House of memories

Из всех Риков Рик C-137 наименее милосерден к своему Морти, постоянно гоняя пацана в хвост и в гриву. Впрочем, кое в чём этот Санчез себя чуть ли не святым считает. За все годы приключений с внуком ни одного похотливого взгляда в сторону последнего. Сомнительное достижение? Отнюдь нет. Особенно учитывая тот факт, что 66, (66666)% Риков спят со своими Морти, а остальные 33, (33333)% не спят, но спят и видят эти прекрасные упущенные возможности переспать с одним сладким мальчиком. На их фоне этот Санчез и впрямь выгодно смотрится. Впрочем, есть ещё один Рик. Тот Рик, которому не нужны никакие Морти. И на Диану ему плевать было. И на крошку Бет. Ёбаный во все отверстия Рик-Прайм, м-да. Но вот сейчас Рик С-137 чувствует себя самым главным подонком в этой истории. Потому что блядский Морти без единого клочка одежды, чтоб хоть как-то прикрыть изящную обнажённость ладно сложённого юношеского тельца сопит, уткнувшись в риковский твёрдый бок. И во-первых, это произошло между ними далеко не в первый раз. А во-вторых, блять, сейчас Санчез помнит слишком много, чтобы просто послать всё это лесом. «Да, Рик, ёбаный ты извращенец! Смотри, внимательно смотри, это твой внук, извивавшийся и стонавший под тобой каких-то там пару часов назад. Доволен, урод старый? Гордишься своими «достижениями»?» У Рика в жизни не было никаких моральных ориентиров. Само собой, до появления в его жизни Рика-мать-его-Прайма Санчез был личностью чуть более приятной. Но в целом, он был тем же асоциальным типом, одержимым наукой и странными теориями относительно мироздания, подтвердить которые было бы задачей не из простых. Рику всегда было плевать с высокой колокольни на так называемую нравственность, на авторитеты, которые так много значили для прочих людей. Если бы его спросил кто-нибудь, что Санчез испытывает к Диане, то Рик, пожалуй, бы ответил, что она ему чуть менее безразлична, чем остальные мужчины и женщине на планете Земля, в Соединённых Штатах Америки, в частности. Любил ли он её? Пожалуй, всё же нет. Да, Рик часто любил повторять, что то, что люди именуют любовью есть суть ёбаная химия и немного физика, но на самом деле… На самом деле, где-то в глубинах подсознания у Ричарда Санчеза были похоронены кое-какие мысли, несбыточные мечты о том идеальном соответствии, когда встречаешь человека, с которым так легко достигается близость, превозмогающая все мыслимые и немыслимые преграды. Гениальные умы обречены на одиночество. И это вовсе не одна из тех метафор или игр слов, когда говоришь одно, подразумевая что-то совершенно иное. Потому что, сколько Рик себя помнил… он всегда был один. Вабба лабба даб даб, верно? Наверно, величайшим разочарованием для него в своё время оказалось непонимание со стороны Птича в ответ на искреннюю отповедь Рика после той Битвы на Кровавой гряде. Чего Рик вообще добивался, вываливая всё это на сотоварища? Что тот вот так возьмёт и согласится с каждым пунктом? Скажет, что сам подобного же мнения придерживается? Смехотворно… И всё же. Морти. Рик поднимается с кровати неожиданно тихо даже для самого себя. Находит в ванной комнате несколько небольших полотенец, мочит их в тёплой воде, выжимает, чтоб не текло, после чего искусно приводит в порядок и себя, и Смита, умудряясь не потревожить при этом сон последнего. Не то чтобы это попытка как-то загладить свою вину, что-то в этом роде. Но да, Санчез действительно ощущает небольшой дискомфорт от того, что Морти мог бы проснуться и испытать лишние неудобства. Ненадолго в голове возникает шальная идейка стереть внуку обо всём память, и максимально вылечить кое-какие последствия того, что случилось между ними относительно недавно. Но… Пятнадцать гребанных лет. Даже если это было внутри его сознания, для Морти эти пятнадцать лет тоже были важным сроком. И наверно, в последнее время Рик стал слишком ответственным, едва ли не моралистом. Потому что он чувствует, что не имеет право решать всё за этого мелкого (который уже и не такой мелкий, к слову). Наверное, им нужно будет поговорить. *** Пробуждение Морти вязкое и ленивое. Нет никакого желания открывать глаза. Сладкая истома полной удовлетворённости пока что не покинула парнишку. Разве так ужасно желать насладиться последними мгновениями приятной неги? — Хэй, Рик, вот это ты постарался этой ночкой, — смораживает Смит первую глупость, какая только приходит ему в голову. Молчание служит ему ответом. Это… довольно напрягает. Само собой, весь сон как рукой снимает. — Рик? — с долей беспокойства в голосе спрашивает Морти, вскакивая на постели, почти не замечая, как одеяло сваливается на пол, открывая недавно вполне прилично прикрытую наготу. — Господи, Рик, ты вообще в порядке?!.. Санчез сидит на полу, прислонившись спиной к двери в ванную и прожигает взглядом две дыры в стене. Блять, это выглядит ни разу не здорово. — Твою мать, Рик! Ты вообще здесь?! — кричит Морти, буквально сваливаясь с кровати вслед за одеялом и подползая к Санчезу, словно бы вообще отрешившемуся от этой жизни. — Ты не плод моего воображения, Морти, — произносит мужчина. — Зачем ты здесь?.. Это что, грёбанная телепередача «Что? Где? Когда?»? Или почему Рик снова и снова задаёт ему идиотские вопросы? Очевидно, вопрос «Кто ты?» стал теперь не таким актуальным. Оу. Нет. «Морти Смит. Сын Джерри Смита и Элизабет Санчез-Смит». Морти ответил на него. Причём весьма подробно. — Ааа, — тянет парень, неожиданно обнаружив, что в номере не так уж и тепло, обхватив себя руками за плечи. — А разве не тебе лучше знать, Р-рик? Мы ведь в твоей голове находимся, верно? Санчез только вздыхает, глядя на глупые попытки парня согреться. Потом решительно подцепляет краешек упавшего одеяла, кутает внука в него, как гусеницу в кокон куколки и притягивает в объятия, чтоб уж наверняка согреть это недоразумение. — Да, пёс. В моей голове. Всё верно, — соглашается Рик. — Только вот ты в курсе, что тебя здесь быть не должно было? Даже я в конечном итоге покинул ту дыру раньше тебя, чтобы ты завершил своё испытание самостоятельно… — Стоп, что? — вычленяет из сказанного, как всегда, что-то идиотское Смит. — Так ты всё же был со мной в дыре? Мы опять в дыре? Мы так и не выбрались из неё? — Эм… Вообще-то Рик хотел впервые поговорить с этим пиздюком о по-настоящему важных вещах. Например, о том, насколько этично трахаться в жопу с собственным дедом… Но в пизду все эти жалкие попытки ступить на путь праведности и нравственной чистоты, не так ли? Куда важнее обсудить ёбаную дыру или что-нибудь ещё в этом роде. — Да, пёс, я там был. И нет, мы больше не там и никогда туда не попадём, потому что помимо твоей охуеть какой милой фоточки я оставил в той реальной дыре (серьёзно, Морти, этот кошмар назовёт санузлом только какой-то уж совсем лютый извращуга) ещё и небольшое устройство, которое, эээ, как бы так сказать, нейтрализует всё, связанное с дырой. Ладно, это был небольшой динамит, заряженный антиматерией, но Морти вовсе не обязательно об этом знать, правда же? — Хорошо, Рик, — кивает пацан, зачем-то ещё крепче прижимаясь к мужчине, нагло устроив голову на крепком плече. — Предположим, я тебе верю. А что насчёт «тебя здесь не должно быть»? — парень выразительно изображает пальцами в воздухе кавычки. Санчез фыркает: — А вот здесь, п-ээ-с, всё предельно ясно. Если я говорю, что тебя здесь не должно быть, это именно то и значит. Ты буквально не мог попасть в моё расщепленное сознание, доступ в которое был мною же закрыт для всех, кроме эээ… — Кроме кого, Рик? — нетерпеливо вопрошает Морти, развернувшись в кольце рук последнего так, чтобы теперь смотреть Санчезу прямо в глаза. — Блять, Морти, опять ты тупишь, идиота кусок, — уж слишком преувеличенно пытается разыграть раздражение учёный. — Я закрыл доступ к своему сознанию для всех, кроме гипотетической родственной души, соулмейта, если будет угодно. Короче, Морти, для всех, кроме одного, который и не существует, эмм, вот так вот… Чего-о? В смысле, что вообще Рик хотел этим сказать? — Но я как-то здесь оказался. Не могу ведь я… — пытается начать рассуждать вслух шатен. — Святые угодники, Морти, не пытайся думать! — только и восклицает Рик. — Не производи впечатление ещё большего тупицы, чем то, что уже есть. Думаешь, я специально встраивал в тебя эту опцию? Я такой, ээ, хренью обычно не страдаю, понимаешь? Помнишь ведь, что любви нет, да? Есть химия, гормоны, ещё хуета собачья кое-какая… А любовь… родственные души… это всё красивые фразы для моралистов, которые не могут признаться окружающим и самим себе, что не прочь потрахаться, как те ёбаные животные в период течки и гона. Вот это Рик, конечно, спич выдвинул. Прямо целый монолог в духе постмодернистского Гамлета. — То есть я попал в твой мозг лишь потому, что ты всегда хотел меня подсознательно трахнуть? — уточняет на всякий случай Морти у Рика. Да уж… незадача однако. Если бы всё действительно было так просто. Просто присунул, удовлетворился и забыл… Тогда, возможно и сознание расщеплять не пришлось бы. — Я не помню, зачем расщепил своё сознание, — признаётся зачем-то Санчез. Пожалуй, это самая его искренняя фраза за последние полчаса. — Ну, ты вспомнил, что ты это сделал. Уже прогресс, — пожимает плечами Морти, которому становится вдруг так похуй на всё и вся, что хоть убей, а ебало останется каменным и безразличным. — Нет-нет-нет, — неожиданно словно оживает Рик, вздергивая подбородок Смита так, чтобы смотреть глаза в глаза. — Я вспомнил всё, когда… — Трахал меня, — кивает Морти. И блять, зачем он продолжает пороть эту дичайшую чушь? — Не-ет. Подожди, если бы дело было в этом, я вспомнил бы раньше. Но я вспомнил, когда ты ответил мне на вопрос, кто ты. Это было, как… как стоп-слово в БДСМ понимаешь, Морти? Серьезно? Сначала сказать, что происходящее между ними не значит ровным счетом нихуя, а потом требовать от Морти поддержания диалога? — Какая же ты, блять, сволочь, Рик, — от души произносит Смит. — Стоп-слово в БДСМ? Что ещё за чушь придумаешь? К чему эта хрень про так называемые «родственные души», если всё что волнует тебя по настоящему, это прожигание жизни всеми известными способами? Зачем вся эта хуйня, скажи мне?! За-за за что ты так со мной, блять, а? В порыве какой-то особенно злой горечи Морти начинает колотить кулаками прямо по крепкой груди Санчеза. Тот даже не пытается препятствовать избиению самого себя. Рик словно… и правда задумывается. — Совсем охуел, пёс? — неожиданно спрашивает он. — Или такой тупой, что некоторые вещи по несколько раз повторять нужно? — А? — удивленно откликается Смит, даже бить Рика перестав от такой неожиданной предъявы. — Какие вещи повторять?.. — Ой, бляяяяя, — искренне протягивает Санчез, обхватывает парня за плечи так, что не отвертишься. — Воистину дерьма ты кусок, Морти Смит. Блять, люблю я тебя, усёк? — Но ведь… — пытается возразить Морти, чьи потуги тут же прерываются хмурым взглядом. — Я сказал дважды. И конечно, у меня есть небольшой комплекс, Бога, сученька. Но прибережем третье признание до следующего раза, лады? — Эмм, л-лады, — кивает Смит. — И Рик? — Чего тебе ещё, пёс? — Ты… эм… ты тоже ничего. Ахуеть. Зачтём, как первый шаг на пути к осознанию большой и вечной любви, блять. И кажется, Рик так и не поговорил с Морти об аморальности подобных отношений. Ну и нахуй. До следующего раза.