Якорь прошлого

      — Boh, non so veramente che pensare! Uffa, и он тебе даже не дал? — с долей разочарования удивляется Юнги и делает глоток горячего глинтвейна из картонного стаканчика. На правой руке из-под рукава выставляется фенечка с лягушкой. В последнее время он начал носить её чаще.       — Ты с ума сошёл? Ты слышал вообще, что я тебе говорил? Алё! Маньяк в доме, человек до чёртиков напуган, как?!.. Да даже… да как член в такой ситуации встать может?! Почему он вообще должен был так поступать? — Намджун отражает на своём лице выражение лица Юнги – кислое недоумение. — Ты же сам утверждал, что он быстрее в полицию побежит, чем станет лялякать со мной.       — Ну бля, не знаю, ты сейчас так весело и вкусно всё расписывал, что я на его месте дал бы тебе.       — Ебена макарена, чел, иногда я не понимаю тебя. Что в твоей голове происходит? О чём ты, блин, думаешь?       — О потере александрийской библиотеки, конечно.       — Естественно, я хочу переспать с ним, но не в такой же ситуации, брат. Тем более когда он в таком состоянии, — Намджун отбирает у Юнги стаканчик, отпивает и возвращает обратно в окоченевшие руки.       — В каком?       — Ошарашенном, — озвучивает Намджун очевидную вещь, выпучивая глаза и разводя в недоумении руки в стороны. — На нём лица не было. Как будто из психушки только сбежал.       — Ну не знаю, ты по сути его задницу спас. Так-то обязан. Элементарная вежливость.       — С каких это пор давать в жопу – это элемент вежливости?       — Бля, брат, всё дело в масштабах и самоуверенности. А вот если тебя не было бы? Всё, твоего Пак Чимина уже рулончиком в фольгу заматывали, — бубнит Юнги, шмыгает носом, чешет его и чихает. — Из-за того, что ты мне в тот день не вернул зонт, я промок, мать твою. Так что было бы славно, если бы бонусом за мои страдания он всё же дал бы тебе разок. А ты мне фулл скинул бы потом, — и, криво ухмыляясь, пихает Намджуна в бок.       — В фольгу? Фулл? Чё? Думаю, я устрою ему несколько свиданий, а потом посмотрим. Уверен, большого труда это не составит.       Юнги сильнее натягивает капюшон на лицо, задумчиво глядя на небольшое отверстие в стаканчике, а затем сдвигает брови, будто бы только что пришёл к неутешительному выводу.       — А если он решит, что ты какой-то долбоёб?       — С чего это?       — Ну ты на него просто похож, — хмыкает Юнги и, хватая подбородок Намджуна, крутит его голову. — Особенно в анфас.       — Отстань, — Намджун стряхивает со своего лица руки парня.       — А вообще... — Юнги отпивает из стаканчика: если он не поторопится, то глинтвейн остынет, его будет неприятно пить. — Тот крендель больше не появлялся?       — Да вроде нет.       Парни плотнее прижимаются к холодной бетонной стене. Уже поздний вечер, они прячутся от дождя в каком-то дворе, в который забрели во время прогулки, здесь почти не работают фонари, ничего не видно, поэтому Юнги глядит в даль, в арку, различая на проездной части проезжающие машины. Намджун слышит вдалеке быстрые шаги, он оглядывается и видит пробегающих мужчину и женщину под одним зонтом. Он в ботинках, а она в балетках. Наверняка у них полностью промокли ноги. Как и мои в принципе тоже, мать твою. На самом деле, он хочет, чтобы у них с Чимином было так же. Это желание разжигает внутри Намджуна мотивацию. Он переводит взгляд на стоящего рядом Юнги, и ему становится интересно, о чём тот сейчас думает. Намджун считает, что у Юнги интересное и нестандартное мышление, у него очень богатый опыт и высокий психологический возраст, он не любит идти обычными маршрутами по пути решения проблемы, и он выберется из любой ситуации сухим. Юнги шутит, что у него скоро разовьётся депрессия из-за нехватки витамина С, а Намджун думает, что Юнги просто защищается и не подпускает кого-то к своим уязвимым местам. У него вечно это меланхоличное выражение лица, будто он утратил давно всякие эмоции, но он сохраняет хорошее чувство юмора и какую-то долю оптимизма, который не свойственен ему. Юнги не любит рассказывать о своих проблемах, поэтому сейчас Намджуну совестно, что жалуется только он один.       Случается, между ними происходят какие-то ссоры, но в самый разгар криков Юнги неожиданно прерывает их двоих громким «Ай, блять, да пошёл ты нахуй», всплескивая руками. Этим он обозначает черту, за которую не следует переступать. Появляется ощущение неоконченной беседы (Намджун пошутил бы: «Как незакрытый гештальт»), будто то самое неожиданное окончание ссоры поглощает что-то недосказанное, но накипевшее. Эти непроизнесённые и проглоченные слова оседают где-то внутри не счищаемым слоем. И когда спустя время настанет момент избавиться от этого, руки Намджуна будут по локоть в грязи. И тогда каждое слово, утаённое в прошлой ссоре, звучит острее и больнее. Намджун говорит, что они с Юнги должны как-то выкроить время и обсудить всё, вывернув души наизнанку, но у них двоих вечные проблемы. Юнги только однажды признался, что ненавидит ссориться с кем-то. Когда ему было около восемнадцати лет, он совершил самую серьёзную ошибку в своей жизни, и каждая ссора напоминает ему об этом случае, которые он не может отпустить из памяти. Что это за случай и какой отпечаток он оставил, Юнги не признаётся. Только объясняет, что не может себе этого простить. У Юнги появилась такая привычка. Теперь он поступает так постоянно: прерывает, уходит курить, возвращается и переводит тему.       — А прикинь, если у него на меня не встанет, — прерывает молчание Намджун и возвращает свой взгляд на проезжую часть. Дождь понемногу начинает стихать. Юнги не понимает и смотрит на него с удивлённой миной.       — Чё?       — Я про Чимина.       — А. Ты щас над этим так долго думал?       — Да не, просто иногда мысль проскакивала.       — Почему?       — Не знаю.       — Комплекс неполноценности, что ли? — шутит Юнги и допивает глинтвейн. Смотрит время. Уже половина одиннадцатого.       — Да нет. С ним я почему-то волнуюсь.       — Похоже на то, будто ты в него реально втюрился.       — Может быть.       — Мда, опасное дело. Когда мужчина волнуется, считай, он больше не мужчина, а так, мальчик, потому что любовь делает нас мягче.       — Верно. Или мы с ним характерами не сойдёмся. Он немного импульсивный, как я понял по интервью. А я вот косячу постоянно. Он ответственный. А я, ну, сам знаешь, — Намджун намекает на свои опоздания. — Большой список, понимаешь, да?       — Ага. Ну так не заводи с ним отношения, — просто произносит Юнги и, выкидывая пустой стаканчик, просовывает руки в карманы джинс. — Потрахайтесь и разбегайтесь.       — Нахрена мне такое на один раз? Ты не понимаешь меня.       — Всё я понимаю, фрателло, но драму не ломай давай, да. Мне не хочется потом твоё нытьё выслушивать.       Намджун, насупившись, пихает плечом Юнги.       — Ну а чё? Ты вспомни, как пускал на него слюни, когда вы ещё только переписываетесь. Так что за твою дальнейшую реакцию, если вам всё же ничего не светит, я уже боюсь. Будешь с инсультом жопы валяться под кроватью и запивать горе тёмным пивом.       — Да похрен. Надо будет как-нибудь его ко мне пригласить.       — Ты только в свинарнике своём разберись.       — Отъебись. Холостым можно.       — Ага, только у меня вещи всегда на своих местах лежат. Ой, и не заводи сейчас свою шарманку про гения, который господствует над хаосом. Господствовать над свалкой, в которой повсюду валяются дрочильные носки, это как-то низко. Нужно что-то в духе хентайного храма. Везде тентакли, как из порнухи с сочными девочками, зацензуренные вагины и члены, а в шкафу – скульптура с попкой в мокрых стрингах. И вообще, так я тебе скажу, отношения – это тяжело. Особенно с этим Чимином. Наверняка он как баба. Будет требовать внимание, всякие цацки, чтобы ты выполнял все его капризы. «Ну пупсик, ну сделай это ради меня». Ты с ним заебёшься.       — Ну вот как заебусь, так и буду уже думать, что делать.       — Мда, кто же знал, что мой друг пидорас.       — Давай уже как-то аккуратнее с выражениями.       — Хорошо, как скажешь, мой обиженный петушок, — отшучивается Юнги и получает локтем в бок. — Знаешь, если бы мы сидели в тюрьме, ты был бы моей шестёркой. А ты никогда не думал о том, чтобы покурить травку?       — М? Нахера?       — Не знаю, расслабиться.       — А ты курил?       — Нет. Просто спросил. Просто так, — взгляд в асфальт. — Иногда это помогает забыть о проблемах.       — Мы с тобой столько дружим, но так и не сходили выпить. Заебал.       — Обязательно, брат, просто у нас сейчас с тобой выходные почти не пересекаются. Да и лишних денег нет. Сам знаешь, какой ценник на алкоголь у нас.       Через четверть часа дождь стихает, и они направляются в сторону метро, каждый думая о своём. Уже сидя в вагоне метро, Намджун думает о том, что Юнги в последнее время становится менее эмоциональным и энергичным. Наверное, это всё из-за погоды. Точно из-за неё. Стоя на станции метро, на которой они должны разойтись по разным веткам, Намджун перед прощанием спрашивает:       — Я вот всё никак не могу спросить, забываю вечно. Ты ведь... на итальянском иногда фразы вбрасываешь, да?       — Типа.       — А ты его в школе учил?       — Неа, так, от нехуй делать, под на-а-а-а... на-на-нэй! Просто взял и выучил базу! Всё, брат, прощай.       — Удачи.       И они расходятся. На лице у Намджуна тает счастливая улыбка.