***
Приподнимаясь с чего-то мягкого и надрывисто шипя, мальчик торопиться встать, не воспринимая окружение. Кажется, на руке все еще багреет ранение, единственно нет той боли и недомогания. Одно желание, звучащее сотней колоколов, обуревает голову – бежать. Он не имеет понятия куда и зачем, но словно от этого зависит жизнь, что ускользнет, если остаться здесь на лишнюю минуту. Раскрывая дверь, которая от напора ударяется об стену, ребенок оглядывается: черты места стираются, пробуждая оторопь и новые опасения. Он делает несмелый шаг, второй и, сообразив, пускается в бег. Зеленое по сторонам и деревянный скрип под ногами помогают ориентироваться. Находясь в неестественном, фальшивом пространстве, он словно и не слышит голоса, оступаясь, когда некто, что виднеется оранжевым пятном, хватает его кисть. – КэтНап? Постой! Куда ты? – тон становится любезнее, стоит некто увидеть необычайно потрясенного мальчика. – это я, ДогДэй. Ты же помнишь? – он ничего не отвечает, изредка пытаясь одернуть руку. – эй, я не сделаю тебе больно, дружище. Не надо убегать, все хорошо. Просто, попробуй успокоиться. Во взгляде проскальзывает осознание, ныне раны нет, лишь лиловый мех и ДогДэй, приятно удерживающий. Делая глубокий вдох и припадая к его груди, КэтНапа любовно обхватывают и все приобретает смысл. – Как ты? – спрашивает он проникновенно, останавливая и изменяя кошмар кота, который изобразился на яву, на прекрасное и надежное. – Я..не знаю, – его же голос ломкий и глухой, около мертвого. – Хорошо, можешь сосчитать до десяти ради меня? – Я-я правда не могу, я не знаю. – Тогда какие планеты существуют в солнечной системе? Просто попробуй сказать, я верю в тебя. – Меркурий, – говорит запинаясь, – потом Венера и Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. – Отлично, ты большой молодец, – сладкий, гармоничный звук заставляет издать стенание, как при освобождении от огромнейшей ноши. КэтНап кладет лапы на талию ДогДэя, грустно всхлипывая; казалось, что если пес даст простоять так дольше нужного, ему больше не о чем будет волноваться и это симпатично пугало. Кота ранее настораживала чудаковатая одержимость другом, выражающаяся в потере здравости подле него, но мгновения, отличающиеся пылкой сердечностью растворяют сомнения. В крепких объятиях он находится как в озаренном солнцем просторе, вольным и нескованным. И что-то бесценное растет внутри так волшебно, подобно цветению лугов или восходящим горам; иногда до беспамятства желается, дабы пес не отпускал его из этих чудных влюбленных настроений. КэтНап не переживает и половины страстного счастья без ДогДэя – его личного «маленького принца». – Теперь лучше? – спрашивает пес, поглаживая спину и притрагиваясь к немного выступающим позвонкам КэтНапа, который покрывается мурашками, незаметно краснея в щеках. – Да. Наверное. Его хлопают по плечу, отстраняя. – У тебя был приступ? Что-то произошло до него? – Да, это был "приступ". И нет, ничего не произошло, – дает ответ КэтНап, засматриваясь на искренне обеспокоенную морду ДогДэя. – Нам надо разобраться с этим! Твои приступы стали конкретной проблемой, Нап. Нельзя бросать вещи на самотек, и ты это знаешь! – Мне просто снятся кошмары, я не думаю, что ты можешь повлиять на это. С моими "приступами" существую только «я», а не «мы». Не хочу быть грубым, но это не твоя проблема. – Вроде бы не моя проблема, но разбираюсь с ней именно я, – уязвлено отворачивается пес, немного отталкивая кота. – Я не это имел в виду, – от такого действа КэтНапа снова потряхивает, возвращая в прошлое состояние тревоги. – я благодарен тебе за помощь, просто не надо так переживать по этому поводу. Не умру же, наверное. – А что если попадешь в неприятности? Я не разделяю твоего равнодушия, ты же буквально с ума сходишь во время приступов! – И что теперь? Запрешь меня в какой-нибудь мрачной каморке и дашь пару книг, чтобы не скучал и не кричал особо? Если бы я знал как справиться с проблемой, я бы сделал это! – он срывается на краткий крик, который эхом пропадает в залах Дома Милого Дома. И фигура, что недавно кот идеализировал, удивленно съеживается. Принимая реакцию за очередной испуг вызванный им, КэтНап бормочет: – Прости, – а сам он думает о том, как ужасно находится близ него самого, импульсивного дурака, не владеющим и трети чего-то восхитительного. – Боже, это ты меня прости, дружище, – пес смущенно отводит взгляд. – я не должен был так давить на тебя. Правда, прости. Они пялятся на друг друга секунд десять, не решаясь заговорить. – Что ты здесь вообще делаешь? У тебя же дневные обязанности за детьми следить. – Они в Школе и я решил проверить тебя. Максимум зверьки уговаривали меня остаться из-за день рождения Хоппи. – Теперь мне еще больше стыдно, прекрасно. ДогДэй смеется, выпрямляясь и уходя от неловкости, пока КэтНап делает заметку как-нибудь задать вопрос, что ежели его уши свободно развеваются из стороны в сторону, может ли он их контролировать. Также он делает заметку о том, что ДогДэю очень идет смех. – Слушай, может быть ты пойдешь со мной наружу? Все заняты праздником, никто и внимания не обратит. Я не хочу оставлять тебя одного. – Ну, я уже вряд-ли усну, а твое «не хочу» вполне разделяю, так что, веди. – Обожаю тебя! Пошли скорее. День и вправду играет красками, пусть не такими настоящими: нет песни птиц или очаровательного аромата, а небо и вовсе притворное. Но друг в поле зрения по-иному дополняет отсутствующие детали, сказочно дорисовывая недостающее. Ступая по дорожкам Приюта, КэтНапу не по себе от купола сверху, что вызывает фобию и паранойю; чудится, что из-за него нечем дышать. Поддельное небо изнуряет, а на поляне дурачатся улыбающиеся зверята и от этого коту еще страннее. Ускоряя шаг, дабы успеть за ДогДэем, он старается прижать к себе хвост, лишь бы никто не наступил. – И снова привет! – громко здоровается пес. – смотрите кого я привел. Оказавшись под взором всех игрушек, КэтНап обвиняюще косится на ДогДэя, который представил его как важный экспонат. Он не любит повышенное внимание к своей личности, и когда к нему подходит Бобби, протянув лапу в приветствии, кота немного передернуло. – Привет, рада снова тебя видеть. – Я тоже, – кот старается быть дружелюбным, тяжко идя на физический контакт. Пес встает меж ними, наводя вперед к остальным. – Идемте, не заставляйте других ждать. Также КэтНап не любит излишнюю физическую активность, и оказавшись в компании в той или иной степени неугомонных, резвых ребят, ему не по себе. Любая игра подразумевала перед собой базовую изворотливость, которой кот обладает, однако еще он обладатель подозрительности, превосходящей в абсурдности. Первые раунды вышибал он нарочно выбывает первым, а участвовать в догонялках принципиально отказывается, дабы оценить ситуацию; и не сказать, что делает это КэтНап осознанно, скорее по привычке, ненормальность коей давно перестал замечать. Такая «вредная привычка» заключается в том, чтобы успокоиться и почувствовать хоть малейший контроль в неизвестных обстоятельствах. Коту попросту не хватает немного предсказуемости в чужих действиях, поэтому к каждому знакомому прилагается скромная характеристика. Улыбающиеся зверьки не исключение. И так, по ходу времени попадая в разные команды и обновляя некоторые моменты, КэтНап создает важную заметку: его не терпит КиккенЧиккен. Киккен ранее был довольно любопытен КэтНапу своей натурой: если цыпленок совершал что-то, что нравилось и поощрялось ребятами, он продолжал делать это, и ныне "крутость" стала его повседневным образом. Безрассудность, неординарность, зависимость от мнения окружающих и справедливые принципы – этим является Чиккен. Когда-то коту думалось, что они смогут подружиться, однако этого не случилось. Теперь же он сначала получает пару нарочных бросков мячом в голову, несколько пинков якобы невзначай и множество презрительных взглядов. КэтНап сталкивался с подобным отношением, но со стороны Киккена оно было, как казалось, безосновательным и направленным исключительно к нему; ни с кем более цыпленок так себя не вел. И, при игре в прятки, угодив с Чиккеном в одно укрытие, у них вяжется диалог: – Ненавижу когда Бобби водит, она специально ищет всех медленно, – шепчет КиккенЧиккен, словно не ожидая ответа. – Зато в итоге находит каждого, – пожимает плечами кот, вылизывая шерсть на лапах. – Откуда тебе знать? Почти никогда с нами не бываешь. – «Почти». Цыпленок хмыкает, – можно сказать чирикает, – и встает подле КэтНапа, который наоборот старается держаться на расстоянии. Несмотря на то, что для него Киккен не является огромной проблемой из-за его самонадеянности и опрометчивости, нужно быть начеку. Любое повреждение может ввести КэтНапа в диссонанс, в этом он убедился вчера. – Почему ты вообще увязался за нами? Твое место не здесь. – Где хочу, там и буду. – Научись для начала свои когти лишний раз не распускать. – Ничего я не распускал. На морде Чиккена возникает гримаса крайнего возмущения, будто стоило КэтНапу противоречить, так его речь превращалась в оскорбление и бред. Такая смена на злость ввела в замешательство кота; цыпленок и раньше вел себя с ним пренебрежительно, в этот раз даже яростно. – Ты же врешь.. я знаю, как ты к другим относишься! То, что ДогДэй считает тебя своим другом, не даёт тебе право плохо обращаться с другими! – начинает сердиться он, тесня. – Ну и как же я к ним отношусь? – кот напрягается и, когда его злостно пихают в сторону, только наклоняется в бок с предостерегающим шипением. – Да все знают, что ты стремный тип, который девочек обижает! Киккен расправляет крыло и КэтНап, предполагая новый пинок, выпускает когти, наспех ударяя. На желтых перьях выступает кровь из четырех четких ран, а сам Чиккен похож на подбитую охотником птицу в конвульсиях, что жалобно пищит. КэтНап смотрит на свою лапу: когти на самых кончиках покрыты алым, шатающим его трезвость и все ощущается как сон или сценка в театре. Он не мог никого ранить, так ведь? Кто-то подходит, охает. – Что вы здесь устроили?! – восклицает Бобби, приблизившись к цыпленку и изумляясь порезам. – КэтНап, это ты сделал? Однако КэтНап не находит слов, в неопределенности отшагивая, а после сбегая. «Как самый настоящий преступник» – думает он, игнорируя все на своем пути, но держа рассудок. Оказываясь за зданием в тупике, – тупик является желтой лентой-ограждением, – кот садится, облокачиваясь об шероховатую стену. Контраст вечно летней погоды и бури, что находится в душе, создает идеи никому и ни при каких обстоятельствах на глаза не попадаться, а когти состричь или сразу вырвать. Он в очередной раз доказал свою жестокость и то, что от всех ему стоит держаться подальше. «В чем же Чиккен был неправ?» – раздается в голове, накладывая на себя четкий приговор «Виновен». – В естественной среде кошки тоже убивают цыплят, – искаженный голос, в котором каждое слово будто говорят разные люди, заставляет КэтНап опешить; в отрывках фраз он узнает себя. – Что? Кто здесь? – кот разглядывает территорию вокруг. – Ты и я, – теперь голос звучит почти как ДогДэй, но он не находится рядом. – Это какой-то розыгрыш? – У меня нет причин устраивать шутку. – Тогда почему говоришь так? И где ты? Взрослые решили изобрести игрушку-таракана? – он посмеивается, при этом не находя ничего смешного и вечная улыбка на лице дрогает. – Только так умею говорить. А для игрушки-таракана у них есть остальные. Не хочу показываться, ведь работникам, или же взрослым, я не нравлюсь, – предложения неизвестное существо проговаривало долго, останавливаясь перед новым воспроизводимым звуком. Он звучал как неживой и искусственный. – Если ты нарушитель или что-то в этом духе, не буду здесь оставаться. Мне не нужны проблемы, – КэтНап встает, желая покинуть странную тварь, что одним голосом вводит его в панику. – Это слепая зона. Никто не узнает. – Слепая зона? – В системе есть просчеты, как и в каждой. Происходящее вызывало у кота ощущение неопределенной опасности. Этот голос исходит без видимого источника, рассудителен и небезопасен, раз взрослым он «не нравится». – Кто ты вообще такой? – Я и сам не смогу ответить. – А твое имя? – Прототип. Тогда КэтНап теряется. Он никогда не знал такого человеческого имени, а игрушек в «Playtime Co.» зовут через чур по-детски и просто. Не было в компании изобретений с названием «Прототип»; так или иначе, кот не видел его в базе данных. – Ты не из игрушек, не так ли? – Не совсем. Все кажется ненастоящим, совершенно несуществующим и КэтНап испытывает тошноту. Спокойствие, что он старался соблюдать до этого, покидает, создавая исступленность. Прототип – это обычная издевка над его, итак, нездоровой головой, но кому и зачем понадобилось поиздеваться над котом? – Я понял, ты просто моя галлюцинация! У меня опять приступ и я схожу с ума, поэтому ты просто возник в моей голове. Раздался механический скрежет, напоминающий смех. – Не надо обманываться. Ты умный, я знаю это. И я знаю, что ты боишься. Я тоже боялся, – Прототип молчит, оставляя КэтНапа в тихом безумстве на миг. – если захочешь убедиться хоть в чем-нибудь – приходи сюда завтра. Сердце КэтНапа в панике бьется быстрее; этот незнакомец Прототип определенно следил за ним. Замечание о том, что кошки убивают цыплят, «ты умный, я знаю это. И я знаю, что ты боишься», «убедиться хоть в чем-нибудь» – точно означают осведомленность о творящимся с котом, когда некий Прототип не имеет и малейшей характеристики в его разуме. Было ли последнее сказанное угрозой и предупреждением? Голос Прототипа состоит из многих других, настроение прочитать невозможно. Собирается ли он навредить? КэтНап не знает, насколько он вооружен для этого. Чем больше кот думает о знакомстве с Прототипом, тем крепче старается убедить себя в том, что это чья-то злобная потеха. В конце концов, взрослые бы не дали кому-то так легко существовать в пределах компании? Но информационное превосходство Прототипа заставляет страшиться сильнее, делая собственные знания убогими. Да не просто знания, а собственное существо! Он не может выйти из тупика, кровь на когтях лишь чернеет как клеймо неуправляемого преступника. Когда-нибудь вновь посадят в тюрьму, так ведь? И вот его находит ДогДэй, что сходу начинает осматривать ошеломленного КэтНапа, трогая. – Боже, я же тебя всего на пару минут оставил! Ты не поранился? Киккен сказал, что ты напал на него, но я-мы все уладим, – кота гложет внутри, когда столько беспокойства за него, абсолютно мелкого создания. Пес прижимает лапы к его щекам, сосредотачивая взор на себе. – ты в порядке? – Нет. – Не волнуйся по поводу того, что Киккен нажалуется взрослым. Он не будет делать этого, просто надо попросить прощения. – Не в этом дело. ДогДэй, тебе не кажется, что я ошибка этой вселенной в принципе? ДогДэй молчит, удивленный вопросом. – Нет, мне так не кажется. – Вокруг меня всегда происходит что-то ужасное, а виноват в этом я сам. – Нап, плохие вещи случаются, это нормально. Даже если в чем-то есть твоя вина, ты можешь это исправить, – он подзывает КэтНапа, предварительно милейшим образом утешив его поглаживанием по шее. – идем, я помогу тебе наладить ситуацию! Стоять с перед КиккенЧиккеном оказалось сложнее, чем КэтНап полагал. Его крыло замотали бинтами, а коту дали платок, чтобы отмыться от багрового. Они в помещении Дома Милого Дома, вблизи ДогДэй, что подбадривающее хлопает в лапы. – Ну, и что вы оба хотите сказать друг другу? – Почему ты обвинил меня во лжи, а потом толкнул? – спрашивает кот. – А почему ты обидел КрафтиКорн вчера? – презрительно отвечает Киккен. – Я никого не обижал! Если я напугал ее, то это была случайность! – КэтНап не думал, что в конфликте как-то замешана КрафтиКорн, однако то, что его рано или поздно ударят за агрессию было закономерным. – Погоди, – останавливает пес, – КэтНап, ты подрался из-за девочки? – Нет, ну, он да, я нет. Так почему ты толкнул меня? – А что еще я должен делать с личностями вроде тебя? Выпендриваешься перед всеми, но стоит с кем-то остаться один на один, так ведешь себя как псих! – Ты делаешь точно так же, дурень. – Я тебя сейчас еще раз толкну! – Когти у меня будут поострее твоих жалких перышек. – Эй, давайте поспокойнее? Я не хочу разнимать вас если начнется драка. Просто извинитесь друг перед другом. – Мне не нужны его извинения! Пусть лучше попросит прощения у КрафтиКорн, – Чиккен всплескивает крыльями, гордо подняв грудину. – Я это и собирался сделать, к твоему сведению. – Тогда, вы все уладили? Киккен, ты ведь не будешь доносить взрослым, пожалуйста? – Только если КэтНап извинится перед Крафти. – Отлично! Спасибо тебе, – ДогДэй выдыхает, видно переживая за КэтНапа больше, чем он сам. Прощаясь с цыпленоком, он окликает кота, дабы вместе уйти. Пес словно хочет сказать что-то и КэтНап усматривает деталь: лапы друга дрожат, при этом морда его преисполнена успокоенностью. Он приостанавливается, оплетая рыжую кисть хвостом. – Ты дрожишь. – Я знаю, не волнуйся. Дойдем до выхода из Дома Милого Дома, там мне нужно будет идти забирать детей, а ты пойдешь на поиски КрафтиКорн и все будет хорошо, – говорит ДогДэй не поворачиваясь к коту. Голос ровен, а язык раскован как привычно; правда, это не вселяет умиротворенности. – Ты дрожишь, ДогДэй. Скажи, что не так. – Все в порядке, просто немного плохо себя чувствую. Обязательно зайду в медицинский кабинет ближе к вечеру! – он обратил взгляд на КэтНапа так ласково, что тот и не думает задавать вопросов впредь. Лишь краткая фраза, жалобная и тоскливая, рушит заверения: – можешь ли ты обнять меня? Кот обнимает со спины, давая ДогДэю обмякнуть. Тогда он замечает его мордочку, полную грустной радости. Решая промолчать, КэтНап не может избавиться от мысли, что за ними наблюдают. Это чувство не исчезает, когда КэтНап находит КрафтиКорн в Игровой, мирно сидящей с маленькими версиями улыбающихся зверьков. Последний час кот не мог откинуть переживаний о Прототипе, даже от его имени противело. Мягкие, голубые стены Игровой расслабляют, а безлюдная тишина сродни колыбельной. В отдельное время, когда детей здесь нет, место приобретает вид некоторой заброшенности; оно создавалось для того, чтобы звучал детский смех, однако без них Игровой как будто одиноко. КэтНап часто спрашивает себя, не ощущают ли маленькие версии зверьков себя, как и он в своей прошлой тюрьме, запертыми, пусть не уверен, обладают ли они разумом. По крайней мере, они не разговаривают и за это кот благодарен. А Крафти все сидит, поглаживая шерстку маленьких зверят, что уложились на ней, как на мягчайшей подушке. Коту не хотелось прерывать доброе умиротворение, но ему вряд-ли удастся объясниться позже, поэтому осторожно выходя из затемненного прохода, он прячет лапы за спину. Эти глупые когти не помешают ему восстановиться в глазах кого-либо, в своих глазах. – Эм, привет? – начинает он непринужденно. Единорог с писком подскакивает, тревожа маленьких зверят. Ей явно не нравится прибывать с КэтНапом в столь невеликом пространстве и в воздухе растет волнительное напряжение. – Я бы хотел извиниться за вчерашнее. Правда, прости, не хотел пугать тебя, – искренность в его речи становится скомканным признанием, слабым и загнанным. Кот надеется, что хотя бы смысл его слов звучит правдиво. – Ох, н-не стоит извиняться! Все нормально, – Крафти неловко стукает копытцем по покрытию близ, – если х-хочешь, можешь посидеть со мной. КэтНап не ожидал предложения и намеревался уйти после извинений, что сейчас кажется невежливым. Поэтому садясь, он берет маленького ДогДэя в свои лапы, завязывая его уши в бантик. – Я-я слышала, что вы с Киккеном подрались и я знаю, что он вел себя агрессивно из-за меня. Он не плохой, не подумай! Просто сначала делает, потом думает, – она смотрит на маленькую игрушку в лапах КэтНапа. – так вот кто им уши в бантики завязывает.. я еще видела мини КэтНапов с завязанными хвостиками, твоя работа? – Неа, это делает ДогДэй. У нас что-то вроде традиции. – Миленько, я д-думаю. – Насчет Чиккена. Ты что-то сказала ему про меня? – кот пытается быть мягким, почесывая шею маленького ДогДэя. – Н-нет, то есть..эм, я рассказала ему о случившемся вчера, но не хотела, чтобы все обернулось так. Прости меня, пожалуйста! Киккен старается защищать всех, но в отличие от других защищает слишком грубо. Не то, что я хочу переложить ответственность, прости меня, ладно? – Поспокойнее. Я, вроде как, не кусаюсь. Просто хотел узнать. – Хорошо, – вполголоса ответила КрафтиКорн. – я часто видела тебя в библиотеке раньше, тебе нравятся книги? – Да. В основном читаю про астрономию или похожее. – Я больше предпочитаю х-художественную литературу. Мне нравится уникальность каждого автора, ну, то как они пишут и так далее. Я вообще каждую личность вижу с точки зрения какого-то искусства и ассоциирую с разными стилями.. Божечки, прости, что звучу так глупо, – она мямлит и тревожно постукивает копытами друг о друга. КэтНап делает заметку о том, что единорог скорее не напугана, а слишком смущена. – С чем ты ассоциируешь меня? – Думаю..импрессионизм и н-немного реализма Нормана Блейми. Мне показалось, что тебе подходит эта непринужденная строгость. В смысле, если ты так не считаешь, то я не навязываю свое мнение или что-то в таком роде. – Нет, не считаю, я о таком даже не задумываюсь, чтобы иметь свое мнение. – Прости, что спрашиваю, но я слышала о том, что у тебя бывают какие-то приступы? Можешь не отвечать, если не хочешь. – Да. Бывают. – Я-я из-за этого так себя вела с тобой, ну, в смысле неловко. Дело не в тебе, просто я очень пугливая. О, и хотела спросить, будешь ли ты на вечеринке Хоппи? – Неа, мне нужно будет следить за детьми и я не люблю компании. Весь этот шум и гиперактивность не по мне. – Как же я тебя понимаю! Я хочу вручить подарок и сбежать, намного лучше сидеть в своей комнате и рисовать. Поэтому когда начались разборки по поводу д-драки, решила уйти сюда. – Можно с тобой в следующий раз? Если инициатором разборок не буду я, конечно. – Хорошо, – единорог хихикает. С игровых путей послышались детские возгласы, громкие и радостные. Игровая словно вновь зажглась цветами и даже свет будто стал гореть ярче. Маленькие версии зверьков разбежались ведомые инстинктом или программой, а КэтНап помог Крафти встать. – Думаю, пора расходится? – спрашивает она. – Да, мне стоит поспать перед ночью, так что удачи. – Т-тебе тоже, было приятно пообщаться! Ныне, направляясь по коридорам Дома Милого Дома в свою комнату, КэтНап оглядывается в небольшой паранойе. Он мыслит касательно Прототипа и не может отвлечься от возможной угрозы, что скрывается за деформированным голосом. Значительно кота волнует благополучие ДогДэя, ведь он где-то там далеко с этой неясной дрожью в лапах и тоскливой мордой. Становится интересно, переживает ли он так же за КэтНапа. Ему занятно устройство разума других, ибо придавая значение и малейшим деталям, можно построить полный портрет персоны. Сегодняшняя драка с КиккенЧиккеном показала, что ему нужно глядеть дальше и быть внимательнее. Любой здесь может вмиг его возненавидеть. Закрывая дверь комнаты, КэтНап включает ночник и просматривает ряды канцелярии на своем столе: он не пользуется ей, однако все должно быть поставлено четко. Поправляя столбцы из книг и маркером записывая на стене напоминание об уборке, он ложится на кровать, глупо пялясь в потолок. Спустя минут тридцать кот понимает, что не может уснуть.***
Этой ночью ДогДэя нет и КэтНап чает на здоровье друга, жалея, что не увиделся с ним вновь. Коридоры Дома Милого Дома в сумрачном свете отдают одиночеством, сходным мелодии с грустными настроениями и чувствуется, будто ты один в этом мире. Все приобрело безотрадные свойства и сердцу кота это близко. Проверяя спящих детей, он находит окружение повседневным, что тешит. К миру в серых тонах глаз привык, КэтНап не отвергает его и даже по-своему ценит, ведь пасмурные очертания знакомы, значит безвредны; коту нравится так размышлять. Примирившись с мыслью о сегодняшнем знакомстве, он все равно в смятении: кто же на самом деле этот таинственный Прототип, почему он здесь, для чего он обратился к КэтНапу – вопросы давили. Пока что КэтНап не желает обращаться к кому-либо с ними, вспоминая дрожащие лапы ДогДэя. Самое веско омерзительное в этих воспоминаниях то, что неизвестен повод поведения пса. Неужели он тоже встречал Прототипа? Нет, КэтНап надеется, что нет. В нынешних обстоятельствах кот не может не ощущать себя в очередной ловушке крысой, загнанной в угол. Знаний недостаточно, а значит его самого недостаточно – это отвращает, доводя до крайней ничтожности бытия. Словно ты не существуешь, когда оказываешься запертым. На секунды КэтНапу чудится темная комната как во сне и он, громко вздыхая, воротит головой. «Не сейчас» – мысленно говорит себе кот, держа дыхание и припадая к стене. Холодно. Без ДогДэя здесь холодно. Как бы замечательно было бы осязать оранжевый мех, медовые покалывания в груди и невесомый жар на щеках ныне, но для КэтНапа это невозможно. Ждать до утра почти тягостно, стоит взять книгу и отторгнуть дела насущные, погрузившись в астрономию или любимую научную фантастику. Провести будущую ночь наедине более не кажется скучным раскладом и кот решает отойти в свою комнату, чтобы прихватить что-нибудь из коллекции. Интересно, ДогДэю весело на вечеринке? И не слишком ли много он думает о нем? Кот не против этого, дума о друге приятствует. Не сделав и несколько шагов, до КэтНапа доносится кошмарный детский крик.