«Спасибо»
Тэхён усмехнулся и ответил: «Пожалуйста» Через час новое сообщение:«Приедешь?»
Глаза Тэхёна округляются. И в этот раз не отвечает уже он, потому что не знает правильного ответа. Выбор небольшой, между «нет» и «да». Но Тэхёну почему-то кажется, что выбор этот между двумя жизнями. Либо непростая, но наполненная любовью; либо спокойная и ровная, но скучная до зубовного скрежета. И правильный ответ появляется сам собой: «Да» *** Чонгук эти две недели провел в полном душевном раздрае. На работе было легче, там голова занята. А вечером, глядя в нарисованные глаза, которые он целовал совсем недавно, хотелось плакать. Вот прямо чтобы со слезами, в голос, чтобы захлебываться рыданиями. Но не умел, забыл, как это делать. Жалко было очень — себя, Тэхёна, их обоих. Так и не понял, что тогда произошло. Как будто вместе с ночной тьмой растворилось то хрупкое, чему пока нет названия и что только начало зарождаться между ними. В фильмах уверенные мужчины утром с радостной улыбкой несли в постель любимым кофе и розу в зубах. Чонгук вроде в себе всегда уверен был. И кофе варить умеет, и розу бы тоже воткнул. Но если честно, не знал он, что дальше делать нужно. Как будто стеснялся. Или боялся? Хотелось Тэхёна не выпускать из рук, гладить, жамкать его. И еще целовать — бесконечно. Но не знал он, как сам Тэхён к этому отнесется, и как правильно. И на работу надо было собираться… До двадцати шести лет дожил, а хотя бы каких-то отношений у него так и не случилось. Не умеет, не знает, как это бывает у нормальных людей. А потом вдруг прилетело вот это Тэхёново «Скучаю». Ох, как дернулось сердце! Там в животе не бабочки запорхали, там стадо слонов протопало торжественным маршем. И вроде надо бы ответить, только вот что? Тоже «скучаю»? Но как-то слащаво это кажется ему. У Тэхёна по-другому звучит, у него это правильно и трогательно. Час думал над ответом, день думал. А потом забил. На обещанную любовь, на себя, да и на Тэхёна. Так проще. Но вдруг Джин приволок огромный пакет: — Это тебе Тэхён привез, рисуй. Чонгук небрежно кивнул, даже не заглянув в пакет при Джине. А сам весь день мучился, к вечеру все же поблагодарил. И в ответ получил сухое «пожалуйста». Вроде как мимо проходил, на глаза попалось, почему бы не купить? Не узнаёт себя строгий уверенный мужчина. В последнее время сам себе неврастеником кажется. Любил далекую звезду, был по-своему счастлив этим. Но едва звезда обернулась обычным человеком, запаниковал. Не хочется того, что неизбежно есть в любых отношениях — обязательств, иногда непонимания и невзаимности, иногда даже боли. Ему всего этого с избытком и до этого отпущено было. Но все же вот это нейтральное «пожалуйста» зацепило. Возмутило. Разозлило. Распалило. И пальцы как будто независимо от него выбивают на клавиатуре: «Приедешь?» На секунду только завис палец над кнопкой отправки. Но все же нажал и выдохнул. Ответа нет, и он вроде бы даже рад этому. Не нужны эти американские горки ему, и без этого проблем хватает. Днем работа забирает все силы, вечером он рисует. Спокойная стабильность. Но едва Чонгук видит на экране короткое слово «Да», как все метания забыты. Даже дыхание на секунду перехватило. Он прикрывает глаза, делает глубокий вдох. Но это нихрена не успокаивает. Вышагивает по квартире, хмурый, руки в карманах брюк. Ожидание выматывает. Наконец, звонок. Чонгук нажимает пульт домофона и ждёт в дверях. Нервозность спадает, он просто хочет скорее увидеть Тэхёна. А тот такой же хмурый, проходит мимо, бросая через плечо: — Привет. Чонгук закрывает дверь и идет за ним. Все слишком обычно, ни объятий, ни поцелуев. Тэхён, стоя у кухонного окна, мнет в руках пачку сигарет: — Курить можно? — Конечно. И тоже тянется за сигаретой. И снова длинные изящные пальцы держат зажигалку, и снова легкий запах парфюма. Все это уже было. День сурка. Сейчас Тэхён снова начнет задавать какие-то вопросы, они опять проговорят до утра, а утром на работу… Чонгук отшвыривает сигарету, и впивается губами в Тэхёновы губы. Он мнет их, прикусывает, проводит по ним языком; затем нахально проникает в рот Тэхёна, толкается в его язык, переплетается с ним, снова облизывает его губы, которые кажутся ему такими сладкими, что он начинает мягко посасывать их, будто хочет вытянуть всю их сладость себе. Сквозь туман он слышит тихое постанывание и это заводит еще больше. Он проводит горячим языком по шее, спускаясь к острым ключицам, судорожно помогает Тэхёну сбросить куртку, срывает с него футболку, одновременно избавляясь с его помощью и от своей. Кто-то из них хрипло бормочет что-то невнятное. Чонгук, закусив губами ключицы, которые еще в прошлый раз стали его фетишем, чувствует руки Тэхёна на спине, мнущие и царапающие, спускающиеся ниже, к ягодицам. Оба дрожат от нетерпения и страсти, Чонгук подхватывает Тэхёна на руки и почти кидает его на постель, падая рядом… Эта ночь была другой. Тягучая нежность уступила место безудержному исступлению. Жадно, горячо, жарко. И Чонгук видит лицо Тэхёна за секунду до… И это именно то, о чем он думал несколько лет назад в каком-то заокеанском баре — каким это красивое лицо будет на пике страсти? Теперь он знает. И это тоже застывает в глазах Чонгука навечно. Он забыл об одержимости. Это другое. Тот, кто сейчас лениво целует его плечо — с ним легко не будет. Но и отпустить уже невозможно. Чонгук утыкается носом в мягкие темные волосы, вдыхает смешанный запах табака и едва уловимого парфюма: — Утром опять уйдешь? — голос звучит строго. Тэхён улыбается про себя, но отвечает буднично, без намека на нежности: — Посмотрим. Он знает, давно уже понял, что внутри серьезного немногословного мужчины живет трогательный мальчик, недолюбленный, необогретый. Тэхён вовсе не собирается быть нянькой или печкой, Чонгуку это и не надо. И не очень пока понимает сам Тэхён, что со всем этим делать. Сейчас ему хорошо, им обоим хорошо, может, этого и достаточно? Он ехал сюда с твердым намерением объяснить Чонгуку, что ему, Тэхёну, не интересны вот такие встречи, ради секса, каким бы замечательным он ни был. Хорошо, что не сказал, не успел… Потому что глупо выставлять какие-то границы, предъявлять что-то заранее. Не дети, два взрослых человека, все решить смогут, если захотят. Он сам не заметил, как задремал, уткнувшись в горячее плечо. Чонгук аккуратно повернулся, чтобы не разбудить, и с удивлением разглядывал спящего уютного Тэхёна. Брови слегка нахмурены, перепутанные пряди темных волос упали на лицо. Красивый, да. Ослепляюще красив даже во сне. Но сейчас — другое. Родной. Единственный. Проснулся Чонгук от странных звуков. Сообразил не сразу — кажется, Тэхён на кухне возится. Вот ведь хозяюшка… Натянул спортивки и пошлепал к нему. Тэхён, безукоризненный в своей красоте, в футболке и джинсах, что-то энергично взбивал в миске. Краем глаза зацепив Чонгука, деловито сообщил: — Завтрак через пятнадцать минут будет готов. Чонгук, навалившись на дверной косяк, улыбнулся: — По законам жанра, ты должен быть в одной футболке, причем моей. Не отвлекаясь от процесса, Тэхён лишь бровь приподнял: — Это откуда у тебя такие познания? Чонгук смутился. Фильмов сентиментальных насмотрелся, вот откуда. Но промолчал, неловко как-то взрослому мужику такое смотреть. Его сейчас другое больше интересует: — Вечером я тебя здесь застану? Тэхён глазами изумленно хлопает и непроизвольно выдает: — Зачем? Чонгук смеется и притягивает его к себе вместе с миской: — Непонятливый какой… — А, ну так бы и сказал, — Тэхён почему-то смущается, отводит глаза и с завидным упорством пытается снова заняться завтраком. Чонгуку эта миска между ними осточертела, он бесцеремонно выхватывает ее из Тэхёновых рук, отправляя куда-то на стол, и делает то, что считает нужным. Утренние поцелуи куда важнее завтрака, это новый жизненный принцип Чонгука. И Тэхён с этим легко соглашается. *** Сначала у них все замечательно. Днем каждый занят, зато вечера и ночи принадлежат двоим. Чонгук готовится к судебному процессу, голова полностью забита, но дома заставляет себя отключаться. Так проходит несколько дней. Родители вопросов не задают; по сияющим глазам сына все понятно. Лиа счастлива — ее солнышко рядом, и все у него хорошо, что еще матери нужно? Как-то днем Чонгук звонит Тэхёну и почти шепчет в трубку: — Тэхёни… — А? Чонгук скучает, каждую минуту. Он по-прежнему зависим от этих глаз и голоса. Но говорить об этом пока стесняется. Боится, что слишком неискренне прозвучит. — Я сегодня поздно буду. — Хорошо, — легко соглашается Тэхён. А у Чонгука мурашки от этого голоса — уютного и родного. Поэтому он старается звонить, а не писать. Чонгук отключается и вздыхает. Вечером он снова должен встретиться с Ваном. Предстоящий процесс будет показательно-громким, это желание самого Вана. Чонгук знает, почему — Ван делает это ради Соджуна. «Никто не должен усомниться в порядочности и честности Ким Соджуна» — только ради этого все и было затеяно. Себя Ван защищать бы не стал, наплевал бы. Сегодня надо обсудить кое-какие моменты по процессу. Но Чонгук хочет решить еще один вопрос. Они встречаются в том отеле, куда Чонгук приводил в свое время Тэхёна. Вроде недавно было, а сколько всего случилось… Ван по-отцовски обнял своего драгоценного мальчика, как обычно. Чонгук стал для него семьей, которой никогда не было. И хотя сам Чонгук не мог ответить сыновней любовью, Ван это давно понял и принял. Откуда в этом парне любви взяться? Он ее толком и не видел. Но сегодня Ван с изумлением вглядывается в черные глаза и счастливую улыбку. Таким он Чонгука никогда не видел. Две недели назад он еще был прежним, привычным. А сегодня в нем что-то мальчишеское, озорное появилось. Ван почти не слушает, что говорит ему Чонгук. Он любуется им и с какой-то ревностью думает о человеке, который смог сделать его мальчика таким вот сияющим. Не обидел бы, не причинил бы боли только… Ван привык оберегать его все эти годы, сыном считал. И Чонгук, скупой в проявлении чувств, отвечал на эту заботу своими успехами. Ван знал, что он ценит все, что для него делается. Мог, конечно, и дерзить иногда. Но Ван все понимает, сам таким был когда-то: молодость, характер… Однако сегодняшний вечер наполнен сюрпризами для Вана, которые он так ненавидит. Чонгук, закончив обсуждение всех деловых вопросов, вдруг хмурится: — У меня еще одно дело к тебе, личное. Ван слегка наклоняет голову, готов слушать. Личных дел у Чонгука за все годы не возникало, это впервые, и Вана такое напрягает, но вида не показывает. Чонгук смотрит прямо в глаза: — Ван, ты очень много сделал для нас с отцом. По сути, ты спас мне жизнь. — Чонгук усмехается, — Слишком громко звучит, хотя это так и есть. Я очень благодарен тебе. Но после процесса я ухожу. Ван опускает взгляд, барабанит пальцами по столу. Не сказать, что это такая уж неожиданность. Он знал, что этот день наступит рано или поздно. Его молодой дерзкий тигр склонился перед силой, которая больше самой жизни; гордый и независимый, он сдался перед любовью. На самом деле ничего страшного не происходит. Просто его сын повзрослел, и хочет наконец-то проживать свою жизнь. Но от этого он не перестанет быть его единственным родным мальчиком. И Ван не чувствует себя проигравшим и что-то теряющим. В его жизни совсем немного людей, ради которых он готов мир перевернуть, и Чонгук — самый главный из них. Ван поднимает глаза: — Чем ты хочешь заниматься? Легкая улыбка, открытый взгляд: — Помнишь, когда-то я хотел стать художником… Пойду снова учиться. Ван усмехается: — Неожиданно… Если будет нужна помощь — знаешь, как меня найти. Чонгук накрывает ладонью руку Вана, лежащую на столе: — Спасибо тебе. *** Дома его ждет Тэхёни. Чонгук пока не будет говорить ничего, все после процесса. Но глаза его светятся так, что ослепнуть можно, и Тэхён, глядя в эти обсидиановые бездны, осторожно интересуется: — Ты миллион выиграл? Чонгук хохочет, целуя его: — Ты дороже всех сокровищ мира. — Что тогда? И Чонгук не выдерживает: — Я принял решение! — Ух ты, — бормочет и хмурится Тэхён. — После процесса я ухожу из компании и от Вана. Мы с тобой уезжаем в США, я поступаю учится. Хочу рисовать по-настоящему. И довольный, смотрит на Тэхёна. Но тот почему-то не спешит радоваться, наоборот, еще больше хмурится. Чонгук вздыхает раздраженно: — Что не так? Тебе мой статус нужен? — Господи, какой ты идиот, нахрена мне твой статус. Решил он, видите ли… А меня спросить просто забыл или вообще необязательно? Чонгук все еще не понимает: — Ну мы вроде вместе ведь… — Вот именно, что вместе. И где нам жить и куда ехать, тоже вместе решать должны. — Во-первых, я старше… — А во-вторых? Умнее? Сильнее? Что? Тэхён злится. Он никогда не будет бездумно принимать чьи-либо решения, и Чонгук должен это понять. И аргумент «старше» уж точно на Тэхёне не сработает. Но Чонгука вдруг понесло. Недобро прищурившись, уточняет: — То есть, решать у нас все будешь ты, да? Тэхён закатывает глаза: — Чертов Чон Чонгук, ты меня слышишь? Ничего и никогда больше мы не будем решать поодиночке, понял? А если это тебя не устраивает — пиздуй отсюда. О как… Зато услышал, понял. И обиженно сообщает: — Вообще-то это моя квартира… — Да неужели? — фыркает в своей манере Тэхён, но сам уходить не собирается. Наоборот, подходит, смотрит в глаза, обнимая за талию, и уже другим, тихим, голосом говорит: — Со мной ты можешь быть каким угодно. Отпусти себя, позволь себе быть слабым, плачь и смейся. Позволь себе все. Но только не смей забывать, что ты теперь не один. Чонгук к этому когда-нибудь привыкнет. А пока ему приходит в голову, что все эти годы всё происходило словно не с ним. Он уснул тогда, в четырнадцать, а вот сейчас проснулся. Потому что в его личной темной ночи наконец взошло огромное сияющее солнце по имени Тэхён. И та жизнь, которая была в мечтах четырнадцатилетнего пацана — она пришла и началась. И он наконец-то безмятежно счастлив и любим. Чонгук виновато смотрит в родные глаза и тихо спрашивает: — Тебе нужен безработный художник? Тэ убирает прядь мягких волос Чонгука за ухо, дольше нужного задерживая пальцы у теплой щеки. Улыбается: — Разберемся.━━━━━━ ◦ ❖ ◦ ━━━━━━