Якорь прошлого

      Удачный ракурс – это подобрать сложнее всего. Намджун крутится с камерой перед зеркалом. Чтобы ни одного сомнения. С каждым разом сложнее поддерживать интерес и при этом не выдать себя. Он не может постоянно отправлять одинаковые фотографии, обрезанные по шею и зону паха. Со студенческих годов у Намджуна осталась татуировка под рёбрами (очень болезненная). Очередное напоминание из прошлого. И каждый раз на фотографиях приходится замазывать эту татуировку либо в редакторе, либо на коже. Однако страх постоянно преследует его: а если он забыл о какой-то детали, а если лицо отражается на какой-то поверхности, а если тело не такое, как у Хосока?       Но что же будет, когда он всё же откроется парню? Или просто ошибётся? Незначительная ошибка может принести огромные проблемы. Намджун прекрасно понимает, что в какой-то момент ему придётся раскрыть все карты; через неделю, месяц или полгода – не суть, но когда-то судный день настанет. Намджун боится этих последствий, реакции и чужих чувств. Он до сих пор не понимает, это благородный порыв или насмехательство? В любом случае, Намджун с каждый днём всё больше и больше времени проводит в переписке, чтобы постепенно открыть ему свой настоящий характер и дать ему привыкнуть. У него есть шанс на счастливое будущее с ним, потому что он сравнивал последние дни в диалоге перед паузой и увидел, насколько холодное отношение у Хосока к парню.       — Слушай, брат, думаешь, этот странный чебупель хочет к нам на работу устроиться? — бубнит под нос Юнги, высовывая голову из дверей в зал для гостей и замечая белобрысую макушку. — Я бы не советовал это место. Ставлю ему один из десяти Иисусов, и учитывай, что этот балл я накинул чисто из-за тебя.       — Хрен знает, молчит, ничего больше не спрашивает, — Намджун, бездельничая, крутит в руках полотенце, играясь и подбрасывая его. — Но согласен, это вызывает вопросы. Он почти каждый божий день приходит сюда и как от нехрен делать задницу просиживает. Не, я, конечно, ничего против не имею, — тут же добавляет Намджун, расставляя руки, — лучше уж он, чем какая-нибудь грымза, да и чаевые он мне хорошие оставляет, но ему что, совсем заняться нечем? Не работает как будто.       — Да-да, как будто бы и не работает. Может, у него отпуск? — Юнги оглядывается на Намджуна, а затем возвращает взгляд на зал, выискивая администратора, чтобы в случае чего успеть вовремя выскочить из служебного помещения. — Или… запал на тебя, а? — он комично двигает бёдрами. Намджун прыскает со смеху, потому что Юнги своими манерами и действиями очень часто напоминает ему старика.       — Погоди. Чо?       — Хуй в очко. Да ты сам подумай, брат, знаешь, педики ведь притягивают педиков.       — Э.       — А ты заметь. Он каждый раз садится за твой столик, — продолжает Юнги, не обращая внимания на застывшего от обиды Намджуна. — А если столик занят, то эта вафля стоит возле дверей и ждёт, пока освободится. Чё за дебил, да же?       — Ну, может… привычка? Любитель постоянств. — Намджун выглядывает следом за Юнги в зал и, уперевшись ему подбородком в макушку, приглядывается к парню.       Некоторые гости за ближайшими столиками косятся на две высунутые головы и усмехаются.       — Не смеши мои тапочки. Какая привычка, дебил? Это всего лишь столик в ресторане! У нас тут только одна девушка работает, и то она уже одним полужопием под венцом! У неё обручальное кольцо, и её хахаля я видел – страшнее человека не встречал. Ну, в плане, не урод, а… ну, аура такая… чёрная! Так что, брат, думаю, он на тебя запал, а свои отполированные яйца подкатить боится. Ну, может, такими темпами через пару годиков пригласит тебя на свиданку. А лет через двадцать пригласите меня на свадьбу, если я не укачу в Доминикану с горячей испанкой-моделью.       — И что мне с этим теперь делать?       — А чё у тебя с тем чудиком из телефона? Ты так и не связался с владельцем?       — Нет конечно.       — Ну и? Господи Иисусе, тебя реально окружают сплошные долбоёбы, я в их числе. Задумайся, может, и ты долбоёб?       Намджун в задумчивости поднимает взгляд к потолку, отыскивая на нём ответы. Он не хочет вдаваться в подробности, Юнги это знать ни к чему.       — Да нормально. Пойдёт. — Он отвечает на предыдущий вопрос, игнорируя насмехательство Юнги. Он всегда старается вывести на эмоции.       — Ты всё ещё хочешь потрахаться с ним?       — Конечно. Он такой красивый. Безумно.       — А с этим? — Юнги пихает Намджуна в бок и полностью возвращается в служебное помещение. У него на шее остаются две красные полосы от дверного проёма, и он трёт больное место.       — Да я ж его даже толком не разглядел!       — Что-то я не заметил, что для тебя внешность играет прям большую роль! — возмущается Юнги, эмоционально всплескивая руками. — Я помню, какую толстопопую страхолюдину ты пытался подцепить на Мёндоне!       — Бля, отстань, у нас разные вкусы.       — Конечно, они у меня не анальные. Вот ты, вроде, парень не страшный, не кривой, но подбираешь себе каких-то монстров. Ты, Белль с хуем, прекращай искать своё чудовище-миллиардера.       — Знаешь, — успокоившись, Намджун смотрит Юнги прямо в глаза и говорит ему правду: — Я уже давно ни с кем не спал, и мне как-то без разницы, с кем кувыркаться.       — «Кувыркаться»… Бля, Намджун, брат, ты реально заебал со своими словечками! Я тебя скоро ёбну, честно. Ну давай отправимся в дом престарелых. Там тебе любая отдастся бесплатно.       — Это тебе туда уже пора по возрастной категории. Но вообще. Я имею в виду, мне без разницы, спать с этим чудаком или с моим.       — Твоим? — удивляется Юнги. — Короче, предлагаю как-нибудь привлечь его внимание. У меня есть план-капкан. Ловушка Намджуна... Переходим к крайним мерам, чё он у тебя заказал? Давай там обсудим и приступим к операции, — Юнги потуже затягивает фартук и натягивает воображаемые перчатки, — а то думаю, наше всевидящее око сейчас увидит, что мы снова с тобой шароёбимся.       Намджун шагает к столику. Белобрысый парень, сжатый, ждёт свой заказ и сидит неподвижно – он будто ждёт, пока его заведут, как механическую игрушку, и он зашевелится. Никого вокруг себя не замечает. Он может очень долго смотреть в окно или на окружающих его людей, время от времени он проверяет телефон, листает толстые журналы и каждый раз оглядывается на двери. Намджун разгоняется и в метре от столика намеренно запинается о собственные ноги.       — Ох, чёрт, простите! — восклицает Намджун, когда замечает, как горячий суп стекает по одежде гостя. — Горячо же! Чёрт-чёрт-чёрт, простите, я такой неловкий!       Слышится отдалённый смех Юнги, который он пытается подавить полотенцем. Намджун на мгновение теряется, забывается, заглядывая на лицо парня, а тот, ошарашенно глядя себе между ног, в немом крике раздвигает ноги и начинает быстро махать полотенцем. Тогда Намджун опоминается. Он хватает со стола салфетки и начинает вытирать ими суп на штанах парня. Он усиленно трёт салфеткой, между делом поглядывает на парня, отслеживая его реакцию, и старательно делает вид, что действительно раскаивается (интересно, а химчистка его штанов дорого обойдётся?). И вообще: «Простите, извините, я всё исправлю, обед за счёт заведения и скидка при следующем посещении». Юнги, отвлекающий администратора анекдотами и своими попытками продемонстрировать художественный свист (он не умеет свистеть), мельком поглядывает на Намджуна, чтобы убедиться, что их план сработал. Намджун ненадолго давится от смеха, когда замечает, насколько красное у Юнги становится лицо от его потуг, но затем снова возвращается к своей актёрской игре. В процессе он перестаёт замечает, какую силу прикладывает, чтобы стереть остатки супа, парень инстинктивно сводит колени и вежливо просит Намджуна остановиться.       — Извините ради всего святого, я не хотел приносить вам неудобства. Обувь ужасная, натёрла ноги, привыкнуть не могу, — с лживым волнением тараторит Намджун, он выпрямляется, с поддельной тревогой оглядывает парня.       — Н-ничего...       — Всё в порядке? Суп горячий. Может, я могу как-то помочь? Принести, к примеру, штаны на замену, — он складывает ладони в молящем жесте.       — Не думаю, что смогу заменить СВОИ штаны на ВАШИ. Я в порядке. Не беспокойтесь. Он не совсем горячий, вам повезло. И мне.       Намджун, насторожившись, выпрямляется, складывает пальцы в замок. Он с подозрением глядит на парня, ему не нравится этот высокомерный тон, а затем начинает разглядывать его с ног до головы. Ключицы появляются из-под разреза футболки.       — Конечно. Я приношу вам свои глубочайшие извинения. Повторить ваш заказ?       Парень сначала открывает рот, чтобы согласиться, но замолкает, задумчиво смотрит на Намджуна, будто оценивает его, и продолжает:       — Знаете, раз уж мы заговорили с вами... Не знаю даже, мой вопрос покажется вам странным. Но я ищу одного человека. Высокий, стройный, на вид лет двадцать-двадцать три, волосы блонд, модельная внешность, и… так тяжело описать чьё-то лицо!       — Простите?       — Сейчас-сейчас, — парень торопливо достаёт свой телефон из внутреннего кармана пиджака, а затем поворачивает его включённым экраном к Намджуну, на заставке фотография человека, который подходит под описание. Возможно. — Этого человека не видели?       — Простите, не думаю, что видел его здесь. А если и был, то, возможно, не в мою смену. Я здесь работаю долгое время, и лица, порой, запомнить тяжеловато, если это не наш постоянный гость.       — Он здесь частенько бывает. Или бывал. Вот как? — удручённо произносит парень и, смирившись, возвращается в своё неподвижное состояние. Отверженный и сломленный.       — Я постараюсь запомнить его для вас, если увижу, — утешает его Намджун, — я поинтересуюсь специально для вас у остального персонала. Возможно, кто-то видел его у нас.       — Было бы очень любезно, — улыбка и взгляд, полный надежды, возвращаются на Намджуна. Его голос с налётом личной трагедии снова заставляет испытывать к нему какое-то сочувствие, а не жалость. В нём есть роскошная драма. В этой осанке, в этих сдержанных жестах. — А камеры посмотреть нельзя?       — К сожалению, нельзя. Прошу прощения, вам повторить заказ? За наш счёт.       Намджун оглядывается назад, чтобы оценить обстановку, и его глаза расширяются от удивления, когда он видит Юнги, который валяется в руках администратора, их окружают сотрудники ресторана, они машут на Юнги полотенцами и брызгают водой. Намджун, приоткрыв рот, теряет дар речи, он ведь даже ничего не слышал!       — Вы хотели сказать: за ваш счёт. Вы ведь из своего кармана будете это оплачивать.       Намджун, растерянный картиной Юнги, которого заносят на кухню, возвращается к парню, задумывается, вспоминая, о чём они говорили, и ничего не произносит в ответ, слабо улыбаясь уголками губ: он прав. Ему не терпится подбежать к Юнги.       — Давайте сделаем вид, что я ужасно сильно проголодался, — на его предложение Намджун с облегчением выдыхает, подкупающая улыбка, робкая, но доброжелательная. И тогда Намджун думает: а что если он действительно со мной флиртует? «Эй, ты что, не видишь, что нравишься мне? Может, ты уже пригласишь меня на свидание или возьмёшь у меня номерок?»       Но если это правда? Если Намджун не накручивает себя? Стоит дать какой-то ответный знак? Принести ручку и бумажную салфетку? Предложить после смены прогуляться по району? А потом проводить до дома и дождаться двусмысленного приглашения домой? Либо Намджуном руководит острое желание ощутить физически чьё-то тело.       «Жопа горит», — со злостью на душе думает Намджун, вбивая заказ в кассу. Затем он сразу забегает на кухню и видит Юнги, который сидит на перевёрнутой пластиковой коробке и пьёт воду. Он выглядит совершенно здоровым и радостным. Он что-то шутит, и люди, окружающие его, смеются. Намджун спокойно выдыхает.       — Что случилось, брат? — Намджун подходит к Юнги, когда остальные возвращаются на свои места.       — Пиздец, я чуть с прабабушкой не столкнулся лбом. Бля, я чуть не помер, пока твою задницу прикрывал!       — Да что произошло-то?       — Да чё. Ничё. Я пытался впечатлить эту дуру своим художественным свистом. Забыл, блять, что дышать надо правильно, и сознание потерял.       Намджун громко хохочет на всю кухню.       — Сука, чё ты ржёшь, вобла двухметровая! Я чуть копыта не отбросил! Хоть бы спасибо сказал.       — Да, брат, это сильно. Спасибо. Реально.       И снова смеётся.       Телефон вибрирует в заднем кармане, Намджун, принимая на раздаче блюдо для семейной пары, вынимает его и видит – «Не поднимать трубку». Сердце уходит в пятки. Он позвонил?! Зачем?! У Намджуна начинают дрожать пальцы, он опускает тарелки обратно на полку, с тревожным видом отклоняет вызов. Это конец. Это плохой знак. Это не случайный звонок. Намеренный жест.       «Неужели догадался? Неужели я как-то выдал себя?» – испуганно рассуждает Намджун, лавируя между столов и разнося заказы. Слушать гостей становится почти нереальным, и он просит заменить, чтобы отойти и выпить воды. В этот момент в раздевалку заходит Юнги, чтобы переодеться и пойти домой. И, возможно, по пути он добавит новую остановку – продуктовый, он не имеет сил готовить, но есть всё же надо. У него завтра выходной. Он находит в раздевалке Намджуна, который отжимается возле лавочек.       — Догадался, догадался! — только и отвечает Намджун на вопрос Юнги. Тот дёргает его за плечи и заставляет встать во весь рост.       — Кто догадался? О чём? Что ты с шефом меняешь алкоголь из бара на еду?!       — Нет! — огрызается Намджун. — Тот парень, из переписки. Он уже трижды позвонил мне! Мне кажется, он что-то узнал. Он узнал, что я не Хосок. Узнал, что не Хосок отвечал ему.       — Ты уже принял звонок?!       — Нет...       — А сообщения читал?       — Нет...       — Тогда с чего такие выводы? — успокаивает Намджуна Юнги и, расстёгивая пуговицы на чёрной рубашке, подходит к своему шкафчику. Он вешает униформу на плечики, стягивает штаны, аккуратно складывает их и кладёт на полку, туда же кладёт бейджик и фартук. Намджун всё ещё не отвечает. Затем Юнги стягивает носки, складывает, надевает новые – в раздевалку заходит Харин, чтобы заступить на смену (она задержалась из-за учёбы), но замечает Юнги в одном нижнем белье, вскрикивает и вылетает в коридор, – натягивает джинсы, ухмыляется, накидывает голубое поло, залезает в найковские кроссовки, проверяет себя в отражении, разбрызгивает новые духи, поправляет причёску пальцами. Юнги думает: «Сейчас идеальный момент, Намджун никак не сможет отпроситься со смены, надо сказать, что сейчас я пойду пить в бар с друзьями. Но как долго я буду его обманывать?» И он делится своей мыслью вслух.       Юнги залезает в свой телефон, позабыв о существовании Намджуна, и ищет кого-то в сети.       — А тебе не рановато алкоголь с таблетками мешать?       — Я же говорил, что закончил курс.       — Когда следующий?       — Ой, ну, надеюсь, никогда, — бубнит Юнги, всё ещё не отвлекаясь от телефона. — Это с психиатром надо же беседовать. А денег нэма.       — Ясно. — А потом после долгого молчания признаётся: — Я боюсь туда заглядывать, — он останавливается на тридцатом отжимании, встаёт на ноги, тяжело дыша, проверяет свою рубашку – не мятая и не потная.       — Чего? — не понимает Юнги и, строя бестолковый взгляд и приоткрывая рот, смотрит на Намджуна, ожидая ответ. — Куда заглядывать?       — В телефон боюсь смотреть. Я не знаю, что он мог написать мне.       — Кто?       — Парень тот.       — А. Понял. Точно. Ну, давай я посмотрю. — Юнги, отправляя сообщение двум контактам, кладёт свой телефон в задний карман джинс и принимает телефон Хосока. Намджун смотрит на его руки, увешанные плетёными фенечками. Скрывает и напоминает. Он определённо мазохист. От этого становится тоскливо и пусто на душе. Свежих ран Намджун уже не видел четыре месяца. И затем он с тоской и грустной улыбкой на лице думает про себя: «Юнги должен понимать, что с ним определённо всё в порядке, что он лучше, чем думает о себе». — Знаешь, а моделька реально прикольная. Если этот чел не придёт за своей цацкой через пару месяцев, отдашь мне, а? Тебе он, как я понял, ни к чему. А этот хороший. У него процессор тут Снапдрагон. Игровой. А камера хорошая?       — Наверное. Давай, читай.       Юнги, довольный, улыбается первые четыре секунды, а затем уголки его губ стремительно опускаются, он издаёт звук отвращения и возвращает мобильный обратно со словами: «Фу, блять».       Видит Бог – он заманивает Намджуна к себе всеми возможными способами. В переписке ряд откровенных фотографий, к которым Юнги точно не был готов. В конце несколько смущённый смайликов. Наверное, он переволновался и решил, что спугнул Хосока, а потом несколько раз позвонил ему, чтобы убедиться, что между ними всё ещё хорошо.       — Блять. Я чуть душу вместе с адреналином в штаны не спустил!       — Вот нахрена ты в это ввязываешься, а? Я думал, у тебя седые волосы на попе полезут только после четырнадцати смен без выходных, а они у тебя, кажись, полезут из-за этой нервотрёпки. В зеркале попытайся их отыскать.       — Возбуждает, да?       — Нет.       — Отрицательный ответ может стать причиной гомосексуальной ориентации.       — Бля, брат, отстань, да? Потерпи до дома, включишь порнуху, расслабишься, вздрочнёшь.       — Хотелось бы тут, конечно, но у меня перерыв уже заканчивается. Жаль.       — Ладно, казанова, в итоге решил, что будешь с этим белобрысиком делать?       Намджун ещё колеблется. Он поглядывает на часы, потому что знает, что этот парень за столиком скоро уйдёт. Он всегда уходит после шести часов. Намджун думает, а потом криво выводит цифры своего мобильного номера, добавляет: «Привет, Я Намджун, ты милый. Познакомимся?» и просовывает клочок бумажки в счёт. Строго, серьёзно, брутально, ненастойчиво, загадочно. Если у него ничего не сложится с тем парнем из переписки, то у него, по крайней мере, будет запасной план.