Хранительница Драконьего Логова

      Родовое гнездо Веларионов гудело от поднявшейся суматохи, невзирая на время и на то, что уже давно стоял час летучей мыши, а на небе тускло мерцал белый диск луны. Я взволнованно комкала в руках края рубахи, пока вокруг сновали перепуганные служанки с окровавленными тряпицами и мисками, доверху заполненными багряной водой. Дарио, бледный и усталый, слабо сжимал моё напряжённое плечо, пытаясь внушить мне призрачную уверенность в том, что всё будет хорошо. Но я, знающая слишком многое о том, что происходило в эту самую минуту, никак не могла успокоиться. Сердце комом застряло в горле.       Всех участников и виновников случившегося собрали в просторном холле Высокого Прилива, который, несмотря на обилие зажжённых свечей, был погружён в вязкий полумрак. В восточном крыле топтались юные принцы Веларионы, измазанные в грязи и крови. Люцерис постоянно тянулся к своему разбитому носу, но Джекейрис одёргивал его каждый раз, по всей видимости, опасаясь, что его младший брат может ещё сильнее усугубить травму. Маленький Джоффри, прижавшись к ним, всё ещё тихо хныкал, испуганный царящей в комнате атмосферой, но выглядел целее всех мальчишек вместе взятых. В западном крыле, овеянная светом огня, словно ореолом, стояла королева Алисента Хайтауэр, необычайно красивая и статная даже в своей ночной камизе, поверх которой была накинута лишь лёгкая шаль. Вторая супруга короля выглядела смертельно бледной и, кажется, испуганной в разы сильнее, чем её десятилетний сын, который этой ночью потерял левый глаз.       — Что случится с его лицом? И со зрением? Глаз более нельзя спасти? — спрашивала она у престарелого мейстера, закрепляющего аккуратные стежки на щеке принца Эймонда. Даже отсюда я отчётливо видела, насколько сильно покраснело и воспалилось место ранения — опухшее веко и неровный рваный надрез пересекали нити, скрепляющие истерзанную плоть. Меня невольно передёрнуло от ужаса и эфемерной боли, которая кольнула недавно зашитую ладонь. — Ну, скажите уже что-нибудь! Что будет с моим сыном?!       Несмотря на то, что Алисента Хайтауэр никогда не была чистосердечной и доброй женщиной, сейчас мне было искренне жаль её. Ужасная участь — созерцать, как лицо твоего любимого сына сшивали буквально по кусочкам. Наверное, если бы не последние остатки самообладания, королева давным-давно вцепилась бы в плечи мейстера, чтобы вытрясти из него ответы на все свои вопросы. Но с куда большей охотой она бы бросилась на детей Рейниры Таргариен, которые молчаливо взирали её горе из другого конца зала.       — Прошу вас, ваша милость, не гневайтесь, — размеренно и удивительно спокойно отозвался мейстер. Он, обмакнув руки в чаше с водой, коснулся чистой белой ткани, которую предварительно пропитали лекарственными маслами. — Боюсь, левый глаз принца потерян навсегда. И, к сожалению, я не могу обещать, что его лицо сохранит былую красоту…       Как бы старательно целитель дома Веларионов не подбирал свои слова, они всё равно резали, словно ножи из валирийской стали. Королева судорожно выдохнула — и я увидела слёзы, сверкнувшие в её глазах. Она всеми силами старалась сдержать их, но горе, по всей видимости, было сильнее. Впрочем, Эйгона, стоявшего неподалёку от неё, и вовсе не трогало произошедшее с его братом, хотя он и пытался поддерживать видимость участия. Только выходило из рук вон плохо. Принц осоловело щурил светлые глаза, морщился от головной боли и, кажется, старательно сдерживал приступы накрывающей его тошноты. Кажется, старший сын короля воспринял похороны леди Лейны как хороший повод напиться. Лишь принцесса Хелейна, маленькая и румяная, обеспокоенно топталась подле матери и брата, стараясь успокоить и себя, и их обоих. А рядом с ней с совершенно растерянным видом стоял заспанный шестилетний Дейрон, чьи белёсые кудряшки забавно топорщились во все стороны.       — Как вы могли подобное допустить? Кто нёс стражу этой ночью?!       Голос короля Визериса грянул, словно гром. Он, охваченный болезнью, что точила его кости день за днём, был бледен и сутул, а потому вынуждено опирался на трость, чтобы хотя бы так сохранить подобие горделивой осанки. Его лицо, некогда красивое, как и у всех драконьих наследников, теперь стало землисто-серым и утомлённым — казалось, он смертельно устал от собственной жизни. Однако в сторону своего второго сына король даже не смотрел, и я отчего-то была уверена, что он лишь демонстрировал видимость участия и ярости, потому что того требовало его положение и статус. Всё внимание монарха было приковано к гвардейцам, которых незаслуженно обвинили в потасовке четырёх избалованных мальчишек. Впрочем, гнев Визериса I коснулся не только их…       — А что насчёт драконоблюстителей?! Кто допустил моего сына к Вхагар? — вдруг обратился он к нам, с ледяной яростью вглядываясь в лицо Дарио. — Разве это не ваша прямая задача — охранять драконов? И охранять моих детей — от драконов!       Ладонь дедушки сжалась на моём плече чуть крепче, но более он ничем не выдал своего волнения и смятения. Дарио был поразительно спокоен — словно морская гладь во время штиля. Казалось, всё происходящее обеспокоило его не более, чем муха, залетевшая на кухню.       — Вхагар не позволила нам приблизиться к ней, ваша милость, — сказал Дарио, почтительно склонив голову. — Этим утром несколько хранителей получили из-за неё серьёзные раны. У одного теперь не достаёт руки, а у пятерых — ужасные ожоги по всему телу. На Дрифтмарк были отправлены не все драконоблюстители, а потому я не могу отослать их всех ради охраны одной лишь Вхагар — в дворцовых подземельях есть и другие драконы. Мои люди находились на безопасном расстоянии и приглядывали за ней всякий раз, когда она перелетала с одного места на другое.       Он перевёл свой взгляд на сына короля — и в синих глазах Дарио, обычно смешливых и безмятежных, сверкнула сталь.       — Однако никто из нас и подумать не мог, что принц отважится оседлать её, когда она пребывала в таком прескверном настроении, — холодно припечатал дедушка, словно ставил точку в своих размеренных объяснениях.       — Это не оправдание! — бессильно взмахнул руками Визерис. Казалось, он отчаянно желал найти виновников трагедии всюду, но только не в собственной семье. Поразительная твердолобость, которую мне не дано понять. — Мой сын, моя плоть и кровь! Теперь он изувечен и слеп на один глаз! И в этом есть ваша вина! Для чего вы вообще здесь находитесь?!       С каждым словом тревога, сжимающая моё сердце железными тисками, крепла всё сильнее. Громкий голос короля пугал меня до дрожи, а осознание того, что мою семью могли предать наказанию за самовольность принца, скручивало внутренности жгутом. И самым мерзким во всём этом было то, что я могла предотвратить подобный расклад. Если бы только заметила раньше, если бы только заранее предупредила Дарио о том, что подобное может произойти. Пусть Эймонд бы обозлился на меня за то, что я лишила его столь удобной возможности, но этот паршивец, по меньшей мере, сохранил бы свой проклятый глаз, из-за которого на нас обрушилось столько проблем. И меньше всего мне хотелось, чтобы теперь по вине нетерпеливого принца на наши головы пала королевская кара…       — Не надо, отец, драконоблюстители ни в чём не виноваты.       Я с удивлением глянула в сторону принца Эймонда, который, вопреки возражениям матери, сполз со стула. Его вело от перенесённой боли и от макового молока, которым юного наследника щедро опоили перед тем, как в ход пошла мейстерская игла. Но, несмотря на свою мертвецкую бледность, он старательно хранил осанку. Была ли то отчаянная больная гордость или же нежелание упасть в грязь лицом ещё сильнее — я не знала. Но непрошенная жалость и уважение невольно шевельнулись в груди. В этой драке пострадали все, но лишь у одного безвозвратно забрали часть плоти столь зверским образом.       — Драконоблюстители и правда охраняли Вхагар, но я отвлёк их… и подобрался к ней незамеченным, — невозмутимо солгал Эймонд, не выдав своего вранья ни единым жестом. Взор его единственного глаза, сверкнув в отблеске свечей и факелов, вдруг пал на меня. — Так что на них вины нет.       Я могла выдавать желаемое за действительное, хотя и была склонна к тому, чтобы подвергать всякую неожиданную добродетель сомнению, но в тот миг мне почудилось, будто бы второй принц пытался защитить нас от гнева своего венценосного отца. Наши взгляды пересеклись лишь на краткое мгновение, но я заметила, как скривились тонкие губы Эймонда Таргариена в еле заметной усмешке. Которая совершенно точно была адресована мне. И хотя верить в его благие намерения и лишний раз обнадёживать себя пустыми надеждами мне не хотелось, я не могла не признать — слова драконьего принца притупили ярость отца, который бессильно стукнул тростью об пол и схватился за голову. Видимо, его настигла очередная мигрень.       Дверь в зал вновь распахнулась, и внутрь хлынули новые люди во главе с принцессой Рейнирой Таргариен, растрёпанной со сна. В полумраке зала были видны лишь её сверкающие серебром волосы, распущенные и прямые, словно шёлк, и белое испуганное лицо. Она бросилась к своим сыновьям и первым делом потянулась к Люцерису, закрывающему свой переломанный нос. В своей любви к детям они с королевой Алисентой были удивительно похожи. Я с опасливой осторожность взглянула на принца Деймона, который с ленной праздностью оглядывал всё происходящее и, казалось, не чувствовал ни малейшей тревоги за самочувствие своих дражайших родственников. Судя по блуждающей на тонких губах улыбке, в какой-то степени этот ночной инцидент его даже позабавил. Это ведь невероятно весело — когда твоему племяннику рассекают половину лица. Но когда мой взгляд перехватили лукавые глаза принца, я поспешила отвернуться и принять самый невозмутимый вид. Его присутствие меня волновать не должно — будь он хоть трижды моим кровным отцом.       Ситуация обострялась до предела, а напряжение становилось настолько осязаемым, что мне чудилось, будто я в любой момент могу в нём утонуть, как в болоте. Мне хотелось покинуть это место до того, как противостояние зелёных и чёрных достигнет точки кипения. Но пока здесь стоял Дарио и остальные драконоблюстители — полагалось стоять и мне.       — Что произошло? — спросила принцесса Рейнира с прохладной вежливостью, в которой звенело едва уловимое волнение. Она притянула сыновей ближе к себе, закрывая их своим телом, словно щитом. — Пусть мой младший единокровный брат расскажет обо всём в подробностях.       — Что здесь рассказывать? — вскинулась королева Алисента, чей взгляд искрился яростью и отчаянием. Всё её мнимое, вымученное уважение к своей падчерице, которое она была вынуждена проявлять в обществе, таяло на глазах. Я уверена, будь у неё оружие — она тотчас схватилась бы за него. — Люцерис и Джекейрис подкараулили моего сына с ножом и лишили его глаза! Разве это похоже на детские шалости?! Они могли убить его, если бы он не защитил себя!       — Он украл Вхагар и назвал нас бастардами! — без тени страха отвечал ей Джекейрис, который лучше младших братьев понимал, что именно крылось за этим омерзительным обвинением. — А ещё Эймонд толкнул и ударил Джоффри. Ему всего лишь три года!       Визерис Таргариен переменился в лице — и это не смогло укрыться ни от одного взгляда. Пока он продолжал упорно строить из себя великого слепца, все остальные смотрели на его дочь и видели, видели слишком многое, видели то, что не следовало. Я заметила, как едкая улыбка тронула губы Эймонда, в облике которого не мелькнуло ни капли раскаяния. Он прекрасно понимал, что всё сказанное им было правдой — и брать собственные слова назад не намеревался. Вот только отстаивать эту правду в присутствии короля, столь отчаянно любящего свою единственную дочь от первой жены, было чревато серьёзными проблемами.       Мать воспитала в юном принце презрение к незаконнорождённым сыновьям сестры, которое стремительно перерастало в ненависть и жгучее неприятие. И мне на мгновение стало страшно от мысли, что однажды и мне, бастарду Порочного принца, придётся столкнуться с его отвращением. Я вдруг почувствовала холодное прикосновение к своему плечу, которое вывело меня из оцепенения. Рыцарь с белоснежным плащом, закованный в латы с ног до головы, переглянулся с Дарио и молчаливо указал нам в сторону одного из выходов. Подобная прямолинейность не оставляла сомнений — разговор, который состоится в этом зале, не станет причиной для очередных грязных слухов и пройдёт лишь между членами королевской семьи. Нам же, обыкновенным слугам из простонародья, здесь делать было нечего.       Стоило нам покинуть зал, как с моей шеи словно слетела удавка — стало легко дышать. Я легонько постучала себя по груди, пытаясь успокоить сердце, которое продолжало неистово колотиться о клетку из стиснутых ребёр. Ночь началась не так уж и давно, но мне чудилось, будто бы она длилась целую вечность. Что ж, первая кровь — первый виток в плетении судьбы. Я не желала опускать руки, но и не желала вмешиваться в то, что не смогу предотвратить даже ценой своей никчёмной и жалкой жизни. Неотвратимость и неизбежность уже не пугала меня, лишь заставляла судорожно искать выход из сложившейся ситуации. Плевать на Таргариенов, плевать на Танец Драконов — ценность имею лишь я и моя новообретённая семья. Когда Дарио проводил меня в комнату, я без сил рухнула прямо на пол и уставилась пустым бессмысленным взглядом в каменный потолок. В тот миг мне казалось, что он, не выдержав своей тяжести, упадёт и раздавит меня.       — Дедушка, у нас есть родственники в Лисе? — спросила я голосом, в котором не звучало ни единой эмоции. Я была опустошенна, выпита до основания. — Кто-то, кто мог бы помочь нам?       — Есть кое-кто, — удивлённо отозвался Дарио и окинул меня непонимающим обеспокоенным взглядом. — А с чем тебе нужна помощь?       — Не мне, она нужна нам, — хмуро улыбнулась я. — Давай покинем Вестерос, дедуль? Уплывём за Узкое море вместе с бабушкой! Я слышала, что в Лисе хорошо, там тепло и красиво…       Дедушка впервые выглядел столь ошарашенным и сбитым с толку. Дарио медленно моргнул, провёл крючковатыми пальцами по светлому ёжику волос — он делал так всегда, когда пытался отыскать в путанице своих мыслей нужный ответ.       — Что вдруг натолкнуло тебя на подобные размышления? Тебе не нравится Королевская Гавань? — с сомнением в голосе поинтересовался он. — Или тебе не нравится служба в ордене драконоблюстителей?       — Нравится, — я невольно поджала губы, тщательно подбирая выражения. Мне хотелось аккуратно подтолкнуть его к мысли, что Вестерос станет крайне небезопасным местом в скором времени. А потому чем раньше мы покинем его, тем вероятнее спасёмся от смерти. — Но ты же сам видел, что происходит внутри королевской семьи! А что, если грянет война?       Дарио приблизился ко мне и сел рядом. Его старые колени громко хрустнули, отчего он тихо выругался — всё-таки старость брала своё. Мне стало не по себе от осознания, что чем старше я буду становиться, тем больше Айлин и Дарио будут нуждаться в моей защите. Дети и старики — уязвимые создания, их легко догнать, легко выследить и ещё легче убить. В нашей семье нет другого мужчины, который мог бы заменить дедушку и защитить нас. Есть только я, девятилетняя замухрышка, слабая и неприспособленная к опасностям средневековой жизни.       — Думаешь, если война разгорится — она затронет лишь наши Семь Королевств? — улыбнулся Дарио, и в его взгляде я увидела снисходительность. Мне думалось, что он не воспримет мои слова всерьёз, но дедушка прислушался. Возможно, его и самого тревожили похожие опасения. — Я забочусь о драконах более пятидесяти лет, Сейра. Это всё, что я умею. Как думаешь, пригодятся ли мои знания в Лисе, где каждый третий — либо пират, либо продажная девица?       — Но это ведь не единственный выход, — возразила я с упрямством. — Можно заняться торговлей, можно… ещё что-нибудь придумать. Наверное…       Мой запал быстро угас, словно робкое пламя свечи, задавленное свирепым зимним ветром. В действительности я слабо представляла как устроена жизнь простых людей в Лисе. Об этом городе известно не столь многое, чтобы судить обо всём в целом. Я помнила лишь то, что там благоприятный и тёплый климат, доступные бордели, а ещё то, что любовь, телесная и духовная, там ценилась превыше всего. Даже на местной монете чеканилась обнажённая женщина — и это многое говорило о менталитете самих лисенийцев. Возможно, я могла бы поступиться своими принципами, наступить на горло гордости и страху, чтобы обустроиться в каком-нибудь доме подушек, чтобы обеспечить себе безбедное существование. Но стоило ли оно того? От этих размышлений голову вновь затопили дурные воспоминания, которые грязным следом тянулись за мной из прошлой жизни. Я зябко повела плечами, всем сердцем желая сбросить с них мерзкое ощущение чужих липких пальцев.       — Ну, нечего сейчас унывать, ñuha jorrāelagon.       Дарио легонько щёлкнул меня по носу, заставляя поднять глаза. Он не выглядел обеспокоенным, хотя и понимал, что в моих словах крылась определённая истина. Я вдруг почувствовала жгучее желание рассказать ему всё, чему суждено произойти. Хотелось облегчить свою ношу, сбросить её с себя, перекинуть ответственность на кого-то другого, на того, кто мог бы с ней справиться. Но вовремя прикусила щёку изнутри — дедушка мне не поверит. Сочтёт всё сказанное детскими вымыслами и проказами, даже если я попытаюсь объяснить это «драконьими снами». В конце концов, в роду Таргариенов неоднократно рождались сновидцы… Только едва ли простые жители Вестероса знали об этой крохотной тайне драконьего дома.       Мы с Дарио попрощались, когда за окном стояла глубокая непроглядная ночь, тёмная настолько, что не виднелись даже звёзды. Я смертельно устала, а потому поспешила переодеться в одежду для сна. И вдруг вспомнила, что оставила драконье яйцо в горящем очаге. В мыслях обругав себя самыми худшими словами, я взяла кочергу и аккуратно стащила его с раскалённых углей. Скорлупа была горячей, безумно горячей — казалось, зародыш впитал в себя всё тепло огня. Я завернула его в ткань, намереваясь перенести на кровать, но вдруг ощутила, как тряпка в моих руках стала тлеть. Запахло дымом.       — Ай, горячо! — пискнула я и, преодолевая жжение и страх, осторожно уложила яйцо на пол. Пришедшую в негодность тряпку я бросила туда же, предусмотрительно полив её питьевой водой из кувшина. Не хватало мне стать виновницей пожара в родовом гнезде Веларионов. — Что ещё за дела…       Чешуйки, покрывающие яйцо, испускали слабый дым, словно там, под плотной скорлупой, таилось настоящее пламя. Признаться честно, подобное на моей памяти происходило впервые. Я растерянно заметалась, не понимая, стоило ли мне броситься за помощью к Дарио или же оставить всё как есть. Но любопытство победило в этой нервной борьбе, а потому я уселась рядом с драконьим зародышем, во все глаза наблюдая странные изменения, которые с ним творились. Синяя скорлупа сияла и переливалась, словно драгоценный камень, а пурпурные узоры, рассекающие бока, слабо мерцали в отблесках огня. Впервые за всё это время яйцо казалось мне… живым.       И когда на поверхности, у самого основания, появилась первая трещина — у меня перехватило дыхание. Радостный крик застыл в горле, но я не посмела издать ни звука, став невольной свидетельницей чуда, которое принято именовать рождением. Прежде мне не доводилось видеть, как драконы появлялись на свет, — это всегда происходило лишь в стенах Красного Замка, в колыбельках юных драконьих наследников. Сперва на поверхность просунулась тёмная головка с фиолетовым гребешком, а следом показалась тонкая шейка. Оболочка продолжала дымиться и трещать по швам, позволяя маленькому дракону выбраться из скорлупы. Я, растерянная и окрылённая неожиданным успехом, не знала, что мне делать и куда девать руки. Прикасаться к детёнышу было страшно — я боялась случайно навредить ему. Поэтому, вскочив на ноги, я бросилась в сторону дальней комнаты, где отдыхал Дарио.       Плюнув на всякие приличия, я растормошила его, вырывая из объятий долгожданного сна. Потом непременно стоило извиниться.       — Оно проклюнулось, проклюнулось! Я же говорила! — вполголоса пищала я, боясь разбудить остальных драконоблюстителей, спящих за соседними стенами. — Дракончик живой, дедушка!       — Седьмое пекло, Сейра… Пощади старика.       В тот момент меня слабо трогало его раздражённое бормотание — хотелось, чтобы он поскорее увидел всё вместе со мной. Сонливость схлынула с Дарио, когда я затолкала его в свои покои, где стояла невыносимая жара и слабо пахло дымом. За это время детёныш окончательно выбрался из своей скорлупы. Его маленькое синеватое тельце шевелилось возле разрушенной оболочки, покрытое полупрозрачной густой влагой. Невольная тревога притупила мою радость, а серьёзный взгляд дедушки напугал ещё сильнее.       — Как же у тебя хватило сил проклюнуться, кроха, — тихо сказал Дарио и осторожно взял детёныша в ладони. Он слабо зашевелился, дёрнул крыльями с пурпурными перепонками, но не издал ни звука — лишь золотые глазки смотрели на нас мутным расплывающимся взором. — И ведь смог же…       — Что с ним, что не так?       — Будет большой удачей, если он доживёт до утра, — огорчённо отозвался дедушка и протянул слабое тельце мне, позволяя аккуратно перехватить его ладонями. — Он проклюнулся благодаря твоей крови, так что и ответственность за него нести тебе, Сейра. Кто знает, может, ты сможешь спасти его ещё разок.       Я прижала тёплое скользкое тельце к груди, чувствуя себя невольно обманутой. Былая радость схлынула с меня, оставляя лишь отчаянную надежду, за которую я хваталась, словно утопающий за спасительную соломинку. Дарио посоветовал мне сесть поближе к огню, а сам удалился в свои покои — досыпать оставшиеся до рассвета часы. Я же, расстелив под собой одеяло, села подле жаровни настолько близко, насколько это вообще было возможно. От духоты, что стояла в комнате, не хватало воздуха, но я старательно игнорировала это, не обращая внимания на капли пота, скатывающиеся вдоль виска. Всё моё внимание было приковано к крохотному существу на моих руках, которое, ощутив родное тепло пламени, вытянуло дрожащую ослабшую головку ближе к нему.              — Ōregon va, rūs, — прошептала я в надежде, что меня услышат, если буду говорить на валирийском. — Emā naejot botagon.       В ответ послышался лишь слабый писк, звучавший не громче пения цикад за окном. Но я не хотела отчаиваться — и настойчиво протянула руки к огню. Пламя было столь близко, что в любой миг, оступись я или дёрнись, оно непременно лизнуло бы мою плоть. Подживший ожог на локте болезненно запульсировал, напоминая мне о том, что падать на раскалённые угли — дурная идея. И чёрт его знает, ради чего я столь сильно старалась сохранить жизнь этому слабому беспомощному существу, которое едва находило в себе силы шевелить поникшими крыльями. Возможно, то было чувство невольной ответственности. Если бы я бросила его умирать — это походило бы на предательство с моей стороны. Словно дать напрасную надежду, а после самостоятельно втоптать её в грязь.       Но когда мои силы окончательно иссякли, мне пришлось опустить руки и прижать дракончика к своей груди, чтобы немного перевести дыхание. От духоты я вся промокла насквозь — душно, смертельно душно. Я бы могла открыть окно, чтобы проветрить покои, но ночи на Дрифтмарке были прохладными, а ветра, принесённые со стороны моря, суровыми. Не хотелось рисковать жизнью малыша лишний раз. Поэтому я смирилась с имеющимся положением вещей и устало прислонилась виском к прохладной стене. Безумно хотелось спать — этот день выпил меня до дна. Но сомкнуть глаза было страшно, пока на моей груди едва шевелилось живое существо, жизнь которого, быть может, целиком и полностью зависела от меня.       — Не вздумай умирать, — сказала я прежде, чем мои веки против воли сомкнулись, не выдержав ещё одного часа без сна. За окном показались первые лучи рассветного солнца. — Я из-за тебя руку себе ножом распорола, маленький пакостник…       В ответ мне донеслось тихое рычание — а после была сплошная темнота. Очередные сны, хаотичные и жуткие, вновь заполонили моё сознание, но в этот раз я скользила из одного места в другое, словно безмолвный свидетель неминуемого бедствия. В одно мгновение я стояла на вершине высочайшей башни незнакомого мне замка, а с земли на меня смотрели огромные арбалеты, выпускающие сотни гигантских болтов по лёгкому мановению чьей-то беспощадной воли. Но когда они устремились ко мне, я вновь рухнула в пропасть — и очнулась уже в ином месте. Я стояла на ступенях, ведущих к Драконьему Логову, но всюду, куда ни падал взор, меня окружал лишь пепел и смрад. Под моим ногами лежали люди — обугленные и почерневшие, воздающие руки к небесам, с которых на них обрушилось драконье пламя. Но стоило мне в испуге сделать шаг назад, как мертвецы пришли в движение и бросились ко мне, сожжённые дотла, мечтающие о воздаянии и отмщении. Я видела, как их чёрные ладони потянулись ко мне, словно лишь я одна была главной виновницей их гибели.       А после снова грянула тьма. И на этот раз в ней была лишь прохладная пустота, в которую я окунулась, словно в безбрежный океан. Сквозь сонный морок я ощущала чьи-то шевеления в области груди, слышала голоса над головой, но столь же быстро забывала об этом, вновь и вновь утопая в вязком мраке. Понятия не имею, сколько прошло времени — час, два или больше. Однако окончательно покой мой был разрушен из-за боли, которая внезапно обожгла левое ухо.       — Ай!       Я с трудом распахнула тяжёлые веки, проморгалась, возвращая себе власть над собственным зрением. И увидела янтарные глаза на узкой драконьей мордочке, которые с интересом разглядывали моё лицо. Сперва мне подумалось, что это очередной сон — наподобие того, в котором я видела разрушенное Логово. Уж слишком сильно новорождённый малыш походил на того дракона, что привиделся мне прошлой ночью. Но когда острые зубы вновь сомкнулись на моём ухе — я окончательно проснулась и убедилась в реальности происходящего.       — Да перестань кусаться, — зашипела я, пытаясь отодрать дракона от мочки, которая, кажется, уже слегка кровоточила. — Я дам тебе еду, только отпусти!       Мне едва удалось отцепить его от себя, но проблемы на этом не закончились. Кто бы мог подумать, что существо, которое всю ночь пролежало на моей груди, едва находя в себе силы дышать, утром откроет в себе второе дыхание. Он метался в моих руках и рычал, скаля зубы-иголочки, ещё совсем крохотные, но уже весьма острые. Сапфировый детёныш был маленьким, даже слишком маленьким — Тираксес после рождения совершенно точно выглядел ощутимо крупнее. Но, увы, характером не вышли они оба.       — Да чтоб тебя, не пищи, — поморщилась я, не зная как сладить с непоседливым детёнышем, и поднялась на ноги, с удивлением заметив, что окно было открыто. Приятная утренняя прохлада стелилась по каменному полу и кусала меня за босые ноги. — Кто-то заходил…       — Это был я.       Я вздрогнула и обернулась, с удивлением узнав в своём утреннем госте Беллами. Он сидел у соседней стены — и по всей видимости, уже довольно давно. Тот самый Беллами из Сумеречного Дола, который игнорировал моё существование на протяжении двух последних дней, а теперь появлялся на пороге как ни в чём не бывало. Похоже, он терпеливо ожидал момента, когда я проснусь. Дракон, вцепившийся в ткань моей камизы намертво, утробно зарокотал, явно не испытывая к Беллами симпатии. И, судя по скривившемуся лицу драконоблюстителя, это чувство было взаимным.       — Надеюсь, ты пришёл не для того, чтобы читать мне очередные нотации, — угрюмо буркнула я, отчаянно пытаясь отцепить детёныша от себя. Хотелось верить, что его истошный скрипящий писк не слышали дворцовые слуги. — Я сделала то, что должна была. И вообще…       — Да знаю, знаю. Прости, я тогда наговорил всякого, — сконфуженно отозвался Беллами и коснулся кончика веснушчатого носа, как всегда делал, когда испытывал неловкость. — Ты же знаешь, ну… Многие шепчутся за твоей спиной…       — О том, что я таргариенский бастард? — едко улыбнулась я. Дракончик, выпутавшись из моих рук, вскарабкался мне на голову, весьма болезненно дёргая за волосы. — Ну и что, если так? Пусть чешут языками, сколько хотят. Я не имею никаких претензий и всего лишь выполняю свою работу. И вполне знаю своё место, будь спокоен.       Мой язвительный тон вогнал Беллами в краску, но я почувствовала лишь запоздалое веселье. Мне нравилось дразнить его, пусть я и понимала, что это было несправедливо по отношению к двенадцатилетнему мальчишке, ещё только учившемуся выражать свои мысли и чувства словами. Мы проводили бок о бок столько времени, что я воспринимала его как младшего неразумного брата, который сперва говорил — и только после решался подумать. Иногда мне хотелось отвесить ему крепкого тумака, а иногда потрепать по голове со словами «какой же ты молодец!». А потому всякие обиды между нами были лишены особого смысла. Зачем тратить драгоценное время на эту бессмысленную ерунду, если вам всё равно рано или поздно придётся совместными усилиями чистить гроты от драконьего дерьма? Какие уж тут обиды…       — Если натаскаешь мне воды, чтобы искупаться, клятвенно заверяю — прощу, — насмешливо сказала я и тут же поморщилась, когда неугомонное создание вновь зашевелилось в моих волосах. — Семеро, почему ты сразу не забрал его, раз столько времени проторчал в моей комнате?! И где дедушка?       — Кормит драконов, — отозвался Беллами, заметно воспрявший духом после моих слов. — Пока ты спала, мы вдвоём пытались снять это чудовище с тебя, но он едва не отцапал мне все пальцы. Поэтому твой дед велел отнести дракона в подземелье, как только проснёшься.       — Чудно.       Я устало вздохнула, чувствуя себя невыспавшейся, но почему-то удивительно счастливой. Мне до сих пор не верилось в то, что у меня получилось спасти детёныша, которого все заранее считали мёртвым. Даже Эймонд, бывший его хозяином, не смог пробудить его — а у меня, безродной девчонки-бастарда, получилось. Ночью я качала этого малыша на руках, крохотного и едва шевелящегося, а утром он уже топтался по моей голове и кусал за ухо, хотя и выглядел вдвое меньше своих родичей-одногодок. Это было настоящее чудо, не иначе.       После того, как Беллами натаскал мне воды и наполнил бадью, я с наслаждением позволила себе сполоснуться. И мой новорождённый компаньон не упустил возможности присоединиться ко мне. Он мешал мне, царапался, скользя острыми коготками по голой коже, но я всеми силами старалась терпеть. В итоге пришлось усадить его на голову, потому что несколько ранок на ключицах уже болезненно кровоточили — и мне совершенно не хотелось усугублять ситуацию. Однако на купании мои проблемы не закончились, потому что дракон не отлипал от меня даже тогда, когда я пыталась втиснуться в одежду.       — Да что же ты такой неугомонный… — простонала я, пока он гнездился на моём плече.       Перед уходом я попросила Беллами принести мне немного мелко нарезанного мяса, чтобы накормить детёныша, который явно был смертельно голоден. Пока я несла его вниз по ступеням, что вели в темноту драконьего убежища, вновь с тревогой отметила, насколько лёгким и худощавым он был. Наверное, малыш в чём-то походил на недоношенного ребёнка — столь же болезненный, уязвимый, нуждающийся в защите и заботе. Я стала первым человеком, которого он увидел, и оттого, по всей видимости, интуитивно тянулся ко мне. И раз уже хозяину, которому предназначалось сапфировое яйцо, не было особого дела до судьбы малыша — мне стоило позаботиться о нём самой.       Пламенная Мечта, голодающая остатки подгоревшей бараньей туши, встретила меня предупреждающим шипением. Я побоялась приближаться к ней во время трапезы и направилась вглубь подземелья, надеясь найти какое-нибудь укромное место. Взрослые особи вполне могли отобрать еду у маленького сородича, а рисковать не стоило. Я зашла в одну из пустующих комнат, овеянных тусклым светом зажжённых факелов. Помещения здесь были достаточно просторными, чтобы вместить по меньшей мере одного взрослого дракона. Не считая Вхагар, конечно. Я аккуратно отцепила от своей головы малыша и усадила его на пол.       — Держи, твой завтрак, — сказала я и уложила перед ним ломтик мяса, такой, какой обычно давали всем недавно проклюнувшимся детёнышам. Мой подопечный жадно набросился на еду, но так и не смог оторвать от него ни кусочка. Похоже, его сил не хватало даже на один укус. — Дай-ка сюда.       Я разделила мясо на более мелкие частички и протянула дракону, уповая на то, что он не оттяпает мне пальцы. И не решит их поджечь. Так он и кормился с моей руки, словно ручной котёнок, неспособный даже поесть самостоятельно. Слабое, тщедушное существо, которое в суеверном сознании простых людей являлось олицетворением разрушения и хаоса. Но для меня каждый из них, выросших буквально на моих глазах, походил на ребёнка. Пусть в это сложно было поверить, но в человеческом тепле они нуждались больше, чем казалось на первый взгляд.       За моей спиной послышалось шевеление и шорох. Я напряжённо обернулась и тут же закрыла детёныша своим телом, испуганная видом алой чешуи и по-змеиному длинной шеей. Караксес, всё такой же пугающий, как и в первую нашу встречу, разглядывал меня с праздным хищным интересом. Это дурное создание каждый раз норовило выбраться из тесной клетки, что сдавливала его мощное тело со всех сторон. Меня тревожило то, что Караксес мог не только мной закусить, но и полакомиться плотью новорождённого детёныша. Как показывала история, некоторые драконы предпочитали своих сородичей на обед.       — Lykirī, Caraxes, — стараясь сохранять спокойствие, проронила я, когда его морда приблизилась ко мне. Меня вновь обнюхивали с ног до головы. — Henujagon. Вернись, пожалуйста, в свою часть подземелья.       Едва ли Кровавого Змея тревожили мои опасения и робкие просьбы. Он, издав странный лязгающий звук, уложил морду на камень подле меня и выдохнул слабый дымок. А после замер, словно настоящий змей, затаившийся в ожидании жертвы. Я не обманывалась его видимым спокойствием, потому что видела — узкий чёрный зрачок пристально следил за каждым моим движением. На притихшего за моей спиной детёныша, испуганного чужим запахом и присутствием, он внимания не обращал.       — Ты полежать ко мне пришёл? — отважилась спросить я. Но, ожидаемо, ответа не получила. — Ладно, лежи. Только не ешь нас…       Караксес зашевелился, заскрёб по камням острыми передними когтями, оставляя длинные глубокие борозды, но вскоре затих. Я едва слышно выдохнула, молясь всем богам, чтобы он пролежал в этом положении всё оставшееся время. Потому что интуиция подсказывала мне — попытка трусливо сбежать будет пресечена на корню. Не самым приятным для меня образом.       — Сейра! Где ты?       Я, услышав голос дедушки, аккуратно встала, стараясь не обращать внимания на потревоженного Караксеса, явно недовольного появлением новых людей, и выглянула в просторный коридор, окутанный светом факелов.       — Я здесь, — откликнулась я. — Что-то случилось?       Дарио, помятый и невыспавшийся, как и я сама, устало кивнул и тоскливо глянул на сапфирового дракончика, который продолжал цепляться за мою одежду.       — Надеюсь, ты не успела привязаться к нему. Потому что скоро сюда спустится принц Деймон — и его дочь, леди Рейна.