(Не Вполне) Смертельная Битва. Том Первый

После этого небольшого флэшмоба атмосфера в полицейском участке, который стал теперь импровизированным клубным домом, значительно улучшилась. Убедившись, что никаких приспешников Хао поблизости нет, гости окончательно расслабились. Напряжение, оставшееся после стычки, еще некоторое время витало в воздухе, но вскоре растаяло и оно, и уже скоро практически все (кроме разве что излишне настороженного Рена и Юри) влезли в свои комфортные роли и принялись болтать о всякой всячине. Происходящее живо напоминало какую-нибудь сходку завсегдатаев твиттера или встречу товарищей по играм в дискорде — не хватало только музыки и какого-нибудь барбекю. Ощущение вечеринки усилилось после того, как Йо, широко улыбаясь, извлек из рюкзака походную колоду карт для игры в «Уно». Колода была встречена одобрительным гудением и уже через несколько секунд конторка, бывшая в роли обеденного стола, превратилась в игровой. — …Мисс Моника, будьте так любезны взять четыре карты, — вкрадчиво произнес Морт, выкладывая глянцевитый прямоугольник на стол, — и дальше играем желтыми. Моника бросила на него уничижающий взгляд. — Конечно, господин Морт, — произнесла она елейным голоском, — разве я могу отказаться? — У меня нет желтых, — заскрежетала зубами Нацуки, — это настоящее паскудство с твоей стороны, Морт. Тот притворно развел руками. — Зато у меня есть, — радостно ответил Чап, выкладывая восьмерку. Джимми Фриз плотоядно улыбнулся. — И это очень кстати, — заявил он, шлепая картой на стол, — Сайори, бери две. Сайори к тому времени уже нахватала порядочно и теперь с большим трудом присовокупила к своему набору еще два элемента. — Вы все такие злые, — обиженно протянула она. Джимми хмыкнул. — Ты не знаешь настоящей злобы. Как думаешь, почему мы запретили «Монополию» в этом участке? С этими словами он указал на лист бумаги, прилепленный к стене скотчем. На листе было изображение самой знаменитой настолки в мире, помещенной в знак запрета. — Чап три дня ни с кем не разговаривал после финальной партии. Мне иногда кажется, что он даже в крестики-нолики играет на победу, черт возьми. — Мои крестики самые крестовидные, Джимми, —пояснил Бодески, — а после того балагана, который случился, когда мы в последний раз играли в Монополию, я бы вас с Мортом вообще в тюрьму отправил. За мошенничество! Его глаза сверкнули гневом и обидой. Джимми попытался возразить, когда возле самого уха оглушительно гаркнули «Уно!». Фриз повернулся к источнику звука и от души заехал по затылку Трею Юсуи. Тот поморщился и отмахнулся. — Какого дьявола ты здесь шумишь? — прошипел Джимми. — Так чтоб все услышали, — невозмутимо парировал Трей, — что я близок к победе. — Ты близок к знакомству с нашим обезьянником и можешь вскоре его посетить, — пообещал Фриз, но уже скоро, увлеченный игрой, об этом позабыл. Первую партию в итоге выиграла Моника, победа во второй досталась Чапу. Бодески уже приготовился раздавать карты, когда его потормошили за плечо. Обернувшись, он увидел Юри. Она выглядела крайне обеспокоенной, пальцы нервно теребили темно-фиолетовые пряди. — Что такое? Юри замялась. — Н-не хотела отвлекать вас, ш-ш-шериф, но т-там на улице стоит какой-то мужчина… и выглядит весьма нед-д-д-дружелюбным. Чап выглянул в окно и убедился в ее правоте. На крыльце и правда стоял дюжий бородач в красной рубахе и парусиновых штанах. Нервно переминаясь с ноги на ногу, он постучал в дверь полицейского участка. Бодески выругался и забубнил что-то в духе «опять этот ебаный дегенерат приперся со своими вонючими курами». Кое-как приведя в порядок пижаму с пришпиленным к ней значком, он поспешил к выходу из комнаты. На ходу сунул Юри карты в руки. — Сыграй за меня, это надолго. Юри в нерешительности оглядела игроков и, кое-как пересилив свою тревожность, устроилась на месте Чапа. Игра потекла вновь, такая же веселая и яркая, как и цвета на глянцевитых прямоугольниках. — …что это за имя такое — Морт? — спросила Нацуки, выкидывая на поле зеленую шестерку, — оно полное или сокращенное? Каким тогда будет полное? Мортимер? Мортавиус? — Бля, Мортавиус круто звучит, — одобрил Трей, — как будто сутенер из семидесятых. Знаете, такой, в шубе и с огромной цепью золотой. — Как у Мистера Ти? — спросил Крис Харрис, вынудивший Йо пропустить ход. Брови Трея удивленно поползли вверх. — Нихренасе, пацан знает, кто такой Мистер Ти. А ты прошаренный! Крис смутился. — Разве что немного. Отец каждый день всякое старье по кабельному глядел. А поскольку телевизор у нас в доме один, то хочешь не хочешь, а пару раз все равно посмотришь. — Всего один телик? — изумился Юсуи, — не представляю, как так можно жить. — Н-не представляю, как м-можно вообще с-с-смотреть т-телевизор, — робко вставила Юри, — когда кругом столько чудесных книг… — Ну, знаешь ли, — вздохнул Джимми Фриз, приглаживая торчащие во все стороны волосы, — к полному собранию сочинений Курта Воннегута я вряд ли смогу подключить приставку. При звуках знакомого имени Юри немного вздрогнула. В горле мгновенно пересохло, язык стал липким и едва ворочался. Пытаясь преодолеть нахлынувшее смущение, она заерзала на месте и чуть не уронила карты. Юри сама заглядывалась не так давно на толстые томики с работами современного классика, но в школьной библиотеке нашлась лишь парочка вещей, а доставка онлайн не работала — как бы ни был хорош Джефф Безос, но в виртуальные миры Амазон свои щупальца протянуть пока не успел. Моника тоже оказалась бессильной — сгенерировать книги она еще хоть как-то смогла, но вот вместо содержимого там были только уродливые чернильные кракозябры в разных комбинациях. Для чтения они были непригодны. «Тебе лучше бы сообразить что-нибудь поскорее, а не то опять прошляпишь момент», — подсказал внутренний голос. Юри осторожно кивнула ему и спросила: — Л-любите читать? — Люблю, — подтвердил Джимми, потягиваясь и хрустя позвонками, — и писать тоже люблю, только не умею нихрена. Моя бабушка всю жизнь учила детей английскому, поэтому в ее доме было полным-полно книг. Когда игрушки уже поперек горла вставали, я обычно переключался на книжки. Так с тех пор и привык. А когда бабушка, царствие ей небесное, померла, я всю эту библиотечку и унаследовал. — Библиотечку, — хмыкнул Морт, — у тебя в хате целая комната под нее отведена. Три, мать его, огромных стеллажа. — Это все равно не так уж и много, — возразил Джимми и добавил, — Уно. — И вы все из нее прочли? — поинтересовалась Юри, выкладывая свою предпоследнюю карту на стол, — У-у-уно. Фриз засмеялся. — Практически все, кроме книг по садоводству, разве что. От этого я совсем далек — даже фикус, который мне как-то на днюху подарили, и тот сдох. Но всю художку осилил, даже нудятину типа Пруста и экзистенциалистов. Юри зарделась и еще сильнее заерзала на месте. Всю свою более-менее сознательную жизнь она мечтала о человеке, с которым можно было бы обсуждать литературу. Поначалу таковых не было вовсе — в школе с тихой и робкой девочкой дружить не хотели. С появлением литературного клуба все стало немножко лучше, но все равно не совсем то — Нацуки предпочитала увесистым, замешанным на психологии романам свои развеселые книжки с картинками, Сайори была довольно невнимательной читательницей, поэтому обсуждение книги с ней неизменно превращалось в лекцию, а Монику Юри и вовсе не решалась тревожить лишний раз, памятуя о том, в каком постоянном цейтноте живет глава литературного клуба. И вот теперь такой человек появился. Если, конечно, все, что он сказал, правда… но разве есть причины лгать? Юри вдруг захотелось побывать в той самой библиотечке. Порассматривать стройные ряды, теснящиеся на полках, полистать чуть пожелтевшие страницы, вдохнуть уютный аромат времени… Но пока она собиралась с духом, чтоб напроситься к Джимми Фризу в гости, Йо Асакура принялся рассказывать о том, как ему приходилось в детстве впахивать у бабушки и дедушки на огороде, и разговор свернул с литературной темы на садоводческую. Это раздосадовало. Бросив на стол оставшуюся карту, Юри коротко сказала «Я б-больше не играю» и поднялась из-за конторки. «Дура ты, — ехидничал внутренний голос где-то на подкорке разума, — вечно тормозишь, потому и остаешься всякий раз ни с чем. Неудивительно, что до литературного клуба у тебя не было друзей, Юри. Нужно обладать ангельским терпением, чтобы дождаться, пока ты закончишь фразу. Рассматривать таблицы Брадиса и то интереснее, чем с тобой болтать! А если кто-нибудь узнает о твоем маленьком секрете, то и вовсе пиши пропало. Тебе не место среди нормальных людей, чучело». Голос безжалостно колол прямо в душу. Очень захотелось поплакать в каком-нибудь укромном местечке, сокрытом от посторонних глаз, но в Трес-Кабронес, как назло, все были на виду. Или нет? «Нацуки вроде говорила что-то про душевую» — подумала Юри. Да, то, что надо. Правда, шериф упоминал неких поселившихся там пауков. Воображение быстро нарисовало здоровенных, мохнатых тварей размером с чайное блюдце, со злющими красными глазками и сочащимися ядом челюстями. Изголодавшиеся и дикие, они прыгнут из своих свитых под потолком сетей в волосы, за шиворот, заползут в туфли и примутся кусать, впрыскивая желтый, густой токсин в ранки. И поделом, с горечью отметила Юри. По крайней мере, так она больше не будет никого бесить своей робостью, тревожностью, заиканием и многими другими омерзительными особенностями личности. Неожиданно к горлу подкатил комок, глаза сами наполнились слезами. — Эй, ты в порядке? — из общего хора выбился обеспокоенный голос. Он принадлежал Крису Харрису. — Что-то не так? «Веди себя естественно, не провались хотя бы в этом» — Я в п-п-порядке, — попыталась Юри сказать максимально бесцветным тоном, — с-сейчас приду. Выскочив из общего зала, она снова оказалась в тусклом полумраке коридора. Глазам потребовалось некоторое время на то, чтобы приспособиться, но скоро Юри заметила поодаль деревянную створку, покрытую давно высохшей краской. На стене у дверцы и впрямь висела жестяная табличка с надписью «Раздевалка». Внутри неожиданно маленькой комнатки, больше напоминавшей предбанник, оказалась широкая дощатая скамья, шесть допотопных шкафчиков для одежды, пара стульев и стол. Всю мебель в комнатке покрывал толстенный слой пыли. Шериф не врал — душем в участке действительно не пользовались давно. Потревоженные незваной гостьей, серые клочья взметнулись в воздух и принялись настойчиво забиваться в нос. Юри оглушительно чихнула и едва не рухнула на стул. Она чувствовала себя абсолютно несчастной; сейчас могла бы спокойно пить чай в аудитории и читать какого-нибудь Кормака Маккарти, а вместо этого приходится каждую минуту опасаться за свою жизнь. И это не была шутка — уровень тревожности последние сутки просто пробивал все возможные шкалы и улетал куда-то в космос. «Но ведь ты же знаешь, как с этим справиться, правда?» — спросил внутренний голос. Юри знала. И для этого у нее хватало инструментов. Однако, запустив руку в карман леггинсов, она обнаружила там только пустоту. (проклятье) (где он?) Ответ пришел в виде движущейся картинки. Вот она сидит на скользком и грязном полу уборной в трактире «Дудка и трубник», а пузатый и глумливый ублюдок под кодовым именем «Серый Волк» надвигается на нее. Пальцы до боли сжимают рукоять. Ноздри улавливают запах пота, грязи и торжества, исходящий от мужика. Сейчас что-то произойдет. И правда происходит — дверь распахивается и бьет Серого по спине. Он падает и насаживается брюхом на нож. Кровь. Много крови. Такой же грязной и черной, как и сам Волк. Страх практически полностью уступает место омерзению и брезгливости. Как будто в лицо плеснули давно протухшей водой. Гадкое чувство. Юри вздохнула. Теперь понятно, почему ножа нет рядом. В последний раз сослужив добрую службу хозяйке, он навсегда остался в этом мире. Тревога снова подняла голову, и Юри машинально потерла запястье, чтобы привести себя в чувство. Это почти всегда срабатывало — легкий импульс боли вернул ее в реальность, но не окончательно — для того, чтоб вернуть себе полный контроль, понадобится нечто большее. Появилась мысль вернуться в общий зал и мимоходом прихватить чемоданчик с ножами, но от этой идеи Юри быстро отказалась. Девочки-то, может, и знали о том, как она предпочитала бороться со стрессом, а остальные? Что они подумают? Тем более Нацуки наверняка растреплет все секреты при первом же удобном случае — ни к чему кормить тролля. Тем временем зверь, требовавший насыщения, пробудился в ней самой. Обычно он брал плату кровью, но, может быть, сегодня получится удовлетворить его чем-то другим? Юри достала из маленького кармашка на груди блузки флакон с антисептиком. Обильно побрызгала на руки. Потерла их друг о друга, удаляя излишнюю влагу. Потом, немного подумав, поднялась на ноги и прикрыла дверь. По коже табуном побежали мурашки, несмотря на то, что снаружи стояла дикая жара. В горле стоял неприятный привкус, и Юри не могла понять, что его вызвало — напряжение, страх, стыд, ненависть к себе? Возможно, все сразу. Классический коктейль, смешать, но не взбалтывать. Шумно выдохнув, Юри запустила руку в леггинсы. Пальцы привычным движением отогнули край ткани. Где-то внутри довольно заурчал зверь. В сознании заметались чьи-то лица; их расплывчатые черты постоянно менялись, сращивались и перетекали друг в друга. Юри задышала чаще и расстегнула пару пуговок на блузке. Неожиданно перед глазами появилось сконфуженное лицо Джимми Фриза, прямиком из того момента, когда он остановил ее от непроизвольного стриптиза в общем зале. «А что бы толстячок подумал, если бы увидел тебя сейчас? Как ты сидишь здесь, в пыльной каморке, где лет пятьдесят никто не убирался, и дрочишь? Я думаю, его бы хватил удар! Хотя нет, для этого было бы достаточно просто увидеть твои руки, не так ли?» Укол стыда выбил Юри из равновесия, и она снова тоскливо вздохнула. Пожалуй, разум опять прав. Если бы помощник шерифа...Джеймс узнал о ее тайных… пристрастиях, он бы стал переходить на другую сторону улицы при встрече. И можно ли его в этом винить? Невеселые мысли быстро погасили возбуждение, поэтому Юри извлекла руку из леггинсов. Снова в ход пошел антисептик. Вытерев конечности о блузку, она не без труда поднялась с неудобного сидения. Сразу же явилась старая знакомая по имени «боль в спине» и аккуратно приземлилась между лопаток. Звание «книжного червя» Юри носила с гордостью и не отказывала себе в том, чтобы блеснуть начитанностью время от времени, но после перемещения в этот мир она уже несколько раз пожалела, что любым физическим нагрузкам предпочитала чтение в кресле. Наверняка у Моники или Нацуки не возникает внезапного ощущения, будто вместо позвоночника воткнут горячий железный прут. «Ну так у них и сиськи не такие здоровенные, дорогуша» — со смехом парировал внутренний голос. Поспорить с этим было сложно. Дверь в душевую оказалась запертой — видимо, насчет ограничения доступа шериф не шутил. Юри несколько раз подергала ручку, но ни к каким результатам это не привело. (ничего не ладится с тех пор, как ты здесь) (дура, Моника-то, может, и хотела оказаться в этой реальности, ну так скатертью ей дорога и рояль в причинное место, но ты, ты зачем за ней поперлась?) (вот именно. тебе здесь не место, одномерная, плоская имитация личности, иронично, не так ли? пустышка) Злые, надменные голоса сливались в единый хор, брызжущий ядом в самую душу. У Юри не было ни слов, чтоб им возразить, ни воли, чтоб на это решиться. Все, на что она оказалась способна — обвалиться на пол возле двери в душевую, свернуться калачиком и беззвучно повторять «хватит, пожалуйста, хватит!» — Никто тебя не схватит, уууухахахах, — отвечал ей голос сластолюбивого Бенни из трактира «Дудка и трубник». Она умудрилась пропустить тот момент, когда дышать стало тяжело. Просто в одну секунду из тебя вырываются вдохи, хоть и со всхлипами, а в другую на груди будто бы лежит гранитная плита. Надгробие. Панические атаки посещали и раньше; они стали спутниками жизни еще лет в тринадцать. Но эта превосходила все предыдущие в десятки, в сотни раз. Хор голосов уже не говорил, даже не кричал — от него исходил гул, и гул этот был наполнен такой ядовитой ненавистью и презрением, что не хотелось жить. Юри поняла, что ей прямо сейчас необходимо зарыдать, зареветь в полный голос. Плевать, что все услышат — если этого не сделать, то сердце просто-напросто разорвется. Но когда она путем неимоверных усилий смогла загнать в легкие хоть глоток воздуха, пронизанный болью вопль застрял намертво. Потому что в дверь душевой кто-то поскребся изнутри. Как ни странно, но именно этот звук вернул Юри способность мыслить. Сначала, конечно, показалось, что она накрутила себя до слуховых галлюцинаций. Однако вскоре звук повторился — легкое, едва слышное «ш-шорх, ш-шорх» по влажному дереву. Казалось, будто кто-то приставляет палец с отросшим ногтем к двери и быстро проводит им по поверхности. (отросшим и острым, очень острым) — Кто там? — выдавила из себя Юри. Получилось хрипло и жалобно. Голос девочки, проспавшей свою остановку и уехавшей на троллейбусе в незнакомый район. Она прижалась ухом к створке и прислушалась. Но с той стороны, как назло, больше не доносилось ни звука, кроме равнодушного «кап-кап-кап». Может, всему виной стресс, перенапряжение, перевозбуждение, в конце концов? Рациональная часть Юри советовала ей немедленно собраться и пойти обратно в общий зал, раскинуть еще партию в «Уно», а потом погрузиться в какую-нибудь книжку. Вернуться чуть ближе к нормальности, потому что призрак безумия был не просто рядом, а уже готовился схватить своими холодными пальцами за шею. Но была и другая часть — та, которая тянулась к макабрическому и зловещему, заходившаяся в восторге от фильмов ужасов и страшных сказок. Именно эта часть не позволяла сдвинуться с места. За дверью капли монотонно падали на пол, и Юри подумала, что сейчас она напоминает героиню кинговского «Оно», которая никак не могла решиться зайти в ванную, где ее муж вскрыл себе вены, устрашившись новой встречи с неизведанным. Заглянуть внутрь она не могла (вдруг что-то взглянет на тебя в ответ), но и подняться, чтобы покинуть комнату, сил тоже не было. «Наверное, именно так себя чувствовал ГП, когда Моника окончательно сломала скрипт» — пронеслась шальная мысль и принесла с собой укол сочувствия. Злость по отношению к главе литературного клуба Юри переварила уже очень давно, но парень — это совсем другое дело. Теперь, когда плясать под дудку скрипта необходимости не было, она увидела, насколько ГП оказался серым и непримечательным. И тем страннее казались чувства к этому болванчику, особенно в сравнении с настоящими, живыми людьми из реальности. Как глупо. Как смешно. Как наивно было любить всем сердцем картонного человечка. Обуреваемая мыслями о прошлом, Юри сама не заметила, как постучала в дверь душевой. Только чтобы успокоиться. Дать победить той половинке себя, которая верит в торжество разума. В то, что тень на стене, появившаяся из ниоткуда в ночной час, безвредна. В то, что за дверями заброшенной душевой в полицейском участке маленького городишки не водятся чудовища. Она замерла и задержала дыхание, но из-за створки не доносилось ничего, кроме маниакально спокойного «кап-кап-кап». Юри облегченно выдохнула. Все-таки ты действительно настропалила себя, подруга. Нацуки не просто так говорит, что рано или поздно ты поедешь крышкой. Но — хорошие новости — это случится когда-нибудь потом! Сегодня победа снова достается разуму. А теперь сделай милость, встань с этого веками не мытого пола и ступай обратно к людям. Гранитную плиту будто бы приподняли, пусть даже на пару сантиметров. Юри отстранилась от двери, встряхнулась, сдула со лба слипшуюся прядь. — Еще п-пару дней без помывки, и с волосами будет совсем не сладить, — тоскливо сказала она самой себе, — но это п-проблема для б-будущей меня. С совсем неженственным кряхтением Юри вернулась в вертикальное положение. Раскаленный прут тут же вернулся и занял свое место в позвоночнике. Но настроение он портил уже не так сильно — контроль над собой удалось вернуть, и даже совсем БЕЗ КРОВИ. Посмеиваясь над самоироничной остротой, Юри поплелась к выходу в коридор, когда из-за двери душевой раздались три коротких, ритмичных стука. Тук. Тук. Тук. От неожиданности Юри едва не запуталась в собственных ногах. Приподнятая было гранитная плита обрушилась с новой силой. Это не могло быть слуховым обманом. Может, чья-то шутка? Но ни одному человеку не могло бы прийти в голову сидеть в сырой темноте бог знает сколько и ждать случайного посетителя. Даже шутник с гигантским запасом терпения на такое не способен. Воображение с готовностью подсунуло монстра; бледную, тощую тварь с желтыми клыками, привыкшими рвать парное мясо. Юри попыталась заверить себя, что таких чудищ на свете не существует, и ей почти это удалось… если бы только факт того, что она переместилась сюда из другого мира, не раздвигал границы возможного. Хорошенько взвесив все возможные варианты, Юри пулей вылетела из раздевалки. По пути в общий зал она успела подумать, что больше ночевать в полицейском участке не станет ни за что.