Хохочет дуб у ворот –
Пора понять:
Он никогда не придёт,
Ни дать, ни взять.
Его монет имена,
Планет, комет…
А ты туда же, страна,
Неближний свет!
Флетчер проснулся ни свет ни заря и долго смотрел в потолок, пытаясь понять три вещи – почему ему так холодно, где он вообще и что это за тяжесть такая в районе сердца. Память возвращалась быстро, стоило лишь повернуть голову и увидеть смешно свернувшегося клубочком Ала, тоже сопящего под одеялом и пледом. Ну конечно. Ксенотайм. Гостиница. С видом на старый парк, в который они с Расселом удирали по первости после уроков… когда ещё ходили в школу. Младший Трингам, всё время убегавший от своих воспоминаний о детстве, вынужден был в них нырнуть с головой и теперь отчаянно пытался не утонуть. Не то чтобы детство не хотелось вспоминать совсем. Но в нём было столько мрачных и даже отчаянных моментов, которые Флетчер считал пережитыми и оставленными в прошлом, что сейчас болезненно щемило сердце от навалившегося эмоционального груза. А в парке иногда к ним прибегала Элиза, а однажды зимой Флетчер через эти дворы бегал к Бугмену… В носу защипало, и юный доктор неожиданно для самого себя чихнул. Он, конечно, попытался прикрыться одеялом, но было поздно – Ал проснулся. – Флетчер, ты чего? Заболел? – встревоженно спросил он, сев на кровати и сонно потирая глаза. – Температуры нет? Горло не болит? – Ал, вообще-то врач здесь я! – сдавленно хихикнул Флетчер. Обступивший его мрак рассеивался и в прямом, и в переносном смысле – Ал щёлкнул выключателем и теперь обеспокоенно оглядывал друга. – И что? Врачи болеть не могут? Чушь! – отрезал Альфонс, опуская ноги на пол. – Бр-р, холодина! На тебе моё одеяло, а я пошёл ругаться с администрацией и требовать обогреватели! – Ал, куда… – беспомощно пробормотал Флетчер, но было уже поздно – друг решительно укутал его ещё и своим одеялом, сунул ноги в тапки и прямо как был – в пижаме, растрёпанный и сонный, выскользнул в коридор. – Вот же дурень… Альфонс, конечно, был человек очень миролюбивый, неприхотливый и терпеливый – во всём, что касалось его самого. Но когда дело доходило до близких, он мог по щелчку пальцев превращаться в агрессивную фурию. Не прошло и пяти минут, как он вернулся в номер в сопровождении администратора (где он вообще в шесть утра администратора нашёл?), рассыпавшегося в извинениях. Администратор принёс им полный поднос с горячим завтраком – чаем, кашей, яичницей и какими-то замысловатыми пирожными, притащил пакет с тёплой одеждой и клятвенно уверил молодых людей, что за сегодня систему обогрева починят, а в номер ещё и донесут переносной обогреватель. – Уж будьте любезны, – проворчал Ал, выпроваживая работника гостиницы за дверь. – И чем быстрее, тем лучше. Понятно? Если мой друг заболеет, я вас по судам затаскаю, так и знайте! Не, ну каковы, а? – буркнул он, забираясь теперь с ногами на кровать Флетчера и забирая себе с подноса на тумбочке тарелку с овсянкой. – Что за отношение! Так ты точно не заболел? – Ал, я абсолютно и бесповортно здоров. А ты – большой дурак! – фыркнул Флетчер, подвигаясь, чтобы Альфонс тоже мог укрыть ноги одеялом. – Это почему же? – младший Элрик удивлённо покосился на него. – Потому что нашёл повод беспокоить людей! – Флетчер пожал плечами, подвинув к себе яичницу. – Подумаешь, я чихнул разочек! Не сахарный, не растаю! – Сахарный. Растаешь, – сурово отрезал Ал. – Я за тебя головой отвечаю. – Я ж говорю – дурак… – капризно протянул младший Трингам, привалившись плечом к плечу друга. Ал хмыкнул, но больше спорить не стал. Он был рад, что у Флетчера сейчас хоть глаза были более живые, чем вчера. – Согрелся? – … ага. Спасибо. – То-то. Ну… – чуть замявшись, Ал-таки решил спросить сейчас. – Какой на сегодня план? Флетчер неспешно отставил пустую тарелку в сторону и обхватил себя руками. – План… – он неопределённо пожал плечами. – Сходим на кладбище, проведать Элизу. А потом – в больницу, искать выписки. Не хочу здесь торчать ни минутой дольше необходимого. Альфонс понимающе кивнул, но промолчал. Да и что он тут мог сказать?***
Молодые люди в тёмных пальто стояли перед засыпанной снегом могилкой. Ветер пронизывал до костей, но они не обращали на это никакого внимания. На востоке прямо перед ними занимался холодный зимний рассвет. На небе не было ни облачка, поэтому по горизонту просто медленно расползалась алая полоска. Звёзды над головами нехотя гасли. На кладбище, кроме этих двоих, не было ни души. Вместо привычного большого памятника на месте изголовья могилы стояла невысокая статуя девушки, тянущей руки к небу. Ал шагнул вперёд и бережно смахнул снег, налипший на лицо статуи. Флетчер судорожно сглотнул, Ал прикусил губу. Хотя последний и помнил Элизу только маленькой девочкой, этот взгляд он узнал с первого мгновения – скульптор постарался. Флетчер опустился коленями в снег и принялся рисовать прямо по нетронутому белому покрывалу круг преобразования. Затем стянул кожаные перчатки, хлопнул в ладоши, приложил ладони к краям круга… – Простоят? – почему-то шёпотом спросил Ал. – Простоят, – таким же шёпотом ответил Флетчер, – месяца два, – и, помолчав, добавил: – Ей нравились гиацинты… Когда он поднялся на ноги и сделал шаг назад, у памятника лежал яркий свежий букет гиацинтов. Альфонс тоже присел на корточки, нарисовал другой круг и трансмутировал букет белых роз. – Поможешь? – Конечно. Флетчер наклонился и провёл преобразование без круга. Теперь они тоже должны были пролежать здесь долго – до тех пор, пока не растает снег. Парни вновь стояли перед могилой. Зимнее солнце невыносимо радостно слепило глаза, отражаясь от снежных блёсток. Флетчер беззвучно шевелил губами – наверное, говорил о чём-то с подругой детства. Ал зачем-то то и дело поглядывал на небо. Погасли почти все звёзды, оставалась одна, самая яркая и самая упорная… Наконец, исчезла и она. Странно – но ведь у них с Элизой было так много общего, например, любовь к тому, что над землёй. А он об этом узнал слишком поздно… – Идём, Ал. Пора, – Флетчер тронул друга за локоть. Альфонс внимательно взглянул на него. Глаза у Флетчера были красноватые, но сухие. В конце концов, когда долго смотришь на сияющий снег, чего ещё можно ожидать? – Идём, Флетчер.***
– Второй день без малых, – хмуро резюмировал Рассел, размазывая кашу по тарелке. – Мне не нравится. – Чем больше времени проходит, тем меньше ждать их возвращения. И нормальный рис, не жалуйся! – буркнул Эдвард, застёгивая китель. – Ну ладно, я потопал – пока Мустанг не… Настойчивый стук в дверь. Старшие озадаченно переглянулись. Хеймерик настороженно мяукнул с батареи. Винри обернулась, вытирая руки после мытья посуды. – Это кто там в семь утра решил заявиться? – удивилась она. Эд пожал плечами и прошаркал тапочками в коридор. Замок щёлкнул. – … да вы легки на помине, товарищ фюрер. – И тебе не хворать, Стальной, – раздался напряжённый голос самого Мустанга. – Можно зайти? – Можно. А что, что-то случилось? – Нет. Просто хочу поговорить. Есть пара моментов. После недолгой возни (Эд выдавал главе государства пушистые тапочки с ушами) Рой прошёл на кухню. – Доброе утро, – он кивнул Винри и Хейму и протянул руку привставшему Расселу. – Сиди уже. Как нога? Старший Трингам пожал протянутую ему ладонь и неопределённо мотнул головой: – Да как… нормально. Лучше, чем Эдова рука, опираться могу. Болит немного, но терпимо. – Ясно, – фюрер кивнул, немного замявшись. – Я сяду? – Чё как не свой? – удивился Эд, прислонившись плечом к дверному косяку. – Садись, естественно, – пока у него не было настроения ёрничать, как и у Рассела. Рой сел, немного поёрзал и скрестил перед собой пальцы. Повисла неловкая тишина. Наконец, фюрер откашлялся и начал, серьёзно глядя на Рассела: – Поговорить надо. – Говорите, – старший Трингам отодвинул кашу в сторону. – О чём? – О тебе и Флетчере. – ?! – Вот поэтому я и спросил, можно ли. Винри подошла и встала за плечом обескураженного Рассела. Эд нахмурился: – Что такого вы хотите сказать такого, чего мы не знаем? – Я тоже не знаю, но у меня есть предположение, и мне нужно, чтобы Рассел его подтвердил, – Рой поджал губы, не отводя взгляда от лица старшего Трингама. – Скажи мне, Рассел, – ты ведь знаешь, чем Нэш занимался в Централе, помимо экспериментов с красной водой? – Помимо? – Рассел потёр переносицу. – Почти все его записи были именно о красной воде и работе в Пятой лаборатории… – А кроме этого? Хоть упоминание? – продолжал допытываться Рой. – Рой, да что вы хотите-то? Какие вам эксперименты Нэша вдруг понадобились? Мало было геноцидной водички? – снова вмешался Эд. Мустанг отмахнулся, терпеливо дожидаясь ответа. Рассел безмолвно шевелил губами. Вдруг он поднял голову и утвердительно кивнул: – Были упоминания генетических опытов и исследований на основе открытий Менделя… а что такое-то? – Значит, действительно генетика, – Рой откинулся на спинку стула и коротко пояснил: – Недавно был обнаружен выживший сотрудник Пятой лаборатории. Толку от него мало, он хоть и выжил, но скорее из ума, чем просто. Но постоянно твердил о Нэше и о том, что этот учёный нашёл способ устанавливать генетическое родство… – Птиц! – ахнула Винри, вцепившись в плечо Рассела. Тот, забывшись, вскочил на обе ноги, но моментально зашипел от боли и упал обратно на стул. – То есть, вы хотите сказать… – начал Эд полуохрипшим от волнения голосом. – Это только гипотеза, – Мустанг кусал губы. «Великого фюрера» даже его ближайшая команда уже давно не видела в таком нервном состоянии. Чёрные глаза странно блестели. – Мне нужно было хоть какое-то свидетельство, чтобы убедиться, что это не бред сумасшедшего. – Рой… – умоляюще пробормотал Рассел. Его щёки пошли лихорадочным румянцем. Фюрер кивнул и встал из-за стола. – Будем искать, – негромко подытожил он и махнул рукой Эдварду. – Пошли, полковник. Будешь мне помогать в организации раскопок и расследований. – Рой, может, я могу чем-то помочь? Пожалуйста! – взмолился старший Трингам. – Я уже не могу сидеть дома без дела, тем более один! Можно я хотя бы буду сидеть в Штабе? Тем более такое дело!.. – Куда ты с твоей ногой пойдёшь? – Эд приподнял брови. – Знал бы – сломал бы, как ты, руку! – огрызнулся Рассел. – Нет, в Штаб сейчас тебя не возьму, – Рой покачал головой. – Флетчер в рапорте запретил. Но, – поспешно добавил он, заметив расстроенный донельзя взгляд Рассела, – могу организовать тебе работу здесь. Хочешь разобрать секретные архивы по Центральным лабораториям, которые обнаружились в библиотеке? Свежие, сегодня передали – всё равно никто, кроме тебя, не расшифрует… Это был просто подарок. Глаза у старшего Трингама тут же загорелись. – Хочу. Везите, – сипло попросил он. – Трудоголик… – вздохнула Винри, гладя его по голове. Мустанг тонко улыбнулся, искоса взглянув на Эда. Тот исподтишка показал ему большой палец. Уже когда Эд и Рой стояли полностью одетые у двери, Рассел, опираясь на трость, показался на пороге кухни. – Рой, скажите только одно – почему? – негромко спросил он. Пауза. Мустанг обернулся. – Потому что я тоже не верю, что вы с Флетчером не родные братья, – просто и честно ответил он, после чего поспешно вышел на улицу. Эд сделал другу на прощание большие глаза и выскочил вслед за главой государства. – … всё же Рой довольно неплохой отец. Да? – тихо поинтересовалась Винри, подойдя поближе. – Он же про Рози ни слова не сказал, – Рассел озадаченно покосился на неё. – А я и не про Рози, – Винри грустно улыбнулась. – Я про вас, мальчишек. Рассел опустил голову. Рокбелл была права. Рой был хорошим отцом. Куда лучше, чем Нэш Трингам, если уж честно. Несмотря на то, что второй был родным, а первый – даже не названным.***
Обратно в сторону центра города Флетчер повёл Ала не прямым путём, а каким-то крюком, через старый сад. – Хочу пройтись по важным местам, раз уж мы здесь, – скупо пояснил он, сворачивая в узкую улочку. Ал не возражал и не расспрашивал. Младший Трингам был настроен враждебно к Ксенотайму, находиться здесь ему было явно некомфортно. Альфонс не сомневался в том, что, уехав в Централ, Флетчер сделает всё, чтобы никогда больше сюда не приезжать. А значит, нужно было окончательно проститься со всем, что имело ценность в воспоминаниях. Флетчер вдруг остановился, как вкопанный. Ал чуть было не налетел на него со спины – даром, что тротуар был бугристый и очень скользкий. – Вот, значит, как, – криво усмехнулся Флетчер, подняв воротник повыше и переминаясь с ноги на ногу. – И не поспоришь. Альфонс взглянул туда, куда смотрел его лучший друг. Ничем не примечательный дом на углу. Полуподвальные окна украшены гирляндами, над дверью – вывеска с надписью «Приют музыканта». Видимо, кафе или бар. – Флетчер… – Ал, – негромко перебил его Флетчер, – смотри – здесь я научился играть на скрипке. – Так значит… здесь жил господин Бугмен с дочкой? – теперь Ал смотрел на невзрачный дом другими глазами. – Здесь. Они замолчали. Пошёл снег. Ветра не было, и крупные хлопья падали молодым людям на плечи. Впрочем… они и без всякого ветра были замёрзшие. – Зайдём? – тихо предложил Альфонс. Флетчер колебался недолго. – Зайдём.***
Очевидно, это был всё-таки бар, потому что у самой лестницы внизу оказалась барная стойка с угрюмым барменом, а в дальнем углу просторной комнаты (видимо, перегородки между стенами были выломаны) за большим столом сидела и веселилась в сопровождении кружек пива компания молодёжи. Помещение было полутёмным и сыроватым. Одинокие лампочки не могли осветить подвал. Впрочем, это было на руку Алу и Флетчеру – компания их не заметила. Почему-то обоим не особо хотелось с ними связываться. – Что будете заказывать? – угрюмо поинтересовался бармен, вытирая чистым полотенцем мутный стакан. – Два глинтвейна, будьте добры, – попросил Флетчер, вытаскивая из кармана деньги. Грузный мужчина подозрительно сощурился. – У нас только алкогольный. – Мне девятнадцать, – устало – сколько можно-то? – объяснил младший Трингам, протягивая бармену вместе с парой хрустящих купюр «корочку» в кожаной обложке – удостоверение главврача. Тот махнул рукой, взял только деньги и ушёл за стаканами для глинтвейна. Флетчер убрал удостоверение, взобрался на высокий стул и виновато шёпотом спросил у примостившегося рядом Ала: – Ничего, что я за тебя заказал? – Нет, всё хорошо – я тебе доверяю, спасибо, – тоже шёпотом ответил Альфонс, с благоговением оглядываясь по сторонам. Хотя Флетчер был его лучшим другом, в этом помещении возникало странное чувство – словно касался истории. Впрочем… Ал слишком ценил музыкальное дарование младшего Трингама, чтобы не считать ту легендарную встречу, о которой знал из рассказов, историей. Бармен принёс глинтвейн, и мальчики занялись напитком. На удивление, он оказался очень даже ничего – бодрящий, согревающий, горячий, с апельсиновым привкусом… не так, конечно, как дома у Элриков, но тоже вполне ничего. Пили молча. Бармен не мешал, уйдя куда-то в подсобку. Ал погрузился в свои мысли, а Флетчер… Флетчер невольно начал прислушиваться к разговору компании в дальнем углу. Четверо парней и три девушки отмечали, судя по громким тостам, встречу выпускников. Девушки были одеты до неприличия роскошно для этого богом забытого местечка: обтягивающие платья с разрезом от колена, глубокие декольте, тяжёлые украшения, меховые накидки, вызывающий макияж… Парни были сплошь в костюмах – небрежно расстёгнутые пиджаки, дорогие часы, ненароком выглядывающие из карманов жилетов… и вели себя до одури развязно – сально шутили, обнимали девушек и грязно ругались, вызывая восторженный смех дам. Впрочем, Флетчер с пары взглядов определил, что всё происходившее здесь было «показухой». Бриллианты в ушах девушек были всего лишь дешёвой бижутерией (алхимику ли не отличить настоящие драгоценности от стекла?), часы парней не менее дешёвой бутафорией (золочёные массивные цепи?). Рубашки и платья мятые и грязные, меха искусственные и активно лысеющие… В общем-то, ничего нового. Живя в столице, можно отвыкнуть от вида подобных сборищ. Но здесь, в провинции, молодёжь отчаянно пыталась порисоваться и выделиться друг перед другом. Всё это могло вызвать разве что грустную усмешку и не стоило внимания. Но Флетчер почему-то продолжал слушать и время от времени поглядывать на них. Что-то ему не давало покоя. Словно он знал этих людей. Словно они где-то уже встречались… – Эшли, не будь такой букой! – А что это у тебя за часы, Мартин? – А, эти? Эти мне папаша из-за границы привёз! Нравятся? Последний писк моды! Флетчер провёл ладонью по глазам. Ах да. Ну конечно. Как это он мог их не узнать – их, любимых одноклассников, из-за которых было страшно ходить в школу? Конечно, они выглядели многим старше (или, по крайней мере, пытались выглядеть) самого Флетчера… но это всё ещё были они. Альфонс с удивлением заметил, выныривая из своих размышлений, что Флетчер сжал кулаки. И что у молодого доктора дёргается веко. – Авиценна, ты чего?.. – Тш-ш, Ал, – дай-ка послушать… – … а помните этих двоих, блондинчиков? – неприятно хохотнул самый коренастый из всей компании, с высокой залысиной и оттопыренной губой, в синем костюме. – Малявок? – визгливо хихикнула девушка в красном платье с таким глубоким декольте, что можно было подумать, что она застегнула одежду не на все пуговицы. – Ну да, – другой парень, в сером костюме, с зализанными чёрными волосами, ухмыльнулся. – Забудешь таких… с нами ж учился младший, имя у него ещё такое странное, дурацкое… а старший периодически заглядывал проведать братца… – Злюка такой был, – угодливо рассмеялся низкий полный парень с маслянистыми губами, одетый в клетчатый костюм. – Разве что не кусался… – А куда они делись? – ярко накрашенная (с синей подводкой) высокая девушка с тёмными локонами, одетая в расшитое пайетками короткое платье – совсем не по сезону, – бросила в бокал оливку и зачем-то её поболтала. – А чёрт их знает, говорят, папаша сбежал к молодой, а мать по блядкам, а этим выродкам есть что-то надо было, вот и перестали в школу ходить… У Флетчера побелели костяшки сжатых кулаков. Ал тронул его за плечо и встревоженно шёпотом позвал уйти, но тот отрицательно мотнул головой. – … интересно, где они сейчас? – мечтательно протянула жеманная светловолосая девушка в голубом платье. – Сдохли, небось, где-нибудь в канаве, – беспечно фыркнул самый развязный, рыжий, в бордовом костюме, посасывавший сигару. – Точно, – подхватил «синий», – а может, младшего продали на органы… – А старший? – А старший сторчался! Громогласный хохот был прерван негромкой, но отчётливо прозвучавшей во всех углах сдержанной репликой: – Заткнулись все. Компания в недоумении замолчала – больше от неожиданности, чем вняв реплике стоявшего в темноте, у стойки, невысокого молодого человека, лица которого не была видно. – А ты кто такой, чтоб нам указывать? – нахально хмыкнул «бордовый», показательно хрустнув кулаками. – Чё, жить надоело? – Мальчики, давайте без убийств… – закатила глаза «красная». – Сейчас я буду решать, с убийствами или без, – парень раздражённо сбросил с плеча ладонь стоявшего прямо за ним рослого товарища и сделал пару шагов по направлению к столу, выйдя, таким образом, в середину зала, на свет. – Вытирайте свои грязные языки друг об друга. А братьев Трингамов не смейте трогать – если жизнь ещё дорога. Компания, опешив от такой наглости, переглянулась. Молодой человек, стоявший напротив них, по всем законам логики не должен был внушать страх: он был невысоким, худым… Большие синие глаза выдавали мягкий, неконфликтный нрав, растрёпанные светлые волосы подтверждали это впечатление. Но почему-то от этого парня, говорившего так сдержанно и спокойно, веяло чем-то… пугающим? Проигнорировав это предупреждение, «серый» встал и хамовато сощурился, сунув руки в карманы: – А ты им кто, брат, сват или кум? Тоже мне – защитничек нашёлся! – он торжествующе оглядел тут же загоготавших друзей. – Ща я твой язык знаешь куда тебе засуну, если не заткнёшься?.. – Я бы на твоём месте, Мартин, десять раз подумал, стоит ли у меня спрашивать, куда можно засовывать язык, – Флетчер – конечно, это был он, – сделал ещё пару шагов в сторону столика. Его голос стал натурально бархатным, глаза сузились. Ал, всё ещё остававшийся у стойки, мысленно уже несколько раз перекрестился, хотя верующим никогда не был. – Видишь ли, мой неосмотрительный друг, – ещё шаг, – я знаю столько отверстий и углублений в человеческом теле, сколько тебе и не снилось. Я могу наглядно продемонстрировав, засунув туда твой язык. А может, и не только язык… – Ты… откуда ты меня знаешь? – «серый» нахмурился и встревоженно отступил назад. Ему стало не по себе. – Да я вас всех знаю – как и вы меня, – младший Трингам зловеще хмыкнул, – ты, Рудольф, – он любезно кивнул побледневшему «синему», – что-то рано начал лысеть. А ведь так гордился своими кудрями. Что, время не щадит? – Ты-ы… – просипел тот. Флетчер уже смотрел на покрасневшего «клетчатого». – Ты, Тревор, закончишь диабетом второй степени и умрёшь до тридцати, если не прекратишь обжираться, – доктор Трингам с усмешкой кивнул на пирожные перед тем, – тебе, Эшли, – девушке в блестящем платье, которая застыла, некрасиво открыв рот, – стоит прикрыть рот – зубы у тебя кривые, да и несёт изо рта, как будто ты съела протухшую жабу, мне отсюда слышно – что, думаешь, раз в десять лет на свидания звали, так зубы можно больше и не чистить? Ты, Кэтрин, – девушке в красном, у которой вспотели руки, – с четвёртого класса так и не обзавелась ничем, кроме бюста, куда можно посмотреть? Имей в виду, большая грудь – большая вероятность искривления позвоночника и повышенный риск рака молочной железы. Ты, Моб, – «бордовому», буквально пошедшему красными пятнами, – уже начинаешь страдать деменцией. Смотри, осторожнее, не забудь обзавестись до сорока дурой вроде Луизхен, – кивок в сторону выронившей из рук бокал «голубой». С нескрываемой ехидцей: – Должен же кто-то вытирать за тобой, когда начнётся недержание. – Да кто ты такой?! – не выдержав, заорал «серый», брызжа слюной. Он выскочил из-за стола и стоял теперь перед обескураженными и потерянными остальными, сжимая тяжёлые кулаки. – Откуда ты нас знаешь? – Так вас трудно не узнать, – Флетчер улыбнулся. От этой улыбки всех присутствовавших непроизвольно пробрал мороз по коже, – любимые одноклассники. В повисшей тишине он поднял ладонь и приподнял надо лбом белую повязку. Сбоку, чуть ближе к виску, темнел бледный давний рубец. – … сложно забыть, – младший Трингам развёл руками. – Ведь у меня-то память, в отличие от вашего, не отшибло. – … ФЛЕТЧЕР! – ахнула вдруг девушка в голубом, придерживая своих полуобморочных подруг. – Умница, Луиза, – похвалил её Флетчер. – У тебя были потрясающие умственные способности, которые ты не до конца ещё спустила в канаву, в отличие от остальных… – Точно. Флетчер. Малявку звали Флетчером, – процедил сквозь зубы «клетчатый». – С каких это пор ты разговаривать научился, а, дюймовочка? – Про меня можете говорить что угодно, – младший Трингам наклонил голову. – Сравнивать с кем угодно, материть, выдумывать прозвища – на здоровье. Но если я услышу хоть слово в адрес моего брата… – … наркоши? – ввернул с ехидной улыбкой «бордовый». И это была фатальная ошибка. – Худющий, бледный, на химии помешанный – ну вылитый наркоша… Никто не успел понять, что произошло. Мелькнул светлый вихрь, раздался отчётливый глухой звук удара – и парень с полувизгом, полувсхлипом повалился на стол, держась за неестественно вывернутый локоть. – Уноси готовенького, – процедил сквозь зубы Флетчер, скидывая пальто. – Ну, кто следующий? – Ах ты!.. – зарычал «синий», кидаясь на молодого доктора с кулаками. Тот и глазом не моргнул – а обидчик уже валялся на полу, держась за живот и хватая ртом воздух. – Бестия! Да как ты смеешь!.. – девушка в красном, растопырив пальцы с острыми длинными ногтями, бросилась к Флетчеру. – Но-но, Кэти, я с девушками не дерусь – не лезь, куда не просят! – Флетчер легонько, словно ему ничего это не стоило (хотя Кэтрин, кажется, весила больше него раза в два, если не в три), перехватил девушку под рёбрами, едва ощутимо нажал куда-то на спине – и она, выпучив глаза, грузно осела на стул. Две оставшиеся девушки, испуганно вскрикнув, отскочили к окну и постарались вжаться в подоконник. – Вот, это уже… – ТЕБЕ ЖИТЬ НАДОЕЛО, МАЛОРОСЛИК?! – оглушительно взвыл «клетчатый», вцепившись в плечи юного медика. – Слышь, ты, – «серый» подался вперёд. Флетчер оказался в своего рода окружении. Губы «серого» кривились в мерзкой ухмылке, – пасть закрой. Мы будем говорить, что хотим и о ком хотим… особенно о твоём братце… – он шумно потянул воздух сквозь зубы, намереваясь плюнуть противнику в лицо – но не успел. Закономерно. Конечно, Ал мог вмешаться в драку ещё раньше. Конечно, по-хорошему, когда «клетчатый» повис на Флетчере, ограничив тому движения, Альфонс должен был уже оказаться рядом и прописать парню в челюсть. В своё оправдание младший Элрик мог сказать лишь то, что события разворачивались крайне быстро, за какие-то доли секунды. В любом случае, Ал всё равно подоспел вовремя – но не для Флетчера, а для последних двух его обидчиков. В конце концов, именно Альфонс в своё время научил друга обороне и контратаке… Флетчер, и без того доведённый за последние пять минут до белого каления, окончательно вышел из себя. А это означало буквально «Армагеддон» – ни больше ни меньше. Младший Трингам поднырнул под «клетчатого» и, когда он от неожиданности разжал руки, заехал ему со всего маху коленкой между ног. Парень, заорав не своим голосом, повалился на пол, держась за промежность, но разъярённый Флетчер ещё успел с недюжинной силой добить его прямо по пальцам каблуком с металлической набойкой. Раздался хруст, «клетчатый» не то засипел, не то захрипел, но молодому медику было уже не до того – он развернулся и живописно, со всей дури (откуда бы в нём вообще дурь? А вот нашлась же) ударил кулаком в нос всё ещё бестолково тянувшему слюну «серому». Когда тот отшатнулся, запрокинув голову, Флетчер локтем повалил его на стол, схватил первое, что попалось под руку (это была вилка) и занёс её над головой. Ровно в это мгновение его со спины до боли под рёбрами стиснул Ал. – ФЛЕТЧЕР, НЕ СМЕЙ! – ПУСТИ, ПУСТИ МЕНЯ, НЕ МЕШАЙ! Я С ДЕТСТВА МЕЧТАЛ ВЫДРАТЬ ЕМУ ЯЗЫК ЗА ВСЕ ШУТКИ В АДРЕС РАССЕЛА! – младший Трингам отчаянно брыкался. – ФЛЕТЧЕР, ТЫ ВРАЧ! – Альфонс зажмурился, надеясь, что друг не выколет глаза хотя бы себе. – ВОЕНВРАЧ! МОГУ ПЕРЕЛОМАТЬ ИМ ВСЕ КОСТИ, НАЗЫВАЯ ИХ НА ЛАТЫНИ! ПУСТИ, ПОКА ТЕБЯ НЕ ПРИБИЛ! – НЕ НАДО, ФЛЕТЧЕР, – ТЫ ЖЕ КЛЯТВУ ДАВАЛ! НЕ НАВРЕДИ, ФЛЕТЧЕР, СЛЫШИШЬ?! ТЫ В МЕДИКИ ПОШЁЛ, ЧТОБ ЛЕЧИТЬ, А НЕ КАЛЕЧИТЬ! Юный главврач страны чуть поубавил пыл в своих попытках высвободиться. Ал, восприняв это как удачный момент, немного оттащил друга в сторону и тише, но всё ещё горячо продолжил: – Авиценна, друг мой, я понимаю, тебе хочется их убить, но не нужно!.. – Я… я с детства мечтал… как они будут молить о пощаде… – судорожно всхлипнул Флетчер. Вилка, зажатая в руке, дрожала. – … а я не поддамся, потому что оставлять в живых таких сволочей – преступление! Меня искалечили – ладно! Но другие почему страдать должны?! Альфонс усадил друга на пол и, сам стоя на коленях, осторожно вытащил вилку из побелевших пальцев Флетчера и крепко обнял его, прижав руки к телу. – Рассел знал? – тихо спросил он. – … конечно нет, – смаргивая слёзы, пробормотал младший Трингам. – То есть… знал, что шутили… не знал, что били. А то бы сам… убил… Повисла тишина, прерываемая только монотонными тихими подвываниями покалеченных, шумным дыханием испуганных девушек да мерным стуком капель – когда Флетчер швырнул «серого» на стол, несколько бокалов и графин с вином опрокинулись и разбились, и теперь капали с промокшей скатерти прямо на пол. «Серый» явно боялся и шевелиться (лежал в груде осколков), и не мог издавать звуки – только беспомощно трогал превратившийся в кашу нос да глотал кровь. Ни один из компании не решался помочь другому. Наконец, Флетчер поднял голову с плеча Ала и, глубоко вздохнув, виновато прошептал: – Прости. И спасибо. – За что? – За дебош… и за то, что ты мне… не позволил им навредить. – Я бы не говорил так уверен, – усмехнулся Альфонс, поглядывая на «поле боя». – Отделал ты их хорошо… – Я… – Прости, что не помог. Ты справился быстрее, чем я сообразил. Флетчер изумлённо вытаращился в лицо совершенно серьёзному Алу. – Что? – Альфонс передёрнул плечами. – Я не хотел бы тебя отмазывать от убийства. Но вмазать им – дело святое. Я думаю, что это они ещё легко отделались. – Ты… – Флетчер ошарашенно заморгал. Ал кивнул и, взяв Флетчера за плечи, тихо пояснил: – Я бы тоже за такое в адрес брата убил. Младший Трингам слегка дёрнулся, подавился смешком и, опустив голову, прошептал: – Спасибо. В этот раз Ал не стал отвечать. Шевеленья за столом становилось больше, но оно всё ещё было очень судорожным. Побитые сползали со стола, оседали на пол, непроизвольно трогали повреждённые части тел… Флетчер поднял голову: – Поможешь, пожалуйста? Ал в недоумении нахмурился: – С чем это? – Ну… – Флетчер мотнул головой. – … С бардаком. Надо здесь порядок навести – пока я займусь… пациентами. Пауза. – Ты… уверен? – Ал круглыми глазами уставился на него. Младший Трингам грустно улыбнулся: – Ты прав – я медик. А медики людей лечат, а не калечат. В следующие несколько минут происходило нечто, о чём бармен, так и не решившийся выйти из-за своей стойки, впоследствии описывал посетителям как чудо, фантасмагорическую драму и сюрреализм в одном флаконе. Младший из светловолосых гостей неторопливо подходил к одному из пострадавших. Тот поперву шарахался от него в сторону, мычал что-то испуганное и пытался отползти… но молодой человек терпеливо дожидался, пока хрипы ужаса успокоятся, после чего касался кончиками пальцев повреждённой части тела – и по всему помещению разливалось мягкое зеленоватое свечение. А через несколько секунд огорошенный страдалец разглядывал полностью залеченную конечность со слабыми следами ссадин. Флетчер молча кивал сам себе и переходил к следующему – безмолвный разговор с которым был чуть болезненнее, потому что перед трансмутацией нужно было сначала вправить локоть вручную или вернуть на место нос… что он, впрочем, делал за доли секунды. Его рослый друг в это время занимался скатертью и посудой – собрав все осколки воедино на столе, он отстранил в сторону замерших парней, уже стоявших на ногах, и девушек и, хлопнув в ладоши, прижал руки к скатерти. Вспыхнуло голубоватое свечение, проскочило несколько разрядов, похожих на маленькие молнии – и кровавое пятно со скатерти начало бесследно исчезать, а осколки бокалов и тарелок нехотя потянулись друг к другу. К тому моменту, как на столе уже царил образцовый порядок, Альфонс убрал ладони со скатерти и обернулся. К нему, отряхивая руки, подошёл Флетчер. – Ну как? – младший Трингам покосился на стол. – Всё хорошо? – Да – только за напитки придётся заплатить, – младший Элрик кивнул. – Само собой. Я заплачу. – Напополам. – Но ведь буянил я… – А я тебя не остановил – поэтому поровну. Не спорь. – … ладно. – Как у тебя? Флетчер неопределённо пожал плечами. Да Ал и сам всё прекрасно видел. Со всей компании слезли показные блеск и шелуха. Флетчер не стал восстанавливать им потрёпанные и испачканные костюмы, но они не возражали. Сгрудившись в одну кучку у окна, молодые люди не то с ужасом, не то в растерянности неотрывно смотрели на младшего Трингама. Но – молчали. Альфонс вздохнул и протянул Флетчеру пальто и шляпу. Тот благодарно кивнул и принялся одеваться. Пора было уходить. Застегнув верхнюю одежду и надев головные уборы, оба подошли к стойке. Ал покопался в кармане, вытащил оттуда купюру приличного номинала и положил на прилавок. То же самое сделал и Флетчер. – Извините за погром. Надеемся, это компенсирует все неудобства, – вежливо сообщил Альфонс, после чего взял Флетчера за плечо и потянул к выходу. Тот не сопротивлялся. Вообще было видно, что это происшествие совершенно вывело его из состояния и без того хрупкого душевного равновесия. Зря всё-таки зашли. Не стоит возвращаться туда, где провёл столько счастливых моментов. Единственное, что хочется, – спалить тут всё к чёртовой матери. Только не хотелось тревожить тень господина Бугмена… У самой двери, на площадке наверху, Флетчер вдруг остановился и обернулся. – Господин бармен, вы слышали когда-нибудь о неком докторе Трингаме? – Слышал ли я? Конечно слышал! Кто ж в Ксенотайме не знает эту фамилию?! – до сих пор молчавший мужчина резко оживился и, разрумянившись, замахал руками. Куда делась вся его угрюмость? – Это ж национальный герой! Ему и его старшему брату недавно памятник у поликлиники поставили! Похожи, говорят, как две капли воды, – и сами на себя, и друг на друга, братья же! Ал тихо присвистнул. А Флетчер ни с того ни с сего ухмыльнулся: – Ну так слушайте – дарю два факта! Первый – в вашем «Приюте» знаменитый скрипач Бугмен учил десятилетнего доктора Трингама играть на скрипке! А второй, – он выдержал паузу и крикнул: – доктор Трингам только что лично устроил в вашем заведении погром на пару со своим другом – подполковником Элриком, четырежды героем Аместриса! – и, не дав никому никак отреагировать, уже в свою очередь схватил Ала за локоть и выскочил на улицу, в метель. В повисшей тишине дрожащий голос девушки в голубом платье заставил всех вздрогнуть: – Простите… памятник?.. Бармен вздрогнул, обернулся в сторону изрядно потрёпанной компании – и развёл руками: – А вы что, не местные? Не знаете что ли, что городок только за счёт имён славных братьев Трингамов жив? Золото-то давно не добывают! – и, мечтательно возведя глаза к потолку, с гордостью добавил: – Старший – главный лаборант страны, трижды герой Аместриса! Государственный алхимик, говорят, один из приближённых фюрера! Да и младший не хуже – главврач страны, герой, алхимик… – он вдруг побледнел и уставился на купюры, лежащие прямо перед ним. – Так это что же – младший сейчас и был? Сам Флетчер Трингам?! Собственной персоной – вместе с Альфонсом Элриком?! – бармен в исступлении схватил деньги, прижал их к груди и принялся приплясывать. Никто до этого и предположить бы не смог, что это мрачное существо способно так по-детски радоваться: – Да это ж сенсация! Вот так подарок! Да я и без денег разбогатею! Это ж надо – сам Флетчер Трингам! Рудольф – парень в сером костюме – провёл ладонью по залеченному носу и в прострации уставился на своих товарищей. Те молчали. Сказать больше было нечего.