(Не Вполне) Смертельная Битва. Том Первый

На вопрос «Что Анна умеет делать лучше всего?» сама Анна обычно без размышлений отвечала «Все». Но если бы то же спросили у ее будущего супруга, а так же его друзей и знакомых, то ответ был бы один — тренировать. Некоторые называли ее методы издевательством над людьми и, возможно, так оно и было на самом деле, но ведь эффект достигался, а это главное. С одинаковым успехом Анна могла бы привести к победе клуб НБА, хоккейную команду или сделать из какого-нибудь теннисиста средней руки второго Федерера или Надаля. Если бы он выжил, конечно, что не гарантировалось. Несмотря на то, что Киояма продолжала все эти годы твердой рукой держать Йо на пути поддержания формы, она скучала по настоящим вызовам. Поэтому, узнав о том, что команде Земного Царства, мягко говоря, недостает подготовки для победы в турнире, Анна сочла, что такой подаренный судьбой шанс упускать никак нельзя. За работу она взялась с удесятеренным рвением. И обитатели полицейского участка вскоре прочувствовали это рвение на своей шкуре. Спортивное оснащение участка оставляло желать лучшего, однако настоящий мастер всегда может приспособиться, поэтому новая программа тренировок для всех участников появилась за полчаса. Еще пятнадцать минут спустя она начала проверяться на первых добровольцах. Или не совсем добровольцах. — С этого момента начинает действовать ряд простых правил, которые определят порядок нашей с вами работы, — вещала Анна, стоя посреди подвала, превращенного в некое подобие спортивного зала, — правило номер один: на ближайшие… пусть будет несколько дней… вы подчиняетесь мне. Если я говорю «прыгай», вы спрашиваете «как высоко?». Если я говорю «задержи дыхание», вы не дышите, пока я не скажу. Если я говорю «принесите кофе», вы его приносите. Неповиновение — штраф. А штрафы увеличивают объем работы, который вам предстоит проделать. — А если… — робко начал Крис Харрис, но довести мысль до конца не успел. — Разве уже подошло время задавать вопросы, Кристофер? — Анна нахмурилась, — поздравляю, твой первый штраф — десять минут бега на месте. Крис стушевался и с нерешительностью поглядел сперва на шерифа, потом на Йо Асакуру. Ни тот, ни другой не торопились прийти на выручку. Все будущие участники турнира от Земного Царства стояли рядком, благо в подвале было удивительно просторно. Они напоминали класс школьников, согнанных на урок физкультуры к излишне строгому учителю. И Крису Харрису казалось, что он вот-вот схлопочет двойку. — Нет, ты не поняла, я… — По какой-то причине я до сих пор слышу тебя, а должна слышать топот маленьких ножек! — гаркнула Анна, — начал! С горестной миной на лице Крис Харрис побежал. В ботинках было не очень удобно, они слегка жали затекшие лодыжки, но о том, чтоб пожаловаться, не могло быть и речи. — Ускоряйся, — подстегнула его «тренерша», — ты все-таки не в булочную за нарезным вышел, в темпе работай. Поначалу «упражнение» давалось с трудом, да еще и воздух в подвале был затхлым и сухим, так что дышалось плохо. Но где-то через минутку легкие попривыкли, и дело пошло гораздо веселее. Найдя комфортный для себя ритм, Крис приободрился. «Все не так уж и плохо, справлюсь как-нибудь» — думал он, глядя на то, как Анна разъясняет что-то Джимми и Трею. Фриз то и дело шмыгал подбитым носом и с грустью косился на ящик с кучей каких-то формуляров внутри. — Часто приседаешь, Джеймс? — язвительно спросила Анна, — Судя по тому складу жира и мяса, что ты таскаешь в этих униформенных брюках, не очень. Но мы это сейчас поправим. С этими словами она легонько пихнула ящик носком сандалии. — Подними его. Джимми еще раз с тоской глянул на толстенные папки и кипы бумаг в ящике. Теоретически он мог бы справиться с такой ношей, но в награду за выполнение упражнения получил бы только надорванные мышцы спины или выпавшую грыжу. Добавлять страданий и без того измученному телу не хотелось, поэтому Фриз решил откосить. — Не, я же надорвусь к чертовой матери… — А на турнире, когда перед тобой будет стоять четверорукий громила, ты тоже скажешь «Че-т я не хочу с ним драться, надорвусь еще»? — возвысила голос Анна. — Если честно, то да… — признался Джимми. Желанием участвовать в боях он не горел — последние два дня продемонстрировали, что удовлетворения от них никакого, а по морде получать очень и очень неприятно. Анна буквально прожгла его взглядом. Джимми поежился, настолько неуютным сделалось все вокруг. Она ненадолго замерла, будто бы напряженно к чему-то прислушиваясь, и через пару секунд ее губы растянулись в торжествующей ухмылке. — Подними этот ящик, Джеймс, или я всем расскажу, что ты держишь в библиотеке на нижней полке сразу за собраниями мифов и легенд разных народов! Лицо Джимми Фриза последовательно сделалось ярко-алым, белым и зеленым. Он недовольно запыхтел и понурился. — Ты же обещала, что не будешь копаться в мозгах. — Не обещала. Да там и копаться не нужно, все на поверхности лежит. Подобная наглость вызвала в Джимми волну праведного гнева. Какое право эта белобрысая имеет вот так вот его шантажировать, да еще и самым сокровенным, о чем не знают даже Чап и Морт. А ведь с обоими Фриз знаком еще с младшей школы… Нет, это никуда не годится, счел он и вышел на вербальную тропу войны. Слово за слово, колкость на колкость — и вскоре Джимми присоединился к Крису Харрису. Крис утер лоб и сочувственно посмотрел на товарища по несчастью. Его собственное «штрафное» время уже подходило к концу. Оставалась лишь какая-то жалкая пара минут… — Что-то ты сдаешь, Кристофер, я ожидала большего от того, кто знаком с физическим трудом. Пришла пора высвободить твои внутренние резервы. Давай, еще десять минут! — произнесла Анна откуда-то сбоку. Стон разочарования вырвался из глотки Криса Харриса и поднялся к потолку. Мотнув головой и убрав со лба мокрые волосы, он вновь принялся наращивать темп. Вдох-выдох. Вдох-выдох. — Представь, что бежишь от папаши-мудака, — предложила Анна. Ему не надо было и представлять; в сознании живо всплыли картинки сегодняшнего ночного кошмара. Удушливый зеленый ад, земля, затягивающая в себя ноги с жадным чавканием и… смерть. Смерть с блестящим малахитовым телом и лицом мелкого домашнего тирана. Иногда, лежа в постели перед сном и допивая принесенное мамой какао, Крис думал, почему же отец так его не любит. Нельзя сказать, что он вообще не помнил добра от папаши — было время, когда Барни Боб еще не так сильно налегал на самодельные коктейли. Много лет назад он с легкостью выскакивал из роли «Крейна-трактирщика» и становился самим собой. Папа Крису нравился. Иногда он приходил в его уголок наверху, брал малыша на руки, пахнущие мылом, свежими булочками и апельсиновой газировкой, и спрашивал важным голосом: — Это птица? Это самолет? Может быть, это Супермен? Нет, ребята — это Кристофер Крейн, покоритель воздуха! И тогда он кружил сына по комнате, и по коридору, и по всему второму этажу. Крис смеялся — громко, заразительно, и мама тоже смеялась, иногда напоминая «Барни, осторожнее, еще уронишь наше сокровище!». Но Крис знал, что она это понарошку, только потому что так все мамы говорят. Разве может папа позволить, чтобы с ним что-то случилось? Да ни в жизнь! Он очень сильный! Вера эта была неколебима, потому что счастливых картинок в альбоме воспоминаний мальчика запечатлелось предостаточно. Однажды, когда Трикси уехала из города лично договариваться о закупке нового барного оборудования, папа задумал сам постричь сына перед походом в детский сад. «Сейчас чуть подровняем, и готово, сынок, только сиди смирно!» — предупредил Барни Боб, втыкая штекер в розетку. Но Крис ерзал и вертелся на стуле, в результате чего стрижка с одного бока получилась ровнее, чем с другого. В попытках исправить положение Крейн-старший дошел до того, что оставил только короткий светлый ежик на макушке, и потом, глядя на результат трудов в зеркало, оба хохотали до упаду. Вечерами, когда они втроем сидели на крыльце перед домом, Крис любил молча прижаться к отцовскому плечу щекой и провожать рыжий закат любопытным детским взглядом. Он обожал родителей без меры и был уверен, что это чувство настолько сильное, что останется с ним навсегда. Оно и было навсегда, пока не кончилось. Дни текли, складываясь в недели, и скоро вместо папы стал приходить трактирщик Крейн. Вот его-то Крис совсем не любил, потому что трактирщик был гадкий, вечно ругался нехорошими словами и пахло от него резко и горько. Маме Крейн тоже не нравился, и она часто приходила спать в комнату Криса. Порой по ночам он просыпался от того, что она прижимала его к груди и часто шмыгала носом. — Что такое, мамуля? — спрашивал Крис, сонно моргая. — Ничего, дорогой, я просто очень устала, — отвечала Трикси, и ее лучистые глаза глядели на него из-под опухших век. Он делал вид, что верил — не хотелось еще пуще ее расстраивать — и послушно засыпал под старым байковым одеялом. Однажды ночью Крис встал попить воды и уже хотел выйти из комнаты, когда услышал, как мама и трактирщик о чем-то оживленно спорят. Тревога кольнула под ребра, и жажду будто сдуло ураганом. Крис не слышал многого из того, что высказывали друг другу родители, а понимал еще меньше, но одно слово — короткое и страшное слово — врезалось в память намертво. Придя в детский сад следующим утром, Крейн-младший первым делом спросил у Томми, закадычного приятеля и вечного товарища по играм, что такое РАЗВОД. Томми тогда нахмурил редкие брови и сказал, что развод — это когда тебя приводят в большую комнату, где сидит много-много людей с сердитыми лицами, а самый главный дядька тебя спрашивает, кого ты больше любишь — маму или папу. И если ты выбрал, например, маму, то тогда главный дядька берет большой молоток и стучит им по столу, а твой папа пропадает навсегда. Перспектива такого выбора привела малыша Криса в совершеннейший ужас. "Если меня заставят выбирать, я умру, умру от разрыва сердца!" Потом Томми добавил, что на этом горести не заканчиваются — когда ты выходишь с мамой или папой из большой комнаты, все странно на тебя смотрят. Потому что РАЗВОД — это очень плохой поступок. Хорошие люди его не делают. Крис обещал себе об этом подумать, но додумался лишь до того, что когда Трикси пришла забирать его с продленки, он разревелся как трехлетка (в свои-то пять лет!) и попросил маму никогда не делать развод и не ходить к злому дядьке с молотком. Донельзя обескураженная, Трикси обещала. Сейчас Крис Харрис был очень зол. В основном, на отца. Но и на себя тоже. Эта злость подогревала, распаляла. Давала сил. Он набрал скорость, уже не замечая, как жмут в лодыжках ботинки. Ноги работали как поршни. Анна смотрела на него с нескрываемым удовлетворением. Но Крис ее не видел. Он сейчас вообще ничего не видел, потому что снова перенесся в южноамериканскую сельву, но на сей раз корни деревьев не лезли под ноги, ветви деревьев обмахивали разгоряченное лицо, а вместо чернозема ступни ощущали мягкий травянистый ковер. Пусть хищная тварь подавится — холм уже близко. Вот оно, спасение. Крис взлетел наверх по пологому склону и обернулся. Исполинский питон с лицом отца (нет, Крейна-трактирщика) бессильно раззевал бледно-розовую пасть у самого подножия. С клыков капал густой желтый яд. По какой-то причине чудовище и впрямь не могло увязаться за добычей. Но что же ему мешало? Крис огляделся и увидел огромную фигуру, сверкающую под ярким, жгучим солнцем. Каменный истукан, похожий на огромные головы с острова Пасхи, только на сей раз к голове прилагалось еще и тело, стоял на вершине холма, опершись на гранитную дубину. В золотистом сиянии он разглядел на лице истукана выражение суровой решительности. Древний страж нес вахту исправно и всем своим видом давал понять, что пока он на посту, никаких детей на этом холме не съедят. Окрыленный этим пониманием, Крис снова повернулся к змею. Тот с ненавистью глядел на него отцовскими глазами. И тут самообладание наконец дало слабину. Растворилось в клокочущей ярости. — Гребаный ублюдок, иди на хер! — заорал Крис, потрясая кулаком, — ты нам с мамой всю жизнь испортил, гнилой кусок дерьма! Я ненавижу тебя, слышишь, ненавижу, тварь! Он покачнулся, размазывая по щекам слезы. На мгновение почва ушла из-под ног, и Крис подумал, что сейчас он все-таки свалится к питону, но что-то подхватило его под мышки и прижало к себе. «Наверное, истукан и впрямь добрый» — пронеслась мысль. Он открыл глаза и обнаружил, что уткнулся лицом в живот шерифа Бодески. Хотел отстраниться, потому что застеснялся и даже устыдился своих эмоций, но тут горло само собой извергло новую порцию рыданий. Крис поднял на шерифа заплаканные глаза. Чап смотрел на него без капли насмешки или осуждения, лицо его было серьезным и задумчивым. — Ненавижу, — сдавленно прохрипел мальчик. — Понимаю, братец, — мягко сказал Бодески, — понимаю. Чья-то рука опустилась на плечи Криса, другая зарылась в волосы. Он повернул голову и увидел обеспокоенных Монику и Сайори. — И-извините, — произнес он, обращаясь ко всем сразу, — я не х-хотел вас переполошить. П-просто… просто… Он всхлипнул, и когда показалось, что сейчас слезы вернутся, Анна приблизилась к нему, решительно оттеснив остальных. Боясь, что сейчас последует еще какая-нибудь штрафная санкция, Крис попытался отстраниться. Но мучительница лишь осторожно положила ладони на его виски. — Все хорошо, — тихо заверила Анна, — все позади. Резко накатила сонливость, глаза сами собой закрылись, и Крис Харрис провалился в темноту, которая, однако, не таила в себе никаких кошмаров и опасностей.