Давай влюбимся ещё раз

Дэвид. Как можно описать то чувство, когда одновременно ощущаешь себя и в аду, и в раю? Когда внутри растет всепоглощающая радость и вместе с этим внутренности скручивает от злости? Не слышу, что говорит Харпер. Ничего вокруг не замечаю, кроме ее глаз. Таких родных и в то же время ставших чужими. Она жива. Была жива все эти три года. Пока с ума сходил от вины и ярости на себя за то, что не уберег. Пока не спал ночами, смотря в потолок, потому что не хотел видеть очередной кошмар, в котором я ищу среди завалов ее мертвое тело. Она была жива. Не понимаю. Не понимаю, блять, почему. Смотрю в голубые глаза, которые выворачивают душу пустотой внутри них. Она и правда ничего не чувствует? Стоит, как каменная статуя, пока на нее надевают наручники. — Лейтенант-коммандер. — удается таки достучаться до меня одному из солдат. — Что? — продолжаю смотреть на нее. — Вот же ж еб твою мать. — выдает рядом Харпер, и я усмехаюсь, наконец выходя из транса. — На вертолеты. Возвращаемся на авианосец. — командую, видя, как солдат кивает, и мои люди проводят мимо нас Менендеса с Джиной. — Вот же сучка. — сплевывает Майк, качая головой. — Как была стервозной, так и осталась. Даже не посмотрела, снежная королева. — Умолкни. — прерываю его, проводя ладонью по лицу. — Как, блять, это возможно? — Живучая сучка. — тянет Харпер и осекается, поймав мой хмурый взгляд. — Пошли уже, а то истеку тут кровью. — Да хрен ты сдохнешь. Тоже живучий мудак. — двигаюсь вслед за командой, слыша его смешок рядом. — Заботливый ты, лейтенант-коммандер. Да, был когда-то. Усмехаюсь краем губ, впитывая каждое ее движение, пока идем через площадь к вертушкам. Каждый вдох, каждый поворот головы, прямую спину и покачивание стройных бедер. В голове неразбериха. Не могу понять, как смогла выжить, и почему не сообщила о себе. И как вообще, мать его за ногу, оказалась рядом с этим террористом. Рука сама тянется поддержать, когда поднимается в кабину. Вижу, что со скованными запястьями ей тяжело, действую рефлекторно, на инстинктах реагируя на ее присутствие рядом. И вздрагиваю, чувствуя болезненный укол в груди, когда отшатывается, как ошпаренная от моего прикосновения. Хочу спросить почему, так много вопросов хочу ей задать, но молчу, стискивая челюсти так, что скрипят зубы. Сажусь напротив нее, стараясь отвести взгляд. Не получается. Глаза то и дело возвращаются к ее лицу. Все время, пока летим к авианосцу смотрю на нее. И не перестаю думать о ней, когда выгружаемся на корабль, и Джину с Менендесом уводят в камеры. И когда иду докладывать адмиралу Бриггсу. И когда забираю из лазарета Харпера, которому уже обработали рану и зафиксировали руку на бандаже. — Что, к Менендесу? — Нет. — отвечаю, прежде чем успеваю даже подумать, и Харпер издевательски фыркает. — И почему я не удивлен? Игнорирую его, заходя в комнату для допросов. Серые скучные стены в коробке три на три метра с железным столом посередине. Сидит за ним с прикованными к столешнице руками и выворачивает мне душу взглядом голубых, словно океанские воды, глаз. — Какое приятное зрелище. Пособница террориста именно там, где ей и место. В камере и с наручниками на прекрасных запястьях. — Харпер не сдерживается, как и всегда. Вижу, как она приподнимает бровь, смотря на него с язвительной полуулыбкой, от чего Майк выходит из себя еще больше. — Сука хладнокровная, тебе ген змеи не внедряли? — Хватит. — осекаю его, и Майк вскидывается, поворачиваясь ко мне. — Она мне плечо прострелила, стерва ублюдочная. — Скажи спасибо, что не голову. Хотя она у тебя настолько пустая, что ты бы и не заметил. — презрительно цедит Джи, и я резко втягиваю в себя воздух. Звук ее голоса, который впервые за три года слышу, скребет в висках колючей болью. — Да пошла ты нахуй, королева снежная. — Уж точно не на твой, придурок тупой. — Харпер, выйди. — прерываю их перепалку, проводя ладонью по лицу, чтобы успокоиться. — Да какого хрена, Мейсон? — смотрит он на меня негодующе. — Я забыл, что вы двое как кошка с собакой вечно грызетесь. А мне не до вашего срача. Выйди, Майк. Цокает языком недовольно, но выходит, печатая шаг. Поворачиваюсь за ним и блокирую электронный замок на двери, а потом иду в угол, где висит камера. Вижу, что Джи следит за мной, не отводя глаз и явно не понимая, что я делаю. Выдергиваю провода, и красный огонек, отмечающий работу видеосъемки, гаснет. — Поговорим теперь без лишних глаз. — становлюсь за ее спиной, наблюдая, как напрягаются ее изящные плечи от моей близости. Наклоняюсь вперед, практически касаясь щекой ее щеки и начиная расстегивать наручники. — Если ты хочешь говорить о планах Менендеса, то иди к нему. Я нихрена об этом не знаю. Он никому не доверял настолько, чтобы рассказывать о своих делах. —говорит запальчиво, а я прерываю ее тираду, обхватив за плечи и поднимая со стула. Поворачиваю лицом к себе, сжимая пальцы на тонкой талии и усаживая на стол. Вижу, как зрачки ее расширяются от внезапности этого, а пухлые губы приоткрываются, когда она удивленно выдыхает. — К черту Менендеса. — опираюсь ладонями в столешницу по обе стороны от ее бедер. Наши лица так близко, что ноздри дразнит пьянящий аромат ее дыхания. Не реагирую, с места не сдвигаюсь, когда кладет руку мне на грудь, сжимая тонкими пальцами ткань униформы в попытке отпихнуть меня. — Я хочу знать почему, Джи. Понимает о чем я спрашиваю. Почему исчезла тогда, позволила считать себя мертвой, почему ушла от меня. Хмурит брови, кусая нижнюю губу и борясь с нервозностью, и я слежу за каждым движением ее губ, как завороженный. — Ты знаешь сам. — говорит полушепотом, и я поднимаю глаза, растворяясь в ярко-голубой бесконечности ее радужек. — Я не виноват в его смерти, Джи. — говорю, склоняясь еще ниже. — Ты наказываешь меня за то, чего я не делал. Я извинюсь, тебе станет легче? — Ты отдал приказ! — перебивает с горечью в голосе, и ее ногти впиваются в мою кожу чуть ниже ключицы, когда она еще сильнее стискивает пальцы на мне. — Да, я отдал. — шепчу, наклоняясь ниже. Трусь носом о ее висок, вдыхая сводящий с ума ее запах. — Ты и правда винишь меня? Джи, не надо, пожалуйста. Не разбивай мне еще раз сердце... Опускаю голову ниже, прижимаюсь губами к манящей шее, прямо там, где сейчас так бешено бьется венка. Вздрагивает, судорожно втягивая в себя воздух. Дергается, чтобы вывернуться, но я не даю. Обхватываю ладонями талию, удерживая на месте, и делаю то, чего так сильно хотел с первой минуты, как увидел ее возле Менендеса во дворе той цитадели. Целую, жадно сминая ее губы, поднимаю руку к ее затылку, не позволяя отстранится. И она замирает на мгновение, а потом я чувствую, как ее губы медленно размыкаются, отвечая на мой поцелуй. Мозги отключаются. Все, что могу сейчас осознать, – это ее пряный вкус с нотками корицы и мяты, сладость ее языка, который я сплетаю с моим, и ее тихий стон, заставляющий мой пульс зашкаливать. — Дэвид... — в голове вакуум, вытягивающий все мысли. Слышу, как шепчет мое имя, поднимая ладони к шее. Касается кожи над воротником униформы, обжигая рецепторы удовольствием. Целую еще сильнее, притягивая ближе к себе и ощущая, как обхватывает ногами мои бедра. Член стоит уже от одного только ее запаха, терпко-гвоздичного, с горчинкой хвои. Биение ее сердца отдается во мне ритмичными импульсами. Рычу, спускаясь поцелуями на шею, оттягивая кожу зубами и оставляя на ней влажные метки. — Дэвид, я не хочу. — говорит уже громче, пытаясь сопротивляться наваждению, хотя ее тело утверждает обратное. — Хочешь. — прикусываю сосок через ткань, заставляя ее всхлипнуть, и поднимаю на нее затуманенный желанием взгляд. — Очень сильно хочешь. Дергаю ремень ее брюк, и просовываю пальцы внутрь, размазывая влагу по клитору и доказывая ей самой степень ее возбуждения, которое так упорно пытается отрицать. Смотрит бездонными глазами, тяжело дыша, словно олененок, попавшийся волку, и меня выворачивает от потребности защитить. Втягиваю воздух сквозь зубы, отстраняясь. Знаю, что не смогу принуждать. Прислоняюсь лбом к ее лбу, пытаясь успокоиться. — Скажи сейчас "нет", и все закончится. — говорю, закрывая глаза, отсчитывая пульсацию сердца, что колотится в груди. И каждый ее выдох, как лезвие ножа, вспарывающее мне душу. Секунда, еще одна. Ее пальцы касаются моей щеки. Ладонями нежно обхватывает лицо, целуя сама, дает мне разрешение, и меня затапливает блаженство от того, что сдается. Перестаю сдерживаться. Задираю ее футболку вместе со спортивным бюстгальтером ей под горло. Накрываю ртом ее грудь, обводя языком затвердевший сосок. Посасываю, сжимая ладонью другое полушарие, и она выгибает спину, мыча сквозь стиснутые губы и опираясь руками в столешницу позади себя. — Привстань. — шепчу, продолжая ласкать губами нежную округлость, и берусь за пояс ее брюк, снимая их с нее вместе с трусиками, когда она послушно поднимает ягодицы. Спускаюсь поцелуями к животу, становлюсь на колени, притягивая ее за бедра к краю стола. Слышу, как рвано дышит и тихо ахает, когда опускаю голову между ее ног и провожу языком по клитору. Стонет, выгибаясь и кладя подрагивающие ноги мне на плечи, пока ласкаю ее круговыми движениями. Каждое трепетание ее тела в ответ на перемещения моего языка, каждый ее сдавленный стон, который она пытается заглушить, кусая ладонь, отдается внутри меня первобытным удовлетворением. Знать, что тает от моих прикосновений, что могу довести ее до безумия, это как чертов экстази, заставляющий мою кровь кипеть. Еще сильнее впиваюсь пальцами в ее бедра, втягиваю клитор в рот, легко сдавливая губами. Извивается подо мной, вплетая пальцы мне в волосы и притягивая мою голову ближе к себе. Ускоряю скольжение языка по ее чувствительным точкам, слыша, как вскрикивает, выгибаясь дугой и кончая. Поднимаюсь, одурманенный ее вкусом, который все еще чувствую на губах. Оглаживаю ладонями ее обмякшее расслабленное тело. Нежная кожа, слегка влажная и горячая, словно самый дорогой шелк под моими пальцами. Смотрит на меня из-под ресниц хмельным взглядом. Дышит быстро и жадно, хватая воздух приоткрытым ртом. — Лучшее, что я видел за последние три года. Твое обнаженное тело после оргазма. — говорю, наклоняясь над ней. Оставляю поцелуй на ключице, прикусываю мочку уха, и она тихо скулит, обхватывая меня ладонью за шею. Да, милая, все твои точки помню. Все, от чего твое тело плавится. Помню каждую частичку тебя и люблю до сих пор всем сердцем, которое стало твоим, с той самой минуты как я впервые увидел тебя. — Люблю тебя, Джи... Моя прекрасная девочка... — шепчу неосознанно, покрывая поцелуями точеные плечи. Шиплю, прикусывая безупречно гладкую кожу, когда она расстегивает мои брюки и обхватывает пальцами член. Проводит медленно вверх и вниз, и у меня искры перед глазами пляшут. Стискиваю ее ягодицы до боли, раскрывая ее для себя. — Скажи, что хочешь меня, Джи. Скажи, что хочешь только меня... — выдыхаю в ее губы, и заполняю ее одним толчком, как только слышу слова, произнесенные срывающимся голосом. — Никого, кроме тебя не хотела. Только ты. Всегда... Жидкий огонь течет по венам вместо крови, опаляет раскаленной лавой все внутри от этих ее слов. И от того, как сжимается вокруг меня, принимая мое проникновение. Обхватывает меня ногами, скрещивая икры за моей спиной. Отвечает на каждое движение внутри нее, царапает мне плечи ногтями, запустив пальцы под ткань рубашки, гортанно стонет, заставляя хотеть ее еще больше. Просовываю одну руку ей под поясницу, другой сжимая ее шею сзади. Заглушаю переходящие в крики стоны поцелуями, вхожу еще глубже. Напряжение скапливается внизу живота. Не сдерживаюсь, понимая, что ей нравится. Толчки становятся все более резкими, чувствую зарождающиеся спазмы ее тела, сдавливает мой член внутри, добавляя удовольствия. Оттягиваю до последнего свой финал, пока не слышу, как вскрикивает, кончая. Дрожит подо мной, пока я вбиваюсь в податливое тело, ощущая, как накрывает кайфом, и изливаюсь внутри нее, прижимаясь так тесно, словно хочу соединиться с ней каждой клеточкой своего тела. — Люблю тебя, Джи... — шепчу, пряча лицо в изгибе изящной шеи, ловя все отголоски ее удовольствия с собственническим удовлетворением. Все во мне кричит о том, что она моя. Моя изначальная вселенная. Моя прекрасная идеальная девочка. Всегда буду любить ее, даже если вырвет мое сердце из груди и уничтожит его.