- Чимин, давай с тобой поужинаем как-нибудь
: как-нибудь это когда?- когда захочешь. У меня гибкий график в отличие от твоего. Поэтому мне проще будет подстроиться под тебя.
: уверен?- в чём? хочу ли я есть?
: в том, что хочешь встретиться со мной Намджун невольно закатывает глаза. Периодически поведение Чимина вызывает вопросы. Он не утверждает, что знает его вдоль и поперёк, остаются какие-то труднодоступные углы, до которых он не может дотянуться, поэтому иногда не может расшифровать его. Он любит усложнять жизнь, накручивать себя. И тогда наружу, как труп, всплывает подозрение: нелюбовь к себе. Что-то на грани самоненависти. Когда Чимин в разговоре делился своими воспоминаниями об отношениях с Хосоком, Намджуна не покидало ощущение, что в них присутствовал абьюз. И по этой причине Чимин, как жертва по натуре, не может до сих пор отпустить Хосока? Замотал в марлю и хранит под сердцем свою надежду. Возможно, из-за этого пострадала его самооценка, а теперь он не может принять тот факт, что может нравиться кому-то не из-за внешности, а из-за внутренних качеств. Намджун не психолог, он не умеет копаться в чужой голове, как на грядке, не умеет лечить других людей, и у него, наверное, не хватит сил и возможностей откатить Чимина до заводских настроек. Интересно, каким он был несколько лет назад? Чимин каждый раз намеренно даёт отказ, намеренно выворачивает наизнанку свои мысли о том, что им будет тяжело друг с другом. И Намджуна это задевает.- почему ты не можешь понять меня?
: почему ты такой настойчивый?- ты ведь любил, ты ведь понимаешь, что когда тебе кто-то действительно сильно нравится, ты сделаешь всё возможное. Как мужчина мужчину ты должен меня понимать. Мы готовы горы свернуть
Но Чимин так и не понимает. До сих пор. С того дня, как они познакомились друг с другом как Чимин и Намджун, Чимин так больше и не выслал ни одной фотографии. Срабатывают внутренние предохранители. Он говорит, что стесняется, а потом выворачивает наружу карманы: у него непроработанные комплексы (и это нонсенс, если учитывать его сферу деятельности). На каждый день недели, как у подписанного нижнего белья с понедельника по воскресенье, у него есть своя причина, чтобы ненавидеть себя. Он всегда находит то, чем может быть недоволен. Намджун не понимает, к чему придут их отношения, но отказываться от Чимина он не намерен. Через СМИ и социальные сети он наблюдает за жизнью Чимина и его работой, потому что до него Намджуну не получится добраться из-за менеджеров. Ограничения и контракты. Чимин доверил одному из своих менеджеров тайну, секрет, поделился, что испытывает симпатию к официанту, но всё просочилось наружу – у него состоялся длительный и болезненные разговор с генеральным директором, итог которого Чимин пережил дома с истерикой в подушку. Горячий телефон обжигает подушечки пальцев. В основном они переписываются по ночам перед сном, им не хватает и двух часов – неимоверно тянет друг к другу. Над кроватью раскрытое окно, шуршит белое постельное бельё, Намджун в одних спортивных штанах под одеялом. Его всё раздражает. Уже полночь, Намджун выжидает десять гудков сомнений Чимина, и вот звонок принимают, раздаётся усталый голос: — Почему не спишь, Намджун? Мы же попрощались с тобой полчаса назад, — он не звучит ни раздражённо, ни сурово, он звучит с тревожной лаской. — Скучаю. Вот и не спится. — Не говори таких слов... — Чимин лежит в постели и, включая звонок на громкую связь, кладёт телефон на соседнюю подушку. Этот потолок ему никогда не надоест, он долго смотрит в него в моменты бессонницы и вспоминает всё подряд. И ему так тяжело отпустить кусок своей прошлой жизни. — Мы уже очень давно не виделись с тобой. — Ты ведь знаешь, что моё агентство приходит в бешенство из-за... — Это всё равно не мешает мне любить тебя. Намджун, крепко прижимая телефон к уху, вслушивается в чужие вздохи. Чимин нуждается в том, чтобы его кто-то любил, чтобы кто-то выражал своё признание, чтобы его пеленали в восхищение, чтобы о нём заботились не из-за контракта, а по душевному порыву. Всё это время без Хосока он страдал. Шуршит одеяло, Чимин переключает на видеозвонок, включает светильник на прикроватной тумбочке, машет в камеру, и на экране появляется Намджун. Он не улыбается, просто выглядит серьёзным и уставшим (сегодня была напряжённая смена, а Юнги ушёл на больничный), и его окончательно добивает сложная ситуация с Чимином. Хочется, чтобы он был рядом, чтобы они встречались на квартире по вечерам, чтобы была возможность обнять его в любой момент. Чимина хочется любить невозможно сильно. — Господи, Намджун... Намджун... — шепчет Чимин, прикрывая глаза, накрывая лоб ладонью и качая головой. — И я клянусь тебе, что... — Намджун. Давай прямо сейчас встретимся где-нибудь. Я соскучился, — признание в камеру. Ни секунды на размышления, Намджун стальным голосом бросает в ответ: «Уже выезжаю», прерывает звонок, быстро принимает душ и выбегает на улицу, чтобы сесть в такси. Чимин сказал, что они не могут встречаться у него на квартире (потому что кто-нибудь из соседей может пустить слух), они не могут встречаться в отелях (потому что кто-то захочет продать информацию СМИ) и они не могут встречаться на квартире у Намджуна (потому что опасается преследования СМИ), поэтому он выбирает самый непримечательный вариант с домом своей бабушки. Всю дорогу до адреса Намджун, глядя в окно, обдумывает то, что он скажет Чимину, чтобы как-то переубедить его. Он представляет два исхода: согласие и истерику. Если Чимин будет категорически против, то он бурно отреагирует на их очередную ссору, он эмоциональный, а Намджун не выносит, когда кто-то плачет, потому что не умеет успокаивать. Чимин не хочет публично вступать в отношения. Он не боится быть на слуху, но он не выносит ограничений, потому что они доходят до абсурда, который увеличивается в размерах пропорционально его успеху. Они стараются сделать всё, чтобы у любого потенциального партнёра пропало желание продолжать близкое общение с Чимином. Через час Чимин встречает его на пороге дома. Сначала он скромно и сдержанно обнимает Намджуна, пропускает в дом, а потом, как только они оказываются на кухне, проявляет смелость и целует его, водя руками по телу. В Намджуне есть страсть, хоть он и выглядит скованно, но именно с любимым человеком Намджун раскрывается с новой стороны, и это безумно привлекает Чимина. Он подметил это в нём, когда наблюдал со стороны или когда Намджун пересказывал свой день. С остальными людьми он один, но вот рядом с Чимином –совершенно другой. Нежный, трепетный, влюблённый, внимательный. С таким человеком Чимин чувствует себя в безопасности. Намджун всегда старается быть на шаг впереди, и в тревожные моменты он умеет держать себя в руках и сохранять ясность рассудка. Чимин нуждается в человеке, который будет морально сильнее него, и сегодняшний день становится уникальным случаем: несмотря на все ограничения, Намджун не отказывается от своих намерений. Невольно Чимин проводит параллель между ним и Хосоком. Хосок первое время был безумно настойчивым, он добился его, потому что не видел препятствий. Нашёл его и не отпускал. Со временем его интерес поутих. И Чимин делится своими мыслями с Намджуном. — Мне вот до сих пор интересно, как так получилось, что он даже не вернулся за своим телефоном и даже не попытался восстановить аккаунт? — не понимает Намджун, кладя ломтик кимчи на скрученный кимпаб. Чимин позвонил Намджуну по дороге к дому и сказал, что жутко голоден, пришлось заказать доставку. — У него всегда было два телефона. Сколько мы знакомы. Один всегда был под паролем, и вот его Хосок никогда и нигде не оставлял. Может быть, он боялся, что я залезу в него без его ведома? Но у меня не было таких мыслей, я ему полностью доверял, не собирался нарушать личные границы. Не знаю, но люди ставят пароли, чтобы скрыть что-то… важное, да? А как в отношениях могут быть серьёзные секреты? Мне никогда не узнать правды, — прожёвывая еду, поясняет Чимин с набитым ртом, а затем запивает бульоном. — Господи, как я соскучился по такой еде, ты лучший! А телефон, который находился у тебя, это запасной. Ему, думаю, уже нет до него дела. — Ну да. В нём вообще нет никаких файлов. Ни фотографий, ни музыки, ни сообщений. Просто одно приложение для связи с тобой. — Ага. Я создал ему аккаунт и привязал к своему номеру, чтобы никак не выдавать его. — Но меня всё ещё раздражает, что ты сравниваешь меня с ним. Не делай так. Ненавижу, когда меня с кем-то сравнивают. Я есть я. — Чеканит Намджун и выкидывает в мусорный пакет упаковку из-под кимпаба, он моет руки в раковине, ополаскивает рот ополаскивателем и возвращается за стол. Чимин, доедая, проделывает всё то же самое. Намджун наблюдает за ним, подмечает в нём какое-то волнение. Будто он стесняется чего-то. Может быть, из-за воспоминаний о прошлом визите? — Ты прав. Но я пытаюсь понять отношение ко мне. — Хватит. Мы нравимся друг другу, не придумывай того, чего нет. Не додумывай за меня. Но если вы сообщили публике о своих отношениях, то почему не можешь сделать этого теперь? — Ты хочешь обсудить это сейчас? Именно в тот редкий день, когда мы можем встретиться друг с другом? — Именно из-за дурацких ограничений мы и видимся так редко! Намджун раздражённо вздыхает. Чимин недооценивает его. — Намджун, дорогой, — мягко начинает Чимин и накрывает его ладонь своей. Они сидят за обеденным столом, во всём доме, кроме кухни, отключён свет, но Чимин не боится, пока Намджун рядом. — Ты просто не понимаешь, с чем тебе и мне придётся столкнуться. — Уж поверь: о себе я позаботиться в состоянии. Я взрослый парень и думаю, что могу дать отпор наглым журналистам. — Хосок тоже так говорил. — Я же просил не сравнивать нас! — Намджун злится, он ревнует, потому что этот человек до сих пор живёт в его воспоминаниях. И он будет жить там до тех пор, пока Чимин упоминает его вслух, в мыслях или в фантазиях. Чимин был очень долго предан ему, и это говорит о том, что его чувства к нему не потухли. Всё становится сложно. Намджун выдыхает и, упираясь локтями в стол, опускает голову на ладони. Чимин напряжён. Он взволнован реакцией. Как отреагирует Намджун? Выйдет из себя? — Хорошо, извини, пожалуйста. Поверь, когда вся страна узнает об этом, тебе не будут давать покоя даже в социальных сетях, а при любом случае будут предрекать нам расставания, выпускать статьи и публиковать фотографии, утверждая, что я якобы тебе изменяю. И ты начнёшь подозревать что-то, хотя ничего подобного никогда и не произойдёт. На работе тоже будут доставать тебя, родственников тоже, — Чимин настойчив в своём желании уберечь Намджуна от предстоящих сложностей, но тот его не понимает. Голодный сытого не поймёт. Он убирает ладонь и принимается дёргать скатерть. — Ты будешь вечно на слуху… Когда он был ещё ребёнком, а его бабушка была ещё жива, он обожал находиться в её доме. В отличие от родителей, она никогда не была с ним строга. Для него это были золотые годы. Он ничего не менял здесь после её смерти. Сохранил всё, начиная обоями и заканчивая её любимыми платками. Он только оставил фотографии, на которых есть он и бабушка, а фотографии с посторонними людьми убрал в ящик. И прибирается он здесь самостоятельно, никому не доверяет. Обманут, сломают, украдут, распространят. — Это тоже было с Хосоком? — язвительно подмечает Намджун. Чимин, не замечая колкости, кивает и поджимает под себя ноги. — Некоторые статьи агентство смогло удалить, на кого-то подавали в суд, но когда в твою голову попадает семя сомнения, от него уже никогда не избавиться. Но даже если ты не хочешь думать о себе, подумай обо мне... — О чём ты? — не понимает Намджун, поднимает голову и удивлённо смотрит на Чимина. — Мои контракты могут быть под угрозой, акции компании тоже зависят от меня. Конечно, я не единственная знаменитость, но у меня больше всего влияния. И если общественность не примет наши с тобой отношения, то всё может закончиться плохо для меня и для остальных работников агентства, для моих коллег. Ты ведь понимаешь, о чём я? — И как долго? — Что «как долго»? — Как долго мы будем скрывать это? Как долго ты будешь думать о других людях? Чимин не знает, отвечает молчанием, опустив голову. Он тоже хочет быть счастлив с Намджуном, тоже хочет встречаться с ним в любой момент или жить с ним вместе, тоже хочет не бояться публичного мнения и не переживать из-за ограничений. Глаза слезятся, подбородок дрожит, но он знает, что Намджун не выносит слёз, поэтому поднимает голову к потолку и, часто моргая, старается сдержаться. Его мечта стать знаменитой моделью становится одновременно и наказанием. Он никогда не думал, когда в семнадцать лет шёл на кастинг, что всё может быть вот так. Если бы он знал, пошёл бы? Он не знает. Это всё очень тяжело. Намджун решает перенести их разговор на потом. Он видит, как Чимин старается казаться весёлым и довольным, и он видит, как ему тяжело поддерживать этот образ сильного духом человека в его присутствии. Чимин приносит жертву, и Намджун чувствует себя полным эгоистом. — И чем ты хочешь заняться? — спрашивает Намджун, когда Чимин, взяв его за руку, поднимается по лестнице, но он не отвечает. — Вообще, время уже близится к утру, может быть, ты хочешь поспать? Знаешь, я был бы очень доволен перспективой поспать вместе с тобой. Только чур ты без одежды! Намджуна заталкивает в спальню, Чимин задёргивает плотные занавески, включает светильник на тумбочке, через плечо оглядывается на Намджуна, сводя брови на переносице, а затем быстро подходит к нему и целует, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Он и целует с нуждой, целует с доверием, проникает языком в рот, и Намджун принимает его желание, всё сразу же понимает. Появляется возбуждение, у них двоих твердеет член под штанами. Намджун сразу же догадывается: Чимин позвал его в этот дом, чтобы заняться с ним сексом. Намджун не чувствует себя использованным, он знает, что теперь Чимин окончательно доверяет ему и хочет также доказать свои чувства. За окном уже светает, у Намджуна смена через несколько часов, а он прямо сейчас раздевает Чимина и себя, укладывает его на постель, впиваясь в шею, нависает над ним, раздвигает ему ноги, устраивается между них, а за порогом разума ни единого сомнения. Чимин сначала дрожит от неуверенности и прохлады, но сильнее жмётся к Намджуну, к его разгоряченному телу. Пока Чимин поцелуями покрывает грудную клетку Намджуна, меняясь на постели с ним местами, он думает о том, насколько безумно сильно не хочет с ним расставаться. Мысли до слёз из глаз и до скрипа сердца. В эти минуты отчаяния перед скорым расставанием Чимин понимает, что уже успел сильно влюбиться в Намджуна и привыкнуть к нему. В его присутствии он ощущает комфорт, он не испытывает его, не ставит условия, его внимания не следует добиваться, как приза, он не боится, что когда-то Намджун охладеет к нему. В нём всего этого не ощущается. Как бы сильно Намджун не злился, но у Чимина не выходит не сравнивать его с Хосоком, потому что каждый раз он удивляется: теперь к нему относятся с любовью, к нему относятся с трепетом, его считают важной частью жизни. Чимин размеренно двигает головой, скользя губами по члену, параллельно он массирует выступающие тазобедренные косточки Намджуна и оглаживает руками его бёдра, грудь и мошонку. Ему нравится дарить ему наслаждение, и он чувствует себя пьяным от мысли о том, что они занимаются сексом в защищённом от чужих взглядов доме. Это настолько опьяняющее ощущение – они занимаются сексом, пока о них двоих никто не подозревает. Ни журналисты, ни поклонники, ни менеджеры, ни руководство, ни друзья, ни остальные коллеги. Скоро Намджун уйдёт на работу, а Чимин уедет на фотосессию, и там, пока гримёры будут заниматься им, его будут согревать и будоражить мысли о проведённом утре в постели. Никто не будет знать, что они занимались сексом. Когда Намджун говорит, что сейчас кончит, Чимин отстраняется от него, улыбается, стирая слюну с уголков губ, проводит кончиком языка от пупка до кадыка, а затем присасывается к нему, облизывает. Намджун от этого начинает шумно дышать, двигает ногами, путаясь в одеяле, крепче прижимает к себе Чимина и трётся о его бедро членом. — Слушай... — тяжко дыша, проговаривает Намджун, Чимин его слушает, но не перестаёт вылизывать кадык. Влажные звуки сильнее возбуждают. — Я не знал, что ты захочешь воспользоваться моим телом, — он пытается шутить и расчерчивает ногтями спину с расправленными лопатками. Кожа Чимина покрывается мурашками, и в этот момент Намджун притрагивается к его прижатому к животу члену. — Поэтому ничего с собой не взял, но ты... вроде... подготовился. — Не беспокойся, я знал, на что иду, — отстраняясь от шеи, отвечает Чимин. Он приподнимается, смотрит на покрасневшее от возбуждения лицо Намджуна, видит блеск в его глазах и сильнее влюбляется – настолько он красивый, они переживают. Не может не подкупать чужое взволнованное восхищение, преисполненное покорности и любовью. Мысли о Хосоке он сминает, выбрасывает в форточку. Руки Намджуна на его ягодицах, он проводит членом между ними. Чимин ни с кем не спал с момента паузы в отношениях с Хосоком, и он снова нервничает, как в первый раз. Ему тяжело перед кем-то заново открываться, сложно раскрепощаться и доверять своё тело, но Намджун всё понимает, и он до безумия хочет Чимина, поэтому у него не хватает секунд на страхи и смятение. Он растягивает Чимина, уложив его на бок и приподняв ногу, прижимается к нему со спины, расцеловывая плечи, и жалобно смотрит на него, потому что видит это возбуждение, которое не в состоянии скрыть Чимин. И Намджуна мажет от осознания того, что кто-то испытывает под ним такие ощущения. Когда он входит в Чимина, то пугается, что может кончить почти сразу же, поэтому он замирает, удерживая Чимина за талию, кусает его за предплечье, тяжело дыша, и выжидает момент. Они оба взволнованы, они оба влюблены, они оба хотят, чтобы этот момент длился как можно дольше, поэтому Намджун старается не торопиться, как сильно не хотел бы вбить его в матрас. Но Чимин ведёт себя иначе: он начинает двигать бёдрами, сильнее насаживаясь на член, глубоко дышит, привыкая к ощущению заполненности, просит Намджуна, чтобы тот трогал его за грудь (в моменты, когда Чимин сильно возбуждён, у него соски становятся чувствительными). Они снова меняются местами, Чимин встаёт в суставно-локтевую позу, подкладывая под голову подушку, Намджун несколько раз по просьбе шлёпает его по ягодицам, а затем входит и – по очередной просьбе – двигается в ускоренном темпе. Чимин под ним невозможно трогательный, он стонет в подушку, царапая обои на стенах, признаётся во всём подряд, чувствуя приближение оргазма, произносит несколько грязных фраз, и это сносит Намджуну крышу, он кончает, входя по основание, тяжело дышит, потому что отвык от подобной нагрузки, а затем помогает кончить Чимину, всё ещё не выходя из него. — Отдышаться не могу, — честно признаётся Намджун, стирая влажными салфетками сперму с себя и Чимина. — Я что-то давно сексом не занимался, такое ощущение, что даже поясницу прихватило, — и они вместе смеются. — Сколько времени? — Чимин ни за что в жизни не хотел бы задавать этот вопрос, но они оба всё ещё ответственные для прогула и срыва фотосессии. Намджун вздыхает, наклоняется, цепляет джинсы с пола, роется в карманах, достаёт телефон, смотрит на время и снова вздыхает, проводя ладонью по лицу. — Семь утра, — сокрушённо. Намджун надеялся, что у них ещё будет возможность побыть подольше вместе, но ему нужно быть через час на смене (а Юнги ведь даже не сможет подменить его), придётся быстро сполоснуться и уехать на такси. На дорогу точно уйдёт полчаса минимум, поэтому вставать надо немедленно. Когда Намджун приподнимается, приобнимая Чимина за плечи, тот сопротивляется, прижимается к груди, обвивает его руками и отрицательно мычит. — Пупс, мне... нам надо идти. Я тоже очень хочу провести с тобой время, но мне надо быть на смене через час, — говорит Намджун, но у самого сердце кровью обливается, он не может оставить так Чимина. Если бы только он не был связан по рукам и ногам своим контрактом. — Может быть, ты подумаешь над тем, чтобы сменить агентство? — Чимин мотает головой. — И всё же подумай, может быть, тогда у нас будет шанс? Мне больно уезжать так от тебя, но иначе я не могу. Ради нас двоих. Нужно сделать шаг. Чимин клянётся: ни за что не оставит Намджуна. Он уже клялся так же в постели с Хосоком, но в конце концов именно Хосок оставил его одного, Намджун ни за что так не поступит. Он ему верит. — Я уже представляю, как заказываю такси, сажусь в него и сразу же начинаю скучать. И всё же Намджун выбирается из его объятий, уходит в ванную. Он возвращается в спальню, находит Чимина в том же положении – уткнувшегося лицом в подушки; с лопнувшим сердцем он целует его в макушку, спрашивает, будет ли он его провожать, но, так и не получая ответ, выходит к такси. Возле дороги он оборачивается и замечает в окне силуэт – прижимаясь к стеклу, провожает взглядом. День начинается невозможно скверно.