Неисповедимость

Сказать, как все произошло? Когда я начал видеть мир вне мира? Когда в душе все стало мрачно и грешно. И лишь слова мое паденье прекратили. Я в то мгновенье силу приобрёл. И крылья выросли, и я вернулся к свету. Но в тот же миг я сразу понял всё. Ведь для меня былого мира нету… — Встать! Бог идет! — возвестил собравшихся, приятной внешности мужчина. Стадион разом притих. Но когда зашел самый обычный человек в белом костюме, присутствующие зашептались и склонили головы в приветственном поклоне. Человек улыбнулся, слегка кивнул в ответ и прошел к своему креслу. — Я не вижу адвоката с прокурором. Они что опять улики поделить не могут? Но я им не давал заданий по этому делу…. Так куда они запропастились? — всё также улыбаясь, спросил Бог. Ответом на его вопрос стал дикий рев моторов с северо-восточной стороны поселка. Оглушив, и подняв облако пыли, около стадиона почти одновременно остановились два «Харлея». Первым заглушил мотор мотоциклист в черном шлеме с пляшущими на нем огненными языками, которые, то притухали, то искрились, поднимаясь вверх, будто в огонь подбрасывали порох. Он был одет как заправский рокер: обрезанные перчатки, черная косуха из плотной кожи, ноги затянуты в широкие ремни с ярко блестевшими пряжками, что и было, по сути, брюками, и представляли видимо некий последний шедевр портновского исскуства в аду. В больших ботинках, типа «Камелот», с металлическими змеями по бокам в форме «S», искрящимися изумрудными глазами. Снявший шлем оказался парень с икон, но с забавной прической, напоминающей рожки, и аккуратно подстриженной черной бородкой, хотя волос на голове был русым. Его черные глаза пробежали по присутствующим и остановились на Нарике, не предвещая ничего хорошего. Вторым снял свой головной убор с не менее замысловатым узором, точно такой же парень, но более привычный и знакомый. Крылья на шлеме энергично отряхивались, ударяя друг о друга. Оба на мгновенье замерли, но, заметив пылинку на правом крыле левое крыло, стряхивая, брезгливо провело перьями по нему. В итоге успокоившись, они гордо расправились и застыли, только ветерок шевелил оперение. Парень был в белоснежной рубашке с широкими рукавами. В расшнурованном вороте была видна резко контрастирующая загорелая кожа. Светло-бежевые джинсы обтягивали его ноги, подчеркивая развитую мускулатуру. В довершение своего наряда, на босых ногах были сандалии из мягкой кожи. Взгляд второго обладателя «Харлея» был направлен только в сторону Бога. Синхронно они спрыгнули со своих «железных коней», и, шагая в ногу, двинулись к судье, размахивая на ходу своими шлемами. — Отец!.. — хором сказали они. Переглянулись, скрестившись взглядами, как мечами. Так и дошли до стола, не отрывая глаз, друг от друга. — Я рад вас видеть в добром здравии! — с иронией в голосе, но с серьёзным лицом, сказал судья. И приняв приветственные поклоны, продолжил, — Я не стал утруждать вас столь прозаичным делом, ведь разбирается всего лишь жизнь человека. По большому счету вы оба мне сегодня не понадобитесь, но правила обязывают вас присутствовать при любом рассмотрении дел. Поэтому я не давал вам материалов на подготовку, а просмотрел всё сам. Можете занять свои места. — Но… — возразил было Сатана, теребя пряжку своего ремня, который являлся ничем иным, как кончиком его собственного хвоста. — Я всё сказал, — прервал его Бог. — Ну, что тут скажешь… — сказал он, скорее себе, чем кому-то. И развернувшись, пошел к своему месту, искоса поглядывая на Нарика. — Итак, начнем… — провозгласил Бог. К Нарику подошел адвокат. И Нарик, вместо приветствия, сразу задал вопрос, не отрывая взгляда от следов прокурора. — У него все ботинки с костяными каблуками? — А это и не каблуки, — ответил Иисус, удивляясь безучастности подсудимого к своему же суду. — Да? Тогда, что это? — опять задал вопрос Нарик, не свойственный таким случаям. — Копыта. — А сам ботинок? — А в ботинке нога. — Не понял?! — изумленно сказал Нарик, поворачиваясь к адвокату. — Ты что, никогда его раньше не видел? — удивляясь больше Нарика, спросил Иисус. — Не приходилось… наверное… — задумался Нарик. — Что ж.… У Сата есть обычные человеческие ноги, но вместо пяток у него козьи копыта. Ему обувь сложно подобрать. Поэтому он носит ботинки без каблуков. У него свои есть, — улыбнулся адвокат. — А почему он такой? — Он раньше тоже был похож на человека, но за время, проведенное в изгнании, он подстроился к тому варианту мира, который построил себе сам. — Вроде как мутировал? — Вроде того, а проще сказать трансформировался. — Ой, простите, я не представился. Иринарх Надгорный. Выбыл из жизни, вот прибыл к вам, — затараторил Нарик, смутившись и протягивая руку. — Иисус, сын Божий… — гордо сказал адвокат, но через мгновенье поправился, — а здесь меня все зовут Ис. Я ведь младший сын, — доверительно добавил он, пожимая руку. — А что, были ещё? — озадачился Нарик. — Сат — он самый старший. — А выглядите ровесниками. — Мы и похожи с ним как близнецы. Только взгляды на мир разные, и разные климатические условия нашего с ним проживания оставляют свой неизгладимый отпечаток на материальной форме. — Поэтому и соперничаете? — А мы и не соперники вовсе! Просто каждый отстаивает свои взгляды на мир, — сказал Ис, но подумав, добавил: — конечно, есть некий подпунктик на мой счет, но это скорей претензия не ко мне, а к Творцу. Он чувствует себя брошенным, отвергнутым сыном, а я при отце, да ещё и последыш-любимчик…. Но! — сказал он после непродолжительной паузы: — у нас есть семейные традиции. Мы всеми братьями собираемся на земле, пропустить по стаканчику чего-нибудь вкусненького. И в это время ничего не происходит в мире людском, так сказать, затишье. — Перед бурей? — Что ты! Нет, конечно! — Так почему не жить в мире всегда? — спросил Нарик. — Шутишь? — удивился Ис. — Вроде, нет! — опешил Нарик. — Понимаешь… тут такое дело…. В общем, человек стоит на верхней ступени пищевой цепочки, среди прочих животных, так как обладает большим разумом (хотя не будь его у человека, был бы он пищей для более мелких хищников). Но Бог дал!!! — Ис поднял вверх указующий перст. — Так о чем это я?… А! таким образом, обладая пытливым умом, человечество решило плодиться и размножаться совершенно бесконтрольно, не задумываясь о назревающем территориальном дефиците, но со временем, они изобрели орудия убийств, и начали враждовать меж собой. Стычки переросли в войны, оружие усовершенствовалось или изобреталось более изощренное, и род людской стал убивать себе подобных уже более массово. Это тоже является естественным отбором, принявшим несколько неестественную форму, но даже с подобными потерями для выживания, как не парадоксально это прозвучит, нужен больший процент отсеивания. — Это что же получается? Вы, так сказать, с Божьего благословления, истребляете… нет, неправильно выразился! Вы подчищаете ряды человеческие? — возмутился Нарик. — Ну, зачем же так утрировать! Вот я, допустим, прослеживаю за Сатовыми разработками, борюсь за каждую душу, пусть грешную, но я всегда надеюсь, что добра в человеке больше. — С твоих слов получается, что во всём виноват Лукавый… — сказал Нарик. — Почему же? Никто не виноват, по большей мере работа такая. — Ничего не понимаю! — замотал головой Нарик. — Это достаточно сложно, но со временем ты всё примешь как должное, уверяю тебя, — сказал Ис, сложив ладони вместе и благостно закатив очи в небо. — Но это же не правильно! — возмутился Нарик. — В рамках людей… — Иисус раздраженно опустил глаза на Нарика и мягко улыбнулся, пытаясь компенсировать проявление несдержанности. — А в ваших? — спросил Нарик, искушая Иисусово терпение. — Необходимость, или малые жертвы ради спасения рода человеческого… — голос Иса был мягок и ровен, но верхнее веко предательски подергивалось. — А ты? Как чувствует себя малая жертва за весь род человеческий? — не сдержался Нарик, почти выплёвывая последние слова. — Я не намерен объяснять тебе мою миссию на земле, но могу сказать, что у меня плохо получилось. А вернее, я выполнил задание Бога «Напомнить людям о добре и о нас», но свою часть «Вернуть всех в лоно веры и добролюбия» не вышло. — Так ты просто хотел прогнуться перед папочкой? — округлил глаза Нарик. — Я был молод! И несколько амбициозен…. Хотел быть лучше других, — скромно потупил взор Иисус. — Ясно…. А Бог — Отец? Как он к вам сынам относится? Или только приказы раздаёт? — спросил Нарик, меняя щекотливую тему. — … По моим подсчетам, добродетелей и злых деяний поровну… — прорывался голос Бога. — Отец нас всех любит, не зависимо от того какие мы, ведь нас объединяет общее дело, — ответил Ис. — Ага, семейное…. Подожди, подожди… тут что-то интересное назревает, — прервал его Нарик, заинтересовавшись, наконец, процессом. — … и тем самым, я волен отправить эту душу на исправление… — вещал Судья. — Что за «исправление»? — спросил Нарик адвоката. — Что-то вроде исправительных работ, — ответил Ис, с довольной улыбкой поглядывая на раздраженное выражение лица Сата. — Но… — попытался возразить прокурор, явно недовольный развитием событий. — … Я понимаю твоё недовольство, Сат, но мне решать, что делать с этой душой. И спорные приговоры исправлять мне… — твердо сказал Бог. — Ис, Сат всегда так бесится? — спросил Нарик. — Так он и есть почти Бес, — хихикнул адвокат, — а то, что он в тебя вцепился, так это обычное дело. Он всегда борется за любую душу, особенно, за спорную. Он крайне умен, хитер и жесток. Он даже умудрился перетащить из рая архитектора. — То есть переманил? — Нет. Сат не уговаривает. Он берет всё, что ему нужно. Ему понадобился архитектор, но таковых в его распоряжении не оказалось. Вот он и разработал план изгнания. План был блестящий. Итог: архитектор уже заканчивает строительство замка Сата. Он поистине талантлив до кончиков волос, хотя достаточно глуп, что бы попасть в ловушку. — Весело тут у вас, … но у меня нет никаких преимуществ. Я обычен. — Кто знает… кто знает… — … Итак, мой приговор таков…. — Бог встал со своего кресла, — В силу изложенных фактов и некоторых ходатайств, возымевших место быть в поддержку осужденной души. Я постановляю: отправить душу, прижизненно окрещенную Иринархом, на промежуточный приговор, с обучением в Высшей Ангельской Академии бессрочно, то есть до её первой необратимой ошибки, либо благого деяния, исполненного до желаемого результата, определенного распределителем приказов. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. И ещё: любое давление с какой-либо из сторон, добавляет очки в сторону противника. Сат, Ис, это касается вас, — подытожил Судья, и под дружный всплеск аплодисментов, удалился. — Ис, а дальше-то что… — спросил Нарик, поворачиваясь к адвокату, но того не было рядом. Он уже жарко спорил со своим братом. Отчего крылья на его шлеме били с такой силой, что перья летели во все стороны. А огонь на шлеме Сата плевался искрами, и казалось, вот-вот вырвется на волю. — …но он не прав! — кричал Сат. — Для тебя он всегда не прав, — вразумлял своего старшего брата Ис. — Потому я и ушел от него в столь раннем возрасте. А ты остался, папенькин сынок, — пытаясь задеть, прошипел Сат. Люди, пришедшие на слушание, уходили, забирая с собой стулья. Практически никто не обращал внимание на спорящих, будто их ссоры были обычным явлением. Но почтительно обходили стороной, боясь скорее неприятностей от шлемов, чем от их обладателей. — Что ж, Иринарх Надгорный, пойдемте. Сегодня я покажу Вам нашу академию. А завтра Вы преступите к изучению Ангельских наук, — прозвучал приятный и уже знакомый баритон у Нарика за спиной. Нарик обернулся, с сожалением отрывая взгляд от спорящей парочки, и увидел человека, оповестившего в начале процесса о появлении Бога. — Здравствуйте, — коротко сказал Нарик. — И Вам не болеть, — улыбнулся незнакомец, — Я смею предложить Вам отказаться от тела, и продолжить путь в более подходящем для наших мест, виде. — Да, конечно. А то у меня самого складывается впечатление, что я цепляюсь за прошлое, и потому не могу адаптироваться к будущему, — с готовностью согласился Нарик. — Вот и славненько. Хочу только посоветовать: попробуйте управлять собой эмоциональной палитрой. Благо она у Вас богата на оттенки. — Вы в прошлом художник? — Нет. Фотограф-любитель. Но мир чувствовал с закрытыми глазами. — А Вы тоже управляете собой с помощью эмоций? — Мы и есть эмоции, — улыбнулся человек, но, заметив недоверие на лице Нарика, продолжил, — Душа — это эмоциональное тело. Она умирает, когда её уже нечем удивить, её ничто не радует, и тому подобные вещи. — Тогда почему Бог живет так долго? — Ему всегда есть чем заняться. И с его невероятной фантазией, скучать просто нет возможности. Он не оставил себе выбора, жить и только жить. И ещё: кроме него никто не может справиться с Сатом. Я даже думать не хочу о подобной возможности. — Да уж, перспективочка… он по-настоящему плохой, или это жизненные сказки? — Нет, что Вы. Он… нет, скорее ему, так как он у Бога первенец, были даны все эмоции. Вот, например, человек создан по подобию Господа Бога. — Так, во всяком случае, нам объяснялось при жизни. — Вот, — поднял указательный палец вверх незнакомец. — Все эмоции, которыми владеет он, были даны людям. — Ну и? — Но кто-то справляется с ними, и, попав сюда в основной массе, приходит в рай, соответствуя установленному отбору. Ну а кто-то не справляется, и становится добычей Сата. Так как больше подходит ему по степени эмоциональности. У него все эмоции неуправляемы, и это не его вина. Это пробный камень Бога. И человечество он создал для экспериментов над личностью, то есть над душами. — Но зачем он тогда выдал столько эмоций? Взял бы и убрал часть. — Нет, тогда жизнь была бы пресной и бесцветной. Эмоции — это яркость, контрастность, цвет, запах, вкус! Лично я бы не променял всё это ради спокойного существования. Эмоции — это и есть Жизнь! — красиво закончил фразу незнакомец. — Но почему он ничего не исправил сразу? — А как он мог что-то исправить, если не знал, как и что исправлять. Ис — его последняя попытка. Он не идеален, но больше всех подходит к требованиям Бога. — А почему он просто не стер Сата? Ведь из-за него у Бога так много проблем. — Встречный вопрос: Вы бы хотели, что бы человечество стерли? — Ну не мне судить… — задумался Нарик. — А ведь дети есть только у жизни… — направлял незнакомец. — Но люди их любят! — возразил Нарик. — Вот Вы сами и ответили на все свои вопросы, — довольно улыбаясь, сказал человек. — А Вы кем здесь приходитесь? — спросил Нарик, после небольшой паузы. — Я мелкий секретарь при суде. Видите ли, я достаточно чувственный, и поэтому практически бесполезный в каком-либо ином направлении. Но к моей оценке душ прислушивается сам Бог, и мне это льстит. Правда, мне нравится моя работа, — закончил секретарь. — Это тоже промежуточный приговор? — Что Вы! Я уже выработал свой жизненный ресурс. Я уже давно местный. — Вы хотите сказать, Вас больше не отпускают на землю? — с сочувствием произнес Нарик. — Не «не отпускают», а не отправляют на землю. Я волен бывать там, когда мне вздумается… Его тираду прервал рев заводящихся мотоциклов. Нарик обернулся, и встретил открытый взгляд Сата. Он не был ужасным, но в нем чувствовалась сила и знание. Сат даже улыбнулся, прежде чем надеть шлем на голову. Языки пламени вспыхнули, почувствовав хозяина. «Харлей» взревел, и увез прокурора на запад. Ис, уже надевший шлем, кивнул. А крылья, отсалютовав по-армейски на прощание Нарику, вытянулись, изображая полет. Его «Харлей», урча, развернулся и направился на восток. — Нам тоже пора — сказал секретарь, касаясь плеча Нарика. — Да, пора. Так как мне избавиться от тела? — сказал Нарик, и через секунду поправился, — Как-то пошло получилось. Поставлю вопрос по другому: как мне обрести душевное состояние? — Хорошо сказал, — зааплодировал незнакомец, — хм, «душевное состояние»… а ведь верно подмечено…. Ты мне нравишься, парень. Я надеюсь, уже можно перейти на «Ты»? Будет, ужасно жаль, если Сат выиграет. — Валяй. Не люблю … кхм, не любил я этот этикет при жизни. А Сату я постараюсь не дать подобного шанса. — Если ты ему понадобишься, он сам создаст этот шанс. — Верю, но не приемлю. В жизни говорят: предупрежден, значит вооружен. — Помню, но здесь это не имеет того значения, который вкладывается в жизни. — Во всяком случае, я намерен сопротивляться, коль мне выпал шанс получить прощение. — Ты можешь пересмотреть свою точку зрения. Ведь и те, кто попал к Сату, не так уж и плохи. Просто разняться ценностями. — Но так уж вышло, что первый мой друг — небожитель. И он хороший парень, — сказал Нарик, вспомнив Пегаса. — И у вас не так уж и скучно, как считают в жизни. — Ладно, демагог, — смеясь, хлопнул Нарика по плечу незнакомец, — посмотрим. Нам все-таки пора. И Нарик увидел себя со стороны. Пошатнувшееся тело, упало на землю, будто из него вынули стержень, и растворилось в воздухе, как мираж. Его повело из стороны в сторону, закружило, и его непременно бы стошнило, если б было тело…. Но секундную панику сменило приятное ощущение легкости и свободы. — А все же жаль с ним расставаться, — сказал он человеку, распознав его, в бледно-розовой дымке, возникшей поблизости. — А ты красивый… — услышал он в ответ, — Сат захочет тебя забрать, хотя бы как диковинку. — И чем же я необычен? — забеспокоился Нарик. — А ты сам посмотри, — незнакомец подтащил его к бочке с дождевой водой. — Ухты! Это я? — вырвалось у Нарика. — Ты. Душа Нарика переливалась и искрилась золотыми, изумрудными, синими огоньками, напоминая летние фейерверки во время белых ночей при жизни. — Вау, класс! — все, что мог в этот момент сказать Нарик. — Ну, налюбовался? Как на счет экскурсии? — забавляясь, спросил незнакомец через некоторое время. — Ага… — ответил Нарик, нехотя отрываясь от собственного отражения. — Тогда пойдем. — Ага… — повторил Нарик. — Ничего. Привыкнешь, — понимающе улыбаясь, сказал бледно-розовый. — Так придется, — парировал Нарик. — А как тебя здесь величают? — следя за быстрым перемещением пейзажей вокруг себя, спросил он. — Здесь меня зовут Тэлла. Вообще-то имена в нашем мире практически не используются. У каждой души есть свой набор знаков. — А я теперь кто? — Нарик посмотрел на Тэллу. — Тебе дадут набор в Академии Ангелов. — Академия… — сказал Нарик задумчиво. — Кстати, вот и она…