче и нахальнее.       Через картонную дверь послышался звук отодвигаемой мебели, затем шаги, и вот дверь открывается.       Чонгук, прищурившись, смотрит на Тэхёна, тот на него. В глазах Тэхёна вопросов нет, Чонгук там вообще ничего не видит. Молчат.       Тлеющая сигарета внезапно обжигает пальцы Тэхёна и он шипит от неожиданности. Чонгук, на всякий случай придерживая ногой дверь, спрашивает:       — Войду?       Тэхён безразлично пожимает плечами:       — Входи.       Чонгук оказался в маленьком полутемном номере, единственным источником света в котором был ночник на тумбочке у кровати. Рядом стояла пепельница, доверху забитая окурками.       Плотная завеса из дыма и запаха табака окутывала небольшую комнату. Чонгук оглянулся на Тэхёна:       — Много куришь.       Тэхён вновь пожал плечами и сделал очередную затяжку, наблюдая за Чонгуком. А тот, окинув быстрым взглядом номер, взял единственный стул, поставил его посреди комнаты и уселся — по-хозяйски, широко расставив ноги.       Тэхён вздернул бровь, но ничего не сказал, ничего не спросил. Просто устроился с ногами на кровати, навалившись на изголовье. Скривив губы и наморщив лоб, выдохнул очередную порцию дыма, и хриплым голосом спросил:       — Зачем пришел?       Чонгук, не отвечая, достал телефон, набрал чей-то номер и спокойно сказал:       — Я нашел его, все в порядке. Нет, не надо, я сам привезу.       Тэхён смешно сморщил нос, потому что от сигаретного дыма уже щипало глаза. Ему вдруг стало неловко. Он приехал, чтобы поддержать отца, а вместо этого, глупо обидевшись на истерику старшего брата, трусливо сбежал. Себя пожалел, об отце позабыл. А тому сейчас только закидонов младшего сына не хватало…       Его ищут, а он сидит в грязном мотеле где-то в жопе мира и старательно жалеет себя, отключив телефон и лелея свою растоптанную душу.       Его ищут отец и брат, а нашел вот этот странный Чонгук. Весь в черном, словно демон, мысленно усмехнулся Тэхён. Красив, черт.       — Налюбовался? — Тэхён вздрогнул от неожиданности вопроса и, зажав сигарету губами, промычал в ответ что-то неразборчивое.       Чонгук тяжело вздохнул. Этот Тэхён совсем не похож на того, который всегда в глазах. Тот правильно красив, изысканно совершенен.       Этот другой. Взлохмаченные волосы, воспаленные от бесконечного курения глаза, сухие искусанные губы. И взгляд — дерзкий и мрачный.       Он обещал Джину привезти брата, но сейчас понимает, что вряд ли получится. Потому что вот того красивого Тэхёна, наверное, можно было правильными словами пронять и уговорить вернуться.       Тот уже стал родным, Чонгук придумал ему и характер, и привычки. И тихо берег в душе романтический образ.       Тэхён этот — он уже не божество, которое хочется возвести на пьедестал. Он огонь и страсть, он мучительное исступление и безрассудное влечение; он сбивает с ног и ставит на колени одним лишь изгибом брови. Прикоснуться невозможно — обожжет, устоять нереально…       Чонгук сжал челюсти на секунду. Потому что надо взять себя в руки, перестать растекаться бесформенной лужей под мрачным взглядом.       Тэхён видит это напряжение, он хмурится. Потому что нихрена не понятно все происходящее в последние дни.       Кажется, что прежний мир если еще и не рушится, то трещинами уже точно пошел. А он старается эти трещины заклеивать, но не успевает, потому что их все больше и больше становится. И думать и анализировать уже некогда, надо стену прежнего мира восстанавливать, хотя и дураку уже понятно, что смысла в этом нет. Остается просто наблюдать и ждать.       Он включает телефон и звонит отцу:       — Пап, прости меня. Все хорошо, не волнуйся. Как дела, есть новости?       Внимательно выслушивает, прикрыв глаза. Чонгук наблюдает за ним, мысленно вздохнув с облегчением — миссия выполнена, ребенок в семью доставлен.       Он хмыкает — ребенок-бесенок… Бес. Черт. Дьявол. Его личный, пожизненный. Наказание, которое есть, и блаженство, которое он не узнает.       Тэхён заканчивает разговор и выжидательно смотрит на Чонгука. Тот не понимает:       — Что?       — Ты кто? Зачем тебе мой отец? И зачем ты здесь?       Чонгук закатывает глаза: господи, он опять за свое…       — Уймись, не сотрясай воздух. Завтра уволюсь.       И снова изгиб приподнятой в удивлении брови:       — Быстро сдаешься, однако.       — Не сдаюсь. Просто уйду, чтобы не бросать тень на Соджуна.       — Порядочный, значит?       Чонгуку смешно. Получается, порядочный. Ван будет недоволен, но тоже поржет. Он знает, всегда знал, что его драгоценный мальчик сумел сохранить внутри свою чистоту, несмотря на все, что с ним произошло.       Тэхен смотрит на погасший в пальцах окурок, переводит взгляд на переполненную пепельницу и слезает с кровати. Вытряхивает мусор в ведро и возвращается в комнату; берет сигаретную пачку с тумбочки, заглядывает туда и тихо бормочет:       — Черт… последняя…       Оглядывается на Чонгука:       — В коридоре автомат, сейчас вернусь.       Чонгук машинально кивает и поднимается со стула, подходит к окну, отдергивает занавеску. Там ночь и пустая стоянка, залитая лунным светом.       Задумавшись, не замечает возвращения Тэхёна и вздрагивает от его голоса:       — Куришь? — ну потому что больше предложить гостю нечего.       — Иногда, — Чонгук берет сигарету из протянутой пачки, прикуривает от зажигалки в руках Тэхёна, глядя на тонкие цепкие пальцы и чувствуя смешанный аромат легкого парфюма и крепкого табака. Парадоксы Ким Тэхёна.       Он вдыхает сигаретный дым с наслаждением, расслабляется и возвращается на свой стул.       Но Тэхён, вновь комфортно расположившийся на кровати, хлопает рукой по месту рядом с собой:       — Здесь удобнее.       Потом соображает, что Чонгук может не так понять, и ухмыляется:       — Не бойся, приставать не буду.       — Надеюсь, — Чонгуку снова смешно, но сердце куда-то вниз бухается, пока он устраивается рядом с Тэхёном, блаженно вытянув ноги.       Кровать широкая, они даже плечами не соприкасаются, просто тихо сидят рядом и курят, будто давние друзья или любовники.       Тишина и полумрак располагают к откровенности, и Тэхён спрашивает:       — И? Может, все же расскажешь, кто такой Ван?       Чонгук держит сигарету в руках, смотрит на тлеющий огонек и соображает, надо ли отвечать Тэхёну или все же не стоит. Потому что если отвечать, тогда надо рассказывать все.       А он еще никогда и ни с кем не делился этим. Только Ван знает все, даже самое отвратительное и постыдное.       А сейчас и этот парень узнает. Потому что «тишина и полумрак располагают к откровенности». Потому что на самом деле тяжело носить это в себе столько лет. Потому что, сидя внутри, оно, это дерьмо, будто продолжается в его жизни.       Пора отпустить все, пора очиститься.       Сейчас он исповедуется перед Тэхёном, завтра уволится из компании, и после этого, наконец-то станет свободен. Ван поймет и отпустит, в этом Чонгук не очень уверен, но попробовать стоит.       Не глядя на Тэхёна, отвечает:       — Рассказ будет долгий…       — А мне некуда спешить. Ну что ж…       — Он не тот, кем ты его считаешь. Да, не образец морали, но…       Тэхён раздраженно фыркнул:       — Отец вообще его чуть не ангелом считает.       Чонгук с удивлением посмотрел на него:       — Да? Ну вообще-то они давно знают друг друга…       — Тебя ведь по просьбе этого Вана отец взял, ты в курсе?       — Конечно. Я сам хотел в эту компанию.       — А, то есть ты пальчиком указал, а этот просто твою прихоть исполнил? — в голосе Тэхёна звучало презрение. — Тебе ни в чем не отказывают, да? «Любимый мальчик», — теперь уже горькая насмешка в этом голосе.       Чонгук вскипел:       — Слушай, ты… Если ничего не знаешь, то и заткнись, не лезь со своей моралью.       — Так расскажи, а не затыкай мне рот! — Тэхён разозлился.       — Дай еще сигарету, — прикурил, нахмурившись. — Тебе Джин рассказывал обо мне что-нибудь?       Тэхён все еще злился:       — А должен был?       Чонгук пожал плечами:       — Не знаю. Мы друзьями в детстве были, мой отец у его отца водителем работал. Это он за рулем был, когда… В другой машине водитель был пьян. Короче, родители Джина погибли. Мой отец тоже пострадал, машину сплющило, пришлось ему ногу ампутировать.       Чонгук не любит это все вспоминать. Но пора выпустить этих демонов, пока не сожрали его изнутри.       — Отец меня один воспитывал, мама умерла, когда я совсем маленький был, не помню ее. Папа говорил, что она была очень красивая и добрая… Он ее очень любил, до сих пор, по-моему, любит. Разве так бывает? — Чонгук посмотрел на Тэхёна, тот в задумчивости пожал плечами.       — Знаешь, я очень стеснялся, что у меня нет мамы. В школе никто об этом не знал, даже Джин. Потому что неправильно это, когда ее нет.       Тэхён тревожно посмотрел на него. Он об этом не задумывался, у него мама была. Самая лучшая, самая добрая и весёлая. И для Джина она тоже стала матерью, и Тэхён всегда думал, что так и должно быть.       А сейчас он представил, насколько тяжело было брату, потерявшему все, оказаться в чужой семье. Тэхён был совсем ребенком, но он помнит приезд Джина, помнит его замкнутость и отстраненность.       И слушая Чонгука, он видит это с другой стороны, со стороны Джина.       А Чонгук продолжает свой неторопливый рассказ:       — После аварии папа должен был долго находиться в больнице, под наблюдением врачей. Но у нас не было на это денег, и его выписали домой. У семьи Джина был свой доктор, господин Кан. Очень пожилой и очень добрый. Он стал приходить к нам и наблюдать отца, абсолютно бесплатно.       Он прикуривает очередную сигарету. Еще немного, и дым, кажется, уже из ушей повалит.       — Пенсию отцу не назначили, только небольшое пособие. Я нашел работу в баре неподалеку, по ночам мыл там посуду. Совсем небольшие деньги, но все-таки кое-что… И хозяин относился ко мне по-доброму, разрешал брать остатки продуктов.       Чонгук деликатно называет объедки «остатками». Стыдно? Тогда — да, сейчас — нет. Зато у отца было почти нормальное питание, а не дешевые супы из пакетов.       — Я хорошо рисовал в детстве, хотел стать художником. Родители Джина подарили мне на день рождения планшет, но я любил рисовать на бумаге, карандашом. Мне казалось, что это по-настоящему. Рисование пришлось забросить, потому что все это стоило денег.       Тэхён понимает — Чонгук не давит на жалость, он просто вспоминает, как все было. Слушать тяжело, но он не перебивает.       — До аварии я хорошо учился, давалось все легко. Но когда ты полночи отмываешь кастрюли, а утром сонный идешь в школу, то даже сделанные накануне вечером уроки не решат проблему. Внимание теряется, безумно хочется спать, и уже неинтересно и непонятно, о чем там говорит учитель…       Чонгук усмехается, вспоминая возмущение учителя Пака, когда он перепутал Африку с Австралией. Ну вот и такое было…       — Отец постепенно привыкал к своей инвалидности. О протезе речи, разумеется, не шло, нам это было пока не по деньгам. Но я пообещал ему, что когда-нибудь у него будет самый лучший протез в мире.       — Получилось? — Чонгук вздрогнул от хриплого голоса Тэхёна       — Что? Да, получилось…       Ван оплатил этот протез. Сказал, что это премия Чонгука.       Он готов был завалить своего мальчика самым лучшим, но Чонгук никогда не позволял этого. Он и протез-то принял только ради отца, и только тогда, когда уже и сам был в состоянии оплатить его.       Внезапно телефон Чонгука завибрировал, он посмотрел на экран и передал телефон Тэхёну:       — Джин. Поговори с ним.       Тэхён нажал на кнопку вызова, хотел было ответить, но брат, полагая, что говорит с Чонгуком, орал в трубку:       — Где он? Если ты хоть пальцем его тронешь, я не посмотрю на твоего покровителя, лично размажу тебя по асфальту, руки-ноги поотрываю, ты понял? Нахрена только я позвонил тебе???       Тэхён в недоумении посмотрел на Чонгука, тот усмехнулся. Тэхён все же ответил:       — Джинни, не ори, со мной все хорошо. Отцу я позвонил, он знает.       Джин помолчал, а потом абсолютно нормальным голосом спросил:       — Почему ты с его телефона отвечаешь? Вы вместе там? Ты вообще домой собираешься?       — Собираюсь. И мы вместе. Не в том смысле, но мы рядом. Короче, все, ложись спать, поздно уже. — окончательно запутавшись в объяснениях их взаимоотношений с Чонгуком, Тэхён нажал на отбой, отдал телефон и затих, ожидая продолжения.       Чонгук легко улыбнулся на эти «вместе» и «рядом»:       — Вообще-то он не об этом спрашивал. А просто о том, где ты и почему я до сих пор рядом с тобой.       — Да неужели? — фыркнул Тэхён.       Чонгук покосился на него. Вот самым правильным было бы сейчас обнять его, прижать к себе и поцеловать. Не в губы, хотя бы в висок. Уткнуться в пропахшие табаком волосы.       Но тогда случится продолжение. Обязательно случится, но не должно, нельзя. И он, вздохнув, отворачивается. Долго молчит, и Тэхён осторожно спрашивает:       — Что там с Ваном?       Чонгук поворачивается, смотрит на Тэхёна, будто не решаясь произнести что-то, а потом, все же решившись, отворачивается и нарочито безмятежным голосом продолжает:       — Мне было четырнадцать, и я был сообразительным и общительным. И смазливым. Хозяин бара предложил повысить мне зарплату, если круг моих обязанностей расширится.       Он замолчал. Нелегко вспоминать. Противно. А Тэхён вдруг понял, к чему все идет, легко прикоснулся к руке Чонгука:       — Не нужно…       Чонгук упрямо мотнул головой:       — Нужно. Мне нужно.       Снова замолчал. Ему пришлось слишком стремительно повзрослеть, и поэтому он спокойно принял это предложение, прекрасно понимая, что в четырнадцать лет это единственная возможность заработать по-настоящему хорошие деньги. Он стал одним из мальчиков, обслуживающих гостей хозяина.       Их всегда было трое-четверо. Мальчишки менялись слишком часто, Чонгук не успевал даже познакомится с некоторыми из них. Да и зачем, что им было обсуждать? Кто-то уходил к другому хозяину, для кого-то находился постоянный покровитель, но чаще всего парни просто исчезали.       Оставшиеся предпочитали не интересоваться их судьбой, не слишком это было интересно. Следы побоев и ожогов на телах друг друга тоже старались не замечать, как и следы от уколов.       Чонгук не мог позволить себе утонуть в этом дерьме, потому что без него отец пропадёт. Ему пришлось стать самым лучшим и самым дорогим.       Клиенты чуть ли не в очередь выстраивались к этому мальчишке с дерзким взглядом и отчаянно независимым характером.       Вот тогда в его жизни и появился Ван. Чонгук быстро перестал различать лица и имена, Ван мог быть «одним из».       Но для самого Вана Чонгук стал единственным — с первой встречи.       Он тогда приехал, намереваясь развлечься. И разумеется, хозяин предложил дорогому гостю лучшее — Чонгука.       Но дальше все пошло не по сценарию. Ван и себе-то до сих пор объяснить не может, почему не тронул тогда парня.       Да, его поразил дерзкий взгляд молодого тигра — прямой, пронзающий, и к себе не подпускающий. Но сколько таких взглядов видел Ван за свою жизнь? Или явная непокорность характера так привлекла его?       Ван праведником никогда не был. Но глядя в черные глаза, неприятно взрослые для подростка, он вдруг смутился.       Они тогда проговорили несколько часов. Чонгук не жаловался, не умел. Просто рассказывал — об отце, о школе, которую в последнее время посещал все реже и реже; на вопросы о друзьях отвечал честно — их нет.       Ван слушал и размышлял. Ему не хотелось оставлять парня здесь ни на минуту. Забрать к себе или предложить ему содержание без всяких обязательств тоже не было подходящим вариантом, мальчишка на это не согласится, Вану это было понятно.       Подумав, он предложил ему необычную работу:       — Кем ты хочешь быть?       Чонгук тогда горько рассмеялся от наивности этого вопроса.       — Раньше хотел быть художником. А теперь кем я могу стать?       Ван мягко стукнул его по лбу:       — Здесь живут мозги. Если начнешь ими пользоваться, всего добьешься. Хочешь стать юристом?       Чонгук растерялся:       — Почему именно юристом?       — Потому что мне нужен хороший юрист. Ты будешь учиться, а я буду платить тебе стипендию. Потом отправлю в лучший университет. А потом устрою на самую лучшую работу.       Чонгук задумался. Ему нравилось учиться — раньше, в прошлой детской жизни. А сейчас ему за это еще и деньги платить будут. Он посмотрел на Вана:       — Я должен содержать отца.       Ван спокойно кивнул:       — Тебе на все хватит. Если, конечно, будешь учиться отлично, не нарушая уговор. И отсюда ты тоже уйдешь.       Чонгук всегда быстро принимал решения. И решение, принятое в тот день, оказалось одним из лучших за всю его жизнь.       Благодаря Вану он успешно окончил школу, затем с отличием университет. Удивительно, но профессия юриста, предложенная Ваном, оказалась для Чонгука действительно единственно правильной и интересной.       — Вот так я и оказался в компании твоего отца, — закончил свой рассказ Чонгук, — И теперь уж ты сам решай, кто такой Ван и зачем я устроился к Соджуну.       Тэхён молчал. Грязный мотель на окраине города, кувырки мыслей в голове, непонятный Чонгук, сидящий рядом; тошнота — то ли от переизбытка никотина, то ли от рассказа Чонгука — не самая романтичная ночь в жизни Тэхёна, что уж там говорить…       — Где сейчас твой отец?       Чонгук изумленно посмотрел на него, но ответил:       — В Пусане. С ним все хорошо, — зачем-то добавил он.       Тэхён кивнул, будто ответ на этот вопрос был самым важным сегодня. Он поднялся с кровати, накинул куртку и оглянулся на Чонгука:       — Ты на машине?       Чонгук усмехнулся. Вечер откровений закончен. Собственно, он ведь и не рассчитывал, что Техён, услышав его историю, кинется ему на грудь с воплями о вечной любви. Поэтому:       — Да, на машине. Завезу тебя.

━━━━━━ ◦ ❖ ◦ ━━━━━━