Нестеровы: история поколений, колесо Сансары

      После обеда, вернувшись из редакции, где мы работаем вместе с моим сводным братом — он сын маминого нового мужа от первого брака, я решила быстро собраться и тут же ехать домой, чтобы не добираться до дома по темноте. Мама с новой семьёй живёт за городом в посёлке городского типа, и там от остановки нужно пройти не менее двух километров, а когда грязно и холодно, ну… это малоприятное удовольствие. Хотя сейчас уже апрель и довольно тепло, но тащиться по отбитой сельской дороге почти в самый конец посёлка до маминого дома в темноте мне не хотелось. Можно было договориться с Лёшей — сыном моего отчима — и приехать к родителям вместе, но у него оставались дела в городе, да и статью дописывать надо, поэтому в этот раз составить компанию мне он не смог. Но я и не расстраивалась — завтра годовщина смерти нашего отца, и поэтому разделить этот день хотелось только с мамой и Викой, младшей сестрой. К сожалению, ещё оставалась Арина — наша младшая (сводная) несносная сестрица, которую лишний раз глаза мои бы вообще не видели… но увы, ту из дома не выгонишь (по крайней мере пока ей не стукнет 18), поэтому придётся мне снова её перетерпеть.       В рюкзак я покидала только самое необходимое — телефон, старый кассетный плеер брата, который я иногда доставала и слушала на нём его же кассеты, пару свитеров (на всякий случай), косметичку, расчёску и другие мелочи, которые могли бы мне пригодиться дома у мамы. На удивление, плеер Женьки, которому было уже аж 16 лет — его подарил брату дядька в 1988-м на день рождения, привезя из поездки в Москву, ещё работал, но и я его очень берегла и использовала очень осторожно. Это была память о брате, о детстве и о дядьке — ведь, можно сказать, именно он привил тому музыкальный вкус и покупал ему эти кассеты, которые теперь небольшой горкой покоились в рюкзаке под моим свитером… по правде говоря, сейчас почти все мои и его старые вещи, которые мне удалось стащить из квартиры бабушки и деда, где жили дядька с семьёй до аварии, после отъезда Жени с матерью, я оставила дома у мамы, т.к. в квартире в течение полугода после окончания моей учёбы шёл ремонт, и я многие вещи, в том числе памятные, перевезла к ним домой. Но иногда мне казалось это правильным — комната в том доме напоминала мне о детстве, несмотря на то, что в дом мы въехали через несколько лет после гибели отца и когда мне уже стукнуло 12, и в том же году родилась Арина. А после ремонта эта квартира и вовсе казалась какой-то чужой… и уже не так сильно напоминала о прошлом и о жизни с родителями в детстве, той жизни «до», которая в тот день 15 лет назад превратилась в «после»… Я не заметила, как закончив собираться, незаметно для себя погрузилась в свои мысли и теперь стояла посреди комнаты, вертя в руках наушники от плеера, которые тоже нужно было не забыть положить в рюкзак.       Около подъезда я столкнулась с Лёшей, который торопился домой к компьютеру — нужно было заканчивать статью про последние спортивные события в области, а сдавать номер нам нужно уже послезавтра. Узнав от сводного брата, что к нему должен забежать и Матвей — его двоюродный дядька по материнской линии, который старше Макарова всего на два года и который тоже работает в редакции газеты вместе с нами, и поможет ему со статьёй, а потом парни будут смотреть Лигу Чемпионов, я слегка позавидовала: именно сегодня мне будет не до футбола, да и смотреть мне его дома у мамы будет не с кем. Вика не любит футбол, Вова — мой лучший друг — в городе, а Дёма — мой троюродный брат и ещё один хороший друг — уехал вместе с семьёй к родителям жены в другой город. Я подумала, что об итогах тура Макаров наверняка напишет в своей рубрике: вчера Монако ожидаемо обыграл Челси со счётом 3:1 и теперь считается одним из фаворитов турнира, а может и единоличным фаворитом, если, конечно, Порту не сможет пройти испанский Депортиво — тёмную лошадку этого сезона… Долго болтать с Лёшей я не стала, передала привет Матвею и поторопилась на остановку, сделав себе мысленную пометку сегодня вечером позвонить Тарасенко и узнать, чем закончится игра. А Макаров в очередной раз решил напоследок показать себя занудой и образцовым старшим братом и напомнил мне не обижать Арину и вообще её не трогать. Я привычно закатила глаза, послала его лесом и надулась, уже направляясь к остановке. Меня бесило, что он её защищает. Но помимо того, что я терпеть не могу и саму Арину, заступничество Макарова младшей сестры и его доброе отношение к ней бередило мои старые раны… и в очередной раз напоминало о том, что мой любимый старший брат уже давно далеко от меня и возможно, вообще меня не вспоминает.       Сев в автобус, я достала Женькин плеер и нежно провела по нему кончиками пальцев, грустно улыбнувшись.       «Всё, как вчера, но без тебя.»       Как же актуально. Интересно, что брат слушает сейчас и насколько изменился его вкус? На старых кассетах, что ему дарил дядя Дима — его отец — Ария, Наутилус, Алиса, Гражданская оборона, Пикник и, конечно, Кино — и дядька, и Женя любили Цоя, и по роковой случайности тот разбился всего через год с небольшим после смерти дяди и моего отца. Интересно, как эту новость перенёс брат почти 14 лет назад… я вздохнула, вытащив из плеера Арию и вставив Кино — неторопливый, глубокий голос Вити погружал в задумчивость и навевал старые воспоминания, которые, казалось, никогда надолго меня не покидали за последние годы. Жилось ли мне лучше «после», чем было «до» с отцом, маленькой сестрой, молодой мамой, дядькой и любимым двоюродным братом? Не знаю. У меня не было серьёзных причин жаловаться на жизнь, мы никогда не жили бедно или откровенно плохо, в семье — слава Богу — все были здоровы, я успешно закончила университет по специальности, которую выбрала сама, и теперь почти год работаю в газете вместе со сводным братом… а мама вполне счастлива в новой семье с отцом Лёши и моим отчимом — дядей Мишей, который оказался достойным и порядочным человеком, что меня тоже радовало. И вроде бы всё хорошо, но… я знаю, что прошлое — то, что было «до», я так и не смогла отпустить. Да и как можно смириться с тем, что твоего близкого и родного человека больше нет? Папа… я давно не плачу, вспоминая о нём. Только если очень редко, когда нахлынут эмоции. Не кривя душой, я всё-таки приняла то, что его больше нет. И я думаю так вполне искренне. Я уже давно взрослый человек и прекрасно понимаю, что с того света не возвращаются.       И всё так, если бы не мой брат… да, отец и дядя погибли, но Женя-то жив. Где он сейчас? Как он живёт? С кем? Хорошо ли ему? Вспоминает ли меня? Эти вопросы не дают мне покоя все 15 лет со дня после похорон, когда его мать неожиданно забрала брата и они уехали ночью, даже не дожидаясь утра. Почему? Её поступок тогда объяснили тем, что она больше не могла оставаться в городе, где погиб её муж и где у неё больше не было родных помимо нас, но мы — семья дяди Димы, а не её, а её родня живёт в Беларуси, там её мать, двоюродные сёстры и брат, сестра матери… но что интересно, уехали они не к тёте Марине, бабушке Жени. Когда мама написала письмо в Беларусь и сообщила о страшной новости, надеясь, что ответит уже Светлана вместе с матерью и мы сможем и дальше с ними держать связь, через месяц пришёл ответ от удивлённой женщины, где она выражала соболезнования и очень удивлялась, что дочь ей не только не сообщила о том, что погиб её муж, не предупредила, что приедет с внуком, но так и не появилась у неё дома и теперь Марина Валерьевна волнуется: где же её дочь с сыном? Что с ними и почему не едут? Это напугало тогда маму, но больше ничего сделать она уже не могла, нового адреса Светланы она не знала, к матери она не поехала и другие их родственники её также не видели. А потом, как мы поняли, и сама тётя Марина переехала и больше не писала, и так связь окончательно и потерялась… мама предположила, что она и вовсе умерла, а больше ни у кого узнать про судьбу бывшей невестки и моего брата было не у кого. Сама Светлана явно не пожелала с нами общаться дальше, возможно, запретила и Жене, и это бесконечно разбивало мне сердце…       «Ревность, жалость, словно заодно,       Птицей скорби падаю на дно…       Всё, как вчера — но без тебя.»       Нахмурившись, я ушла глубоко в свои мысли и едва не проехала свою остановку, вовремя очнувшись за пару минут до неё. Мерный голос Цоя и старые, любимые песни брата, о котором я и думала всю дорогу, меня вгоняли в знакомую тоску и вызывали волну ностальгии, с которой бороться мне было сложно. Если бы со мной домой поехал и Лёша, занял бы меня разговорами о работе или о футболе, а потом мы принялись бы спорить о какой-нибудь ерунде — что случалось довольно часто, то и я бы отвлеклась от своих размышлений о прошлом и о пропавшем брате, а так… да ещё накануне годовщины смерти отца… разве можно думать о чём-то другом? И о ком-то?       Я вышла из автобуса, и на посёлок только-только стали опускаться сумерки, но в целом было довольно светло, что меня обрадовало. Вообще-то, родители и Вовы живут тут же, недалеко от мамы и отчима, и он к ним частенько ездит в гости и на рыбалку, но именно сегодня мне пришлось ехать одной. Ну и ладно. Слушая музыку и думая о своём, я шла по знакомой дороге и только мельком замечала, что за много лет тут почти ничего не изменилось. Несколько улиц из частных домов, возле каждого — непременно небольшой садик, а за домом — огород, у многих хозяйство, перед домами бегают куры и на заборе лениво вылизывает лапы толстый, домашний кот… почти, как в деревне в паре километров отсюда. Только в посёлке всё же дороги получше, освещение, больше магазинов и даже есть кинотеатр и несколько кафешек. Многие наши родственники тут живут, а вот бабушки и дедушки жили в деревне, и именно туда ехали отец с братом 15 лет назад и по роковой случайности так и не доехали… я махнула знакомым соседям, с кем-то поздоровалась, вытащив наушник, а когда до дома оставалось каких-то полкилометра, увидела, как навстречу спешит Вика — видимо, мама отправила сестру меня встречать.       — Лерка, привет! — Запыхавшись, она поприветствовала меня и кинулась обнимать, я улыбнулась, обняв её в ответ и погладив по коротким волосам, которые за то время, что мы не виделись, всё-таки немного отросли.       — Привет, крошка.       Я хмыкнула про себя: эта крошка уже с меня ростом и за пару лет явно перерастёт, учитывая, что я сама росла лет до 20. На ней были штаны в обтяжку, плотная водолазка и сверху моя джинсовая куртка, в которой ещё я когда-то ходила в школу (а я уже 6 лет, как закончила) и на которой так и остались несколько нацепленных мной значков… а вот и мои любимые Бэкстрит бойз, которых я обожала в старшей школе и у меня половина комнаты была увешена их плакатами! Сестрёнка не сняла его, и я снова хмыкнула: а ведь она любит другую музыку. Для неё мне было ничего не жалко и я бы и подумать не могла, чтобы ругаться за то, что она берёт мои вещи. Тем более, что я и сама ей их часто отдаю, некоторые совсем новые — у нас один размер. Чего не сказать про Арину… и вот как раз причина того, что я не была дома почти месяц — она снова взяла мои вещи, а потом ещё вытащила из ящика моего стола Женькины кассеты, и конечно, я устроила ей скандал, а кассеты забрала с собой. Им более 15 лет! Вдруг эта идиотка их испортит?! Для неё не составляли ценности вещи моего брата, она его даже не знала, но я-то их берегу больше своих собственных!       — Ты опять покрасила волосы? — Усмехнулась я, легонько проведя по волосам сестры и отметив, что в прошлый раз они были розовыми, теперь же — ярко-красные, её любимый цвет.       — Да, ты же знаешь, я люблю красный. — Бодро отвечала Вика, и мы направились к дому, а я, соскучившись, обнимала её за шею, закинув свободную руку ей на плечо и убрав плеер в рюкзак.       — Что мама сказала? — Полюбопытствовала я, помня, впрочем, что мама никогда не ругалась ни на меня, ни на сестру за наши эксперименты во внешности, яркие волосы, пирсинг, кольцо в носу у Вики, которое она вставила туда год назад — после своего дня рождения, мои короткие юбки и мамины любимые сапоги на платформе, которые я таскала в десятом классе… и вряд ли бы она стала ругаться сейчас, да и Вика не в первый раз красит волосы.       — Мне мама ничего не сказала. Но Арине… — Захихикала Вика, а я сразу насторожилась, подумав про сводную сестрицу и что такого она могла опять выкинуть. — Представь, эта ворона заявила маме, что тоже покрасит волосы. Ну типа, почему ей, то есть мне, можно, а ей нет?       — Представляю, что мама ей сказала. — Фыркнула я, покрутив пальцем в виска. В 12 лет не красила волосы даже я. А Арине надо ремня прописать, чтобы думала своей головой, а не пеняла на нас с сестрой.       — Мама ответила, что запрещает ей до 16 лет даже думать про краску и чтоб не смела больше брать твою косметику…       — Эта дура опять лазила в моей комнате? — Тут же встрепенулась я, хмуря брови. — Боже, когда же я наконец исполню свою угрозу и повешу на дверь замок?! Это уже ни в какие ворота не лезет!       — Вооот! И я ей то же самое сказала! — Горячо поддержала Вика, постучав кулаком о кулак. — Но разве она меня слушает? Но Арина боится меня, поэтому даже на порог ко мне не заходит. — Фыркнула она, а я позлорадствовала: вот и правильно! Нечего ей там делать! — А ты же с нами не живёшь, вот она и решила, что к тебе заходить можно…       — Овца. — Раздражённо скривилась я, и оставшееся расстояние до дома мы прошли, ругая сводную сестрицу.       Не то чтобы ругать Арину было нам слишком приятно, как и вообще вспоминать её лишний раз, но я же не виновата, что она вечно портит мне настроение и суёт свой нос и загребущие ручонки туда, куда не следует. У себя в квартире я имею радость не видеть её противную физиономию, но не могу же я маме заявить, чтоб она выгнала её из дома… к сожалению, не могу, поэтому в ближайшие сутки придётся потерпеть. Увы.       На первый взгляд, дома никого не было. На кухне было темно, наверху непривычно тихо, а в зале был включен только торшер и стоял приятный полумрак. Вика сказала, что отчим ещё не вернулся с работы и вообще уехал куда-то в область на объект — он строитель-прораб, Арина ушла к подружке, а мама, видимо, ушла в магазин, предварительно — как я и предположила — отправив её мне навстречу. Я нерешительно присела на диван, задумавшись о своём, но тут же встала, подхватила рюкзак и направилась наверх в свою комнату — решила, что до прихода мамы приму душ и переоденусь, а затем мы все вместе поужинаем. А Вика пошла делать уроки — она заканчивает десятый класс, скоро конец года, контрольные, какие-то оценки нужно было исправлять, ведь итоговые оценки повлияют на аттестат — поэтому надо заниматься. Оказавшись в своей комнате, я сразу заметила открытый ящик стола и горкой сваленную на столе косметику — видимо, мама поругала Арину и велела ей убрать всё на место, а эта идиотка даже не потрудилась положить, где взяла… по видимому, надо мне и правда или вешать на дверь замок, или забирать все вещи к себе в квартиру. Но я ведь и у мамы бываю. А если Вика захочет взять что-то из моих вещей? Я поджала губы, убирая косметику обратно в ящик и рассеянно пробегая по комнате взглядом…       За те пять лет, что я училась в другом городе, а затем ещё почти год жила в отцовской квартире, тут почти ничего не изменилось. Да, мама с отчимом тоже делали ремонт, но я настояла, чтобы мою комнату не трогали: мне непременно хотелось хотя бы здесь сохранить кусочек детства и оставить всё так, как было при мне, когда я училась в школе и куда мы переехали через четыре года после того, как не стало папы. Немного выцветшие обои в цветочек, старый платяной шкаф и кровать, доставшиеся мне ещё от бабушки — маминой мамы, которая умерла, когда мне было 6 лет и позже мама перевезла сюда некоторую мебель из родительского дома, а уже позже её заменили на новую. Но опять же, я была против и попросила оставить в моей комнате всё, как было. А перед окном стоит стол, который достался уже от отца — его смастерил ещё наш дедушка и за которым ещё делали уроки по очереди папа и дядя Дима… там, чуть выше верхнего ящика ещё можно увидеть нацарапанную ножом сохранившуюся надпись: «Денис дурак», а ниже, уже ручкой был написан ответ: «сам такой, Димка — дурилка, бу бу бу!». Я всегда хихикала с этих надписей и сейчас тоже фыркнула себе под нос — как будто послания из прошлого… интересно, какими были отец и дядя в детстве? Я бросила взгляд на старые фотографии, расставленные вдоль стола, и вздохнула. Нет, конечно, по фотографиям и рассказам бабушки и дедушки в детстве я могла сделать некоторые выводы, но ведь они же не давали полной картины… я посмотрела на свадебную фотографию родителей — совсем молоденькая мама, вчерашняя выпускница, в длинном белом платье и распущенными волнистыми волосами, счастливо улыбается в камеру, держа отца за руку, а в другой руке букет из белых роз — её любимых; и рядом папа, лукаво улыбается в кадр, чуть задрав нос и глядя на фотографа с некоторым шутливым вызовом: именно такую улыбку отца я и запомнила. Я хмыкнула, осторожно проведя пальцем по стеклу. Вот такими они с братом и были… душа компании, весельчаки и авантюристы, они оба безумно любили жизнь и то, чем им приходилось заниматься, любили семью и друг друга, и я запомнила папу именно таким. С задорной улыбкой и хитрым блеском в глазах, который — по словам многих, кто меня знает, — передался и мне, ведь я «полностью папина дочка», что с гордостью повторяла я про себя, вспоминая мамины слова и прекрасно видя сходство с ним в зеркале… Я посмотрела на фотографию маленького Жени на руках у бабушки и задумчиво перевела взгляд в потемневшее окно. А вот брат родился совсем не похожим ни на отца, ни на дядю, ни на деда, в отличие от меня (как ни странно, я же девчонка). Даже Вика взяла от рода отца больше, и порой так хитро и ехидно смотрела на окружающих, что обязательно кто-то вспоминал и дядю Диму — у того обычно на лице было написано, что он задумал и скрывать это у него редко удавалось, и ухмылка сестры уж очень напоминала дядькину. Светлана ругалась, а ему хоть бы что. Я невольно усмехнулась, уйдя в воспоминания, но всё же решила переодеться, накинуть старый домашний халатик и сходить в душ, а то скоро уже вернётся мама и позовёт ужинать.

***

      …когда я вышла из душа, а затем вернулась в комнату и надела домашние штаны и футболку, решила всё-таки спуститься вниз и найти там маму. В комнате Вики горел свет, и сквозь приоткрытую дверь я заметила, как она сидит за учебниками и что-то пишет в тетрадке, решила пока её не отвлекать и с такими мыслями направилась на первый этаж. Арины, к счастью, ещё не было, как и отчима, но его отсутствие как раз меня не удивило — на объекте он мог задержаться до позднего вечера, строительство дело серьёзное. А вот в зале я услышала музыку и, тихонько подойдя к двери, заметила, как мама кружится под музыку — совсем как в молодости, какой я запомнила её ещё при жизни папы. Я улыбнулась и решила ей не мешать, понаблюдав пока со стороны. На её лице застыло скорбно-мечтательное выражение, и я поняла, что она вспоминает отца. Я помню, как мама любила танцевать в молодости и как танцевали они с папой на праздниках и общих застольях. Где-то в груди кольнула знакомая тоска, по коже пробежал колючий холодок и я вздрогнула. Я вспомнила, как мама танцевала в тот вечер — на дне рождения бабушки… и как водоворотом накрыли воспоминания, а перед глазами пробежали кадры того дня: танцующая мама в красивом платье, весёлая и такая счастливая, будто они только недавно поженились, а ведь мне уже было 8 лет… их танец с отцом, его шутки и её заразительный смех… маленькая Вика на руках у дядьки, строгая Светлана, выговаривающая ему за что-то, и мы с Женькой, носящиеся по саду за бедолагой котом… вот дедушка качает на руках годовалую Соню и о чём-то сюсюкает с девочкой, а тётя Ира — его племянница — смеётся, обнимая старшую дочку Оксану и поправляя ей воротничок на платьице… а вот мы все за столом и мама говорит тост свекрови — нашей бабушке, потом плачет и обнимает её, а следом за ней в общий клубочек подтягиваются и папа с дядькой, а потом и Оксанка, подлезая под руки взрослым… Светлана убегает в сад в слезах, а дядя Дима ловит недоумённые взгляды родственников, и сам не понимая, что же расстроило жену, и идёт за ней… мы с братом валяемся на траве и смотрим на звёзды, а затем он неожиданно спрашивает:       — Лер, а ты же меня не забудешь?       В мои 8 лет такой вопрос от брата прозвучал максимально странно. Да и к чему он спросил тогда? Почему ему это пришло в голову? Неужели… он чувствовал, что скоро расстанемся? Но судьба сыграла с нами слишком злую шутку. Наши отцы разбились, Женя с матерью уехали, а ещё через время один за другим ушли и бабушка с дедушкой — слишком сильно их подкосила смерть обоих сыновей. И жизнь стала совсем другой… но сейчас, наблюдая за танцующей мамой, почти как тогда — 15 лет назад, я снова словно наяву видела ту маленькую девчушку в розовом платьишке и с хвостиками, которая смотрит на старшего брата и морщит носик, искренне веря, что им ничего подобного не грозит.       — Даже если мы разлучимся… если вдруг… То мы всегда друг друга найдём.       Но уже через неделю после того вечера наша привычная жизнь разбилась на осколки, и собирать их и строить новую нам пришлось уже врозь. Конечно, я не забыла брата, и порой стоило мне прикрыть глаза — на меня из прошлого пытливо смотрели синие глаза Жени, который без слов раз за разом задавал мне тот же вопрос: ты меня не забыла? И в такие моменты мне иногда хотелось плакать. Как я могу его забыть?.. Отец, дядя и брат — это же большая часть меня, моего детства и моей семьи, они занимают слишком большое место в моём сердце. А разве можно вырвать сердце?.. Конечно, нет. И я так скучаю по брату… сердце снова заныло, и я смахнула с глаз непрошенные слёзы. Ещё не хватало, чтобы мама заметила и начала беспокоиться.       А какая истерика на меня накатила в день рождения, когда мне стукнуло 20? Я тогда приехала домой на каникулы, когда закончилась сессия. Я не выдержала, напилась, сидела на полу у себя в комнате с бутылкой водки, размазанной по лицу тушью и ворохом разложенных вокруг себя фотографий, пила прям из горла и рыдала, а на включённом магнитофоне рвала душу недавно вышедшая песня «старший брат». Но ты уже взрослый… Я тогда никого не пустила к себе и не вышла к гостям, из которых были наши родственники и некоторые мои друзья, которых позвала мама. Не пустила и маму, только Вика ужом проскользнула в комнату, закрыла её изнутри на щеколду и устроилась рядом со мной на полу, после этого ещё полтора часа слушая мою истерику и пьяные пиздострадания. И так горько мне было тогда, так обидно и больно, что я не слышала даже тихий голос сестры, старающейся меня утешить. С фотографий на меня смотрел маленький Женька, молодые отец и дядя, а в ушах так отчётливо стоял голос брата, который я не забыла за столько лет: «Я всегда буду рядом, Лер. А как же иначе? Ты ведь моя сестра. Я тебя люблю. Мы будем рядом так же, как и наши папы.» Его голос в моей памяти и детская наивность били наотмашь и словно ножом раздирали старые раны, которые и без этого до конца никогда не заживали… больно, как же больно-то, братик… как же тут не плакать, сестрёнка?       Кто сейчас с тобой, где ты сейчас?       Может, ты совсем забыл о нас…       Каждый вечер ждём тебя домой.       Но ты уже взрослый…       Мы оба давно взрослые. Я уже год, как закончила университет. Но рана не заживает, и порой становится так тоскливо… как же так? Это ужасно несправедливо! Мало того, что мы с Викой лишились отца, так ещё и брата мать увезла! Жду ли я его сейчас? Не знаю. Если я буду каждый день смотреть в окно и заглядывать в окна квартиры, где они жили и которая теперь стоит пустая после смерти бабушки и деда — как я делала в первые полгода после аварии… я быстро сойду с ума. Конечно, я мечтаю снова увидеть брата! Но ждать… это так невыносимо. И очень больно.       — Лер, я уверена, что он тебя не забыл. Ну не реви ты, а! — Успокаивала меня тогда сестра, с беспокойством поглядывая на дверь, за которой наверняка стояла мама и сама едва могла удержаться от слёз. — Ведь он же был так к тебе привязан, сама рассказывала. Он заступался за тебя и выгораживал перед взрослыми, а во втором классе пошёл ругаться с учительницей, которая поставила тебе двойку за контрольную… — Да! И подрался с Симоновым, который дразнил меня и называл толстой коровой! — Тут же отозвалась я, шмыгая носом и вытирая рукавом платья слёзы. — Представляешь себе? Худенький, маленький Женька и Симонов, который уже тогда был выше на голову, хоть и младше на год, и толще раза в два! — Хихикнула я сквозь слёзы и отхлебнула из бутылки ещё.       14-летняя Вика поморщилась и попыталась отобрать у меня её — но хрен бы там, я тут же отвела руку и снова заголосила…       — Вик, ну как же так, а? Это же нечестнооо… папа, наш папуля разбиииился… мне до сих пор не верится! Я до сих пор иногда жду его, когда прихожу в нашу квартиру… вдруг он откроет дверь и я услышу его шаги? — Я снова зарыдала, а противная горькая водка оставляла горечь на губах и в душе, и легче нихрена не становилось. Не помогал алкоголь, хоть ты тресни! Сестра сочувственно смотрела на мою истерику, и я даже позавидовала ей в тот момент: ей было всего два года, когда отца не стало, и ей не могло быть настолько больно, как мне. — Разве это справедливо? Ему было всего 28! А дяде Диме 27… чёртова авария, чёртова машина… зачем они вообще в неё сели в тот день?       — Сестрёнка… ну не плачь, пожалуйста… а то я тоже буду плакать.       Она шмыгнула носом и уложила меня прямо на полу, я устроилась у неё на коленях и едва не разлила на себя остатки водки, только тогда отставив почти пустую бутылку. Вика гладила меня по волосам, а я прикрыла глаза и вспоминала, как однажды мы возвращались от родственников — наша двоюродная тётка отмечала юбилей, и приехали из гостей домой мы довольно поздно. Помню, что дядя Дима зачем-то ушёл в гараж, оставив нас у машины, кажется, его позвал сосед, Светлана побежала в круглосуточный магазин и велела Женьке ждать их у подъезда — нужно было успеть что-то купить к завтраку, мама держала уснувшую Вику, а папа вытащил из багажника тяжёлые сумки, вроде бы тётя Вера что-то из вещей передала с собой. А я едва вылезла из машины и засыпала на ходу — всё-таки было уже часов 10 и совсем не детское время. Смутно помню мамин голос, она сказала отцу, что сейчас отнесёт Вику домой и вернётся за мной, а он чтоб остался с нами, на что папа предложил самому отнести Вику или же унести сумки и спуститься, но тут неожиданно вмешался брат… мама с сестрой шла открывать дверь, следом шёл папа с сумками, а сзади них Женька со мной на руках — я была худенькой и очень лёгкой, что он легко смог меня поднять и донести до второго этажа. Я уже засыпала, но смутно помню голоса родителей, как заплакала сестра в соседней комнате и мама ушла к ней, как папа шёпотом сказал брату подождать родителей в зале, он сейчас спустится и найдёт Диму и позовёт его, а тот отказался уходить, сам выключил свет и остался сидеть на стуле у моей кровати, взяв на колени нашего кота. Это было странно, я не могла помнить наверняка — мне было всего шесть и я уже спала, но отчего-то сквозь сон я чувствовала его внимательный взгляд — он порой так смотрел, слишком серьёзно для ребёнка и взрослых это сбивало с толку, а ещё Женька примерно с таким же выражением лица рисовал… я отчего-то запомнила тот день, помню, как он нёс меня на руках, а потом сидел рядом, помню его взгляд и как он шёпотом потом сказал что-то вроде: «спи, сестрёнка, пусть ангелы тебя сторожат.» Уж не знаю, где он в свои семь лет нахватался про ангелов и вообще таких красивых, киношных фраз, но теперь, оглядываясь назад, я думала, что он был единственным моим ангелом, который больше не сторожит меня… и теперь, наверное, им стал папа, который оберегает меня с небес. Но Женя… мой братишка… где он сейчас и почему не рядом? Ведь он обещал…       — Он же обещал, Вик… — Вслух повторила я, лёжа на коленях у сестры и пьяно вглядываясь в знакомые черты мальчишки на старой фотографии, которого так и не смогла забыть за столько лет.       — Он вернётся, Лер. Верь в это. — Твёрдо сказала та, поглаживая меня по волосам и рассеянно глядя на фотографию в моей руке, точнее на того, кто на ней запечатлён.       Сестра совсем его не помнит. Но в этот момент так хотелось ей верить…       Я вздрогнула и вынырнула из своих воспоминаний, только когда песня, включенная мамой на магнитофоне, сменилась на знакомую мне. «Эти глаза напротив» — любимая мамина песня, точнее даже их песня с отцом — это я помнила с детства. Помню, как они танцевали под неё на последнем дне рождения дяди Димы, а глядя на них, затем и дедушка пригласил бабушку на танец, галантно протянув ей руку, а та засмущалась — совсем как молоденькая девушка, в первый раз танцующая с мальчиком… я улыбнулась воспоминанию, наблюдая за мамой. Она по-прежнему меня не замечала и легко кружилась под мягкий голос Ободзинского, будто всё ещё была молоденькой девчонкой, а не 43-летней женщиной во втором браке с тремя детьми и трагедией в прошлом. Её волосы метались по спине, и я тут же вспомнила, что в молодости у неё были очень длинные — до пояса, а теперь только до плеч, но они по-прежнему волнистые и так красиво рассыпаются по плечам, когда она двигается… иногда я всё же завидовала, что будучи так похожей на отца, не получила мамино изящество и грацию, а заодно и волнистые волосы, какими наградила природа и её, и её сестру и какие были у бабушки, их матери. Даже сейчас, прожив пол жизни, она двигалась так легко и непринуждённо, будто и не было за плечами тягот и лишений, потери мужа и обоих родителей, жизненных перемен — как хороших, так и не очень, взрослой дочери и почти взрослой её сестры, которая через год заканчивает школу… и мне так захотелось прикрыть глаза и очнуться в детстве, где ещё ничего этого не случилось, где все живы, где мама молодая и где у меня впереди целая жизнь… а рядом любимый брат, который обещал, что так будет всегда. Где же мы свернули не туда и почему всё полетело в тартарары после той чёртовой аварии?..       — Лера? — Я вздрогнула, услышав мамин голос совсем рядом.       Я прислонилась к дверному косяку и так глубоко ушла в свои мысли воспоминания, что не заметила, как мама увидела меня, остановилась, сделала музыку потише и подошла вплотную.       — И давно ты тут стоишь? — С подозрением спросила она, и я тут же принялась оправдываться. Как будто увидела то, что для моих глаз не предназначалось. Но ведь я тоже вспоминаю папу и мне приятно видеть, что мама его не забыла…       — Не очень. — Признала я, потупив взгляд. — Ты танцуешь совсем как в молодости. — С восхищением заметила я, посмотрев ей в глаза.       — А я, по-твоему, совсем старая? — Рассмеялась мама, и мы прошли в зал, она тут же включила и верхний свет.       — Конечно, нет. — Невозмутимо отозвалась я, усаживаясь на диван. — Но когда был жив папа…       — Я тогда была совсем девчонкой. — Мама села рядом и вздохнула. — Не в 28, конечно. Но молоденькой девушкой я была, ещё и когда ты родилась уже.       — А кажется, будто целая жизнь прошла. — Глухо произнесла я, поглядев на старую фотографию в рамке на полке шкафа у стены. Молодой папа с Викой на руках — сестре тогда была пара месяцев от роду, а рядом я в смешном платьице с цветочками и привычными по детству хвостиками. — Ты ведь не забываешь его, да? — Тихо-тихо спросила я, посмотрев на маму с надеждой, будто и сама не знала ответ.       — Ну как я могу его забыть? — Вздохнула мама, устраиваясь с ногами рядом со мной и положив голову на спинку дивана. Она рассеянно провела рукой по волосам и рассеянно посмотрела куда-то мимо меня, прежде чем продолжить. — Мы с твоим отцом были вместе всю жизнь. Его забыть невозможно даже после его смерти. — Грустно усмехнулась она, не глядя на меня. У меня пробежали мурашки по коже. — Мы же дружили всё детство, моя мама была его классной с пятого класса — представляешь, ей было совестно ставить ему двойки, ведь: «Он такой хороший мальчик, хоть и очень уж шебутной». — Рассмеялась мама, видимо, вспоминая рассказы бабушки, которая была учительницей у будущего зятя. — А классом младше учился его брат… директриса Марья Петровна, если помнишь, она ещё и при тебе работала, ругалась: «Опять эти Нестеровы! Ну что за наказание мне? Опять их мать в школу вызывать, Екатерине в глаза уже смотреть совестно, будто бы это не они, а я хулиганю на переменах, срываю уроки и дерусь с одноклассниками.» — Я захихикала, подумав, что у отца и дядьки явно было шило в одном месте, раз на них даже такая спокойная женщина, как Мария Петровна, жаловалась. А мама продолжила, лукаво улыбаясь и уже глядя на меня. — А потом пошли в школу вы с Женькой… ты помнишь, что ты вытворяла, а Женя вечно заступался за тебя и выгораживал перед учителями?       — Да уж, было дело. — Хмыкнула я, вспоминая брата.       Женька для всех был светом в окошке. Очень способный, яркий и жизнерадостный ребёнок, он, конечно, баловался порой, как и все дети, но в основном его проступки оставались без внимания, а ему действительно много раз приходилось выгораживать меня. Я полностью пошла в отца и дядьку, на что мне указывали взрослые с самого детства. Я носилась на переменах, как будто у меня был пропеллер между лопаток, разбивала окна, сносила с ног учителей, подбивала одноклассников сбежать с уроков в парк смотреть кино, вырезала сердечки на шторах, а в коридоре на стене написала маминой помадой, вытащенной из её сумочки — «Андреева Кристина — жаба», а перед этим подралась с упомянутой Андреевой из-за какой-то ерунды… чего уж мы не поделили, уже не помню, но угадайте, кто вместе со мной потом оттирал мою писанину со стены, пока маму, вызванную в школу, отчитывала за дверью наша классная? А как я подложила ужа ей в сумку, а та верещала на весь коридор, когда полезла туда за платком, а весь класс смеялся?.. Помню, как я выскользнула в коридор, пока та вопила, из других классов тоже высыпали дети и учителя, которых испугал крик в соседнем классе, увидела брата и потянула его за собой, попутно хихикая и рассказывая о своём «подвиге», а когда меня увидела Нина Сергеевна — наша классная, выбежавшая из кабинета следом, то тут же спряталась ему за спину, как делала часто, понимая, что меня ждёт головомойка…       — «Так, Нестерова! Отца в школу! СЕГОДНЯ ЖЕ! Нет, не отца… зови мать, может, хоть она тебя чему-то научит! Твой отец ровно такой же, как и ты, вечно от него одни проблемы были… вся в него пошла! И хватит прятаться за брата!» — Вспомнила я сердитый голос Нины Сергеевны. — «Женя, ты один в этой семье нормальный, ну почему не ты в моём классе, а этой бесёнок в юбке?» — передразнила я классную с той же жалобной и сердитой интонацией, и мы с мамой прыснули.       — Ага, а потом она час отчитывала меня в кабинете, жалуясь на твои выходки! —Рассмеялась мама, качая головой. Я машинально засмотрелась на её волосы, которые рассыпались по плечам от её движений. — А когда она меня отпустила, в класс зашёл Женя и уговаривал не ругать тебя, и что ты так больше не будешь. — Я хихикнула, и мама тоже не могла перестать смеяться. — И конечно, все знали, что это враньё…       — А папа и дядя Дима только смеялись и говорили, что надо было не ужа, а крысу ей подложить, она бы тогда так верещала, что и думать забыла бы об уроке. — Я продолжала хихикать, вспоминая первую учительницу, и даже мама смотрела не так укоризненно, как 15 лет назад, когда ей то и дело приходилось за меня краснеть.       — Потому что твой отец и дядька и сами такое вытворяли, пока учились, что я думала, что учителя и Марья Петровна поседеют, пока они закончат. — Улыбнулась мама, склонив голову набок. — Только мама не могла на них ругаться, она любила твоего отца и, несмотря на его поведение, была рада, что мы дружим… — Снова пустилась она в воспоминания. — И иногда она заступалась за него в кабинете у Игнатьевой, а после подружилась и с твоей бабушкой — его матерью, уж больно часто ей приходилось там бывать. — Смеялась она, вспоминая детство. — Наверное, с годами Денис всё-таки стал немного серьёзнее, но совсем немного. Он до смерти оставался тем же мальчишкой с горящими глазами от предстоящей проказы и хитрой ухмылкой, которую я с детства вижу и у тебя… — С нежностью заметила мама, окинув меня тёплым взглядом, и я тоже против воли улыбнулась. Мне нравилось, когда говорили, что я на него похожа. — «Ну Лииииика! Не рассказывай маме, ты же знаешь, я не специально! Он первый начал! И вообще, ты со мной дружишь или с ним?!» — смешным голосом протянула мама, вспоминая какой-то случай из детства, пародируя отца, и я снова рассмеялась.       — Чьей маме он просил тебя не рассказывать? Его или твоей? — Хихикала я, подумав, что это было так типично и для нас с Женькой. Только его не нужно было просить не сдавать меня, тот и сам бы никогда не выдал о моих выходках взрослым.       — Обеим! — Фыркнула мама, поправив волосы. — Только моя мама итак знала про все его проступки, а вот Екатерина Иосифовна… боюсь, она не знала и половины из того, чем отличался её сын и его брат. — Она снова улыбнулась знакомой нежной улыбкой, в которой я теперь явственно видела горечь, и незаметно для неё выдохнула.       Вспоминать отца и дядьку было приятно, но порой всё так же болезненно. Конечно, маме могло быть ещё тяжелее, она ведь действительно знала обоих большую часть жизни.       — Ты любила его. — Вздохнула я, грустно улыбнувшись.       — Конечно, любила. И сейчас люблю. Такая любовь бывает раз в жизни. — Мама пожала плечами, даже не думая спорить. Я задумчиво посмотрела на неё.       — Мам… — Нерешительно начала я, смущаясь от своего вопроса, что вертелся на языке. — А как же дядя Миша? Тебе ведь хорошо с ним?       Конечно, я не хотела услышать, что матери плохо с отчимом, к тому же она, как никто, заслужила счастье и спокойную жизнь после всего пережитого. Только вот мамины слова про отца и её взгляд говорили и о том, что она всё ещё иногда тоскует о нём. А как можно быть счастливой с кем-то ещё, не до конца отпустив прошлую любовь? Но может, и я чего-то не понимаю? Ведь наша семья не одна такая, и в мире много женщин, которые столкнулись с такой страшной потерей. И многие из них потом снова выходили замуж и жили вполне счастливо. Или я ошибаюсь? Второго отца у меня быть не может, но второй муж может быть у мамы. И я рада, что им стал дядя Миша, отец Лёши, потому что он хороший человек и не обидит маму, как это мог бы сделать кто-то другой. Он ладит с Викой, воспитывал её все эти годы как родную дочь, и хорошо относится ко мне. И для меня этого было уже достаточно, чтобы принять его. А для неё? Мама неопределённо пожала плечами, задумчиво закусив губу.       — Если бы мне было с ним плохо, Лер, я бы давно от него ушла. — Заметила она, вздохнув. — И я по-своему его люблю. Просто не так, как твоего отца. Так любить можно только один раз в жизни, возможно, когда-нибудь ты меня поймёшь. — Она улыбнулась прежней горько-нежной улыбкой, а я усмехнулась в ответ.       — Может быть, пойму. — Не стала спорить я, подумав, что не хотелось бы мне когда-то оказаться на её месте: встретить «ту самую любовь всей жизни» и похоронить его молодого, чтобы затем найти утешение в ком-то другом, кого всё равно не смогу любить так же, как того, первого.       — Тебе ведь уже есть, с чем сравнить. — Напомнила мне мама, хитро усмехнувшись. Я посмотрела недоумённо, а она продолжила. — Вот уж как ты любила Вадика, из дома из-за него сбегала, в коротких юбках к нему бегала зимой, стихи ему писала, его фотографию везде таскала за собой в блокнотике…       Мама явно меня подкалывала, весело сверкая глазами, а я поморщилась. Ну вот почему мне вечно припоминают Белова?! Как будто он и правда любовь всей моей жизни, честное слово!       — Мам. — Проворчала я, привычно закатывая глаза.       — Что «мам»? Скажешь, не было? — Подколола меня она, хитро улыбаясь.       — Было. — Не стала я спорить. — Я любила Вадима. — В конце концов он был моей первой любовью, и мы встречались 4 года. — И возможно, после него я и правда никого не любила, потому что зареклась. — Я хмыкнула. — Он ведь изменил мне и расстались мы некрасиво. Так зачем мне было снова влюбляться? Чтобы со мной поступил так ещё кто-нибудь? Ну нет. — Я покачала головой, поморщившись. А мама посмотрела с пониманием. — С Ильёй и Даней всё было хорошо, но более менее ровно. Мы и расстались мирно, с обоими. А с Даней я иногда и сейчас общаюсь, он уехал в Москву и там устроился в какую-то строительную компанию.       А вот с Вадиком мы действительно расстались со скандалом, нервами, моими истериками и слезами. А потом… а потом Вова, мой лучший и старый друг с детства, пошёл и набил ему морду, хотя я его об этом не просила. Я всегда с гордостью вспоминаю об этом, Тарасенко тогда показал себя не только лучшим другом, который заступился за меня и наказал негодяя бывшего за мои слёзы, он проявил себя как брат, как старший брат, который может быть опорой и поддержкой сестре и особенно в тяжёлый момент. Тогда я посмотрела на Вову несколько иначе, чем раньше… и взбалмошный, легкомысленный Тарасенко показался мне вдруг вовсе не таким. Я была ему очень благодарна. Наверное, будь рядом Женя, разбираться с Беловым пошёл бы именно он, но… Вову я действительно люблю как друга и близкого мне человека. Положив руку на сердце, я никого не могу и не хочу называть братом, кроме Женьки. У меня есть несколько троюродных братьев и любимчик семьи Демьян — внук бабушкиного брата, маминого дяди, есть двоюродный братишка Даниэль — сын тёти Дианы, которая вышла замуж за немца и живёт в Германии, есть Лёша — сводный брат, сын нашего отчима, но… никого из них я не могу называть братом так, как называла Женю. Вова для меня тоже стал близким человеком, но я не считаю, что обесцениваю нашу дружбу сравнениями с Женькой и осознанием, что такого, как он, в моей жизни больше никого не будет. Но после разборок с моим бывшим Тарасенко вырос в моих глазах и стал мужчиной, и этим уже выигрывал в сравнении со многими другими. Некоторые шушукались и строили предположения на наш счёт, задавали вопросы, почему же мы не встречаемся? И меня всегда дико возмущали подобные расспросы. Как можно предать такую дружбу и променять её на какие-то шуры-муры, которые с большой вероятностью ничем хорошим не закончатся? И к счастью, Тарасенко тоже возмущался таким вопросам и советовал любопытным не совать нос, куда их не просят, и конечно, тоже не думал смотреть на меня как-то иначе, чем на близкую подругу и даже чуть-чуть сестру, которой у него не было.       — А помнишь, как ты пришла домой после уроков и у тебя на руке я заметила татуировку с именем Вадика, которая потом оказалась временной… — Начала вспоминать мама с весёлым смешком, и я фыркнула: конечно, я помню. Ведь она мне такую головомойку устроила тогда!       — Ещё бы я не помнила… — Прыснула я, тоже вспоминая тот день. — Ты так ругалась, грозила запереть дома, пока она не сойдёт!       — Ага, и заперла тебя в комнате. А ночью ты умудрилась вылезти через окно и сбежать к нему, тебя даже не смутил второй этаж.       Я расхохоталась: конечно, не смутил! Что такое вылезти из окна среди ночи и сбежать к любимому для влюблённой дурочки в 16 лет? Подумаешь! Мы с ним потом гуляли по парку и забрались на колесо обозрения, пробравшись едва ли не на самый верх, где сидели до утра и целовались (возможно, не только бы целовались, если бы не скрипучая кабинка и не моя боязнь высоты, но в ту ночь всё было более менее невинно), но об этом, я думаю, маме и сейчас знать необязательно…       — Когда я утром пришла домой, я думала, ты меня убьёшь, но ты ограничилась нотацией. — Фыркнула я, качая головой.       — Правильно, потому что это был не первый случай, когда ты убегала из дома, и даже не второй, и вообще… — Посмеиваясь, продолжила мама, и так мы проговорили до самого прихода дяди Миши, который вернулся с работы и застал нас в зале за разговорами.       Мы обменялись приветствиями с отчимом, он пошёл переодеваться, а за ним вышла и мама, что-то рассказывая ему о работе и о каких-то делах, потом вернулась Арина и тоже ушла в свою комнату — к счастью для нас обеих, иначе мы легко могли бы разругаться уже вечером, а ссориться со сводной сестрой накануне годовщины папиной смерти мне не хотелось, потом спустилась Вика, закончив с уроками, и тут же ушла на кухню, т.к. успела проголодаться. Вернулась и мама, и мы вместе собрались на кухне, занимаясь ужином. Мама поручила мне нарезать салат, сама тут же поставила курицу в духовку, а Вика принялась чистить картошку и попутно болтать про школьные дела, учителей и оценки, которые она уже частично исправила, а значит лучше закончит год, чем ожидала. А ещё сестра сообщила новость: летом она едет в Орлёнок, так решили мама с дядей Мишей и сделали ей такой подарок перед её последним учебным годом в школе. Я обрадовалась за сестру: я тоже в своё время была в лагере и не раз, но Орлёнок был заветной мечтой многих школьников!       — Сестрёнка, это же замечательно! — Улыбнулась я, закончив с салатом и усаживаясь за стол напротив неё. — Пусть твоё последнее лето перед окончанием школы и началом взрослой жизни пройдёт офигенно!       Она отсалютовала мне кружкой с чаем и скорчила смешную рожицу.       — Звучит как тост. — И мы подавили усмешки.       Мама тоже улыбнулась, поворачиваясь к нам.       — Мы тоже так решили с Мишей. Когда ты училась в школе, мы не могли себе позволить путёвку в Орлёнок, но твоей сестре решили сделать такой подарок.       — И хорошо! — Воодушевилась я. — И я вовсе не обижаюсь, я была рада и поездкам в те лагеря, куда вы меня отправляли. — Я посмотрела на маму, и она благодушно улыбнулась, беря в руки полотенце.       — А через пару лет, может быть, и Арину туда отправим. — Задумчиво отозвалась она, возвращаясь к духовке, откуда уже приятно пахло жареным мясом на весь дом.       Мы с Викой одновременно скривились, переглянувшись, и я проворчала себе под нос:       — Ага, а жирно ей не будет?       Но мама, к счастью, не услышала…       Ужин прошёл без происшествий, дядя Миша рассказывал о делах на работе, как продвигается строительство и как он ругался сегодня на рабочих, нарушивших технику безопасности, что едва не привело к нечастному случаю. Я посочувствовала отчиму, в такой профессии ошибки могут дорогого стоить… мама, которая пошла по стопам её матери, которая была учительницей русского и литературы в школе, и бабушки — профессора лингвистики в университете, и теперь преподаёт в техникуме английский, рассказала о нерадивых студентах, которые баловались на уроке и едва его не сорвали, «совсем как твой отец и ты в своё время» — не удержалась она от комментария в мой адрес, на что Вика прыснула в тарелку, а я подавила смешок — мне до конца жизни теперь будут припоминать мои выходки в школе, ну и ладно… Потом украдкой я бросила взгляд на отчима, подумав о том, что может быть, ему неприятно слушать про моего отца и маминого первого мужа? Но тот только добродушно усмехнулся на рассказ жены, и у меня отлегло. Почему-то расстраивать его не хотелось… Вика же снова говорила про поездку в Орлёнок и как её это радует, перечисляла вещи, которые хотела бы купить, и просила меня одолжить ей с собой пару моих платьев. Я ответила, что она может просто взять то, что ей хочется, из моего шкафа и не спрашивать, или приехать ко мне в город и мы там что-нибудь для неё подберём или сходим в магазин и купим новое. Арина слушала нас с кислой миной, но её я подчёркнуто игнорировала, не желая раздувать скандал в такой день. Затем мама спросила, как прошёл её день в школе и Арина принялась трещать без умолку, радуясь, что её спросили и по всей видимости уставшая слушать нас с сестрой. Я хмыкнула и решила, что теперь спокойно могу уйти к себе — слушать её болтовню и мне было неинтересно, помыла за собой тарелку, вытерла руки и, подмигнув напоследок Вике, ушла к себе в комнату. Мама, слушая Арину, ничего не сказала, а Вика скорчила рожу, бросив на неё красноречивый взгляд незаметно от отвлекшегося отчима… Ну хоть что-то остаётся неизменным в этой жизни — наше с сестрой отношение к Арине и противная сводная сестрица, не устающая напоминать нам об этом.       А у себя в комнате, засев на кровати с плеером Женьки в наушниках и обложившись альбомами со старыми фотографиями, я снова предалась воспоминаниям и теперь мутным взглядом рассматривала знакомые лица на фото и стараясь не плакать…       Я их видела миллион раз. Мои любимые фотографии: мама в свадебном платье рядом с родителями — улыбающаяся бабушка и дедушка, держащий в руках её букет… мама уже рядом с отцом, он целует её в щёку, а та счастливо улыбается… мама и тётя Диана на её выпускном в школе: в тот день тётка сообщила, что её друг из Германии, мальчик, с которым она познакомилась в лагере и переписывалась несколько лет, сделал ей предложение и она выйдет за него замуж и уедет в Мюнхен… надо же, думала я, и не побоялась ведь, да и мать её отпустила! А вот и её свадебная фотография уже из Мюнхена — тётка в окружении родственников мужа, её обнимают свекровь и младшая сестра мужа — молоденькая совсем, ещё только закончила восьмой класс, а в сторонке скромно стоит бабушка с букетиком, прилетевшая к младшей дочери на свадьбу — жаль, дед каких-то пару лет не дожил… а на другой фотографии уже свадьба дяди Димы и Светланы — на фото уж очень строгая девушка со слегка высокомерным взглядом и беспокойными глазами, как будто и не рада что ли? Размышляла я, разглядывая мать Женьки. «Ну конечно, ещё бы ей радоваться, москвичка, дочь полковника КГБ, из столицы переехала в какие-то ебеня и выходит замуж за просто парня из провинции» — фыркнула я, откладывая фотографию… ага, а тут, держа за руку маленького Женю, она уже выглядит более счастливой… приняла новую семью или смирилась? А тут уже мы вдвоём с братом на моей первой линейке в школе… я в белом фартучке и в большими бантами, вплетённых в длинные косы, держу Женьку за руку и смотрю уж очень испуганно. Второклассник Женька Нестеров — как подписано на обороте карточки — выглядит, конечно, более уверенным, держа во второй руке мой же букет, который я потом подарю учительнице… а потом, я вспоминала, он откуда-то притащит ещё букет гладиолусов и, отчего-то смущаясь, на глазах у моих любопытных новоявленных одноклассниц буквально всунет мне в руки, а кое-кто из девчонок, конечно, не сумеет промолчать: «кто этот мальчик и нравлюсь ли я ему?» Я громко фыркну в ответ на вопрос и важно отвечу, что «это мой двоюродный брат и я не могу ему нравиться, потому что это неправильно… и вообще, иметь брата куда круче, чем какого-то там мальчика.» Через несколько лет, уже встречаясь с Вадимом, я вспомню свои же слова и буду иметь смешанные чувства по этому поводу… то, что я заполучила самого красивого и популярного в школе парня — это, несомненно, был успех, но вот Жени рядом со мной больше не было, и это по-прежнему вгоняло в тоску. Усмехнувшись своим воспоминаниям, я отложила в сторону последний школьный альбом и мельком бросила взгляд на фото с выпускного: я в красивом бежевом платье с открытой спиной и широкой юбкой и маминых лаковых босоножках на шпильках, а рядом Вадик — в свои 17 кажется уж очень взрослым… я вспомнила наш танец и невольно усмехнулась, после этого мы ещё год будем встречаться, в основном на расстоянии — ведь он уехал учиться в другой город и довольно далеко от меня. Я снова вспомнила брата и подумала, интересно, каким он был в свои 17-18? Наверное, он был самым красивым у него на выпуске — почему-то я верила в это, хоть и не знала, как выглядит теперь брат уже взрослым. Интересно, если бы он не уехал, я могла бы позвать его на выпускной вместо Вадика? Или несколько странно танцевать с братом, а не с парнем?.. Я представила себя в похожем платье, как у себя же на фотографии, с длинными волнистыми волосами, как у мамы, и на высоких каблуках, а рядом… не Вадик, а Женя — такой красивый, уже взрослый — он ведь старше на год и ему недавно стукнуло 18, и я при всех позову его на танец под завистливые взгляды и перешёптывания одноклассниц, уже успевших съесть его глазами. А потом он, совсем как на моей первой линейке, подарит мне розы — тёмно-бордовые, почти чёрные, я знаю, что такие же любил и дядька, которые всегда дарил Светлане и матери именно такие… на вопросы тех, кто не знает Женю, я гордо и даже важно повторю свои же слова, сказанные 11 лет назад: «это мой двоюродный брат… и вообще, иметь брата куда круче, чем какого-то там парня.» «А ой… Вадик же обидится? Ха-ха… ну и поделом ему, изменщику!» — мстительно думала я и захихикала, уже не глядя на фотографии и так уйдя в свои мысли, что уже ничего вокруг не замечала. А потом Женька скромно поцелует меня в щёку, а дядя обязательно сделает фотографию на память. А брат скажет, что я красивее всех его девушек, и я так этим загоржусь, что и думать забуду про какого-то там Вадика… а как может быть иначе? Интересно, какие у него были девушки? И с кем он танцевал на выпускном? Я так размечталась про несуществующий выпускной, которого у нас уже никогда не будет, что не заметила, как мои мысли плавно перетекли куда-то совсем уж в другую сторону. Ну конечно, у брата наверняка была девушка, да и не одна, ведь ему в этом году исполнится уже 24. Но почему-то меня этот факт, о котором я даже не знала наверняка, не очень-то радовал… Наконец я отложила альбомы на пол и покачала головой самой себе: что-то не о том я думаю. Какая мне разница, с кем встречался или встречается Женя, живя где-то далеко от меня, если я даже увидеть его не могу! И это по-прежнему было ужасно несправедливо! Я нахмурилась, прикрыв глаза. Зазвучала песня, которую когда-то любил и брат, и дядя, и даже Светлана…       Твоё имя давно стало другим…       Глаза навсегда потеряли свой цвет.       Пьяный врач мне сказал: тебя больше нет.       Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел.       Как бы я не пыталась сопротивляться, но по щекам тут же побежали слёзы. А ведь завтра 15 лет, как их нет… как же мы жили без них столько лет? Папа, папочка… как тебе там, на небесах? Рядом дядя Дима, бабушка и дедушка… он там не один, и рядом брат, с которым они не расставались с детства… но мне-то без него плохо! Вика вообще отца не помнит. Разве справедливо? Мы тоже хотели с Женькой не расставаться, но жизнь распорядилась иначе… и снова сердце словно острое стекло пронзает. Будто и не было этих 15 лет, а чёртова авария случилась буквально на днях. И я тут же вспомнила свой сон, как наяву картина из прошлого, которая даже сейчас разбивает мне сердце вдребезги: дождливый день, кладбище и похороны отца и дяди, скорбные лица семьи и мой крик и вот я бегу от них прочь, а Женька за мной, а потом мы долго стоим обнявшись, пока нас не найдут, и я реву у него на груди, а он находит в себе силы меня утешать. Бррр! Даже сейчас мурашки по коже! Даже вспоминать об этом больно. Больно…       Я резал эти пальцы за то, что они       Не могут прикоснуться к тебе…       Я смотрел в эти лица и не мог им простить       Того, что у них нет тебя… и они могут жить!       Наутилус как всегда рвёт душу, и я не могу сопротивляться эмоциям. Несколько раз в год меня стабильно накрывает, и я реву, глядя на старые фотографии и слушая Женькины старые кассеты. А тем более сегодня, за день до годовщины, я не помнила даже про полуфинал Лиги Чемпионов, о котором собиралась узнать у Тарасенко, позвонив ему перед сном… я как мантру, повторяла про себя, что это несправедливо и не могла перестать реветь, а ещё вспоминала Арину и снова ненавидела девчонку: ведь у неё есть и живой отец, и старший брат, который всегда радом! Не 24/7, конечно, ведь Макаров занят в редакции и к тому же часто ездит на футбольные матчи, но, чёрт возьми, они ведь видятся! Он не за тридевять земель живёт! И чуть что — бежит вытирать ей сопли и заступается за неё! А кто же заступится за меня? Где мой старший брат, которого я с детства обожала? Где мой Женя? Почему у этой девчонки есть всё, а у меня нет?       Но я хочу быть с тобой.       Я хочу быть с тобой.       Я так хочу быть с тобой.       Я хочу быть с тобой…       И я буду с тобой!       Убрав альбомы в шкаф и вытащив оттуда потрёпанного плюшевого медведя — подарок Жени на какой-то праздник в детстве, я улеглась под одеяло и, вытирая слёзы, в очередной раз мечтала снова увидеть брата, снова обнять его и сказать, что чёрт возьми, больше никуда его не отпущу! Я ни по одному бывшему так не тосковала, даже по Вадику! А по нему… так тянет в груди, как по отцу не тянуло — что скрепя сердце я признавала, в какой-то момент даже устыдившись своим мыслям и вновь утирая выступившие слёзы. Смерть отца я приняла и отпустила его, и это было правильным — совсем плохо всю жизнь лить слёзы по умершему и рвать душу и себе, и тревожить его на том свете, ведь так нельзя. Но как же можно отпустить живого брата? Ведь он не умер… и он не бывшая любовь, которую следует забыть и жить дальше… он не перестал быть моим братом!       Я так хочу быть с тобой.       Я хочу быть с тобой…       «Хочу к тебе. Пожалуйста, найдись… ведь я так скучаю и по-прежнему люблю тебя. Не трави мне душу, братишка… я устала тебя ждать. Просто найдись.»       Я долго думала, прежде чем заснуть. И ещё не знала тогда, что иногда желания имеют свойство сбываться. А ещё, что нужно их остерегаться. Жизнь может повернуться к тебе такой стороной, что перевернёт всё вверх дном и ты не будешь успевать офигевать… Но той ночью я ни о чём больше не думала. Только о том, что скучаю по отцу и брату. С той лишь разницей, что отца уже давно нет в живых — а брат жив (я надеюсь) и где-то существует. Без меня. И это не даёт мне покоя до сих пор.

***

      Утром я всё-таки позвонила Вове и узнала, что в первом матче полуфинала Порту всё-таки обыграл Депортиво с минимальным счётом, и удовлетворённо хмыкнула в ответ на новости. Это значит, что скорее всего португальцы легко пройдут в финал, и нас ждёт интересная игра. Тарасенко напомнил, что нас ещё ждёт много интересных матчей: ведь впереди Евро-2004! Но как я могла забыть про такое событие, когда ежедневно об этом трещит и Макаров, и Матвей, и сам Тарасенко, и ещё добрая половина редакции и наших знакомых? Я пожелала лучшему другу хорошего дня, сказала, что обязательно зайду к нему на днях, а в субботу мы вместе посмотрим Класико — так что с меня водка, с него закуска и обещанный шарфик «сливочных», который ему должен был прислать друг из Испании в двойном экземпляре, а мы с Тарасенко, к счастью!!! , болеем за королевский клуб, а не за «жалких провинциалов» из Барселоны, как мой сводный братец, чем непременно должен меня раздражать в дни важных матчей, Лиги чемпионов и Класико, после которого мы обычно неделю не разговариваем. Ха ха! Но всё-таки адекватных людей, по нашему с Вовой опытному мнению, в наших рядах было больше: за Реал также болеет и Матвей, дядька Макарова, и Дёма, мой троюродный братец, и Макс с Русей — ещё одни наши братья с Викой уже со стороны бабушки Кати, и даже мелкие, двоюродные брат и сестра Макарова — Мирон и Агата, которые к тому же оба играют за школьную команду. Да, Алексею стоит гордиться сестрой: девчонка попала в команду к парням и показывает весьма неплохие результаты на соревнованиях! Но самое приятное, что на физру Агата ходит в форме, которую ей подарили мы с Тарасенко, скинувшись на фирменный комплект Реала на прошлый Новый год. Радости девчонки не было предела! А у нас с Вовой, к нашей радости футбольных фанатов, собралась целая диаспора фанатов Мадрида, и мы не переставали этим злить и Макарова, и других «предателей», а я одно некоторое время назад даже самодельную табличку на дверь наклеила: нарисованный логотип Реала с короной, а ниже — Hala Marid y nada más (да здраствует Мадрид и ничего больше). Вообще-то, беситься из-за этого у Макарова и других неверных повода не было, если бы Тарасенко ниже не приписал красным и синим маркером хулиганское: «fuck you, merde». Так Макаров потом две недели на меня обижался! Смешно!       Фыркнув, я надела водолазку и достала из шкафа любимую кожаную куртку отца, которую я хранила так же, как некоторые другие его и вещи брата, надела её на себя, собрала волосы в хвост и критично осмотрела себя в зеркале. Отчего-то сейчас сходство со всеми мужчинами Нестеровыми мне показалось максимальным: водолазки до горла любил дядя, кожаные куртки не снимал с себя отец, тёмные джинсы вообще носила вся семья, а хитрый блеск в глазах — как мне приписывает едва ли не каждый, с кем я общаюсь, от всех троих — и обоих братьев, и дедушки, а высокий хвост предпочитала Светлана — в отличие от мамы, любящей свои красивые, от природы вьющиеся волосы. На руку я надела папины часы, которые на удивление, ещё работали и которые я обычно хранила в коробочке с мелкими, памятными вещами, куда к счастью, загребущие ручонки Арины ещё не добрались… подумав, я ещё повязала на шею и старый, тёмно-серый Женькин кашемировый шарфик, который позволяла себе носить зимой в самые холодные дни, но при этом запретила маме его стирать, мне казалось, что тогда он точно испортится или потеряет тот вид, каким он был, ещё когда его носил брат. Улыбнувшись своему отражению, я осталась собой довольна.       Но к сожалению, без скандала всё-таки не обошлось, как бы мне ни хотелось его избежать. Но о чём я говорю? Это же Арина… разве можно обойтись без ссор и разборок, когда в доме живёт это маленькое исчадие ада, по несчастью называемое нашей младшей сестрой?!       Когда мы с Викой одетые спустились вниз, и сестра застёгивала ту же джинсовую куртку, в которой была вчера, а я на ходу уточнила, не замёрзнет ли она в ней? Вика не успела ответить, как тут же на пороге нарисовалась и Арина, по всей видимости, тоже навострившая лыжи с нами на кладбище. Мы с Викой переглянулись и та вскинула брови, недобро поглядев на младшую сестрицу:       — Какого фига ты не в школе?       Саму Вику мама отпросила с первых двух уроков, как раз чтобы мы могли вместе с ней сходить на кладбище к отцу и дяде, которых многие учителя, до сих пор работающие в школе, ещё помнили. Но причём тут Арина? Какого хрена ей делать с нами на кладбище, если ни отец, ни дядя Дима к ней не имеют никакого отношения?! Меня уязвляло её присутствие, наши походы к папе на кладбище казались чем-то очень личным, и уж точно пронырливой Арине там не место! Я уже молчу, что если бы не авария, то её вообще не было бы на свете, а мама была бы счастлива с отцом! И может даже у них ещё родились дети, наши с Викой родные, младшие братья или сёстры… а рядом со мной был бы Женя. Я поняла, что начинаю заводиться ещё до того, как она откроет рот, и усилием воли заставила себя только окинуть её мрачным взглядом, иначе мы разругаемся прям тут на пороге, и к отцу пойдём в отвратительном настроении, а это недопустимо и неуважительно по отношению к ним с дядей, которых я люблю.       — Захотелось! — Решила надерзить сестре Арина, состроив зловредную физиономию.       Мне очень хотелось ответить, но я снова промолчала, посмотрев на неё с иронией.       — Тон смени, подруга. — Холодно осадила её Вика, сощурив глаза и посмотрев на малявку так… что та тут же замялась, а глаза её испуганно забегали.       И верно испугалась мелочь писклявая. Вику в школе даже пацаны боятся и знают, что будет, если ей нахамить. А уж с девками она церемониться не станет. Наш характер — нестеровский! Только если до аварии за меня часто заступался Женька, а после — Вова, иногда вмешивался и Демьян, когда пахло жареным… но в целом я научилась давать сдачи и сама. То за Вику заступаться было некому — наши братья, с которыми она дружит, младше неё и не пошли бы на разборки с более старшими парнями, а из сестёр одни хрупкие девчонки. Её лучшая подруга и наша же троюродная сестра — маленькая и худенькая девочка, которая и мухи не обидит. Мне было горько это осознавать, но за сестру было заступаться некому и ей приходилось быть сильной самой. Нет, в детстве, конечно, мне приходилось вмешиваться в её дела и давать отпор пытающимся её обидеть девицам — ключевое слово тут пытающимся… но когда я уехала учиться в университет, мне уже было 17, а сестре — 11, меня рядом уже не было и скоро знаменитый нестеровский характер, который помнят все наши знакомые и учителя, проявился и у неё… к счастью, Арина носила другую фамилию и прекрасно знала, что Вику не стоит злить. Меня она ещё могла не воспринимать всерьёз: я старшая и если я её ударю, со мной будет совсем другой разговор. Но Вика… с неё другой спрос, и Арина знает, что ежели доведёт старшую сестру, то та не постесняется и ей будет больно. И это мягко говоря, ведь Вика может придумать и кару пожёстче банального битья.       — Ещё раз спрашиваю: какого чёрта ты здесь делаешь?! Мы с мамой и Лерой идём на кладбище к папе. — Немного высокомерно продолжала наседать Виктория, и я мысленно порадовалась: для неё тоже это важно. — Что тебе там делать? Это наш папа и наш дядя. Ты для них кто такая?       — Мне мама разрешила. — Надулась Арина, скрестив на груди руки. — И не тебе решать, идти мне с вами или нет. Я всё маме расскажу! — Тоном обиженного ребёнка произнесла она, сердито глядя на Вику.       Я фыркнула. Ну разумеется: как ещё может противостоять ей эта малявка, кроме как ябедничеством матери и иногда Макарову?       — Ябеда-корябеда солёный огурец. — Насмешливо пропела я, смерив её красноречивым взглядом.       — Она первая начала! — Обиженно и с вызовом отвечала мне Арина, задрав ещё по-детски курносый нос.       — Умолкни. — Раздражённо отмахнулась Вика, которой тоже не нравилось, что она намылилась идти с нами. — Лер, она не должна идти с нами к отцу на кладбище! — В отчаянии сказала сестра мне, возмущённо сверкая глазами на младшую. — Мало мне терпеть её дома постоянно, так ещё она к нашему папе увяжется за нами?!       — Сейчас мама придёт, спросим у неё, что это за хрень вообще. — Я поджала губы, не обращая внимания на писклявые возмущения сводной сестрицы. — Где она, кстати?       — Позвонила тётя Люба и просила маму зайти. — Пожала плечами Вика. — Значит, скоро вернётся. Давай подождём её на улице.       И мы, не глядя на Арину, вышли во дворе. Дверь решили пока не закрывать, вдруг мама захочет что-то забрать из дома или отнести, если вернётся от тётки не с пустыми руками. Тётя Люба — её двоюродная сестра и дочка брата нашей бабушки, её матери. А Демьян, с которым я сдружилась за школьные годы, мой троюродный брат и её сын. И они живут от маминого дома всего в нескольких домах, мама частенько бывает у них в гостях и тётка тоже заходит, когда находит время.        Минут через двадцать наконец вернулась мама, держа в охапке несколько букетов цветов — тёмно-бродовые, почти чёрные розы, перевязанные чёрной ленточкой и которые так любил дядя Дима, белые розы — которые любит сама мама и которой всегда их дарил отец на праздники, и между ними букетик хризантем в фольге — их любила бабушка. А я хлопнула себя по лбу: как же я не догадалась? Виктор Миронович, отец Дёмы и муж тёти Любы, держит цветочный магазинчик на въезде в город, и конечно, мама заранее попросила его привезти цветы, за которыми должна была зайти утром. Раздав нам с Викой букеты роз и уйдя с хризантемами в дом, чтобы взять ключи от машины и сумку, мама снова оставила нас во дворе. Я мельком злорадно заметила, что Арине букета не досталось, а Вика улыбнулась, кончиками пальцев осторожно потрогав тёмные лепестки и ленточку — букет для дяди мама доверила нести именно ей. Я рассеянно поглядела на розы для отца и тут же спохватилась: надо спросить у мамы про Арину! Ну не могу я выносить её присутствие ещё и на кладбище! Что ей там делать? Это не её семья! Было бы куда логичнее и приятнее сходить навестить наших отцов вместе с братом, как в тот день 15 лет назад, когда он побежал за мной и затем обнимал, стоя под дождём и не находя слова утешений, т.к. это было наше общее горе… но о брате мечтать не приходилось, по крайней мере сегодня. Но и не Арине совать свой пронырливый нос в наше прошлое до неё! Вика подумала о том же.       — Мам, а что, Арина с нами едет? — Недовольно спросила она, стоило только маме выйти на улицу, закрыть дом и направиться к воротам.       — Да, а вы против? — Мама остановилась у ворот, посмотрев на нас удивлённо. Я поморщилась: да ладно, мам. Ты-то и не знала, что мы сестрой не пожелаем видеть её с нами у могил отца и его брата?!       — Против! — В один голос воскликнули мы, пока Арина состроила кислую физиономию, всем своим видом показывая, что о нас думает.       — Вы против, а я нет. — Решительно сказала мама, как бы прерывая все дальнейшие пререкания и выставляя вперёд ладонь, чтобы заставить нас молчать. У Вики вытянулось лицо, а я нахмурилась. Глядя на нашу реакцию, мама тяжело вздохнула. — Когда мы перестанете обижать Арину? Она тоже ваша сестра! — Ага, как же! Аж сто раз, мам! — Не желаю ничего слушать! И вообще, мы сначала сходим к вашу отцу и Диме, а потом зайдём и к моей маме, эти хризантемы, — она кивнула на букет, который всё ещё держала в руках, — для неё. А она и её бабушка тоже. Ещё вопросы? — Она строго посмотрела на нас, и я закатила глаза, но промолчала, поняв, что спорить бесполезно.       Можно, конечно, из упрямства продолжить спорить и в итоге разругаться, но я во-первых, сомневаюсь, что даже при этом Арину оставят дома, а во-вторых, не хочется и маме портить настроение в такое день. Поэтому мы с Викой ограничились злобными переглядками, но дальше пререкаться не стали. Арина смотрела на нас исподлобья каким-то то ли злорадным, то ли больше обиженным взглядом, и мне снова захотелось дать ей леща. Ну как снова? Я ни разу её не ударила, это правда, но мне так часто это хотелось сделать, что аж руки чесались! Усевшись в машину, мы продолжили молчать и обмениваться недовольными взглядами, но затем я заставила себя отвлечься и подумать о другом. Ни к чему в таком настроении идти навещать отца. Это неправильно. Я тяжело вздохнула и отвернулась в окно, глядя на знакомые пейзажи, поля и фабрику где-то в отдалении — где работали многие живущие в посёлке и деревне за ним, на совсем уже зелёные и цветущие деревья, всё-таки весна сейчас в самом разгаре и совсем скоро уступит свои владения тёплому лету… но сейчас утром всё-таки было ещё прохладно, и Женькин шарфик приятно грел шею, словно его руки обнимали меня — подумалось мне мельком, и я грустно усмехнулась своим мыслям… Мама оставила машину у дороги, и вот мы уже идём вдоль по знакомой дорожке вдоль первого ряда памятников и оградок — по которой 15 лет назад я в слезах бежала от свежевырытой могилы отца на его похоронах… воспоминание и недавний сон взбудоражили меня и так ярко пронеслись перед глазами, что по коже пробежали мурашки! Вроде бы так давно это было, но порой закроешь глаза и… как будто только вчера похоронили отца и дядю после той злополучной аварии! Бррр!        А вот и знакомая оградка, выкрашенная в серый цвет, в окружении разросшихся деревьев вокруг и маленькой клумбы с тюльпанами внутри. Плитка вокруг гранитных тёмно-серых памятников была выметена, сорняки на клумбе прополоты, а сами памятники аккуратно протёрты влажной тряпочкой — мама с сестрой накануне приходили сюда убраться, всего два дня назад был родительский день, а ещё через несколько дней — Пасха, поэтому нужно навести порядок на могилках близких родственников. Сейчас, ранним утром, людей вокруг не было видно, но судя по кучкам с мусором в отдалении и как аккуратно убрано у некоторых могил, а кое-где на оградках ещё была заметна свежая краска, многие люди приходили сюда в последние дни. Около некоторых памятников лежали букеты цветов и пакетики с угощением — чтобы другие люди могли помянуть умерших и сказать о них добрые слова.       Ещё не успев подойти ближе и мысленно поздороваться с папой, я тут же заметила похожий букет тёмно-бордовых роз у памятника дяди и удивлённо вскинула брови: кто-то из родственников уже приходил сюда до нас? А потом посмотрела на памятник отца и удивилась ещё больше — там лежала одна красивая белая роза на длинной ножке и рядом стояла маленькая и продолговатая, похожая на декоративную, бутылочка… с чем? Я проскользнула в калитку вперёд застывших мамы и сестры, чтобы рассмотреть первой: внутри была светлая жидкость, а на этикетке написано — Txakoli 1998 и ещё что-то на другом языке, кажется, на испанском. У меня вытянулось лицо: что? Но как?.. Нахмурив брови, я вспомнила, что есть такое белое, баскское игристое вино, которое так и называется — чаколи. Удивительно было то, что его мечтал попробовать отец и говорил об этом незадолго до смерти. А дядя Дима по работе часто ездил заграницу и всегда что-то привозил оттуда — сладости и игрушки нам с Женькой, одежду и духи Светлане и бабушке, а отцу вот привёз кожаную куртку, которая сейчас на мне одета… и я помню, что он говорил что-то о поездке в Испанию в недалёком будущем, где он мечтал попасть на футбольный матч, а папа тут же загорелся заказать брату и бутылку знаменитого баскского вина, которое он захотел попробовать, узнав о нём в каком-то прочитанном им романе. Я с удивлением рассматривала чьи-то дары нашим погибшим отцам, а рядом, протолкнувшись через Арину и маму, встала любопытная Вика, тоже удивлённо поглядывая на оба памятника. Проследив за её взглядом, я тут же заметила и ещё кое-что у памятника дяди, что не заметила сразу за букетом из его любимых роз: у самого основания памятника за цветами лежала маленькая остроконечная шляпка — один из атрибутов Хэллоуина, и крошечная, искусственная тыква с нарисованной рожицей. Я аж поперхнулась. Дядя пару раз был в Америке и в одну из этих поездок попал на один из любимых праздников американцев — Хэллоуин! А потом привёз нам оттуда какие-то сувениры, которые теперь уже и не знаю, сохранились ли… но об этом не знала вся честная толпа наших родственников! Хорошо, даже если про Хэллоуин и кто-то знал, ведь дядьке понравился праздник и он часто вспоминал о традициях американцев его отмечать, о необычных костюмах, в которые они наряжаются, про тыквы и шляпы и тд. То кто мог додуматься принести такое на кладбище?.. У меня в голове это не укладывалось, и мой мозг тут же начал строить версии, ни одна из которых наверняка не была правдивой. И про чаколи я сомневаюсь, что кто-то из родственников помнит. Вряд ли отец делился своими мечтами его попробовать за общим столом, об этом знали только мы и дядька, который и планировал его привезти брату. Что за чертовщина!       — Ничего не понимаю… — Удивлённо пробормотала мама, тоже вставая рядом с нами и глядя на цветы и вещицы, принесённые кем-то сюда до нас.       — Когда вы с Викой тут убирались, ничего не заметили? — Спросила я, оглядываясь вокруг, будто надеясь увидеть того, кто это принёс. Но людей вокруг не было вообще, сейчас на часах было только восемь утра. Кто в будний день в такое время придёт на кладбище?       — Нет. — Покачала головой мама, и мы обменялись с сестрой недоумёнными взглядами. — Ничего не было. Мы были тут позавчера! Значит, кто-то пришёл позже в тот же день или вчера?       Любопытная Арина уже крутилась вокруг памятника дяди и вертела в руках шляпку, стреляя любопытными глазками, и это меня рассердило.       — Положи на место! — Я подошла к сводной сестре и выхватила шляпку у неё из рук, тут же кладя её обратно. Кто бы ни положил это на памятник дядьке, он определённо хорошо его знал. И уж тем более мы не должны это убирать! — Это не твоё.       — Ну Лера! — Она обиженно надула губы, посмотрев на меня с негодованием.       Я ответила ей суровым взглядом.       — Ничего тут не трогай!       — Замолчите обе. — Отмахнулась от нас мама, задумчиво продолжая смотреть на памятники мужа и его брата.       — Может, это тётя Ира с Оксаной и Соней приходили? — Предположила Вика, пожимая плечами.       — Нет. Тётя Ира собиралась прийти сегодня, только позже. Вчера она была занята, а Оксана возила Артёма в поликлинику, т.к. у ребёнка заболел животик. — Покачала головой мама. Артём — это сын Оксаны, которому было только полтора годика и который, как и все дети, иногда болеет.       — Странно. — Отвечала Вика, тоже озираясь вокруг с задумчивым выражением лица.       Надувшаяся Арина отошла куда-то в сторону, мы на неё уже не смотрели.       Наконец я положила розы отцу рядом с уже лежащим тут цветком, чуть подвинув его в сторону и проследив, чтобы он не упал, а Вика, глядя на меня, положила и букет дяди, почти такой же, как тот, что оставил тут кто-то до нас. Мама положила букетик бабушке на столик и подошла к нам.       Нестеров Денис Андреевич       22.09.1960 — 22.04.1989       Нестеров Дмитрий Андреевич       08.11.1961 — 22.04.1989       Было написано на почти одинаковых памятниках, с фотографий которых на нас с задорным блеском в глазах и похожими улыбками смотрели совсем молодые папа и дядя… у меня по коже пробежали знакомые мурашки и я машинально потрогала пальцами ремешок папиных часов под рукавом его куртки. Я всё ещё хорошо помню тот день, было так же пасмурно и сыро, как и сейчас, а позже пошёл противный, мелкий дождь, словно погода тоже оплакивала двух братьев, которые погибли такими молодыми…        «Ну здравствуй, папочка. Как тебе сейчас… там? Мы вот очень скучаем, я каждый день тебя вспоминаю. Рано ты нас покинул.» — грустно думала я, глядя на папино лицо на фотографии и ёжась от прохлады, проникающей под куртку.       Рядом встала притихшая Вика, которая тоже внимательно смотрела на знакомую фотографию. Она не помнит отца, но от этого он для неё не перестанет им быть. Сестра так и не назвала отчима папой, мне было немного совестно перед ним за это, но меня это радовало. У нас уже есть папа, пусть его уже и нет в живых. Вика поймала меня за руку и легонько сжала мою ладонь, как бы желая подбодрить, и я провела большим пальцем по её ладошке в ответ, благодарно посмотрев на сестру. Я смахнула выступившие слёзы свободной рукой, а потом перед глазами поплыло. Слишком яркие были воспоминания и слишком тяжело сейчас было думать о прошлом. О том прошлом, где они оба были живы. Мы отошли в сторонку, освобождая место для мамы, и я перевела взгляд на памятник дяде. Всё-таки интересно, кто же тут побывал до нас? Он или она явно хорошо знает обоих. Кто это мог быть?       Мама подошла ближе, присела на корточки, достала из сумки аккуратно сложенную салфетку и ещё раз протёрла фотографию на памятнике, а затем и сам памятник, смахивая невидимые пылинки. Склонив голову, она с тоской посмотрела на папу и кончиком пальца нежно провела по его щеке на фотографии.       — Звёздочка моя ясная… — Мама горько улыбнулась, и мы заметили, как на её щеках появились тонкие дорожки слёз.       У меня тут же сжалось сердце и я отвернулась, будто почувствовав, что мамины эмоции сейчас — это что-то очень личное и не надо даже нам с сестрой сейчас на неё смотреть.       — Знаю, для тебя я не бог, крылья, говорят, не те… — Тихонько запела Вика, обняв меня за талию и уложив голову мне на плечо.       А я вспомнила, что эту песню любила бабушка Катя. По роковой случайности она пережила и обоих сыновей, и даже деда — он умер через два года после аварии, а она — через год после него. И я помню, как горько пела бабушка эту песню на его поминках, как горько плакала, что её оставили не только сыновья, и любимый муж вслед за ними… что слезами заливались тогда все. И как же сейчас строчки из неё в тему. Я заметила, что теперь плачет и сестра, обнимая меня и поглядывая на маму. Поминки после смерти бабушки помнит и она, ей на тот момент уже было почти 5 лет, и саму бабушку она тоже смутно помнит.       — Мне нельзя к тебе на небо… прилететь… — Почти шёпотом пропела и я вслед за сестрой.       — Не надо плакать, девочки, мы же всю душу ему разбередим… думаете, папе легко смотреть на нас с неба и видеть, как нам плохо без него? — Мама вытерла слёзы, подошла к нам и обняла обеих сразу за плечи, мы тут же встали тесной кучкой и прижались крепче друг к другу.       Легко сказать, не надо плакать… нам ведь действительно плохо! Он так рано нас оставил! Что стало с нашей семьёй после той проклятой аварии?       — Дима, Димочка… вы были такие дружные с моим Денисом, что даже погибли вместе. Зачем вы вообще тогда поехали в деревню? — Мама перешла к памятнику дяди и уже новой салфеткой также протёрла сначала фотографий, затем и памятник. — Вы же со Светой собирались ехать в город… а в итоге оставили ваших детей без отцов. — Грустно говорила она дядьке, присев и у его могилы. — И где сейчас твой сынок? Что с ним? Мы не забыли про Женю, ты не думай… — Будто оправдывалась мама перед братом отца. — Мы будем рады, если он вернётся к нам. Лерка так плакала из-за него, что у меня разрывалось сердце… спи спокойно, Дим. Всё будет хорошо, я тебе обещаю.       «Да уж. Будет. Только где сейчас мой брат? И когда мы встретимся? Мне бы хотелось прийти сюда вместе… они хотели, чтобы мы не разлучались. Он обещал мне. Мы должны с чистой совестью посмотреть в глаза отцам, когда умрём… что мы так же, как и они, не бросили друг друга. И я не бросила брата…» — волнуясь, думала я, глядя на дядьку на фотографии.       Мы ещё какое-то время постояли рядом у памятников, каждая думая о своём, и только потом мама первая хватилась, что Арины-то рядом нет и, похоже, давно. Где её младшая дочь? Она нахмурилась. Мы с Викой тоже вытерли слёзы и огляделись вокруг. Куда делась эта несносная девчонка? Нам теперь её искать по всему кладбищу?!        — Арина! — В сердцах крикнула мама, сердито сводя брови в одну линию.       Вика хихикнула: кажется, сейчас кому-то достанется. Мама оглядывалась по сторонам, начиная волноваться, но неожиданно как чёрт из табакерки откуда-то со стороны прискакала и сама виновница происшествия.       — Мам? — Виновато произнесла она, притупив глазки. Какова лиса-то, а!       — Разве я разрешала тебе бегать по кладбищу? — Строго спросила мама, уперев руки в бока.       — Я была у бабушки Даши. — Как ни в чём не бывало пожала плечами мелкая негодница, как будто это было чем-то само собой разумеющимся.       У мамы удивлённо вытянулось лицо, а я бросила взгляд на пустой столик, на котором ранее лежал букет хризантем, который мама хотела отнести бабушке на могилку.       — Вы тут все плакали, ну и… — Оправдывалась Арина, виновато стреляя глазками. — Я решила сама сходить к бабушке. — Привычно надула она губки. Мама смотрела недоверчиво, а затем махнула рукой. Ради Бога. Главное, что нашлась и им не пришлось искать её по всему кладбищу.       — Ладно. Давайте и мы, девочки, сходим к бабушке, только быстро… — Мама посмотрела на часы, на её лице появилось обеспокоенное выражение. — Вике нужно на уроки, а к нам домой обещала зайти тётя Ира с Оксаной, а затем они тоже сходят к вашему отцу… — Говорила она больше самой себе, чем нам. — А Арине нужно делать доклад по истории, ты помнишь, дочка? — Мама строго посмотрела на мелкую, и та поспешно закивала, не желая злить мать.       — А мне надо домой, нужно отредактировать статью. Мы завтра сдаём номер. — Вслух заметила я, вспоминая про дела в газете.       — Вот поэтому нужно поторопиться. Пойдемте, девочки. — Поторопила нас мама и первая направилась к выходу из калитки, напоследок бросив на отца прощальный взгляд. — Мы ещё обязательно придём к тебе, мой хороший… спите спокойно с братом. — Прошептала мама так, что услышала только я, стоявшая к ней ближе всех.       — Мягких облачков, папочка. — Тихонько повторила и Вика, тоже обернувшись на памятник отца.       К счастью и её, и нашему, обычно болтливая и раздражающая нас Арина, в этот раз наконец напрягла свои малочисленные извилины и поняла, что надо молчать, поэтому лишний раз не раздражала нас своими глупостями.       Поправив на шее шарф брата, я тоже обернулась в последний раз на последнее пристанище папы и дяди. Уходя с кладбища, я чувствовала, что уже скоро что-то должно случиться. Что-то такое, что моя жизнь снова поделится на «до» и «после», как и 15 лет назад в этот же апрельский день… только что? Предчувствие было ни плохим, ни хорошим. И это меня радовало: ещё одного плохого события я просто не перенесу. Но от осознания, что моя жизнь скоро изменится, я хмурилась и кусала губы. Зачастую неизвестность пугает… и ещё меня волновал вопрос: кто же принёс цветы и эти вещицы на могилы моих отца и дяди?..       Кто же знал заранее, что моё предчувствие и это событие связаны?

***

      Когда мы вернулись домой, Вика тут же побежала наверх — за школьной сумкой, переобула кроссовки, в которых удобнее было ходить по дорожкам кладбища, на туфельки на небольшом каблучке, сунула в карман телефон и умчалась в школу. Перед уроками у неё ещё были свои дела, и надо найти подруг, чтобы обсудить с ними предстоящий тест по математике… так объяснила нам напоследок сестра, обняв на прощание меня и маму. Мама скрылась на кухне, перед приходом отца ещё нужно было приготовить обед и накрыть на стол. А Арина явно не будет ей помогать. Кстати об Арине…       Без скандала снова не обошлось. Надо знать нашу несносную сестрицу, чтобы питать иллюзии на её счёт и ожидать, что она будет вести себя адекватно… И теперь мы громко спорили в коридоре, пока маме было уже не до нас.       — Я на дверь комнаты повешу замок, ты поняла?! — Я едва удерживала себя от перехода на крики, хотя эта мелкая идиотка уже явно провоцировала. — Не смей больше даже к двери моей комнаты подходить! Узнаю — шею сверну! — Пригрозила я, уперев руки в бока.       — Я маме расскажу, что ты мне угрожала! — Арина мстительно сощурила глаза и ткнула пальцем мне в грудь, и я опешила от наглости этой девчонки. Вот значит как? Вика ушла, а меня она не боится?       — Маме расскажешь? То есть то, что тебе влетело за мою косметику, которую ты брала без спроса, тебе было мало? — Вкрадчиво спросила я, недобро сверкая на неё глазами — совсем как ранее сестра, теперь убежавшая на уроки.       Арина насупилась, посмотрев на меня своими злобными глазёнками и явно не зная, что возразить. Ну ещё бы! Что можно ответить в своё оправдание, если она уже совсем страх потеряла и суёт свой нос туда, куда ей это делать запрещено?!       — А почему Вике ты всё разрешаешь брать, а мне нет?.. — Выдала он самый тупой вопрос-аргумент из всех, на которые был способен её скудный умишко.       — Что? — Выдохнула я, даже не найдясь сразу, что ответить на такое.       Она сравнивает себя с Викой? Серьёзно?.. Да она ещё более тупая, чем я думала! Или более наглая! Или всё вместе! Я даже задохнулась от возмущения. Где она, а где Вика?!       — Почему ты Вике отдаёшь свои вещи и разрешаешь пользоваться своей косметикой, а мне ничего нельзя? — Повторила это исчадие ада, как будто я с одного раза не поняла.              — Потому что Вика — моя сестра, и я её люблю! — Зло выдохнула я ей в лицо, задыхаясь от негодования и уже не особо следя, что говорю.       — А я тебе не сестра, значит?! — Надула губы Арина, что окончательно меня взбесило.       — А ты — нет. — Твёрдо сказала я, сердито щуря глаза. — Какая ты мне сестра? У меня есть сестра Вика и брат Женя, пусть я его давно не видела… а ты подкидыш. — Насмешливо припечатала я, видя, как вытянулась её мордашка и округлились глазки до размеров блюдец. — Точно. Тебя маме подбросили, и она была вынуждена тебя оставить… поэтому к сожалению, и мы с сестрой вынуждены терпеть. — Насмехалась я, заметив, как её глаза наполнились слезами, и ощущая по этому поводу какое-то злорадное удовлетворение.       Но к сожалению, последнее предложение услышала и мама, не кстати вышедшая из кухни, чтобы узнать, о чём мы опять спорим… я видела, как вытянулось её лицо, а затем она замахнулась на меня полотенцем, сердито хмуря брови и смерив меня возмущённым взглядом. Я увернулась и захохотала, довольная собой, а потом убежала по лестнице к себе, успев заметить, как мама обнимает Арину за плечи и что-то тихонько говорит ей, успокаивая и с негодованием поглядывая мне вслед… я фыркнула, заходя в комнату. Доведя сводную сестрицу до слёз, я не ощущала ни грамма угрызений совести. И поделом ей. Будет знать, как брать мои вещи и совать свои загребущие ручонки, куда не следует.       Я сняла папину куртку и бережно повесила на плечики обратно в шкаф, туда же убрала и часы, обратно в коробочку, а коробочку затолкала в самую глубь шкафа, надеясь, что она не будет там рыться. А вот Женькин шарфик и кое-какие другие его вещи, которые я сохранила, я решила наконец забрать с собой. После ремонта я отвезла почти все вещи в мамин дом, где и временна жила сама, но теперь я уже могу их забрать обратно. Иначе Арина доберётся и до вещей моего брата, порвёт, сломает и ещё как-нибудь испортит их, а для неё они явно не представляли такой ценности, как для меня… и тогда я точно сверну ей башку.       — Идиотка мелкая… — Недовольна бормотала я, аккуратно укладывая в рюкзак Женькин альбом с рисунками, кассеты, плеер, шарф, значок октябрёнка, медведя, который он подарил мне, пару старых альбомов с фотографиями, милый браслетик с кошачьими лапками — ещё один его подарок мне на последнее 8 марта, его любимую кружку с олимпийским мишкой, которую ему подарил дедушка… подумав, я завернула кружку в свой свитер, который брала с собой, и осторожно положила в рюкзак поверх других вещей. — Её точно нашли в капусте. — Фыркнула я своим же мыслям, оглядывая комнату и прикидывая, что ещё нужно забрать с собой. — Это бы объяснило, почему она такая дура…       Опустив рюкзак на пол, я направилась к столу и забрала из ящика всю косметику, собрав её в пухлую косметичку. Кое-что я выложила и кинула в рюкзак, а остальное решила оставить Вике и тут же отнесла косметичку сестре в комнату. Если Арина так боится её, то она не решится лазить в её вещах, и явно без разрешения даже на пороге не появится.       «Вот и хорошо.» — мстительно думала я, прикрывая дверь Викиной комнаты и возвращаясь к себе.       Я также решила забрать и пару самых красивых, по моему мнению, платьев, рассудив, что на остальные эта малявка не позарится — к тому же они пока на неё большие. А вот что делать с выпускным платьем, которое висело тут же в шкафу и которое я берегла то ли для «особого случая», то ли просто как память… потрогав кончиками пальцев бархатную ткань и улыбнувшись самой себе, я решила не забирать его — в дороге оно помнётся, да и кто же возит такие вещи сложенными в рюкзаке? К тому же если Арина его испортит, то тут уже мама явно не станет её жалеть и надаёт ей по тощей заднице. Поэтому тут я могу быть спокойна.       Спустившись вниз с рюкзаком и поправляя свитер, который надела вместо папиной куртки — всё-таки сейчас ещё рано было расхаживать в футболках, я обнаружила, что уже пришли гости — тётя Ира, троюродная сестра Оксана и её муж Руслан, держащий на руках маленького Артёма. Мама отправила Арину в магазин за недостающими продуктами, а сама разговаривала с кем-то по телефону и параллельно следила за духовкой — вкусно пахло чем-то жареным, и наверняка мама приготовит сегодня и её фирменные стейки с белым вином — их очень любил папа, а в своё время даже покойная бабушка Катя просила у мамы рецепт. Мелкий Артёмка, лепеча о чём-то своём, смеялся и бегал от отца по коридору и залу, а Руслан делал вид, что вот-вот его поймает и изображал рожки… Я улыбнулась, наблюдая за ними. Оксана, оставив на диване сумку, стояла вдоль полки с фотографиями и задумчиво рассматривала изображённых на ней. Удравший от отца Артём всё-таки выскользнул на улицу, тот вышел за ним, и я зашла в зал поздороваться с сестрой, оставив рюкзак у двери.       — Привет, Окс. Как жизнь?       Худенькая брюнетка в простом свитере и джинсах обернулась и улыбнулась мне.       — Хай, Лер! Всё хорошо. Ты уже уезжаешь? — Она кивнула на мой рюкзак и внешний вид, я пожала плечами, с сожалением вынужденная согласиться.       — Работа не ждёт. Как Артём? — Я вспомнила, что мама говорила, что вчера она возила мелкого к врачу. Оксана с явным облегчением вздохнула.       — Уже всё хорошо. Просто что-то не то съел. Всё-таки ему сейчас ещё многие продукты нельзя… хоть мама и говорит, что надо постепенно приучать. — Она неопределённо пожала плечами, и я понимающе кивнула.       — А Софья?.. — Начала я, вспомнив её младшую сестру, но Окс снова улыбнулась, перебивая меня.       — Соня решила уйти после девятого класса, представляешь? В техникум.              Сообщила она новость, и я слегка удивилась: сама Оксана учится заочно, и это понятно, она вышла замуж, скоро родила и теперь у них маленький ребёнок, который требует внимания и ухода. Но Соня? Она же талантливая девочка, какой техникум? Почему не универ? Эти вопросы явно читались на моём лице, и Оксана сочла нужным пояснить:       — Она не хочет далеко уезжать от родителей. — Окс пожала плечами, и тут уже я вздохнула: я её понимаю.       В университет в другой город я уехала легко, а вот в Москву… куда меня с собой звал Даня, уезжать отказалась. К столице прямо сейчас я точно не готова, да и уезжать далеко из родного города и от мамы с сестрой мне хочется.       — И ещё в последних классах сложнее, чем в техникуме. А она хочет спокойной жизни и учёбы, а не бегать со взмыленной задницей и сдавать это… как его… ЕГЭ?       Я хмыкнула, я слышала про ЕГЭ — новый единый гос. экзамен, который ввели относительно недавно. К счастью, я закончила школу и сдавала экзамены ещё по старой системе и от ЕГЭ меня боженька уберёг. Так что Соню можно понять. Значит, техникум? Ну ничего, там учится много наших знакомых и родственников, Софье точно с ними не скучно будет. А уже потом, возможно, она решит, что и к университету готова.       — Ну ничего, я думаю, техникум это тоже неплохо. — Подумав, согласилась я. — Тётя Ира-то согласна?       — Мама? — Усмехнулась Оксана. — Конечно. Она так рада, что я с семьёй осталась здесь и что Руслан не хочет уезжать… может, только когда Тёма подрастёт… что и с Соней не захочет расставаться. Мы же мамины дочки. — Рассмеялась сестра, а я вдруг грустно улыбнулась, поглядев на фотографию отца в рамке на полке за её спиной.       Останься отец жив, вряд ли я бы смогла сказать, что я целиком «мамина дочка». Слишком много я от него взяла и с слишком была к нему привязана. К тому же Вика тогда была совсем маленькая и с ней папа много возиться не мог, мне доставалось почти всё его внимание. А у мамы нас трое, и эта противная Арина… бррр! Оксана проследила за моим взглядом, и её улыбка стала грустной и сочувственной. Она, немного помня отца, поняла, о чём я подумала.       — Лер, нам всем жаль, что они разбились. Я не очень хорошо помню дядю Дениса и дядю Диму… но мама всегда о них тепло отзывалась. Она говорила, что где Нестеровы — там всегда хаос и веселье, — рассмеялась девушка, и даже я хмыкнула, помня от тётки что-то похожее. — А ещё она сказала, что Бог всегда к себе забирает лучших раньше других. — Она вздохнула.       — Я не верю в Бога, но иногда вынуждена соглашаться, что так и есть… — Задумчиво произнесла я и тут же хлопнула себя ладонью по лицу: вот балда, совсем забыла! Так и уехала бы сейчас. Ну Лерааа. — Я сейчас. — Вдруг сказала я, подмигнула сестре и, ничего больше не говоря, умчалась обратно наверх.       Лазарева (по мужу) проводила меня недоумённым взглядом, от неожиданности замерев посреди зала. Быстро вытащив из закромов шкафа маленький пакетик, спрятанный мной туда в один из последних приездов, я проверила его содержимое: не сунула ли сюда Арина свой любопытный нос и не стащила у меня из шкафа чисто из вредности? Нет… вроде на месте, улыбнулась я своим мыслям и облегчённо вздохнула. С этой мелкой сорокой скоро сейф придётся ставить в комнате, а ключи прятать, как смерть Кощея… тьфу. Я быстро примчалась обратно, спрятав мешочек за спиной, и выросла у Окс прямо перед носом как чёрт из табакерки (так когда-то говорили учителя, когда я появлялась на месте событий почти так же незаметно, как исчезала с места преступления, и порой поймать меня за руку было очень непросто).       — В какой руке? — Хитро улыбнулась я, пряча руки за спину. Оксана растерялась, удивлённо глядя на меня и выгнув бровь. А вот пусть не думает, что я забыла!       — Эээ… в левой? — Предположила девушка, нерешительно кивнув в ту сторону. Я победно улыбнулась: догадливая.       — Угадала. С прошедшим, Окс. Я помню! — Я вложила мешочек ей в ладонь и крепко обняла, а потом рассмеялась её реакции.              Сестра развернула подарок с той же растерянной улыбкой, но похоже, ей было приятно, что я таки-помню о её дне рождения, который был вчера. Да, по случайности ДР у сестры — в день, предшествующий день аварии отца и дяди… с этим ничего не поделаешь, а забывать про своих нельзя. (если эти «свои», конечно, не Арина… но и своей я её не считала.)       — Браслет? Лера! Ничего себе! Спасибо, солнце. — Улыбнулась она, и глаза её радостно засияли, а у меня потеплело в груди, что я даже забыла про утренние разборки с Ариной и мамин укоряющий взгляд мне вслед.       Браслет из розового золота и мелких полудрагоценных камушков я купила с премии, которую нам выдали в редакции пару месяцев назад в качестве тринадцатой зарплаты за прошлый год, в подарок сестре на апрельский день рождения, и денег мне ничуть не было жалко. Тем более, что деньги их семьи во многом сейчас уходят на маленького ребёнка, а порадовать дорогого человека тоже важно. Оксана обняла меня и, обнимая её в ответ, на несколько мгновений я почувствовала лёгкий аромат её шампуня с персиком и цветочные нотки парфюма — едва заметные, всё же нельзя перебарщивать, вдруг у ребёнка аллергия появится. Я легонько взъерошила ей волосы и весело улыбнулась, я была рада, что подарок зашёл. Но вот мне надо бы уже уходить, иначе в редакцию я рискую не успеть…       — А тётя Ира?.. — Начала я, подумав, что с тёткой поздороваться могу и не успеть. Отстранившись, Оксана кивнула куда-то в окно, не выпуская браслет из рук — ей он явно понравился.       — Мама скоро придёт, она Соню в школу провожает. Просили принести какие-то документы, мама их искала. — Пояснила она и тут вспомнила о чём-то, снова посмотрев на меня. — Она тебя в гости зовёт, говорит, хочет показать какие-то фотографии. Да и бабушка Аня соскучилась по тебе. — Улыбнулась девушка, и я усмехнулась. Да, надо бы зайти в гости к родственникам в следующий приезд домой.       Бабушка Аня — родная сестра нашего деда, она хорошо помнит и его, и их рано умерших брату и сестру, и родителей, и даже своих бабушку и деда, а значит, много может рассказать. История семьи мне всегда была интересна… а тем более сейчас, когда больше некому рассказать о предках, кроме неё. Отец погиб, наши бабушка и дедушка умерли, из Нестеровых осталась только она… хотя она уже и давно Демидова — по мужу. Я задумчиво посмотрела куда-то в сторону, а затем спохватилась: мне же бежать надо!       — Конечно, я забегу в гости, когда в следующий раз приеду! — Пообещала я и посмотрела на часы на стене. — А сейчас мне бежать надо… Окс, ты же не обидишься?.. — Начала я, но тут, договорив по телефону, в комнату вошла мама и смерила нас слегка удивлённым взглядом, будто не ожидая нас тут увидеть.       — Мам?       — Лера, уже уходишь?       — Да, мне нужно кое-что закончить по работе, завтра сдаём номер — я же говорила. — Немного виновато отвечала я, но она посмотрела понимающе: работа есть работа.       — Хорошо, звони мне, дочка. — Забыв о нашей недавней перепалке с Ариной, мама обняла меня, и у меня отлегло на сердце. Мне не хотелось, чтобы она обижалась на меня из-за этой несносной девицы.       — Хорошо, мам. — Улыбнулась я. Она посмотрела на замершую Оксану.       — Пойдём со мной на кухню, давай я тебе хотя бы чай налью? — Мама сочувственно посмотрела на девушку, понимая, как непросто молодой матери с ребёнком. Да ещё с первым… — А потом и твои подтянутся.       — Хорошо, тётя Лика. — Улыбнулась девушка и помахала мне напоследок. — Пока, Лер. Спасибо за подарок.       Она чмокнула меня в щёку, а я, подхватив рюкзак, наконец ушла на улицу — настроение у меня поднялось, Арины, которая, к счастью, явно застряла в этом магазине, разглядывая журналы с плакатами — которыми и у меня в своё время была увешена вся комната, было не видно, Вика в школе, а значит можно со спокойной совестью ехать домой.       В автобусе я снова достала плеер брата, но уже более новые кассеты, которые вышли уже после его отъезда. Я не знала, слушал ли он сейчас его любимые в детстве группы, но некоторые более новые песни мне тоже немного напоминали о брате и даже об отце… «Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь…» — это же про папу. Или про дядю Диму. Или про обоих… Думала я, удобнее втыкая наушники и бездумно пялясь в окно. Беспечные ангелы, улетевшие в рай 15 лет назад. Я вздохнула, улыбнувшись своим мыслям с привычной тоской. Но где же мой земной ангел? Где мой брат? В рай ему ещё рано, значит, он должен меня найти. Просто обязан… Привычно думала я, кусая губы и постепенно переключаясь на работу.

***

      …мы с Макаровым возвращались из редакции уже где-то в девятом часу. Я закончила свою статью, а он — свою рубрику про спорт, не забыв написать и про результаты обоих матчей полуфинала. Главред чуть позже утвердил макет и передал его на вёрстку, а уже завтра к обеду готовый номер попадёт в типографию. В субботу утром, как обычно, уже свежая газета появится в киосках и магазинах, а вот на завтра нам дали выходной — работа над номером закончена, поэтому можно денёк передохнуть. Вот и отлично: когда я ехала из дома, мне позвонила подруга и сказала, что приехала к родственникам на несколько дней, а значит и ко мне в гости заедет, а это отлично. С Лебедевой мы теперь видимся редко: она у нас модель, у неё съёмки, реклама, показы мод в Европе, модные фотосессии, отдых в Доминикане… собственно, откуда она и вернулась вчера днём, а сегодня решила заехать к родственникам — тут живут её бабушка с дедушкой, тётка и двоюродные сёстры. Ну и ко мне, конечно! Мы подружились в университете, только Ирина смогла выбиться в люди и засветиться, а я… вернулась в наше захолустье. Но особо я не жалела и не завидовала подруге (если только по-доброму), пока уезжать из города мне не хочется. Хотя если подумать, что меня тут держит? Странное предчувствие, что мне нужно дождаться брата, иначе мы окончательно потеряемся?.. Я постаралась отмахнуться от этих мыслей и теперь в пол уха слушала Лёшу, который вещал что-то про работу, про Лигу чемпионов, даже подколол меня мельком предстоящим матчем с Барселоной… но я только отмахнулась. Он удивлялся: когда это я не реагировала на споры про футбол и — особенно — про извечных соперников из Барселоны, которых я терпеть не могу уже много лет?!       — Да отстань ты от меня со своим футболом. — Наконец после очередной попытки вывести меня на спор проворчала я.       Мы уже стояли в нашем дворе. Макаров живёт в отцовской квартире этажом выше моей — да, мы с детства были соседями, и в той же квартире они с отцом и его матерью жили все вместе до развода, пока… не произошло много событий в наших семьях и мы не стали невольными родственниками. В общем и в целом с Лёшей мы ладим, с ним можно иметь общий язык и какое-то понимание, а с прошлого года мы ещё и работаем вместе — конечно, нам приходится уживаться. Но если честно, проблем с ним у меня не возникало с детства — когда его отец и мама поженились. Он понимал, что мама не виновата в разводе его отца и матери, тем более, это случилось ещё когда ему было всего 4 — и она тут же уехала в Сербию учиться и почти сразу вышла замуж. А я… мне тоже не в чем было винить Лёшу, да и в глубине души я понимала, что мама ещё молода и может построить своё счастье с кем-то другим. Да, отца никто не заменит — ни мне, ни сестре, но мама… в общем, друзьями нас сложно было назвать, но мы держали нечто вроде дружественного нейтралитета и старались друг другу не мешать. По крайней мере пока в очередной раз меня не выведет из себя негодница Арина, и Макаров не прибежит заступаться и читать мне нотации. Почему-то отчитывать Вику он не решался, и я понимала почему — потому что может нарваться на грубость и хамство. Пока её не трогают, сестра может казаться божьим одуванчиком, но стоит только к ней полезть с дурацкими нравоучениями… в общем, её боится не только Арина, и это было даже забавно. А вот мне высказать своё недовольство — так всегда пожалуйста! Если честно, это дико раздражает. Мало того, что мой брат теперь далеко и не может за меня заступиться — а я была уверена, что в случае наших разборок с Ариной (хотя откуда бы ей было вообще взяться, останься папа и дядя живыми, и будь Женя всегда рядом все эти годы?! Только в том случае, если бы они с матерью не уехали.) Женька бы быстро поставил на место и эту мелкую идиотку, да и самого Макарова — ибо нефиг на меня наезжать, Я — его любимая сестра и со мной нужно считаться, да! Но об этом было мечтать бессмысленно… и прошедших 15 лет вдали от него уже не вернуть. Но ведь Арина же как кость в горле вставала и между нами с Лёшей. Иногда я думала, что мы могли быть и друзьями, собственно почему бы и нет? Но как тут дружить, когда для него всегда эта мелкая дура будет дороже?! И снова мне становилось обидно: я понимала, что так и должно быть! Когда это какая-то подруга становилась ближе сестры?! И когда друзья становились ближе брата? Так было и у нас с Женей. Любимая сестрёнка Вика и любимый старший брат, пусть и двоюродный, Женька… мне больше никто и не был нужен, даже с Вовой мы подружились уже после того, как Женя с матерью уехали и он с семьёй переехал в соседний двор. Так какие обиды и, упаси боже, ревность могут быть у меня по отношению к Лёше? Я всё понимала. Просто было немного обидно, что даже наши почти братские отношения она умудрилась испортить своим появлением. Несносная девчонка, вот за что нам такое наказание послано на наши головы?!       Макаров посмотрел недоумённо, он понял, что я думаю о своём и о футболе сейчас точно спорить не буду. Он проследил за моим взглядом, и на его лице отразилось понимание. Я смотрела на тёмные окна уже много лет пустой квартиры в соседнем подъезде — в ней жили бабушка с дедом, пока не переехали в деревню, и в ней жили дядя Дима со Светланой и Женей после их свадьбы. По документам квартира теперь принадлежит нам с Викой — мама оформила наследство, когда умерла бабушка, связаться со Светланой возможности не было, да и за столько лет она явно не изъявила желания предъявить свои права… если честно, в случае, если бы она это сделала, никто из нас не стал бы возражать и мама бы даже согласилась переписать квартиру на них с Женей целиком, только теперь уже с участием меня и сестры — ведь по бумагам именно мы теперь собственники. Но юридические аспекты меня волновали совсем мало… что толку от квартиры, если она до боли напоминает о детских годах, о брате и о дяде, которого много лет нет в живых? За эти годы мама ни разу не решилась войти туда снова после бабушкиных похорон, я тоже была там только пару раз — чтобы забрать себе некоторые вещи брата, чтобы сохранить на память, Вика тоже ни разу. Она не помнит ни дядьку, ни отца, ни тем более Женю, и сказала, что эта квартира её пугает. Как будто дом с приведениями из фильмов ужасов — стоит себе закрытый на отшибе, хранит тайны бывших и давно умерших хозяев… но стоит только недальновидному незнакомцу оказаться там — он тут же окажется в опасности. Особенно если будет совать нос в шкафы с чужими скелетами…       — Вспоминаешь отца? — Спросил Лёша и понимающе сощурил глаза. Я не ответила, и он тоже помолчал. — Или… опять его? — Он едва заметно хмыкнул. Мне не нужно было пояснять, о ком идёт речь, тем более, что всё было написано у меня на лице.       — Вспоминаю. — Согласилась я, задумчиво продолжая смотреть на пустые окна дядиной квартиры и тут же вспомнила наш поход на кладбище. — Когда мы пришли на кладбище к папе и дяде Диме, увидели, как кто-то уже побывал там до нас… — Решила рассказать я, поворачиваясь к нему.       — Наверное, кто-то из родственников? — Предположил Лёша, поправляя лямку рюкзака на плече. — Тётя Ира? Оксана? Может, Пономарёвы? — Наши родственники по бабушке Кате.       — А вот хрен знает. — Хмыкнула я, поправив волосы свободной рукой.       — Что значит «хрен знает»? — Недоумённо отозвался Макаров, выгнув бровь.       Мы поставили рюкзаки на скамейку у подъезда, решив постоять на улице немного, к тому же было тепло и хотелось ещё немного подышать воздухом.       — То и значит. Этот кто-то принёс отцу белую розу — белые розы он дарил маме и бабушке почти на все праздники, а дяде — тёмно-бордовые. Значит, он хорошо их помнит. — Уверенно произнесла я, всё ещё мысленно строя предположения о том, кем мог быть таинственный незнакомец или незнакомка… но наверняка все из них далёкие от истины.       — Ну и что тут такого? — Пожал плечами Алексей, почесав затылок. — Даже я знаю, что твоя мама и сейчас любит белые розы, вспомни, мы ведь сами ей на восьмое марта их купили…       — Это не всё. — Отмахнулась я, нетерпеливо закусив губу. — Хорошо, про розы могли многие знать, это не было таким уж секретом… но он (или она) принёс отцу маленькую бутылочку чаколи — это белое испанское, точнее баскское вино, папа хотел его попробовать незадолго до аварии. А дяде — шляпку с Хэллоуина и тыкву. Как тебе такое?       Я посмотрела на него с некоторой долей насмешки и вызова, будто загадывала загадку. На которую и Лёша, не будучи членом семьи Нестеровых, тем более не найдёт ответы. Макаров ожидаемо выглядел удивлённым.       — Шляпу и тыкву с Хэллоуина? — Удивился он, округлив глаза. — Твой дядя любил Хэллоуин?       — Любил. Ну точнее как любил? В те годы у нас мало кто о нём знал… а дядя Дима был в Америке и один раз попал на праздник. Настоящий Хэллоуин — с костюмами, украшениями на людях и на улице, специальным меню в общепите и страшилками… он был впечатлён! Но кто мог об этом знать? — Я пожала плечами в ответ на свой же вопрос. — Ладно, знать мог бы. Но кто мог додуматься притащить это ему на могилу? Кому пришло бы такое в голову, кроме…       Я вдруг замолчала, округлив глаза до размеров десертных тарелок. Меня посетила неожиданная догадка, настолько безумная сама по себе, что я не только не решилась её озвучить сводному брату, но и обдумывать её про себя тоже было странно! Макаров с несколько секунд смотрел недоумённо, а затем сощурил глаза и поджал губы — он понял, о чём (или о ком?) я подумала, но тоже решил промолчать. Да и вообще… какой был смысл обсуждать глупую догадку про человека из прошлого… человека-призрака? Усилием воли я заставила себя отвлечься и покачала головой. Нет, я не буду думать об этом сейчас, я подумаю об этом завтра… как сказала бы Скарлетт.       — …кроме меня и, может быть, Матвея. Ему такие приколы по душе. — Хмыкнула я, качая головой и часто моргая — будто желала сморгнуть пелену с глаз… которая легко могла бы затуманить мой разум только лишь от одной мысли, что моя догадка может оказаться верной. А это было недопустимо. — Хотя Матвей не знал дядю, и вообще он твой родственник, а не мой…       Макаров промолчал, но смотрел теперь с таким подозрением, что у меня по коже мурашки пробежали. Неужели он тоже допускает, что… Но подумать я об этом (к счастью) не успела. К дому подъехало такси, и оттуда вылезла… ну как вылезла? Помните как в фильмах? Когда сначала показываются длинные, изящные ножки красотки на высоченных каблуках, край её платья, а уже потом и она сама с грацией кошки выплывает из лимузина! Конечно, лимузином старенькую девятку (почти как у Вовы) в нашем захолустье назвать сложно… но выплыла из такси Лебедева точно как королева из своей кареты!       — Ирка! — Выдохнула я, посмотрев сначала удивлённо на загорелую и вполне довольную жизнью подругу, которая теперь достала с заднего сиденья внушительный пакет и подошла к нам, благоухая дорогущими духами и излучая прямо-таки неприличные волны жизнерадостности и благополучия.       У Лёши вытянулось лицо, и едва до земли не упала челюсть, когда он посмотрел на настоящую звезду в нашем Мухосранске. Я хихикнула, глядя на него, а потом на неё. Ничего удивительного: Ирину уже давно нельзя назвать ровней нам, точнее нас её, не тот уровень… элегантное, облегающее платьице до колен и вполне приличной длины, явно от какого-то известного кутюрье, о котором мы, жители глубинки, могли и не слышать… кожаные полусапожки на шпильках, сверху кашемировое пальто — всё чётко по фигуре, идеально сидит и только подчёркивает достоинства. Аккуратный макияж, длинные, красиво уложенные каштановые волосы, красная помада… благоухает дорогими французскими духами. Звезда да и только! Вон даже мой сводный братец дар речи потерял, ха-ха! Хотя они ведь вроде знакомы? Или нет?.. Я не смогла вспомнить, пересекались ли хоть когда-нибудь Ирина и Лёша. Иру знают почти все мои друзья, Вова, Матвей, Дёма… удивительно, если Макаров видит её в первый раз. Ну да ладно.       — Лерка! Буенас ночес, амигос! — Поправив сумочку, Лебедева стиснула меня в стальных объятиях и расцеловала в щёки, оставляя следы от помады. — Сто лет тебя не видела! — Она улыбалась немного манерно — будто на камеру, и оно и понятно: она привыкла к вниманию и даже к папарацци, которые могут поджидать за кустами или в других неожиданных местах.       — Так это ты у нас разъезжаешь по заграницам! — Притворно возмутилась я, Лебедева громко фыркнула.       — Работа у меня такая, работа! Ничего не поделаешь. — Она подмигнула мне и тут же перевела любопытный взгляд на застывшего статуей Макарова. — И тебе привет. Кажется, Алексей? — Ирина кокетливо улыбнулась моему сводному братцу, он растерялся… а я подавила смешок: Ирка ещё не знает, что он боится девчонок как огня! А уж красивых и настолько эффектных, как она, ууу…       И снова в голове пронеслась любопытная мысль: интересно, а какое впечатление оставляет у девушек мой брат? Каким он стал? Наверное, красивый… возможно, характером пошёл в отца. Мама рассказывала, что в отличие от моего папы, которого она «застолбила» чуть ли не с детского сада, дядя долго оставался свободным и за ним девчонки толпами бегали… он умел нравиться людям, они оба умели, но только вот у свободного дядьки ставки в глазах девушек повышались в разы! А уже потом появилась Светлана, которая — напротив — не повелась. И как это бывает у мужчин, именно её внимания дядя Дима и стал добиваться: а как же иначе? Кому нужны доступные красотки, когда рядом ходит этакая гордая королева, задирая перед всеми нос? Да ещё москвичка, из влиятельной семьи… её отец служил в КГБ, да и дед был каким-то крутым, уже не помню точно кем, но вроде бы был близок к самому Вождю в своё время. А сам Женя? За ним небось тоже толпами бегают девушки? А может… он вообще уже давно женат и думать забыл про каких-то там девиц? Последняя мысль мне не понравилась. Но я решила об этом тоже подумать потом.       — П-привет… — Чуть запинаясь, произнёс Лёша, и я подавила желание захихикать вслух. Я же знаю Макарова, обидится же… — Я тебя помню. Ты уже приезжала к Лере, но мы не общались. — Смущаясь, отвечал он, отводя глаза.       Ирка посмотрела снисходительно. К смущению стеснительных мужиков около своей персоны она привыкла, хотя чаще, конечно, те принимались её откровенно поедать глазами и даже не скрывали этого. К этим она тоже привыкла…       — Я тоже тебя помню. Твой дядька, Матвей вроде? — Задумчиво спросила Ирина больше саму себя, чем его, и тут же продолжила. — У вас первый парень на деревне, ваша сводная сестрица вечно доставляет вам кучу проблем, Лерка мечтает выцарапать ей глаза, а про тебя говорит, что ты жутко талантливый, но скромный. Вот. — Мило улыбнулась Лебедева, а я всё-таки не смогла подавить смешок. Эва, какая характеристика!       У Лёши менялись эмоции на лице в зависимости от сказанного… от мелькнувшего раздражения при упоминании бурной личной жизни Матвея, возмущения — от упоминания Арины и моего к ней отношения и до откровенно смущения при её словах о том, что он талантливый и далее по списку… ха-ха!       Я вспомнила и самого Стрелецкого: Матвей был полной противоположностью Алексея… из него харизма пёрла буквально из ушей и всех мест, даже откровенный бред он нёс с таким видом, что девки слушали, открыв рот и поедая его глазами! А вкупе со смазливой мордашкой, которая могла бы легко украшать собой обложки модных журналов даже в Голливуде, отбоя от женского пола у Матюши никогда не было, чем он бессовестно пользуется с малых лет! А вот мой сводный братец… жутко стеснительный, когда касается общения с девушками, он бегает от них как от огня и все попытки — мои, Матвея или Богдана — другого его дядьки, с которым он дружит, пресекал на корню… а уж сколько раз я пыталась в школе свести его с кем-то из подруг или знакомых девчонок — не сосчитать! Наверное, Матвей должен был родиться одним из Нестеровых, легко влюблявших в себя девчонок в любом возрасте, а вот Макаров… это Макаров. И сейчас он тоже застыл, растерянно глядя то на меня, то на строящую ему глазки Ирку, и явно мечтал сбежать… я кусала губы, чтобы не расхохотаться. Обидится потом насмерть, а то я его не знаю!       — Так… долго мы вообще тут будем стоять? — Решила я сжалиться и перевести внимание подруги на себя. — Ир, ты с ночёвкой же? — Я посмотрела на неё, и она тут же закивала, показывая на сумку в её руках.       — Ну конечно! Я подругу сто лет не видела, а ты хочешь меня выгнать через пару часов?! — Возмутилась она, погрозив мне наманикюренным пальчиком.       — Конечно, нет, я просто уточняю. — Хмыкнула я, покосившись на пакет. Если она не привезла с собой хотя бы ром, который так любят в Доминикане… то пожалуй, это действительно повод не пускать её на порог. Шучу! — Тогда мы пойдём. Лёш, если хочешь, заходи завтра на чай, тем более мы всё равно выходные. — Улыбнулась я сводному брату вполне дружелюбно и почти совсем не ехидно. Если только чуть-чуть.       — Конечно, заходи, разве кто-то против? — Поддержала Лебедева, подмигнув ему. А я фыркнула себе под нос: после такого внимания к его персоне он вообще из квартиры не выйдет, пока она не уедет!       — Хорошо. — Смущённо ответил тот, пряча глаза и не замечая моих ужимок. — Спокойной ночи заранее. — Поспешно произнёс Алексей и, уже не глядя на нас, быстро сбежал в подъезд.       Я захихикала, едва сдерживая истерический смех. Ну Макаров! Мы с Матвеем были уверены, что он всё ещё девственник, прости Господи, в свои почти 25… а теперь я убеждаюсь, что скорее всего это правда! Ха! Лебедева, правда, моего смеха не поняла, но и неудивительно: она плохо знает моего сводного брата. Она проводила его взглядом, а потом увидела что-то или кого-то за моей спиной и её глаза расширились.       — Лер, а скажи, чья это машина? — Её голос аж немного просел, и я обернулась, удивлённо поглядев на серебристую машину с синими полосами по краям и капоту — по крайней мере насколько можно было её разглядеть в тусклом свете фонаря недалеко от самой авто и подъезда.       — В первый раз вижу у нашего дома. — Я пожала плечами, быстро теряя к ней интерес. Ну машина и машина и что дальше? Это вот Тарасенко легко может впасть в восторг при виде крутых, по его мнению, авто… а мне-то что? Я в них не разбираюсь. — Понятия не имею, чья она.       Мне всё-таки показалось, что я эту машину где-то видела, только не в городе. Но где? Так и не вспомнив, я равнодушно пожала плечами. Но Ирку возмутила моя реакция.       — Лер, ну ты что совсем?! — Возмутилась она с огромными как блюдца глазами. — Это же Ниссан Скайлайн! — Я насмешливо выгнула бровь, как бы говоря: ну и что дальше-то? — Ты Форсаж не смотрела что ли? — Она посмотрела даже немного обиженно, как будто это было чем-то личным, и я фыркнула.       — Форсаж смотрела. — Задумчиво ответила и я вдруг вспомнила. — А, точно… такая машина была у Брайана в первой гонке, да? — Неуверенно спросила я, как бы сомневаясь. — Но мне она не понравилась. Там была розовая машинка у одной девахи, вот какая мне понравилась! Я бы на такой покаталась! — Я мечтательно улыбнулась, поглядев в небо, а Лебедева посмотрела на меня так, будто я сморозила жуткую глупость.       — Лер, ну ты совсем… — Закатила она глаза, продолжая разглядывать машину.       — Ой, всё. — Раздражённо отмахнулась я. — Завтра выйдем во двор и позовём сюда Тарасенко, он фанат Форсажа и машин, описается от восторга же! — Насмешливо продолжала я, теряя терпение. — Будете вдвоём любоваться, пока не выйдет её хозяин и не решит, что вы хотите её угнать. Сдаст вас в отделение, потом доказывайте, что вы не верблюды… — Веселилась я, пока Ирка всё так же задумчиво пялилась на, как оказалось, знаменитый Скайлайн аж из самого Форсажа! — А я посмеюсь.       — Тебе с такой фантазий, Нестерова, в журналистику надо… — Отмахнулась Ирина, а я посмотрела с иронией: да ладно? — Ах да… — Усмехнулась подруга над собственным ляпом и наконец посмотрела на меня. — Мне интересно, кто её хозяин. В России немногие могут похвастаться такой. — Её глаза снова забегали, а мне начала надоедать эта тема.       — А мне неинтересно. — Оборвала я её, потянув за собой в подъезд: захотелось есть, да и я начала уже замерзать. Всё же ещё не лето на дворе, даже апрель не закончился. — Вот завтра позовём Вову, и любуйтесь на неё хоть целый день… — Ворчала я, но Ирка, уже направившись было за мной, вдруг обернулась и остановилась.       — Лер, смотри! — Воскликнула Лебедева, показав тонким пальчиком куда-то в сторону гаражей, откуда по дорожке шёл какой-то парень в кожаной куртке и тёмных джинсах. Но на расстоянии и в темноте я не смогла его разглядеть. — Ты его знаешь? Что это за парень?       — Я не знаю. — Я даже присматриваться не стала. Что я, парней не видела в наших дворах? Наверняка или знакомый, или кто-то из соседних дворов мимо шёл. Подумаешь!       — Лерка… он к машине идёт. Похоже, это его тачка! — Её глаза восторженно загорелись, и я испугалась, что этот парень нас может услышать — Лебедева и не думала говорить потише. — Лерка! Я его где-то видела, зуб даю!       Я с безразличным видом поглядела на парня, который теперь, повернувшись к нам спиной, действительно копался на заднем сидении машины, по всей видимости что-то доставая оттуда.       — Где ты могла его видеть? Ты же в наших краях почти не бываешь! — Фыркнула я и снова потянула её за собой, переживая о том, что этот неведомый незнакомец услышит нас или увидит и подумает что-нибудь не то. А мне оно надо?       — Не знаю… но лицо какое-то знакомое. — Задумчиво протянула Ирина, поудобнее перехватывая сумку и наконец послушно направляясь за мной в подъезд.       — Как ты вообще его разглядела в темноте? — Подивилась я, доставая ключи. — Дался он тебе, короче. Не хочу говорить о мужиках. Расскажешь мне лучше про Доминикану, тебе понравилось? Там, наверное, райский уголок… не чета нашим краям. — Мечтательно вздохнула я уже на лестнице.       — Конечно, понравилось! Спрашиваешь ещё! — Горячо подхватила Лебедева, наконец забывая про парня и машину. — Я бы там круглый год жила, только испанский надо подучить, я его плохо знаю. И вообще…       Мы быстро поднялись на мой второй этаж, я открыла дверь и бросила ключи на тумбочку, а затем дала пройти и подруге, с облегчением закрывая за ней дверь. Мне показалось, что я слышала за нами на лестнице чьи-то шаги, и мне не хотелось думать, что это тот самый парень у машины. Почему? Почему-то мне показалось его появление подозрительным, хоть я и не могла объяснить, с чем связаны эти мысли. В конце концов в наших краях люди друг друга знают не годами — десятилетиями! И можно наизусть перечислить всех живущих не только в соседних домах и своём собственном, но и на всей улице и даже районе! А тут — новое лицо вдруг… да ещё и аж на знаменитом Скайлайне. Я фыркнула: крайне подозрительно! А вот Вова точно придёт в восторг… ритуальных скачек с бубном вокруг машины и её обладателя — если Тарасенко вдруг повезёт его увидеть — я точно не вынесу!       И тут как по волшебству на сотовый позвонил сам Вова, по-свойски записанный мной в телефоне как «бро».       — Лерка, ты видела? Ты видела?! Я о таком даже не мечтал! Это же Скайлайн!       Выслушав бурные восторги лучшего друга по поводу машины, я была вынуждена послать Вову дремучим лесом: да они издеваются, ещё один! Осталось только Матвею описаться от восторга, и будут все в сборе! Я отключила телефон и, ворча, пошла на кухню — нужно было сообразить что-то поесть Ирке и себе. Вечер ожидал длинный…

***

       Через пару часов мы с Иркой сидели в зале с бокалами почти пустой бутылки доминиканского рома, смешивая его с колой, и уже порядком пьяные… она рассказала про поездку — наполовину на отдых, наполовину по работе на съёмках рекламы новых модных купальников, рассказала, кого из знаменитостей видела там на местных пляжах (Лерка, представляешь, Том Круз! Я видела его как тебя, а потом рискнула и подошла к нему, попросила какую-то девицу нас сфотографировать, а она даже не удивилась — наверное, местная, а их там знаменитостями не удивишь…), в каких клубах была и как отшила всех мужиков, которые пытались к ней клеиться (они серьёзно думают, что все русские девушки доступные?! Просто возмутительно!) И тут же, хихикая, сообщила, что видела там на водопадах, куда ездила вместе с подругой и коллегой из агентства по совместительству, «того красавчика из Форсажа, ну ты помнишь? Это он ездил на Скайлайне во втором фильме, Пол… точнее ездил Брайан, ну ты поняла! Вот к нему я бы подкатила, но он там был с какой-то курицей!» Я долго ржала, слушая возмущения Лебедевой… как это так? Красивый мужик (который её даже не знает, что важно), да ещё из популярных фильмов про уличные гонки, к которым теперь были неравнодушны многие мои знакомые и родственники, включая Тарасенко и Матвея, а теперь ещё, оказывается, и Ирина… посмел поехать отдыхать с «какой-то курицей», а не с ней! Безобразие! На самом деле я вообще не в курсе, с кем там встречается тот самый Пол Уокер из Форсажа, да и вообще меня личная жизнь голливудских, да и наших тоже, звёзд в принципе мало волнует. Своя всегда волновала больше… пусть даже сейчас у меня всё было относительно спокойно. Потом Ирина рассказала про съёмки и показала недавно вышедший номер журнала, в котором была её красочная фотосессия в купальниках, и мы надолго зависли, обсуждая модные тренды и последнюю линейку дорогого нижнего белья от знаменитого бренда Виктория Сикрет. И тут-то Лебедева встрепенулась, хитро сощурила подведённые глазищи и явно что-то задумала, судя по её задумчивой физиономии… и нет бы мне в этот момент задуматься, чем же мне чреваты Иркины каверзы, которые обязательно должны последовать после такого? Но увы… в тот момент я была уже порядком пьяна, и мой мозг постепенно перешёл в «спящий режим», я потеряла бдительность и попалась. (А зря).       Мы молчали уже с пару минут. Лебедева о чём-то сосредоточенно думала, глядя то на меня, то на открытую страницу журнала, где была уже не она, а её подруга и коллега — Дарья, демонстрирующая комплект кружевного нижнего белья, весьма красивого, надо сказать… я лениво смотрела туда же, потягивая ром, уже почти не разбавленный колой. Думать было трудно, поэтому я просто расслабилась, вытянула ноги на пустующий журнальный столик перед диваном и также лениво размышляла, что было бы неплохо иметь такое бельишко у себя в шкафу. Зачем? Ну… мало ли в жизни может пригодиться? Пока мне соблазнять было некого, да и не хотелось, но если бы в своё время меня в таком увидел Вадик, он бы челюсть с пола собирал полночи… а вторую половину ночи мы бы с ним… правда, кто бы мне купил такое бельё в 16 лет? А сейчас мне надо, наверное, полгода работать, чтобы накопить на такое! Эх! Но ведь ещё остаётся Матвей… хотя? На кой чёрт для этого мне дорогущее бельё? Он такой бабник, что мне и в обычных трусах (а лучше без) не составит труда его соблазнить! Но только зачем? Он потом вообще со мной общаться не захочет, будет ходить и отворачиваться, будто мы не знакомы, как делает всегда, стоит только ему затащить в постель очередную дурочку… ну уж нет! Но почему бы не помечтать, пока на меня так действует алкоголь… тем более, что природа Стрелецкого совсем не обидела. Я отвлеклась и ушла глубоко в свои уже не совсем приличные мысли о двоюродном дядьке Макарова, не замечая, что Ирина как-то странно молчит, продолжая что-то обдумывать… а между тем, у той так загорелись глаза, что мне стало страшно. Ладно, вру… если только чуть-чуть.       — Как ты думаешь, что сказал бы Матвей, если бы я… — Начала я, уже не особо задумываясь, что несу.       — Спорим, что я смогу соблазнить твоего брата?.. — Выпалила Лебедева, перед этим сделав огромный глоток из своего бокала, будто для храбрости.       Я поперхнулась: что?!       — Что? Какого ещё брата? Ты про Женю… чёрт! — От неожиданности я подавилась и закашлялась, отставив бокал на столик и глядя на неё круглыми глазами.             — Причём тут Женя? Я его в глаза не видела. — Отмахнулась Ирка, наоборот потянувшись к своему бокалу и выливая в него остатки рома из бутылки. — Я про Алексея! — Она пьяно хихикнула, обнажая белоснежные ровные зубки, и закусила губу — так кокетливо, будто мой упомянутый сводный братец сидел тут же, в соседнем кресле. — И причём тут Стрелецкий? — Запоздало спохватилась Ирка, поглядев на меня с подозрением. Стало понятно, что мои слова о Матвее не прошли мимо её слуха… а жаль. — Даже не думай в ту сторону, подруга! — Погрозила она мне пальчиком, на котором я заметила новое красивое колечко с изумрудом, которое не видела раньше. Я невольно проследила за ним взглядом, прикидывая, сколько оно может стоить… — Он же такой кобель! — Ирка нахмурилась, а захихикала уже я, ощущая в голове приятный дурман, а в теле — такой знакомый расслабон, какой наступал или после крепкого алкогольного опьянения, или…       — Ну и что? — Я пожала плечами, натянув на лицо безразличное выражение. — Я же не замуж за него хочу. Девки про него такое рассказывают, ты не представляешь… — Я понизила голос и почувствовала, как краснею. Я нагнулась к ней поближе и зашептала на ухо, краснея и хихикая, всё же на такие темы я бы не стала сплетничать трезво даже с лучшей подругой. Ирка смотрела осуждающе, но её глаза любопытно горели. — И я подумала, почему бы и нет?       Лебедева снова погрозила мне пальцем и поджала губы.       — Лерка, тот факт, что Матвей эээ… хорош в постели, ещё не значит, что тебе это нужно. — Она закатила глаза, а я же смотрела легкомысленно.       Что значит «не нужно»? А что ещё в принципе нужно от красивого парня молодой и, между прочим, свободной девушке? Ну уж явно не колечко и детишек полный дом! Я аж фыркнула, едва не расплескав остатки рома.       — Твой бывший Вадик такое вытворял с твоих слов, ну и что дальше? Что случилось потом, тебе напомнить? — Она сверкнула глазами, а я досадливо отмахнулась. Почему мне все его припоминают?! — Не лезь к Стрелецкому, по хорошему прошу!       — Ой, всё! — Отмахнулась я, отставив бокал и окончательно расслабляясь. Всё-таки ром это не мартини… хорошо ударяет в голову. Думать становится невозможно. — Я подумаю. И вообще… — Тут и я вспомнила кое-что из её слов. Сплетни о бурной сексуальной жизни Матвея отвлекли нас обеих, но я всё-таки ещё была не совсем в дрова, поэтому отвлечь меня было ещё не так просто. — Что ты там говорила про моего брата? В смысле про Макарова… ик! — Я икнула и прикрыла глаза на мгновенье, ловя перед глазами звёздочки. Мой взгляд поплыл, и фокусироваться было сложно, но я стойко держалась. Не первый раз бухаем! Уж после нескольких бутылок водки с Тарасенко, Стрелецким и Демьяном слечь от бутылки рома с колой, ну… это был бы позор, Вова меня первый застыдил бы! — Всё равно я не знаю, где мой Женя… — Грустно добавила я, тяжело вздыхая. Но Ирка мгновенно переключилась, и я поняла, что до этого добрых 15 минут она думала именно об этом.       Однако, это уже интересно!       — Спорим, что я его соблазню? — Заговорщическим тоном быстро повторила Лебедева, хитро сверкая глазками и едва ли не потирая ручки.              С минуту я молча пялилась на подругу, переваривая сказанное и остатками мозга пытаясь сложить 2+2, что в моём состоянии было сложно… а потом истерически расхохоталась, откинувшись на диванные подушки и держась рукой за живот. Что? Соблазнить Макарова?.. Да скорее мой отец и дядька выйдут из могилы! Ой… о таком же не шутят… упс.       — Исключено. — Покатываясь со смеху, резюмировала я под мрачные взгляды Ирины, которая смотрела крайне осуждающе — почти как ранее при обсуждении Матвея и мои перспективы оказаться в его постели.       — Вот и посмотрим! — Запальчиво воскликнула моя подруга, хмуря брови.       Я посмотрела снисходительно. Тут и спорить было не о чем, на мой взгляд… Макаров — это не его дядька, которого и соблазнять-то особо не надо. Он же итак ни одной юбки не упустит!       — Как бы тебе сказать-то, Ир… — Задумчиво начала я заплетающимся языком, пытаясь сложить мысли в конструктивные предложения вместо бессвязной речи. — Лёша, как бы это помягче, в свои 24 годика, ещё ни разу не был с девушкой, если ты понимаешь, о чём я. — Спокойным тоном пояснила я, даже не пытаясь скрыть в голосе ехидные нотки. Это трезвой мне можно было надавить себе же на совесть, но пьяной… совесть? Это что вообще?..       — Ты хочешь сказать, что он девственник? — Удивлённо спросила Лебедева и тут же замолчала, принимаясь переваривать информацию.       Её глаза лихорадочно забегали по комнате, она явно пыталась что-то быстро сообразить, а я не собиралась ей помогать, у меня перед глазами плыло, голова кружилась и вообще… вот сейчас я бы не стала возражать, если бы Матвей… ммм… впрочем, его всё равно тут не было. Эх. К счастью, читать мысли Ирка не умела, а значит могу себе позволить и помечтать, подумаешь!       — Нет, ну я, конечно, допустила, когда его увидела, что у него… эээ… проблемы в личной жизни… но чтобы настолько? — Бормотала удивлённая Лебедева себе под нос, устраиваясь с ногами на диван и даже как будто чуточку протрезвев от полученной информации.       — Именно настолько. — Хихикнула я, с силой отвлекаясь от эротических грёз о дядьке упомянутого несколько раз Алексея и переключая внимание на лучшую подругу.       Она с любопытством стреляла глазками, а я потянулась, пытаясь выровнять затёкшую спину… и чуть не грохнулась с дивана, потеряв равновесие.       — Блять! — Вырвалось у меня, пока я усаживалась обратно.       Лебедева терпеливо ждала продолжения, наматывая на палец длинный локон и задумчиво кусая губы.              — Знаешь, сколько раз мы с Матвеем пытались его познакомить с моими подругами или его знакомыми девчонками? Всё без толку! Макаров помрёт девственником, даю сто… эээ… ладно, девяносто два процента гарантии! — Убеждённо заявила я, помотав головой. Звёзды перед глазами не пропадали…       — Ну вот спорим, что не помрёт? — Азартно проговорила Ирина, протягивая мне ладонь.       Я подумала: а чем чёрт не шутит?..       — Ладно… — Медленно произнесла я, почесав затылок и разглаживая спутавшиеся волосы. — На что спорим? — Сколько стоит «цветок» моего сводного братца, наверняка хранимый им для «той самой»? Или он не ждёт ту самую и в принципе намерен избегать женщин до гробовой доски?       Я снова захихикала, отчего-то снова бросив взгляд в открытый журнал. До чего ж всё-таки красивый комплект… чёрное с розовым, кружево, чашечки такого размера, прям на меня… вроде даже без пуш-апа, хотя зачем он мне? Всё своё! Такое и для себя любимой надеть не грех, не то что ради какого-то парня!.. Думала я, восхищённо глядя в журнал. Это заметила и Ирина, её губы растянулись в лукавой усмешке.       — А вот на этот самый комплект! — Уверенно сказала она, ткнув длинным красным ногтем в глянцевый листок. Мои глаза удивлённо расширились. — У меня есть такой, он в единственном экземпляре и мне его подарила Даша… — Она показала на фамилию и имя модели внизу листа, где маленьким шрифтом было подписано «модель Дарья Залетаева» и название комплекта. — Кажется, это было в феврале. — Задумалась на мгновенье Ирина, и тут же снова продолжила, её глаза загорелись в предвкушении. — Я его отложила, потому что… эээ… ну потому что у меня много брендового белья с показов, да и некому было демонстрировать, — с притворной жалостью вздохнула моя подруга, а я не удержалась и громко фыркнула. — Но если у меня вдруг не получится, отдам тебе. Идёт? — Хитро улыбнулась Ирка, снова протягивая мне ладошку.       Звучит заманчиво. Да и о чём же тут думать вообще? Алексей Ирке не по зубам, тут и к бабке не ходи… но уж очень уверенно выглядит Лебедева — думала я, прикидывая, в чём же подвох? Я была уверена, что ей не жалко этот комплект и просто так мне отдать, у неё этих тряпок завались, одним больше — одним меньше… с неё не убудет. Но тут же главное что? Правильно: принцип! А если Ирка загорится, то любой ценой попрёт танком к цели, и способы её достижения у неё могут быть… эээ… своеобразными. Но я ведь ничего не теряю? Нет. Так что…       — Идёт. — Наконец согласилась я, и мы скрепили спор рукопожатием. Но тут же я спохватилась, прекрасно зная, что моя подруга на этом не ограничится. — А если у тебя получится? — Я недоверчиво хмыкнула, естественно, не веря в это. Но нужно было учесть все варианты…       — Не «если», а получится! Или я не Лебедева! — Проворчала Ирина, задумалась на полминуты и тут же хитро сузила глаза, глядя на меня. Я почувствовала подвох, но отступать было поздно… — Когда у меня получится, ты соблазнишь нового соседа и предъявишь мне доказательства, вот!       — К…какого соседа? — Запинаясь, опешила я, округлив глаза.       — Того, которого мы видели во дворе. Это его машина, и он будет жить в квартире напротив. — Ирка говорила так уверенно, что я моментально ей поверила: у Ирины слух и зрение становились безупречными, стоило ей только чем-то или кем-то заинтересоваться.       Ей бы в журналистику с такими способностями… ей-богу! Поэтому мне пришлось поверить подруге: если она умудрилась разглядеть этого соседа в темноте, узнать марку его машины, а потом ещё увидеть (услышать?), что он зайдёт именно в ту квартиру… значит, к сожалению, она права. Но я-то его не видела! Как я могу соблазнить незнакомого парня, если даже не знаю, как он выглядит?! А вдруг он женат? Но если честно, в этот момент первое меня волновало больше…       — А вдруг он страшный или старый? — Проворчала я, с укором глядя на Лебедеву. — Или женат? Я не хочу потом проблем! — Я ткнула пальцем ей в грудь, смерив возмущённым взглядом.       Но где-то внутри меня уже назревало любопытство: что ж там за неведомый сосед? Ирка сказала, что видела его где-то… но где? Большую часть года Ирина разъезжает по Европе и Штатам, а потом ненадолго зависает в Москве в перерывах между съёмками. Вряд ли она много видит «пацанов с района», которые живут в нашем захолустье в моём и соседних домах. Почти все парни из её окружения — модели, начинающие и не только актёры, богатенькие мальчики из состоятельных семей, кое-кто из нашей эстрады и даже американской, а ещё она гордится дружбой с Джастином Тимберлейком — парнишке, которому, как и нам, было всего 23, но он уже набирает бешеную популярность не только в Штатах, но и во всём мире! Так вот откуда взяться в нашем селе такому, как эти парни?       — Поверь мне на слово, дорогая, этот… сосед тебе понравится. — С намёком произнесла Ирина, поглядев на меня уж очень снисходительно.       — Хочешь сказать, что он в моём вкусе? — Недоверчиво спросила я, пытаясь вспомнить черты парня с улицы, которого к сожалению, разглядеть мне не удалось. Зато Ирка глазастая… когда ей надо!       — Конечно! А то я не знаю твой вкус на мужиков? И думать забудь теперь про Матвея, не нужен тебе этот бабник! — Замахала на меня Лебедева, а я только отмахнулась.       — Я не собираюсь задирать перед ним юбку… — Поморщилась я. — Уже и помечтать нельзя.       — Не о том ты мечтаешь, подруга. — Проворчала Ирина. — Так вот мы с тобой забились! Если я проиграю, ты получишь этот комплект! — Она ещё раз ткнула пальцем в журнал, а затем эффектно поправила волосы. Впрочем… она же модель, она всё делает эффектно, даже находясь вне объективов камер. — А если я выиграю, то с тебя сосед. И доказательства!       — Что значит «с меня доказательства»? — Не поняла я, хмуря брови. — Мне на камеру записать что ли, как мы…       — Придумай что-нибудь. Откуда мне знать? Ты у нас журналистка или я? Но тогда и с меня доказательства, ладно… — Она вздохнула и зевнула. И тут я почувствовала, что тоже хочу спать. День был длинный, тяжёлый, да и количество выпитого алкоголя сказывалось. — Это будет честно.       — Ну классно, что. — Буркнула я, недовольно глядя на подругу.       Предъявлять ей импровизированное хоум-видео с неведомым соседом в случае, если Лебедева таки-уломает моего сводного братца на секс, мне совсем не улыбалось. А если он об этом узнает? Он же подумает, что я извращенка! Или чего хуже, сумасшедшая! Нет, этот момент надо хорошенько продумать… хотя в глубине души я была уверена, что у неё не получится — Макаров это не Матвей, и соблазнять его бесполезно, хоть голой перед ним ходи. Но надо знать и Ирину: она привыкла, что мужики мечтают затащить её в постель, пожирая её глазами и мечтая о всяких неприличных вещах с её участием… она — признанная звезда, начинающая, можно сказать, икона стиля. Она не приемлет отказа. И обязательно что-то придумает, чтобы добиться своего… только что? Где-то в глубине души я также понимала, что тот невидимый (и неведомый) крючок, на который можно подцепить любого человека, даже самого стойкого, есть и у Лёши… только какой?       — Только имей ввиду: если этот сосед мне не понравится, я даже на шаг к нему не подойду! — Предупредила я непререкаемым тоном, сразу давая понять, что спорить бесполезно. — И хоть что мне предъявляй потом. — Я нахмурила брови, Ирка же посмотрела снисходительно. Похоже, она уверена, что он всё-таки в моём вкусе… а значит, дело плохо. (хотя ещё как посмотреть?)       — Понравится, золотко моё, понравится обязательно. Когда я ошибалась на твой счёт? — Сладко улыбнулась моя подруга, а только тяжело вздохнула. Вот кто меня за язык дёргал?       Но было ещё кое-что, о чём я не стала говорить подруге. И теперь, слегка протрезвев, я думала о том, что не пришло мне в голову сразу. Это ведь квартира старой тётки Зои, которая умерла за полгода до того, как я закончила школу… кажется, в ноябре 97-го. Что в этом необычного, спросите вы? А то, что эта тётка Зоя была родственницей матери Жени, вроде бы со стороны отца, и Светлана до замужества жила у неё, после же переехала к дяде Диме в квартиру бабушки и деда в соседний подъезд. То есть когда Светлана переехала сюда из Москвы, ей скоро исполнилось 17 и она, как и дядя, в тот год заканчивала школу. А поженились они только летом. И тётка Зоя жила здесь со своей внучкой Славяной — потому что её дочь с мужем разбились в аварии, когда Славяне едва стукнуло годик… а муж самой Зои и вовсе погиб на войне в далёком 43-м. Потом Славяна родила дочь, замуж так и не вышла — и кто отец Юноны, до сих пор никто так и не знает, на самом деле это довольно мутная история и деталей я не знаю… только вот Славяна с дочерью уехали в Питер, когда последней исполнилось 20 — в год, когда разбились папа и дядя Дима, и тётя Зоя жила тут одна до самой смерти. А после квартира стояла пустая. Конечно, я не могу знать, чья она сейчас, предъявляли ли на неё права, была ли она приватизирована и вступали ли родственники тётки Зои в наследство… да и я тут долго не жила, пока училась, в квартире отца почти не бывала, приезжая домой на каникулы уже к маме и отчиму в посёлок. Но что-то меня насторожило. Только вот что? Вряд ли Светлана, не претендуя на квартиру законного мужа, стала бы зариться на квартиру двоюродной бабки — сестры её деда… но кому-то же эта квартира теперь принадлежит? Только кому? Этому соседу? Или он просто снимает?       Я поняла, что задумалась и совершенно не о том, когда Ирина недвусмысленно толкнула меня ногой, явно пытаясь меня окликнуть не в первый раз. Я вынырнула из своих мыслей и попыталась от них отмахнуться. В конце концов какое моё дело, чья эта квартира и кто в ней будет жить?! А этот сосед… пусть самоуверенная Лебедева сначала разведёт моего сводного брата на секс, что не удалось ещё ни одной девушке! А уже потом что-то предъявляет мне. Ха! Мы ещё посмотрим, кто кого… Макаров или Лебедева! В том, что мне не составит труда соблазнить соседа, я в глубине души даже не сомневалась. Сосед — не Матвей, с ним меня не связывает дружба, которую не хочется испортить разовым сексом, пусть даже он будет самым улётным в моей жизни… (хорошо, что Вадик уже в прошлом и не читает мои мысли, иначе это бы его порядком уязвило!) Так что я теряю? Пфф! Но ведь тут дело принципа! А бельё от Виктории Сикрет — просто приятное дополнение.       — Ир, давай спать, а? — Предложила я, зевая и потягиваясь. — Завтра мы позовём Лёшу на обед, и ты сама убедишься, что он — крепкий орешек и тебе ничего не светит. А потом, так и быть, позовём Вову и пойдём во двор смотреть на машину соседа… — Я фыркнула, вставая и едва удерживаясь на ногах.       Всё-таки две бутылки рома на двоих… это вам не шутки, как говорит героиня одного популярного сериала.       «А если повезёт, и на него самого. Должна же я знать, как выглядит моя потенциальная жертва… разумеется, в случае, если Макаров-таки поддастся Ирине.» — подумала я под скептичный взгляд Лебедевой, в отличие от меня вставшей с дивана с грацией кошки, как будто и не пила вовсе. Я ей даже позавидовала…       — Вот увидишь, он окажется в моей постели! Или я не Лебедева! — Ткнула Ирка меня пальцем в грудь и гордо удалилась спать в бывшую детскую комнату — мою и Вики, ещё до того, как мы переехали в дом.       Я только посмеялась ей вслед. Если Лёша ей поддастся, да я готова соблазнить этого бедного соседа (который сейчас наверняка мирно спит в своей постели и ещё не знает о намерении моей подруги меня в неё подложить.) прямо в его же машине, ведь «это же Скайлайн! 1!» Ха-ха! Только не бывать этому! Сосед может быть спокоен, прости Господи… ну и я тоже.       Только на следующий день всё пошло не так, как мы планировали. Макаров, будто почуяв о наших коварных планах на его счёт, смылся куда-то ещё с самого утра, я предположила, что поехал к родителям, а это значило, что Арина снова будет на меня жаловаться, и он вернётся и будет со мной ругаться… ну и ладно. В первый раз что ли? И сосед тоже уехал, ибо машины во дворе уже не было, когда я только проснулась и не без труда смогла продрать глаза и посмотреть в окно. Меня это даже обрадовало, меньше знаешь — крепче спишь… а видеть соседа, с которым я должна буду переспать, потому что по пьяне поддалась лучшей подруге и согласилась на дурацкий спор… было выше моих слов. Днём мы гуляли по городу, а вечером Ира уехала к родственникам, сказав, что пока она здесь, ещё обязательно заедет ко мне — перед следующими съёмками ей дали небольшие каникулы, и Ирина, отдохнув в солнечной Доминикане, решила провести их остаток с семьёй, ну и меня заодно повидать. Меня это, конечно, радовало, ведь по подруге я скучала…       А потом наконец-то наступила суббота. И это значило, что сегодня футбол… Класико! Я проснулась в предвкушении горячего матча и компании старых друзей, а просидим мы скорее всего до самой ночи, выпьем много алкоголя, будем орать песни (и не только) и вообще весело проведём время (если Реал не подведёт — аминь!). Встав с кровати, я тут же позвонила Вове, он подтвердил, что всё в силе, и через час мы с ним и приехавшим на своей машине Матвеем поехали закупаться алкоголем и едой, а ещё нужно было кое-кого забрать… в общем, вечер предстоял насыщенный, и я радостно потирала руки в предвкушении. Hala, Madrid! Про соседа я уже не думала.       Но никогда не знаешь, чем обернётся попойка с друзьями и матч любимой команды… впрочем, обо всём по порядку.