МЕГУМИ ФУШИГУРО
Мы сидели возле больничной палаты в белых халатах в полной тишине, пока сестру Мегуми Цумики пытались спасти врачи после тяжёлой аварии. Мы постоянно прислушивались к звукам из палаты, но в то же время боялись услышать даже шаги. Сильнее всех на этом свете боялся Мегуми. Он мог показаться спокойным в эту минуту, но его ноги тряслись: пятки быстро отрывались от пола и прикасались к нему обратно. Моя рука лежала на его бедре. Я смотрела на профиль Мегуми. Он был бледный, словно давление упало до критически низкого показателя. Из палаты вышел врач. Его лицо будто съехало с черепа вниз — настолько он выглядел грустным и растерянным. Или скорее даже просто уставшим. — Как она? — Мегуми тут же поднял взгляд и посмотрел на врача, не моргая. Я молча сидела рядом и сжимала его ногу. — Мы делаем всё что в наших силах. Но шансы минимальны. Вы должны приготовиться к любому исходу. Мегуми опустил голову. Он пытался улыбнуться. Он прикусил нервно губу и согласно, энергично закивал без остановки. Врач оставил нас наедине. — Это конец, да? — глядя вниз и тряся ногами, спросил он, но явно не у меня. Этот вопрос он задал словно невидимому духу, существу, которому покорялась сама смерть. Мне было плохо видеть его в таком состоянии. Он был готов взорваться. — Конец для моей сестры? Для моей… сестры? — с каждым словом его голос всё сильнее искажался, комок сдавливал его горло с каждой секундой. Мегуми начал задыхаться от попытки контролировать эмоции. Он тяжело задышал через рот, глотая жадно воздух. — Я всегда буду рядом и поддержу тебя в любой ситуации, слышишь? Мы вместе справимся с чем угодно, Мегуми, — я обняла его сбоку и уткнулась носом в его плечо. Его трясло, а тело стало горячим. Мегуми шмыгнул и снова тяжело задышал, словно ему было стыдно проявлять эмоции. Он сжал моё предплечье и прижал к сердцу, словно молча умолял меня вылечить его. Я растерялась. Я впервые видела его слёзы. Но я решила просто молча обнимать его и дать время на проявление эмоций. Ему нужна была поддержка рядом, тепло родных рук, а не мотивационные речи. Спустя время, когда Мегуми успокоился, снова открылась дверь. Он поднял красные и опухшие глаза на врача, кашлянул и опустил голову, осознав, что показал своё заплаканное лицо. Я видела, что доктору самому стало лучше даже внешне, и расслабленно выдохнула. — Ваша сестра очень сильная. Пульс приходит в норму. Мегуми расслабил тело и уткнулся в моё плечо. Он снова тяжело дышал, вжимался руками в мой халат. Он вновь заплакал, но в этот раз от облегчения и счастья.***
ТОДЖИ ФУШИГУРО
Я сидела на полу, обнимала руками подушку, вместе с которой я скатилась с дивана. Мне было настолько жарко, что я хотела провалиться сквозь землю. И желательно потерять сознание, не в силах выдержать боли и ужаса. Я чувствовала свою вину перед неродившимся ребёнком и Тоджи. Считала, что была недостаточно здоровой, недостаточно умной, недостаточно знающей всех тонкостей беременности и недостаточно ответственной. Тоджи приехал с командировки намного раньше, чем должен был. Он с трудом нашёл билеты на ближайший рейс на поезд. Как и я не так давно, он тоже не мог осознать, что случилось. Хоть и на ранних сроках, но у меня случился выкидыш. Тоджи мечтал о ребёнке, у него был только взрослый сын Мегуми и взрослая дочь Цумики от прошлого брака. Я была моложе его на пятнадцать лет, поэтому Тоджи долго винил себя, что я не могу забеременеть из-за его возраста, хотя ему не было даже сорока, он был слишком молод, чтобы так говорить. Наши попытки зачать ребёнка длились два с лишним года. А когда получилось, я берегла себя и ребёнка всеми возможными способами, а Тоджи даже стал работать больше и усерднее, чтобы обеспечить нашу семью и дать нам всё, в чём мы могли нуждаться. Я не сразу заметила, как хлопнула дверь в квартиру. Тоджи быстро снял куртку и обувь и зашёл в зал, где сидела я, заплаканная, с бледным и опухшим лицом, обнимая подушку, которую я прижимала к животу. Меня качало вперёд и назад, словно само тело пыталось успокоить и укачать мой мозг, чтобы я смогла отдохнуть от стресса. Тоджи сел рядом со мной, я даже сквозь закрытые глаза увидела его тень, упавшую на моё лицо. Тепло его рук согрело мои плечи. Тоджи взял меня за руки, которыми я вжималась в подушку, собрал их вместе в больших ладонях и стал медленно целовать их, успокаивающе, несмело, словно боялся напугать. Мне захотелось плакать ещё сильнее. Я ревела навзрыд с завыванием, я громко кашляла и снова плакала, чувствуя, как слеза одна за другой текут с моих глаз. — О-они сказали… ч-ч-что у меня во-обще нет шансов те-еперь, — еле как сказала я, прерываясь почти на каждой букве. Тоджи продолжал целовать мои руки. Я трудом разлепила болевшие глаза и увидела, как он наклонился надо мной. Маленькая слеза скатилась с его спокойного лица. Он старался улыбаться, успокаивая меня. — Ну и ладно, — не вытирая слезу, словно боясь, что так я могу заметить её, сказал Тоджи. Он не смотрел на меня. Он убрал подушку с моих ног и крепко прижал к своему горячему телу. Я слышала, как несвойственно его спокойному лицу бешено и с яростной силой билось сердце. Он шёпотом добавил в самое моё ухо: — Я всё равно люблю тебя и никогда не брошу.***
САТОРУ ГОДЖО
Я сидела перед шоколадным тортом в ожидании, когда смогу зажечь свечи. Сатору зашёл домой, и я сразу же помчалась его обнимать. Я обвила руками его шею и поцеловала в губы. С моего лица не спадала счастливая улыбка. — С днём рождения, — сказала я и снова поцеловала его. Я любила касаться его тела, любила, когда он наклонялся ко мне из-за своего высокого роста, когда его руки обвивали мою талию и прижимали к его телу. Он целовал меня желанно каждый раз, даже когда грустил. Как сегодня. — Спасибо, — он с трудом улыбнулся, вздохнул и стал раздеваться после тяжёлого рабочего дня. — Что-то случилось? — спросила я. Я помнила, что у Сатору часто бывали проблемы со студентами, которые могли не воспринимать его серьёзно из-за молодого возраста. Он и сам недавний студент, поэтому многие не проявляли к нему должного уважения. — Да пару сорвал студент. Устал немного морально, — сказал Сатору и прошёл мимо меня на кухню, взъерошив волосы. Даже его движения были чуть вялыми. — Есть хочу. — Я купила твой любимый торт — апельсиновый в шоколаде. Будешь? Я пошла следом за ним на кухню и посмотрела на его реакцию. Он слегка улыбнулся. Повернулся ко мне, наклонился и нежно поцеловал, не забыв положить руку на талию. Я прикусила в улыбке нижнюю губу и подошла к столу. Зажигалкой я стала поджигать двадцать пять разноцветных свечей, которые я выставила сердечком. Сатору улыбался, наблюдая за тем, как я старательно зажигала свечи. Я придвинула к нему торт, села напротив и подпёрла щёки ладонями, упираясь локтями в стол. — Загадаешь желание? Сатору согласно кивнул. Он прикрыл глаза, задумавшись о чём-то. Я смотрела на его серьёзное и сосредоточенное лицо. Давно я не видела его таким уставшим. Он наклонился к торту, набрал полную грудь воздуха и сложил губы трубочкой. Он сдул каждый огонёк торта. Я похлопала радостно в ладони и достала из-под стола красную коробочку. Там лежал золотой браслет с его инициалами. В последнее время он любил носить кольца и браслеты, поэтому мне захотелось сделать ему какой-то ценный подарок, который точно мог ему понравиться. — Ничего себе. Да вы, дорогая, балуете меня, — Сатору посмеялся и открыл коробочку. — Вау… В его глазах чуть не заблестели звёздочки от смущения и удивления. Он достал браслет с бархатной подложки и надел его на руку. — Милая, спасибо тебе, — он перегнулся через стол и поцеловал меня в щёку. — Любой твой подарок — лучший подарок. — Он ласково щёлкнул меня указательным пальцем по носу. Я улыбнулась и покраснела. Сатору взял нож и разрезал торт, не убрав свечи. Он разложил два кусочка в две тарелки и разлил по бокалом вино, которое я поставила на стол перед его приходом. — Скромно, зато с любимой, — сказал Сатору и приподнял бокал. Я стукнулась своим бокалом о его и сделала глоток красного вина. На улице что-то громко бахнуло. Я вздрогнула и глянула в окно. Звук был такой громкий, что чуть не оглушил меня в тишине. Но я больше испугалась, на самом деле. Во второй раз тот же звук показался не таким громким, как в первый раз. Сатору встал и подошёл к окну. — Иди сюда! — сказал он мне сквозь смех. Я испугалась его реакции, хотя она была более чем позитивной. Я подскочила со стула и встала рядом с Сатору. Внизу стояла толпа молодых девушек и парней. Они махали руками, кричали и пускали фейерверки, которые ярко светили в позднем вечере. Сатору открыл полностью окно и высунулся из него, как мальчишка. — С днём рождения, Годжо-сэнсей! С днём рождения! — кричали хаотично ребята. Они прыгали на одном месте, поднимая руки вверх, верещали, дурачились, шутливо толкалась… Годжо, громко смеясь, помахал им обеими руками, и ребята ответили ему своим озорным громким смехом. — Они любят тебя, — сказала я и обняла его за руку. Я ощутила такое сильное тепло за Сатору, словно это меня поздравили с днём рождения студенты. Я была счастлива видеть Годжо таким энергичным и довольным. — Да, — вытирая щёку, сказал он. Его лицо сияло от улыбки, даже помолодело лет до пятнадцати. Он шмыгнул сквозь эмоции и снова глянул вниз. Я увидела, как в уголке его глаз сверкнула слеза. — Годжо-сэнсей лучший! — крикнули в один голос студенты и заулюлюкали, хлопая громко в ладони. Со второго этажа дома это казалось так близко… — Я должен к ним выйти, — сказал Сатору и отвернулся от окна. Он снова вытер щёку. Я увидела, что у него покраснели глаза. Он прятался от меня, переставая смеяться от переизбытка эмоций. — Беги к ним скорее! — сказала я и потащила его за руку к выходу. — Пойдём со мной? — спросил он и посмотрел на меня. Он посмеивался сквозь слёзы. — С тобой куда угодно.