Но как словами
Передать,
Что пустоту
Нельзя предать,
А вот любовь
Совсем несложно?
– Ал, я так не могу, – посреди ночи в тишине пробормотал Эд, сев на кровати и мотая головой из стороны в сторону. – Ну не могу. Не могу и всё тут. Альфонс откинул одеяло и молча сел рядом. Эдвард повернул к нему лицо, ожидая увидеть сонные глаза младшего и услышать ворчание в духе «Да о чём ты вообще? В три часа ночи…» Но вместо этого столкнулся с такими же горящими от бессонницы, как и у него, карими глазами. Ночь была ещё лунная, и бледные лучи пробивались сквозь неплотно задвинутые шторы, так что Элрики отлично видели друг друга – пусть и немного в инфернальных оттенках. – Да, Эд, – Ал кивнул. Они словно продолжали прерванный секунду назад диалог, хотя перед сном (то есть, «сном») не сказали друг другу ни слова – ни вслух, ни мысленно. – Мне тоже совершенно не верится. Ну не может этого быть. Я чувствую, что не может. Ещё с секунду они таращились друг на друга, после чего Эдвард кивнул и с боевым видом стукнул кулаком по кровати. – Вот видишь! Даже ты чувствуешь! А мне моя интуиция – моя интуиция, Ал! – не просто говорит – она орёт во весь голос что-то в духе «ВЫ ЧО, СОВСЕМ ДЕБИЛЫ ИЛИ ДА???» – Не ори, наших разбудишь, – Ал с тихим смехом сгрёб Эда в охапку и оставил на его виске лёгкий поцелуй. Эдвард моментально успокоился и мечтательно заулыбался от этой спонтанной нежности. – Им и так непросто приходится… Твоя интуиция – это уже серьёзно. Но… – Но что ж делать? – Эд нахохлился и притих. – Это же просто… Пауза. Секунда на «элриковскую телепатию». – НЕТ, АЛ! – Эдвард невообразимым движением извернулся, схватил Альфонса за плечи и испуганно уставился в глаза брата. – НЕ ПУЩУ! Ал тяжело вздохнул. Он был готов к такой реакции. – А как иначе, Эд? Ты отлично понимаешь, что Флетчер наверняка решится. Отпускать его одного – мы все тут изведёмся, да и ему нужна поддержка. А со мной хотя бы… – Я поеду с вами! – Эд смотрел исподлобья, тяжёлым, но умоляющим взглядом. – Я без тебя не могу, дурень! И… и вообще! Не хочу! Мне хватило этих дурацких разлук, я ещё от Драхмы не отошёл, а ты… Он был вынужден замолчать, потому что Ал, растроганно улыбнувшись, прижал палец к губам Эда. – Я знаю, солнце. Я тоже не хочу отходить от тебя. Особенно сейчас, когда начнутся февральские морозы, – он кивнул на забинтованную левую руку брата. – Ты же без меня обязательно вляпаешься ещё в какую-то историю… – Ну так, значит… – с надеждой начал было Эдвард. Но Альфонс решительно мотнул головой: – Нет, Эд. И ты сам знаешь, что по-другому нельзя, – теперь уже он сам исподлобья грустно смотрел на старшего. – Расселу поддержка нужна не меньше, чем Флетчеру. А ему в Ксенотайм сейчас ехать точно нельзя. Да и вообще… с его ногой… – Ал немного помолчал. Теперь Эд его уже не перебивал, и он продолжил – тихо, почти шёпотом: – А ты представь себя тогда на его месте. Просыпаешься ты утром – а нас троих рядом нет. Конечно, в его случае есть ещё Винри, но… Как бы ты себя почувствовал? – Преданным, – еле слышно пробормотал Эдвард, понурив голову. – Вот именно, – Ал притянул Эда поближе и уложил его к себе на плечо. – Эд, я не могу бросить сейчас Флетчера. А ты не можешь бросить Рассела. Мы обязаны им помочь. Я смотреть на них не могу после сегодняшнего, оба как убитые… – Будешь тут убитым, – снова обречённо вздохнул старший Элрик. Мысль о предстоящей внезапной разлуке с Алом его самого совершенно выбила из колеи, и он отчаянно старался «надышаться» братом. Даже в темноте нащупал его пальцы стальной рукой и осторожно сжал их. Ал повернул голову и прижался щекой к макушке Эда: – Эд, ты же понимаешь… – Понимаю. Но от этого легче не становится, – прошептал, зажмурившись, старший Элрик. Младший помолчал. А затем, бережно водя пальцами свободной руки по плечу брата, привёл последний аргумент: – Мы ведь с ним вместе выжили в ледяных скалах. А тут – всего лишь Ксенотайм. Я знаю, ты скажешь, что всё равно переживаешь, но… Эд? – Будьте осторожны. И возвращайтесь побыстрее, – глухо попросил Эдвард, ткнувшись носом в плечо Ала. Да разве надышишься? – Давай соберём твой чемодан. Чем быстрее, тем лучше, – Эд нечеловеческим усилием заставил себя поднять голову и улыбнуться. – А то знаю я Флетчера. Если тебе уже это в голову пришло, значит, ему стукнуло ещё раньше, значит, может удрать в любой момент… А меня его братец утром четвертует, если я… Он снова не успел договорить – Ал резко подался вперёд, и слова «… ничего не сделаю…» Эдвард выдохнул уже ему в губы.***
– Может, всё-таки парку, а не пальто? – шёпотом в пятый раз переспросил Эд. – А шапка? А шарф? А ещё перчатки… – Эд, радость моя, – Ал еле слышно хихикнул, застёгивая последние пуговицы своего нового, только неделю как купленного пальто, – я же не на север, а на юг… – Да-а… а я без личного обогревателя останусь, – капризно проворчал Эдвард, прислоняясь плечом к дверному косяку прихожей. – Изверг ты. – Я-то? Пожалуй, немножко… – Ал пожал плечами и подошёл к брату. – … узнаю, что ты пошёл на работу без шапки – придушу, как вернусь. А ты знаешь, хват у меня неплохой. – Вообще-то это я должен командовать! – для проформы возмутился Эд, придирчиво оглядывая младшего с ног до головы и останавливаясь, наконец, на его лице. Взгляд старшего из придирчивого тут же стал ласковым, если не сказать растроганным. «Сентиментальничать» Эдвард уже который год совсем не стеснялся. По крайней мере в отношении Альфонса. – Я тут старший! – А я думал, командовать – это слишком низко для тебя… – Ал лукаво наклонил голову и обворожительно улыбнулся. – Ах ты!.. – Эд задохнулся негодованием и сжал кулаки. Тоже так, для виду. И на носочки привстал, чтобы быть с братом на одном уровне. – Ты что, у Рассела нахватался?! Ну я ему… – Ты Расселу что? – грозно поинтересовался кто-то из коридора, ведущего из гостиной в прихожую. Элрики почти синхронно подскочили от неожиданности. Эд обернулся – и нервно хихикнул: – Ой, Флетчер… да ничего, честное слово – это я так… – Смотри мне, – младший Трингам, почему-то одетый в дорожный костюм – брюки с пиджаком и светлую рубашку – погрозил Эдварду кулаком. Потом перевёл глаза на Ала – и… – Ал?.. А почему ты в пальто? Ты куда-то идёшь?.. Альфонс не сдержался и фыркнул, сунув руки в карманы: – Спросил у меня человек, посреди ночи стоящий при параде и с чемоданом в руке посреди прихожей. Иду, конечно. С тобой на вокзал. В Ксенотайм ехать. Пауза. – … что?! – Флетчер от неожиданности чуть не выронил чемодан, который держал в правой руке, и обескураженно вытаращился на своего лучшего друга. – Но… но как… но почему… откуда ты узнал, что я вообще туда поеду? Ал не успел ответить – Эд закатил глаза и тяжело вздохнул: – Яблочко от яблоньки недалеко гниёт… Рассел тупит, хоть и гений, и этот туда же… – Да ну братец! – Ал легонько пихнул его локтем в бок и устало пояснил Флетчеру: – Простая логика, друг мой. Или чуечка, как говорит мой брат… – Она тоже передаётся из поколения в поколения! – передразнил Эдвард Алекса Луи Армстронга. – Эд, ну прекрати уже… Флетчер опустил глаза. Он за последние три часа без сна столько всего передумал, что не бог весть. И только с полчаса назад твёрдо решил, что надо ехать. В душе творился полный раздрай, а тут ещё Эд… с семейными шуточками… про себя и Ала и про них с Расселом… И Ал – но ведь правда же стоит в пальто… и возле ног у него тоже чемодан. – Ал! А как же ты без Эда! – младший Трингам испуганно вскинул голову. – Или Эд, как же ты без Ала… Элрики, не сговариваясь, в унисон хмыкнули. У Флетчера снова болезненно сжалось сердце. «А вот Рассел…» – Мы договорились, что вы друг за другом присмотрите, – Эд скрестил руки на груди. – Потому что если мы тебя одного отпустим, Рассел что из меня, что из Ала расходный материал для своих реактивов сделает. А если я с вами поеду… – он раздражённо передёрнул плечами, словно отгоняя от себя эту соблазнительную мысль. – … то, как справедливо заметил Ал, Блистательного товарища однозначно удар хватит. – Да мы и сами тебя одного не пустим, – тихо заметил Альфонс. – На тебе лица нет, и ходишь ты, как привидение. При всей моей тактичности… – он неловко развёл руками. – Я думаю, что моя поддержка лишней не будет. Кто буду я, если оставлю тебя одного в таком состоянии, и кто будет Эд, если оставит в таком состоянии Рассела? Флетчер молча слушал друзей. Молча не потому, что сказать было нечего – наоборот, сказать хотелось много, очень много… но в горле першило, а глаза горели, и он раздражённо принялся их тереть жёстким рукавом пиджака. – Так, ну этого нам ещё не хватало, малой, – Эд неодобрительно покачал головой, шагнул к Флетчеру, отобрал у него чемодан, отставил его на пол в сторону и крепко обнял маленького доктора. – Не разводи сырость. Кабанчиком смотались туда-обратно, надрали мировой туфте задницу – и марш домой! Понял? – Смешно – мировой туфте… – сдавленно хихикнул Флетчер, благодарно обнимая Эда в ответ и смаргивая всё-таки выступившие слёзы. – Даже не сматерился… – Кто ж матерится в присутствие детей? – Эд хмыкнул, радуясь, что смог хоть немного взбодрить «мелкого». – Я уже не ребёнок… – Не смеши дедулю Эда, я динозавров видел – лично! Для меня не только ты, но и Ал с Расселом дети! Флетчер прыснул со смеху. Эдвард, кивнув сам себе, выпустил его из объятий и, заглянув в глаза, серьёзно попросил: – Нет, правда, Флетчер – вы там осторожно. И не задерживайтесь. Я позабочусь о Расселе, – в сторону, – если он меня не прибьёт утром, – снова в глаза, твёрдо, – но вы… ты всё-таки хоть позвони. Или письмо напиши. – Я… я написал уже, – Флетчер, нервозно сглотнув, полез во внутренний карман пиджака. – Думал, оставлю его на столе на кухне… но… раз так… Эд молча протянул стальную ладонь. Флетчер поколебался с секунду, вздохнул и вложил небольшой конверт без надписей в поблёскивающей в лунном свете протез. – Не бойсь, рука не дрогнет, – мрачновато пошутил Эдвард, пряча письмо в карман шортов. Флетчер в ответ лишь тяжело вздохнул. Повисло молчание. – Пора, Флетчер, – тихо позвал Альфонс. – Что? А, да, конечно! – младший Трингам встрепенулся и кинулся к вешалке – непослушными руками снимать с неё своё пальто. В это мгновение ему самому казалось, что он внезапно отупел – ничего не чувствовал, ни о чём не думал. Действовал на автомате. Наверное, это была защитная реакция организма. – Ал, а можно я… хотя бы до вокзала… – переступая с ноги на ногу, умоляюще начал Эд. Но младший Элрик твёрдо покачал головой. – Нет, Эд. Не надо. Долгие проводы – лишние слёзы. Ни к чему. К тому же я не хочу, чтобы ты по темноте и морозу и со сломанной рукой возвращался домой один. Старший болезненно сглотнул, зажмурился… и протянул руку: – Да. Ты прав. До скорого, Ал. – До скорого, Эд, – Ал, тоже зажмурившись до искр в глазах, до боли сжал ладонь брата. – Не забудь отдать Мустангу мой рапорт и прошение на Флетчера. Эдварду в этот момент почудилось, что стальные пальцы ощутили тепло родного человека. Боясь усилить внутренний Апокалипсис, он поспешно кивнул. Ал торопливо выпустил руку Эда, догадавшись о том, что чувствовал брат (и сам боясь растерять всю решимость в последний момент), и старший Элрик, открыв глаза (перед которыми, правда, плясали искры), неестественно улыбнулся и протянул руку туда, где, по его предположениям, был Флетчер: – Пока, Флетчер. Берегите себя. – Пока, Эд, – тонкие пальцы Флетчера крепко стиснули протезированную кисть Эдварда. Хотя голос младшего Трингама звучал крайне отрешённо, словно его обладатель был где угодно, но только не здесь. – И вы тоже. Ал взял с полки свою шляпу и вопросительно искоса взглянул на Флетчера: – Идём? – Идём, – еле слышно ответил тот – и оба, подхватив чемоданы, вышли за дверь. Эд провожал их взглядом до самой калитки – пока смутные силуэты не растворились в темноте. Ни Ал, ни Флетчер так и не обернулись. Хотя Альфонс очень мучился – конечно, он ведь знал, что Эдвард стоит на пороге, привалившись к дверному косяку, с босыми ногами, под холодным осенним ветром, и смотрит такими отчаянными глазами, что сердце разрывается. «Знаешь, Эд… Теперь я понимаю, что ты чувствовал, когда уходил через Врата». «Мне не нравятся такие сравнения. Если ты не вернёшься, я тебя убью». «Я себе тоже так говорил». «Ал! Я сейчас за вами прямо так и побегу!» «Шучу, брат, шучу». «Дурацкие у тебя шутки». «Обещаю, я скоро вернусь. И Флетчер тоже». «Я жду. Мы ждём». Младших уже давно не было видно. Наверняка дошли до угла улицы. А Эд всё ещё отрешённо смотрел им вслед. – Ладно, – наконец, пробормотал он сам себе. – Если я сейчас заболею, Рассел точно с катушек съедет. Он закрыл дверь, повернул замок и, вместо того, чтобы пойти спать или хотя бы заглянуть на кухню и согреть себе чаю, привалился спиной к стене, спрятал лицо в ладони и сполз на пол. – Вечно с этими младшими братьями так, – болезненно хмыкнул он, кусая губы. Белый пушистый Хеймерик молча подошёл и ткнулся носом в стальные костяшки Эда. Тот сдавленно шмыгнул носом.***
Рассел проснулся рано – с раскалывающейся головой. Рано – то есть одновременно с Винри, которая поцеловала его в щёку и выскользнула за дверь собираться на работу. Обычно после этого старший Трингам чуть ли не моментально снова засыпал, а просыпался уже часов эдак в восемь от того, что к нему перед работой по очереди заглядывала его любимая святая троица – Флетчер с мягкой обеспокоенной улыбкой и вопросом «Как самочувствие, братик?», Ал – деловито интересуясь: «Чего изволите на завтрак?» и, наконец, Эд, который ураганом влетал в комнату, моментально распахивал шторы и во весь голос орал: «ПРОСНИСЬ И ПОЙ, БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ!» – только после чего Рассел, ворча и нарочито недовольно щурясь, садился на кровати. Этот ритуал стал неизменным с тех пор, как они с Эдом переломали себе конечности по новогоднему гололёду, и не сказать, чтобы старшему Трингаму всё это не нравилось. Он, разумеется, делал вид, что ему всё равно («И вообще, дайте инвалиду поспать!»), но в душе обожал такие утра. А вот сегодня всё с самого начала шло не так. Старший Трингам, поморщившись, сел. Ещё темно – исход января, как-никак, семь утра… душно и вместе с тем холодно. А голова… что было вчера? Рассел нахмурился – и тут же болезненно скривил губы. Ах да. Дневник. Вернее, чёрт с ним с дневником. Вот надо оно было ему туда лезть, спрашивается? Старший Трингам злился на самого себя. Зачем, ну зачем? Понадобилось, видите ли, понять. Мёртвым уже всё равно. Какая разница, что он думает теперь о родителях? А вот живые – Флетчер… Старший поёжился и почему-то виновато вжал голову в плечи. Вчерашние слёзы младшего вывели его из состояния иллюзорного равновесия. Эд готов был убить любого за слёзы Ала. Сейчас Рассел его отлично понимал. Вот только убивать себя немного не с руки. Он свесил ноги с кровати и покосился на трость. Интересно, а Флетчер сейчас спит? Ему жизненно необходимо поговорить с младшим. Что Рассел ему вчера сказал? Опять глупость. В духе «Не реви, ничего не изменилось». Да как же не изменилось? Зачем он врал и себе, и Флетчеру? Рассел прикусил губу. Опять всё на те же грабли. Надо иначе. По-другому. Сегодня он поговорит с братом (с братом!) и скажет: «Да, это больно. Мне тоже. И да, всё изменилось, кроме одного – я тебя люблю по-прежнему. Ты можешь плакать, но помни об этом». Или что-то в этом духе, менее пафосное, но такое же искреннее. Сегодня. Обязательно. Чьи это шаги?.. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Винри. Лицо у неё было растерянное, едва ли не испуганное. – Не спишь, птиц? – прошептала она. Рассел изумлённо повернулся к ней всем телом. – Не сплю, Винхен. Что случилось? – в животе что-то ёкнуло. Рокбелл молча скользнула внутрь, включила лампу на прикроватной тумбочке и присела на краешек кровати. – Эд спрашивает. Он какой-то странный, нервный и сам не свой. Говорит много и сам себя обрывает, – Винри зачем-то поправила Расселу чёлку и вжала голову в плечи. – Сказал, что ему надо поговорить с тобой, но, если ты спишь, то он потом… – А Флетчер и Ал что говорят? – старательно спокойно и буднично поинтересовался Рассел, насмешливо приподняв светлые брови. Хотя предчувствие было очень нехорошее. Девушка нервно поёжилась, словно боясь сказать. Но всё-таки… – А Флетчера и Ала нет дома. Собственно, в этот миг мир мог бы и встать на паузу. Ничего бы с ним не случилось. Какой вообще смысл? – Позови Эда, – удивительно спокойно попросил Рассел.***
Старший Трингам исподлобья смотрел на своего лучшего друга, стоящего перед ним в неестественно задеревеневшей позе. Винри отошла к окну и встревоженно поглядывала то на одного, то на другого. Она-то совсем ничего не понимала – мальчики ей вчера ничего не сказали. А она привыкла не спрашивать, хотя сердце за них и болело. – Ну что? – тихо спросил Рассел. Эд до побеления сжал губы. Хорошо было бы ввернуть какую-то шутку, чтобы разрядить наэлектризованную атмосферу, но он не мог – слова застревали на пути к горлу. Рассел шумно потянул носом воздух. – … он хоть записку оставил? Эдвард молча кивнул, запустил руку в нагрудный карман кителя (он был уже в полной форме – скоро на работу в Штаб, один за всех), вынул оттуда небольшой белый конверт и протянул его другу. Только в этот момент самообладание изменило старшему Трингаму – он поспешно подался вперёд, выхватил конверт из рук Эда, неверными пальцами торопливо разорвал бумагу. Из него выпали два сложенных вчетверо листа, исписанных знакомым косым, но очень правильным и разборчивым (особенно для врача) почерком. Винри не выдержала и выскользнула из комнаты за стаканом воды – Рассел настолько побледнел, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. Эд же так ничего и не говорил – стоял отчего-то навытяжку, опустив голову. «Прости меня, пожалуйста, братик. Конечно, ты прав – это ничего не изменило. Не вздумай ругать себя. Ты ни в чём не виноват – ты лучший в мире старший брат, и я в неоплатном долгу перед Истиной за то, что ты у меня есть. Но всё-таки мне надо понять, что происходит. Я не могу сидеть на месте. Мне больно и тяжело. Я знаю, что тебе тоже. Но я не хочу тебе делать больнее, чем это уже получилось. Для тебя эта поездка не имела бы смысла, потому что ничего уже не изменить и не исправить. Я скоро вернусь, обещаю. Проведаю Элизу и узнаю кое-что о себе. Прости мне это совершенно дурацкое желание, но я ничего не могу с собой поделать – я хочу узнать, кто я такой на самом деле. Скажешь, я твой младший брат? Я лучший друг Ала? Я главврач Аместриса, военный доктор? Это правда. Это всё я. Но я не знаю, откуда я. И почему именно так. У меня есть семья – ты, Ал и Эд, Мэй, Винри, Рой и Риза, Рози… Это тоже правда. Никакой другой семьи и быть не может. И всё-таки – откуда я взялся? Прости, прости пожалуйста, не злись на меня, прошу, Рассел, и не делай глупостей. Я обязательно попрошу у тебя прощения ещё раз, когда вернусь. Прости. Я тебя очень сильно люблю. (Надеюсь, всё ещё) Твой непутёвый младший брат Флетчер» Разбирать слова было тяжело ещё и потому, что чернила в некоторых местах расплывались. Флетчеру это письмо тоже далось совсем не просто. Но Расселу… Когда Винри вернулась в комнату, письмо лежало у него на коленях. Сам Рассел спрятал лицо в ладонях. Эд гипнотизировал пол. Оглушительно тикали настенные часы. Рокбелл тихонько, на цыпочках, подошла к кровати, поставила стакан на тумбочку, села рядом с Расселом и осторожно обняла его сбоку. Старший Трингам нервозно хмыкнул, но попыток высвободиться не предпринял. Вместо этого, помолчав немного, он отнял руки от лица и снова взглянул на Эдварда. Тот, почувствовав на себе тяжёлый взгляд, тоже поднял голову. – Ну что, – Эд горько хмыкнул, – убивать будешь? Сразу Мустангу объяснительную написать о вечном отгуле по причине смерти? Рассел нахмурился. Как бы на него ни давило сейчас осознание собственной никчёмности, он не мог не заметить, что Эд тоже был чуть ли не белее простыни. Пусть в комнате царил мягкий сумрак зимнего утра, освещаемый лишь желтоватым светом лампы, старший Элрик казался натурально привидением – настолько его кожа контрастировала с яркой ультрамариновой военной формой. – Тут ни слова про Ала, – Рассел кивнул на исписанные листки бумаги. Губы Эда скривились в болезненной улыбке. – Конечно – Флетчер писал это до того, как узнал, что Ал поедет с ним. Пауза. – То есть… Ал тоже – поехал? – пробормотал старший Трингам, часто моргая. – Конечно, – Эд поморщился, отвёл правую руку назад и хрустнул плечом. Похоже, у него ныло место крепления автопротеза. – Сказал, что Флетчера нельзя отпускать в таком состоянии одного. Да и, честно говоря, я согласен… – Постой-постой, – Рассел замер, недоверчиво сощурившись. – Так ты… ты что – добровольно отпустил Ала? Эд снова болезненно хмыкнул, сунув руки в карманы брюк – совсем как Альфонс этой ночью. – Да, – просто и прямо ответил он. – Да, отпустил. Потому что Ал правильно заметил, что оставлять тебя одного с этим – тоже преступление. И тут тоже не поспоришь. Рассел пристально, не моргая, смотрел в лицо друга. Теперь он понимал. И бледность, и разом заострившиеся черты лица, и тени под глазами, и сам отсутствующий взгляд потемневших карих глаз Эда, и явно беспокоившие его на нервной почве протезы (Эдвард то и дело безотчётно дёргал то левым коленом, то правым плечом)… – Во сколько? – сипловато поинтересовался старший Трингам. Эд озадаченно приподнял брови: – Во сколько… они ушли? Рассел кивнул. Эдвард задумался, покосившись на окно. Там светлело хмурое, затянутое тучами небо и явно поднимался сильный ветер – так клонились чёрные голые ветви деревьев под его порывами. По такой погоде идти на работу с Алом и Флетчером – одно удовольствие, хотя без Рассела и скучновато. Флетчер важно рассуждает про полезность закаливаний, Ал с наслаждением раскидывает руки и даёт ветру трепать полы своего пальто – не зря же он Воздушный алхимик… Теперь же мысли о пути в Штаб нагоняли только тоску – даром, что в самом Штабе Эдварда ждал тяжёлый разговор с фюрером Мустангом, который очень нехотя подписал рапорт о больничном для Рассела и с которым теперь предстояло объясняться по поводу отсутствия Ала и Флетчера… – Примерно в четверть третьего. А что? – Эд снова взглянул на Рассела. Тот, к его вящему изумлению, измученно, но улыбался: – Да так… просто, – это значило, что Эдвард не спал последние часов шесть – если вообще засыпал. И почему-то Рассел испытывал по этому поводу только искреннее сочувствие к лучшему другу… и горячий прилив благодарности. – Значит, к вечеру они будут в Ксенотайме. Ты мне хоть рассказывай периодически, как у них дела – у вас же эта, «элриковская» телепатия… – Флетчер обещал тебе позвонить, – негромко ответил Эд. – А так – конечно, буду. Я ж не изверг. Пауза. – Вот как, – Рассел опустил глаза, кусая губы. Значит, позвонит. Значит, действительно взрослый, раз не боится. Да о чём это он – конечно, боится. Значит, есть целый день, чтобы придумать, что сказать брату, чтобы тот успокоился и не боялся. Да. – Спасибо, Эд. – Я? Спасибо? – во весь голос удивился старший Элрик, в свою очередь озадаченно моргая. – Нет, ты серьёзно – и даже не врежешь мне хорошенько?.. Он осёкся – Рассел протягивал ему ладонь для рукопожатия. – Мы в одной лодке, – старший Трингам дёрнул уголком губ. – Разве нет? Сейчас они смотрели друг другу в глаза, и Эд всё понял. Понял, за что благодарил его друг. «Ты отпустил самого дорого тебе человека и остался сам, чтобы мне было спокойнее за Флетчера и легче самому. Ты мучаешься не меньше меня. Я понимаю цену этой жертвы, друг. Спасибо,» – вот что на самом деле имел в виду Рассел. Эд до боли, до хруста пальцев сжал руку Рассела – и улыбнулся. – Да, – кивнул он, – в одной. Ненадолго повисла тишина. – Ладно уж, Удивительный политик, – разорвав рукопожатие, Рассел приобнял совсем притихшую Винри за плечи и лениво махнул Эдварду свободной рукой. – Топай давай на работу, а то тебя фюрер заживо съест – останутся рожки до ножки. – Сам ты козёл, – оскорблённо фыркнул Эд, поправляя манжеты кителя. – Я знаю, что я козёл, – Рассел ткнул в сторону друга указательным пальцем. – Зато ты – баран. По всем параметрам. И спорить с этим сложно. – А, ну если только с этой точки зрения… то, конечно, да, – Эдвард ухмыльнулся. А хорошо всё же, что у него есть такой язвительный лучший друг – с ним можно что угодно пережить, даже ядерный взрыв, всё равно шутить будет. И слава Фламелю. – Тогда я действительно – полетел… – Летающий баран – жесть, – Рассел в недоумении пожал плечами. Даже Винри, не сдержавшись, хихикнула. – Катись уже давай колбаской! – Я те дам колбаску! – Эд на всякий случай пригрозил Расселу кулаком и всё-таки направился в сторону двери, насвистывая под нос военный марш. – Ты мне лучше энергетик из моей лаборатории притащи, на кой мне колбаса! – старший Трингам пожал плечами. – Да иди ты знаешь куда?.. – Куда? – Далеко и надолго! – Эд, полуобернувшись, приподнял руку и, любезно улыбнувшись, продемонстрировал товарищу средний палец. Рассел, впрочем, в долгу не остался и, показав Эду кукиш, подмигнул: – Только если проводишь! Обменявшись таким образом любезностями, старшие, вполне довольные собой, уже вполне прилично помахали друг другу на прощание – и Эдвард скрылся за дверью. Две минуты топота по лестницам, минута мата на тему «долбанный китель, у-у, чёртова шапка!» – и входная дверь хлопнула. Старший Элрик убежал на работу. В этот момент Винри решилась поднять голову – Птиц?.. Рассел, смотревший в окно, перевёл вопросительный взгляд на неё. Рокбелл вздрогнула. Это же каким сильным человеком надо быть, чтобы шутить и язвить, когда, оказывается, так больно?.. Хотя Винри всё ещё не понимала, что случилось (кроме того, что Ал и Флетчер зачем-то уехали в Ксенотайм), боль и страх любимого человека были ей очевидны. А кроме прочего… Рассел плакал. Он даже не пытался сейчас скрывать слёзы, которые градом катились у него по щекам. Вместе с тем, старший Трингам улыбался. – Знаешь, Вин, Эд прав – я тоже не понимаю, как мы можем не быть родственниками, когда он так чертовски похож на меня. И уже через пять минут, лёжа на плече совершенно ошарашенной девушки (ему, конечно, пришлось ей рассказать всё от начала до конца), он прошептал, криво усмехнувшись: – А всё-таки, что бы Флетчер ни говорил, я худший старший брат. Это всё из-за меня.