Мальчик, Которому Нужно Бежать

      Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять и КэтНап вновь сбивается со счета. Еще давно ДогДэй посоветовал ему представлять и считать овец при бессоннице, однако после того, как звуки пробуждающихся детей полноценно поглотила тишина, кот осознал, что уже не уснет. Сейчас пугает многое и сжимаясь в своей мягкой кровати, он вспоминает ночь, что обернулась кошмаром для него и некоторых детей. КэтНап помнит как прозвучал крик, что ребенок в судорогах плакал, цепляясь крохотными ладонями за его мех, а когда успокоился, рассказал историю повторяющую сны кота. Затем случилось то же самое с другим, и так уже три дитя подверглись кошмарам. КэтНап не знает, что ему делать.       Ужасным для него является незнание, суровое и гнилое, которое мерзким методом морочит его разум несколько часов точно. Пытка мыслями, вопросами и это жжение в глазах от бессонья забирает силы стремительно, при таком состоянии кот не может выйти из своей комнаты; слишком опасно. Но и находится в помещении предстало угрозой, так же как и быть облаченным в плюшевом теле. Теперь КэтНап убежден твердо: он всецело ошибка, начиная от острых когтей, заканчивая алым маковым газом, который является продолжением его самого. И в нарастающем самоненавистничестве и тревоге, завязывающимися в сердце подобно узелкам колючей проволоки, кот резко поднимается, клокочуще дыша. Силясь закрыть грудную клетку, – КэтНап в одном мгновении, чтобы не разорвать ее в клочья, – от тягучей, тошнотворной боли, он кряхтит, загоняясь в угол комнаты, холод которого сначала корежит, а позже расслабляет.       Иногда коту приходят мысль о том, что не прочь вновь оказаться в той серой маленькой комнате из прошлого и снов. Тогда он не обладал достаточным разумом, дабы задавать вопросы, едва мог переживать о будущем и не имея понятия о жизни, почти не желал ее. Книги пусть описывали не данный ему в то время мир, заинтересовывая, КэтНап не знал, существует ли что-то за пределами бетонных стен. И все это отдает непреодолимой тоской, сплетающуюся с омерзением: только сейчас стало ясно, что он скучает по страху и боли – постоянной частью его прошлой жизни, с которой было легко в плане ожиданий. Кот любит и ненавидит мучения, что пришлось пережить; прошлый КэтНап разочаровался бы от таких итогов. Подождите, не «КэтНап» имя было другим, его дали как только он прибыл в Приют. Что-то на «Т», то, что у кота нет возможности вспомнить. Он берет маркер с тумбочки и пишет на обоях заметную «Т», может быть, когда-нибудь он сможет дописать оставшуюся часть имени. А пока это просто буква, походящая на крест.       КэтНап продолжает тешить себя, перечитывая надписи, что он оставил ранее. У большинства есть история, например «Напомни ДогДэю поскорее дочитать книгу» была сделана, когда кот отдал псу случайную сказку по просьбе, в итоге книгу он не возвращают уже год, если не больше. «Не ходи туда, куда не следует(серьезно, просто не ходи в запрещенные места, дурак)» возникла при инциденте, где КэтНап чуть не угодил в одну из дыр в лаборатории; пробрался туда он из любопытства и впервые ощутил то, как сильно бьет ток за непослушание. «Не привязывайся» написано в момент полной привычки кота к ДогДэю, от чего предупреждение выглядит смехотворно: как вечно опаздывающий путешественник во времени. «Все кошмары – это обычное расстройство сна. Не бойся того, чего не существует на самом деле» и «Серой комнаты теперь не существует» начерчены во время начала приступов. «ДогДэй(возможно) любит тебя(как друга)» находится на стене с первого приступа, тогда ДогДэй долго успокаивал КэтНапа. Кота до сих пор вводит в краску то, какую нежность способен проявлять пес к нему – жалкой игрушке, что как будто не отреклась от инстинктов, поэтому ведет себя сродни дикому животному. Неожиданно КэтНап замечает выцарапанную надпись «жду тебя. там же», что не была совершена им. Кто-то был в его комнате?       Резко раскрывая дверь и выходя, в душе снова волнения. Первое, что приходит на ум – Прототип, навязчиво следующий за ним. Похоже, прощальные слова, которые он произнес являлись приказом, а вычерченный текст появился как предварение. Второе, что возникает в голове – как ныне ДогДэй. И КэтНап знает, куда податься с последним.       Идти к зверькам без друга неловко, а не увидеть с ними пса еще хуже. Кот заверял себя, что ДогДэй, должно быть, отошел или затерялся среди толпы детей; даже умолял, дабы так и было. Но подойдя ближе становится ясно, что его нет, а поддельное небо все давит своей не реальностью. КэтНап в неуюте беспорядочно дергает хвостом, когда все оборачиваются на него. Он делает насколько заметок: КиккенЧиккен выглядит сдержанно озлобленным; КрафтиКорн, немного придерживая цыпленка, машет коту копытцем; БоббиБеархаг силится рассмотреть что-то за ним.       – Вы не знаете где ДогДэй? – неуверенно спрашивает КэтНап.       – Он сказал нам, что пойдет к тебе, – звонко говорит Хоппи и на мордах игрушек показывается замешательство, ребята позади них перешептываются. Коту нужно несколько секунд, дабы его сердце застучало быстрее, а ломота настигла будто гром.       – А как давно он ушел?       – Минут тридцать назад.       За такое количество времени с ДогДеем могло случиться что угодно и кот задумывается о происшествии непоправимого. Дыхание перехватывает, необходимо прямо сейчас пуститься в бег к другу, только где он есть?       – ДогДэй точно не заходил к тебе? – с мнительностью задает вопрос Киккен и его осекает КрафтиКорн постукиванием копыт       – Нет. Я бы заметил, если он зашел, – он пытается не выдать страх, что сковал тело. – так, я попробую найти его.       Отойдя ближе к Дому Милому Дому, КэтНап начинает бежать. Не мог же ДогДэй просто исчезнуть? И где его искать? Коридоры Дома в панике смотрятся лабиринтами и он решает осмотреть комнату пса первой. Предполагает кот многое, надеясь, что ни одна из догадок не правдива. Приближаясь к двери чувства растут и, дергая за ручку, КэтНап видит ДогДэя, сидящего на кровати. Тот вздрагивает и тихо покашливает, когда обнимают.       – Где ты был? Зверята сказали, что ты должен был зайти ко мне, но ты не пришел, – не отпуская произносит кот, полный облегчения.       – Я-я не совсем дошел, – пес нервно смеется, сразу замолкая и стараясь будто отстраниться от объятий. – мне стало немного плохо и я не смог дойти до твоей комнаты. Просто голова закружилась, ничего серьезного.       ДогДэй отодвигается и КэтНап может заметить дрожь в его лапах и коленках, взгляд устремленный в пол и вид утомленности, словно чувствуется грусть даже через небольшие движения. Комната пса тоже ощущается необычно тускло с подобным настроением ее хозяина, а рисунки детей на стенах получились блеклыми. Окружение, приобретя свойства непривычного, становится для КэтНапа не реальным, словно он зашел не в ту комнату или попал в совершенно другую вселенную. Будто он актер в запланированном спектакле, где остальные начали без повода импровизировать. Ему душно и хочется убежать, но пес здесь, у него на груди и не в порядке. Кот думает, что увидел нечто для него не предназначенное и, вновь касаясь пса, осязает жар.       – Ты заболел? – он как-то неучтиво убирает лапу, взволнованный. Всматриваясь в морду ДогДэя, на которой поддельное спокойствие и радость не дрогают, ему становится так пугливо и не по-настоящему.       – Нет, просто не выспался. Все в порядке, дружище, не стоит волноваться.       Может быть ДогДэй звучит хорошо, деликатно и мило, но вид его скорбен и КэтНап проникается некоторой жалостью. Он берет лапу пса, аккуратно тянет на себя, поваливая на кровать. Тот, кажется, даже не сопротивляется, когда оказывается лежа на груди друга, только больно стонет. Кот чувствует этом такую хрупкость, словно в миг ДогДэй стал тонким фарфором, почти засохшим цветком, что сорвали для гербария, резко и бессмысленно.       – Нап, я правда ценю, что ты пытаешься помочь, но мне нужно идти к детям и выполнять обязанности, – он силится приподняться, но терпит неудачу от дрожи и, вероятно, боли, что исказилась на его морде в мгновение.       – Другие зверьки тоже могут последить за ними.       – Я обещал Бобби разобраться с одеждой для прачечной.       – Разберетесь потом. Спи.       Сиплое дыхание и едва слышимый скулеж окатывает и КэтНап подмечает маленькую деталь: на предплечье пса рана, схожая с ожогом, который еще и надрезали. Только ныне его достигает понимание того, что что-то произошло и он снова не в известии. Как ДогДэй трясется на нем, хватается за мех и глухо вздыхает заставляет кота обнять его, вновь ощущая болезненную мягкость. В немочи исчезла любая гармония присущая псу и кот может единственно сострадать в попытках остудить друга, пялясь на ранение. ДогДэй никогда не просил помощи, он всегда выглядел счастливым и сейчас хочет быть таким, словно держит на себе бремя солнца, что должно греть, не обжигать. Наименование лидером точно давит на него, а кулон в виде светила предстал тяжелее, чем обыкновенно. Из-за этого его голова опущена стыдно.       – Откуда рана? ДогДэй недолго молчит, прежде чем начать говорить:       – Во время головокружения упал и порезался об какой-то предмет, не рассмотрел.       – Дай-ка мне кое-что сделать..       Усаживая пса и давая положить голову на собственное надплечье, КэтНап берет его лапу оценивая рану. Не задумываясь он подносит ее к своей морде и вылизывает, а ДогДэй только изумленно раскрывает глаза.       – Это как-то неправильно, – произносит он, хрипло кашляя.       – Правильно – понятие размытое.       – Просто, я не думаю, что нам можно быть так в одной кровати.       – Хочешь, чтобы я ушел? – кот полагает, что может быть лишним для пса, поэтому опускает его лапу.       – Н-нет. Останься, пожалуйста, – ДогДэй кладет ее на щеку друга и КэтНап застывает. Ныне и ему горячо, ведь касания пса и вправду опаляют, но опаляют чудесно. Так, что кот пугается.       – Слушай, тебе надо поспать и желательно сходить в медицинский кабинет. Я могу принести тебе чая, если хочешь.       – Я хочу вернуться к детям и продолжить работать.       – Ты не дойдешь до них, дурашка. Ложись.       КэтНап укладывает ДогДэя, накрывая того одеялом, сходясь на мысли, что это сродни укладыванию детей. Последний раз глядя на рану он крепко понимает, что пес соврал, ведь увечье не схоже с ушибом, оно гораздо серьезнее. Однако кот решает отложить беседы, делая мысленную заметку о том, что понадобятся бинты, возможно перекись и Бобби, которая сможет все зашить. Удаляться от заболевшего ДогДэя не хочется; тот в жаре удерживает лапу КэтНапа, бормоча. Сидя подле кровати и кладя голову на простыню, он неподвижно слушает дыхание пса, в любопытстве думает, каково биение его сердца. Вскоре хватка изнемогает и кот встает, намереваясь обратиться БеарХаг за помощью. Прежде чем выйти из комнаты и выключить свет, он говорит: «Я скоро приду. Попытайся пересилить свой трудоголизм» и направляется к выходу из Дома Милого Дома.       У КэтНапа подавно случилось смешанное мнение о своем друге: ДогДэй горазд в том, чтобы успокоить его одним сладким поглаживанием или понуждать на тревожность, которую кот никогда ни к кому более не испытывает – даже к себе. И эмоции, размышления вьются, не давая понять, чего именно он желает от этих взаимоотношений, соприкосновений. Когда пес находится рядом, коту довольствуется мечтать о том, что ДогДэй не покинет его, а может быть и захочет остаться с ним на ближайшую вечность. Но больше всего КэтНап грезит об отсутствии таких надежд, ведь гораздо легче существовать без глупой привязки, что уже есть в нем; от этого тошно.       Возвращаясь к зверькам, его встречают недоуменные взгляды, от которых кот только вздыхает и слабо морщится. Объяснение обстоятельств не заняло много времени, поэтому выхватив Бобби и с некоторой трудностью попросив подмоги, та, за счет своего характера, не отказала.       – Для начала мне нужно будет сходить в медицинский кабинет, у меня есть постоянный доступ к нему, а затем я быстренько сбегаю в свою комнату за швейным набором, надеюсь рана не такая глубокая. Ты пойдешь к ДогДэю и подождешь меня, хорошо? – КэтНап кивает, запоминая информацию о доступе БеарХаг. – тогда пошли, разминемся при входе. И, хотела спросить, насколько его состояние плохое?       – У него сильный жар, он дрожит, тяжело дышит, кашляет, а также страдает от головокружения.       – Ох, не могу заверять точно, но скорее всего это из-за утреннего вызова от руководства и, в последствии, тревоги, ибо ДогДэй уже несколько раз заболевал так. Вы прямо два сапога – пара, оба одинаково не стрессоустойчивы.       – Утреннего вызова?       – Он не говорил тебе? Просто пообещал, что расскажет сначала тебе, а потом мне.       – Нет, не говорил, даже не упомянул, – кот прокручивает их диалог ранее, в котором он мог не услышать или недостаточно осознать слова друга. В следствие он чуть теряется в реальности, запутавшись в мыслях.       – Наверное по причине плохого состояния. Так или иначе, расскажет позже. И мне показалось, ты итак заметил то, что что-то с ним случилось, особенно с этой болезнью.       – Заметил, однако я никогда не видел, чтобы был такой результат. В смысле, ДогДэй всегда выглядел здоровым и счастливым, он не сообщал мне о своих переживаниях, а если и сообщал, то очень поверхностно. Я считал это немного странным, пусть и в конце концов решил, что о чем-то не говорить – его воля и у ДогДэя правда может быть все хорошо, – он набирает воздуха в легкие, слабо задыхаясь от быстрой в панике речи. Бобби похлопывает его по спине, замедляя темп ходьбы.       – Все хорошо, не стоит оправдываться или иначе изъясняться. В том, что ДогДэй умолчал о чем-либо нет твоей вины. Ты итак молодец, что оставил его в комнате, он слишком дорожит своей работой, чтобы отдохнуть.       – Спасибо..?       – Не за что! И, эм, хочешь ли ты обнимашек?       – Нет, – отрезает КэтНап, перебивая и отходя из-под лапы медведицы как ошпаренный.       Та лишь несколько растерянно хлопает глазками и отвечает нежным «хорошо», от чего коту становится совестно. Пересекая порог Дома и расходясь в пути, он пару раз постукивает лапой по своей голове, вздыхая. Ныне КэтНап не прочь уложиться в кровать и, может быть, заснуть, ибо ситуация виднеется сложной, а распутывать клубки загадок он, являясь котом, предпочитает в полноте духа. Прототип не стоит в приоритете, гораздо большую значимость играет болезнь ДогДэя, поэтому КэтНап спешит, мысленно подгоняя себя. Так как чудаковатая тварь, что он встретил вчера, может иметь рычаги давления на кота, – если уже не пользуется ими успешно, – все, вероятно, примет крупные обороты, коль КэтНап не явится. Но сейчас не об этом.       Вновь находясь у кровати ДогДэя, что задремал, кот притрагивается к его лбу – температура стойкая. Во сне он выглядит невесомо и мило, словно ангел, вызывающий священный трепет. Скоро подходит Бобби и пса приходиться будить. Он просыпается не сразу: зевает, потирает глаза и, садясь, быстро воротится как обыкновенно делают собаки, дабы выпрямить или высушить шерсть. Пес переводит взгляд на КэтНапа, а после на Бобби с толикой непонимания.       – ДогДэй, как ты чувствуешь себя? – спрашивает она, с полной добротой беря его за дрожащее предплечье, на котором красным кровоточит рана.       – Все..болит, – как и до этого осипло отвечает ДогДэй с какой-то виновностью, будто не хочет, чтобы его наблюдали в недомогании.       – Так, КэтНап, можешь подать спирт, вату и бинты из аптечки? А также включить свет, пожалуйста. Кот делает как просят и находит себя совершенно бесполезным в ходе процесса; единственное, что заставляет остаться – пес, окрашенный в неудобство и необыкновенную доселе стесненность. КэтНап подмечает, что они по истине «два сапога – пара», только ДогДэй точно намного сильнее его. Отрешенно стоя, пока Бобби зашивает увечье, он улавливает, как ДогДэй жмуриться от явной боли. Думается о том, сколько может скрываться мучений за постоянной улыбкой, притом скрываться намеренно. Но это не расстраивает кота, скорее побуждает на большее сочувствие.       И вот медведица заканчивает труд, накладывая бинт.       – Я помогу с вещами на следующей неделе, хорошо? – говорит ей пес.       – Божечки, ДогДэй, тебе не стоит даже спрашивать! Ты все равно не обязан, я могу все сделать сама.       Видя обострившееся стеснение друга, КэтНап подает голос:       – Я могу помочь тебе, БеарХаг.       – Только если тебе не сложно, а так буду очень благодарна, – Бобби в ласковой манере складывает лапы у груди, поворачиваясь к нему, а затем обмениваясь фразами с псом, в которые кот не вслушивается. – КэтНап, я пока пойду отнесу аптечку в медицинский кабинет, ты можешь не торопиться в прачечную. Просто будь там в районе тридцати минут, пожалуйста. И, ДогДэй, поправляйся скорее!       БеарХаг уходит, забрав свои вещи и оставив две игрушки в тишине, что делается нагнетающей.       – Как ты? – КэтНап шагает ближе.       – Получше, – и в псе пробивается противоречивое: его голова уныло отклонена, а лапы сжались в подобие кулака. Это вызывает мимолетный испуг в коте, – но, Нап, тебе не стоило приводить Бобби, я бы справился сам. Ты, наверное, думаешь о том, какой я идиот, ведь еще вчера ругался с тобой из-за твоих приступов.. просто, я не должен быть таким.. таким жалким, хотя бы не для тебя. Боже, я несу какой-то бред.       – Тш, тише, – оказывается, у КэтНапа с ДогДеем есть много общего, даже если об этом пришлось узнать довольно поздно. – во-первых, мы идиоты. Во-вторых, таким ты мне нравишься больше.       – Нравлюсь?       – Ага, – он раскидывает плечами, будто в сказанном нет ничего удивительного.       Притягивая КэтНапа, пес хихикает, почти кашляя и обхватывая того лапами; все встало на свои места. Кот шутейно шипит от неожиданности и оплетает хвостом талию ДогДэя, радуясь родному аромату ванили рядом.       – Ты можешь остаться со мной на минут десять?       – Конечно. Только если заразишь – будешь сам лечить.       Они укладываются в кровать, попутно смеясь.       Расставание с другом произошло крайне сумбурно: после обещанных десяти минут лежания, – что было самым благоприятным бездельничеством КэтНапа в жизни, – и попытки уйти, кот был снова затащен в кровать без сопротивления со своей стороны. Так произошло пару раз, пока КэтНап не понял, что опаздывает и, попрощавшись, бегло устремился к прачечной. К счастью, БеарХаг лишь начала разгружать стиральные машины.       – О, КэтНап, опять привет! Ты вовремя, – она передает ему влажную одежду, указывая на стол подле вешалок.       – Разве мы должны заниматься таким?       – Да ладно тебе, я отвечаю только за сушку и обеззараживание вещей детей, а это не сложно. Вот у ДогДэя самое настоящее дело, он же за всех нас отвечает и иногда это доходит до абсурда! Если кто-нибудь сделает что-нибудь нарушающее правила, будет виноват именно ДогДэй, мол, он не уследил. А это просто ужас.       Кот слышал об этом, но никогда не знал подробностей касательно ответственности и последствий для пса.       – Ты когда-нибудь была на вызовах от взрослых с ДогДеем?       – Нет, однако считаю, что его там кошмарят и все заканчивается очередной болезнью. Так, нам нужно будет развесить одежду по вешалкам, застегивай пуговицы, пожалуйста.       Алгоритм действия был прост и КэтНап приступил к расфасовке, которая оказалась успокаивающей; все шло по определенному порядку и его это привлекло. Белый от помещения придавал стерильность, что равно безопасности и кота стали покидать неотступные мысли о недавних невзгодах.       – Слушай, насчет твоей вчерашней драки с КиккенЧиккеном, – идиллия разрушилась быстро и бесповоротно, что у кота малость в глазах потемнело, – ты ведь понимаешь, что конфликт можно было решить другими способами?       – Ты бы лучше это ему сказала. Мои действия – самооборона, – КэтНап на самом деле так не считает, пусть старается себя убедить.       – Я уже спросила у него то же самое этим утром. Просто хочу сказать, чтобы ты не убегал, если что-то похожее произойдет снова. Гораздо проще было разобр аться на месте, без поисков и прочих моментов. Я прям распереживалась, когда ты пропал.       Кот не нашел слов, дабы ответить и с приглушенным жжением в груди продолжил развешивать одежду. Кто-то переживал за него? Бред, нелепость и вздор; чистейшая ложь, которую украсили озабоченной интонацией и красивыми глазками. Удар был его, когти тоже, значит вина произошедшего на нем, благосклонным чувствам места нет. Высказывание о заслуге любви вмиг исчерпало доверие, превратившись в дурацкие враки. Пусть кто-то волновался о нем, дело совсем не в КэтНапе и «праве на заботу», а остальных, что по наивности сделали его приятелем. Ведь если исключения в этом мире и существуют, то им предстают ДогДэй, БеарХаг или КрафтиКорн – не КэтНап. Они, в силу своего перманентного дружелюбия, ведут себя с ним так приветливо, как ведут с любым другим – иначе в разуме кота быть не может. В своем взгляде он сам давно виднеется самым плохим, самым эгоистичным и самым ненавидимым, и убеждение это въелось в ум полностью.       «Было бы легче, если бы меня просто ненавидели» – думает КэтНап, вздыхая. Желается поспать, но сон стал убежищем для кошмаров, а смена ночью выйдет очередными криками детей, да и мир вокруг ощущается тошно. И Бобби, напевая прекрасную мелодию своим ангельским голосом, будто бьет молотком по голове. Ему более не радостно, как было после встречи с ДогДэем: внутри безжалостного колит и горло словно сжали. Приходит воспоминание о том, как некто пытался его задушить и кот хватается шею, проверяя, нет ли там чужих рук.       – КэтНап, ты в порядке? – БеарХаг дотрагивается до него, от чего КэтНапа потряхивает.       – Да, – он говорит с запозданием, дабы попросту не задохнуться.       Морда медведицы показывает совершенную не убежденность, она ласково тянет кота вниз.       – Давай-ка присядем. Ты можешь сделать вдох?       – Пытаюсь.       – Все хорошо, не торопись. Если хочешь, повторяй за мной.       Бобби напротив гладит его по плечу, громко набирая воздух в легкие и так же выдыхая. Чье-то присутствие почти умиротворяет, а чужое дыхание дает сфокусироваться и вот-вот КэтНап делает полноценный вдох. Он всегда справлялся с периодами удушья сам, реже с ДогДэем. Неужели кто-то, кроме друга кота, согласился бы сидеть с ним и успокаивать? Или же КэтНап меркантильная персона? Он предпочитает выбрать второе.       – Если что, можешь идти. С оставшимся я могу разобраться сама, – в ней отражается бескорыстность и искренность, гармоничная и естественная. Такая, от которой коту вновь давит на горло.       Настроение дурнеет целиком от мягкосердечности БеарХаг и если бы у игрушек была возможность плакать, кот бы пустил слезу. Не заслуживает он этого отношения. Поэтому встает и отряхивается, будто ничего не произошло. Медведица тоже поднимается, складывая лапки на груди, выглядя до сих пор обеспокоенной.       – Я тут подумала, ты не заметил ничего странного в ДогДэе вчера?       – Был один момент, вчера мы не особо виделись, – КэтНап отводит голову и щурится; вопрос кажется ему чудаковатым.       – Не виделись? Он с самого начала вечеринки ушел под предлогом, что пойдет к тебе.       Приходит резкая, как пуля, мысль: «но ДогДэй не пришел». События точно стараются уличить КэтНапа в надвигающемся сумасшествии, однако он знает: пес к нему не приходил. Что же случилось? Ответ складывается в незамысловатое слово «Прототип» и проступают мурашки. Это чудовище – очевидный вариант, значит необходимо прийти несмотря на опасность; лишь бы ДогДэй не пострадал сильнее.       – Черт.. – КэтНап подается к выходу, – проведай ДогДэя, мне надо кое-что сделать.       Ни морально давящий купол, ни говор детей и игрушек возле не остановил КэтНапа. Бесспорно, его окружили сомнения, но чувствовались они мелкими и не значимыми. В глубине души кот знал, что пожалеет за безрассудство и по прибытию на нужное место, здравый рассудок обрушился на него. Глупой затеей было приходит сюда одному, не предупредив никого. Стоило просто спросить ДогДэя о Прототипе, тот бы не смог держать секрет, не так ли? Они же друзья и когда-то пообещали быть честными, это должно иметь вес, не правда ли? Но разве КэтНап достоин честности? Кажется, стало поздно что-либо менять, когда слуха достиг поломанный голос, собранный из множества фраз других личностей.       – Рад видеть, 3-0-0-8, – у кота кровь застыла в жилах от звучания собственного номера и былая смелость исчезла окончательно. Он застыл, в невозможности говорить. – не пугайся. Я ждал тебя не для этого.       КэтНап начинает необъяснимо трястись, а мышцы от напряжения сводит. Сможет ли он сбежать при необходимости?       – Т-ты.. ты же следил за мной, да? – крайне тихо и судорожно произносит кот.       – Непроизвольно. Здесь скучно. Ты понимаешь меня, – не понятно, было ли последнее вопросом, но КэтНап, чья фигура немедленно выпрямилась, а лапы сжались, представил больного ДогДэя и злость вернулась к нему:       – Нет, не понимаю! – несправедливость и черствость возмутили и не имея видимого противника, он исключительно выпустил когти. – иди со своей скукой к черту, не смей развлекать себя за счет меня и других!       – Ах, знаю в чем дело. Тот щенок. Я его не трогал.       – Врешь! Ты же сказал, что взрослым не нравишься и мне ничего не мешает нажаловаться-       – Ты тоже не нравишься, – умело обрывает Прототип, – никто из нас не нравится. Мы в одной лодке. А топят нас люди на суше. 3008, я заговорил с тобой потому что ты понимаешь это. Другие – нет.       Его слова звучали осмысленно, однако КэтНап словно не может обработать эту информацию, что вводит в неистовство.       – Откуда тебе знать, что я понимаю это? Не дури мне голову.       – Я тоже скучаю по солнцу.       В этой фразе слышались человеческие нотки и кот отступает, чувствуя в искаженных звуках Прототипа себя. Неужели он видел солнце? Он знает какого это быть запертым?       – Что?       – Ты единственный из игрушек в Приюте, кто видел его. Ты видишь, что это имитация мира. И я хочу показать тебе, что скрывается за ним.       – Для чего..? Это.. это дурацкие враки, – он ломается, почти помертвев в смятении. Спутываясь в сомнениях, подозрениях, вере, КэтНап желает, дабы его мозг перестал работать на, хотя бы, несколько минут.       – Мне незачем врать. Мне незачем быть враждебным. Мне незачем расшатывать единую лодку. Ты волнуешься за своего щенка, но враг здесь не я. Я не зло для тех, кто подобен мне, 3-0-0-8, – механический голос Прототипа заставляет ненавидеть это место и себя каждой клеткой тела. Кот надрывно вздыхает.       – Хватит называть меня так.       – Ты не ребенок и не домашний кот. Ты не нуждаешься в кличке, что дали они. Ты хочешь видеть противника во мне, ведь это легче. Но щенка обидел не я, а те, к кому ты пойдешь жаловаться. Прислуживать им и не видеть правду.       – В смысле?       – Если пойдешь со мной, я могу подсобить твоему другу в следующий раз. Тогда ты поймешь, кто здесь настоящая опасность.       «Подсобить» замечается сомнительным, а на своих ногах КэтНап никуда не дойдет. Лишь загадочное упоминание солнца его манит, однако тревожный разум и надвигающееся сумасшествие бьют ужаснее желаний.       – Подожди.. н-нет, я не могу сейчас.       – Дам тебе время обдумать.       КэтНап, потрясенный и дезориентированный, прислоняется к стене позади, лишь бы не упасть. Он старается дышать глубоко, но только сильнее задыхается, а сердце бьется так беспощадно, что остановится. Даже о смысле речи Прототипа думать не хочется: ужасно тошнит и ум точно бесформенное мясо не имеет возможности сосредоточиться на одной мысли. И кот не бежит, просто уходит, сжимая себя лапами. Для него как будто мир стал презренным и искусственным; от этого еще больнее. «Надо поспать» – лихорадочно шепчет он себе, зная, что сон вряд-ли поможет. Должно быть, ничего не поможет.       Он смотрит на светлую и веселую округу, не находя себя ее частью. Все стало чуждым, а КэтНап не может четко сказать из-за чего. Словно он призрак или самозванец, не подходящий по интерьеру к прекрасному дому, в котором царит уют и богатство. Вычеркнуть бы его и поделом, все равно бесполезный кусок плюша, только мешающий. Кот клянется – жизнь его настолько мала и не имеет толка, что едва кто-то будет тосковать, если он пропадет. Можно сказать не пропадет, а умрет. Ведь у ДогДэя есть много друзей, среди них определенно присутствуют лица лучше КэтНапа. А Бобби.. он и вспоминать ее не желает, слишком уж мила она к нему.       Некто касается его сзади, застав врасплох, и КэтНапу приходится напрячься, чтобы разобрать говор.       – Привет, короче, хотел бы попросить прощения и так далее. За нами наблюдает Крафти, поэтому сострой вид, что капец как польщен моими распинаниями, – оборачиваясь, КэтНап лицезреет КиккенЧиккена, чья морда изменилась в легком изумлении. – чувак, с тобой все нормально? Выглядишь фигово.       – Да. Все нормально.       – Врешь ты, конечно, как дышишь. Че случилось то?       – Ничего не случилось, – неприступно отвечает кот, стараясь добиться более холодного вида.       – Ладно, понял, – он равнодушно пожимает плечами. – короче, Крафти предложила позависать в библиотеке тебе и мне. Я уверен для того, чтобы нас сдружить, но можешь идти, а можешь не идти. В общем, решай сам.       Весь ужас начал происходить, стоило КэтНапу осмелиться приблизиться к обществу. Кажется, он и есть источник проблемы, самовлюбленный и корыстный; слишком высокомерный, дабы признать это. Нужно уйти прямо сейчас, запереться в комнате и попытаться сделать так, чтобы его существование не навредило кому-нибудь.       – Я.. нет, не пойду.       Когда Киккен что-то говорит и уходит, в КэтНапе оживляется огромнейшее отвращение. Он в беспамятстве приходит в свою комнату, садится на кровать и остается так пару часов.       Кот размышлял над многим, однако не покидало ощущенье, будто голова в это время была полой. Уложившись на кровать, его не клонило в сон, а серый потолок очерствел взгляду. Закрывая глаза преследовали размытые образы, которые пусть были не разборчивыми, отсылали к чему-то плохому, от чего КэтНап в панике вскакивал, тяжко дышал и вновь ложился. И теперь он стоит у двери, держа ручку, что повернуть ныне требуются усилия. Реальность показывается скудной, а на душе не грустно и не радостно – никак. И кот не знает, как жить с «никак», словно это неизлечимый диагноз или конец книги, а дальше ничего нет и ничего не поделаешь. В надежде перелистнешь страницу, а там тоже «никак» и точка. Он сравнивает это со смертью, но старается отогнать подобные параллели, возвращаясь к двери перед собой. Если выйдет, то куда пойдет? К ДогДэю? А тому нужен КэтНап? Библиотека тоже не подходит, там уже есть другие игрушки и кот не разберет текст из-за состояния; вновь вспоминается «никак», который испытывать углубленнее не хочется.       Отходя к стене близ, ему сильнее ощущается свой несчастливый конец. Ожидать плохой финал он начал, как только узнал, что такие бывают. Также постоянно ожидает темную фигуру, которая зайдет в помещение и причинит ломающую боль, а с ней КэтНапу не придется думать ни о чем более, окромя нескончаемых страданий; он отчасти об этом мечтает. И с этими мечтаниями приходит идея: если его жизнь не стоит и гроша, в чем проблема пойти туда, где по-настоящему ждут? Кот необдуманно выходит, словно слабость перед настоящим, суетливым миром пропала и осталась одна безмятежность, бесконечная и блеклая. Зайти бы кое-куда по пути.       Доходя до приоткрытой двери комнаты ДогДэя, КэтНап смотрит как тот спит. Одеяло, которым пес укрыт, периодически приподнимается от дыхания и это греет коту сердце. Как же хочется прильнуть к ДогДэю, ведь будь он рядом, может быть и бездонная пустота в чувствах пропала, и все бы было на своих местах – как КэтНап любит. Иногда возникает крепчайшее желание незатейливо быть с другом, держать его лапу в своей и, поглаживая рыжую шерстку, молчать, слушать случайную вечернюю серенаду по радио. И как бы хотелось защитить ДогДэя, подарить жизнь без невзгод, пусть ценой своего существования – не важно. Но что-то останавливает, так жестко чертит запрет, который как будто имеет возможность уничтожить кота в одно движение. Поэтому он не задерживается здесь, идя дальше.       В коридорах Дома Милого Дома проносятся эхом чьи-то возгласы и смех; должно быть, дети с парой улыбающихся зверьков смотрят телевизор, аудио в котором порой отдает помехами. Это только добавляет одиночество в мир КэтНапа, что предстал непозволительно и неосторожно бледным, а он не может и удивиться резкой смене, потому что каждый предмет, каждая пылинка отражает «никак» в полной степени.       Прежде КэтНап читал книгу по психологии, где подробно описывался некоторый термин: «ретравматизация», или неосознанное повторение травматического опыта. Произошло ли это с ним, когда он пришел на место, где должен ждать Прототип? Он не ищет ответа, лишь рассматривает искусственную траву, пока не слышит:       – Ты быстро. Думал, тебе понадобится значительное время, – взгляд КэтНапа пробегается по окружению, не привыкнуть к тому, что Прототип не показывается.       – Если я пойду туда, куда предлагаешь, ты поможешь ДогДэю? Хотя я не уверен, от чего ты можешь его избавить       – Поймешь, когда увидишь.       – Ты ведь не убьешь меня или что-то в таком ключе?       – Мне нет выгоды с твоей смерти.       Он знает, что пожалеет об этом.       – Тогда.. куда я должен идти?       Прототип велел КэтНапу пройти в Игровую, до спиральной лестницы, предупредив, что уже будет там, а также создаст дело, при котором руководство не станет интересоваться поведением игрушек. Навевает подозрительностью и накалением атмосферы, однако кот по-прежнему ни зол, ни рад. Из вентиляции подле спонтанно падает огромная батарея и КэтНап пугается. «Возьми батарейку, помести в отсек. Это ключ» – Прототип, чей звук доносится еще более искаженным, дает указание, что кот выполняет. Дверь отпирается и КэтНап немедля входит в почти нескончаемое, по сравнению с Приютом, пространство, которое не может сперва воспринять.       Это пещера размеров, коих кот давно не зрел: перед ним выступ, выстроенные платформы, несколько фонарей и сгущающаяся вдали тьма; оттенки не обычно коричневые, а ближе к багровым и таинственным; сталагмиты опасно торчат снизу и все уникальной формы, что дух захватывает; вверху беспредельность, беспокоящая и будоражащая. Есть здесь новое, от чего КэтНап в тихом восторге и прерывает покой только падающие где-то капли воды. Словно пещера – заснувший монстр, возможно кит, такой большой и спокойный, еле движущийся; прямо как в Пиноккио. И это возбудило в КэтНапе потерянные эмоции, от страха до восхищения, по причине которых шустро стучит сердце.       – Это..       – Прекрасно. Иди вперед. Не бойся, – Прототип будто морально подталкивает его и кот шагает на с виду неустойчивую конструкцию тропы.       КэтНап всматривается, слушает и по-настоящему улыбается. Его подобно ребенку, получившему новую игрушку, увлекает и осчастливливает каждая деталь, что удается заметить. Делается несколько заметок и кот ощущает себя человеком науки, исследующим необузданное. Словно Христофор Колумб, может даже лучше. Неужели это могли прятать? Неужели КэтНап мог этого не искать? Ведь кусочек настоящего находится так близко и является таким потрясающим. Неприглядная наружность привлекает внимание после той яркой сказки, куда кота вписали насильно. Он стоит под склоном, не осмеливаясь пройти туда, где потолка не видно.       – Что думаешь? – голос Прототипа ныне не считается противным, а чем-то заботливым. Как же кот благодарен ему!       – Это чудесно! Все здесь такое большое. Спасибо, что привел меня сюда! И прости, что относился к тебе предвзято. Если ты тоже видел солнце, мне не в чем тебя обвинять.       – Не стоит просить прощения или благодарить. Пещера – маленькая часть. Выше есть то, по чему мы оба скучаем. Когда-нибудь ты снова окажешься там. Обещаю. Приют ничтожен с тем, что выше. Приют в принципе ничтожен.       Что-то скрипит под задними лапами КэтНапа и раздается треск, характерный рушащимся доскам. Картинка смывается и изменяется в секунду, кот не успевает осознать, что стремительно падает. Вздыхая и жмурясь, он чувствует захват за шкирку и время будто останавливается до того, как КэтНапа опускают на твердую поверхность.       – Аккуратнее. Ты, вероятно, не хочешь умирать столь бессмысленно.       Открывая глаза и в сбивчивости осматриваясь, кот видит сзади себя механическую руку, вылезающую из отверстия сверху. Пальцы металлической конечности, схожие с иглами, блестят при теплом огне фонарей и, переливаясь, движутся.       – Мою руку можно использовать как оружие. Но не пугайся. Мои пальцы чуть острее твоих когтей. Я не привык атаковать ими. Не в моем вкусе.       – Чуть острее?       – Верно. Мы этим почти похожи. У нас много общего, 3-0-0-8. Намного больше, чем ты можешь представить. Тебе только стоит меньше зацикливаться на других.       – Это эгоистично, – кратко бросил КэтНап, не принимая слова Прототипа излишне серьезно, как очередной пустой совет от взрослого.       – Да. Но что плохого в эгоизме? Ведь мир всегда брал, не отдавая ничего взамен. Значит право на эгоизм. Разве от ребенка, которого всю жизнь били, ожидают воспитанность и добродушие?       Кот вздрагивает от колкого высказывания.       – Я не разделяю твое мнение, – это он не гарантирует. Хочется отречься от слов, что связаны с прошлым.       – Это нормально. Ты еще молодой. Помнишь свой возраст?       – Неа. Если высчитывать, то около пятнадцати, хотя я уверен, что настолько взрослый.       – Ты правда ребенок. Но это не отменяет твой ум.       – Я не умный. Когда я ходил в Школу, учителя постоянно давали мне задания выше по уровню исключительно из-за того, что я посещал библиотеку и оставался на дополнительные лекции. А в той же математике я ничего не смыслил.       – Интеллект не исчисляется в школьных оценках. Ты знаешь об этом. Не стоит принижать себя, 3-0-0-8, – у Прототипа нет интонации, но КэтНапу нравится представлять, что он говорит это с эмоцией счастья.       – Мне кажется, что стоит.       – Ты не прав. Если хочешь быть на шаг вперед, нужно надеяться на себя. Это выгодно. Об этом ты тоже знаешь.       – А тебе зачем быть на шаг вперед?       – Предостерегаюсь. Я не должен быть здесь. Однако из-за просчитывания наперед разговариваю с тобой. Запомни на всю жизнь: опасность может поджидать на каждом углу.       КэтНап мысленно делает заметку, которая останется надписью на обоях. Разум в нем торжествует, находя подтверждение правильности собственных вечных подозрений. О Прототипе суждение переменяется в короткий час: характеристика обретает авторитет и зрелость, что нравится коту, а также возникает чувство защищенности, стоящее под вопросом. Это то, о чем говорила КрафтиКорн? Интересно, смог бы когда-нибудь «Т» пообщаться так со своим отцом?       Возвращаясь к оврагу рядом с выходом, рука Прототипа ускользает назад наверх, но КэтНапа отсутствие материального собеседника не смущает; так стало проще, разрешается не переживать по поводу случайного удара или нечто похожего. Прототип честен с ним в беседе, не утаивая тонкостей темы, что напоминает о ДогДэе и его потенциальную ложь, которую кот не осуждая. Поэтому он внезапно встает.       – Мне нужно навестить друга. Мы можем встретиться завтра?       – Конечно. Утром. Буду ждать. И помогу твоему щенку как-нибудь.       – Ты ведь не сделаешь хуже?       – Нет. Не сомневайся в моих способностях.       – Хорошо. Увидимся, я думаю, – заканчивает кот, проходя в Игровую. Дверь закрывается как он переходит за порог, батарея в отсеке пропала.       Быть обратно в Приюте непривычно, все то, что казалось размеров внушительных, сейчас приходится совсем маленьким. Тоннели в Игровой теснее, а купол лишь грубее гнетет, подчеркивая искусственность, но перестал являтся преградой с Прототипом – ныне приятелем и визитной карточкой КэтНапа. Полезное знакомство вводит его в усладу и гармонику, которые кот добивается прочтением книги или досугом с ДогДэем. Единственно детей нет на полянах, а вечером они прибывают там. Когда КэтНап видит БеарХаг и ПиккиПигги одних, приходит понимание, что что-то происходит.       – КэтНап! Где ты был? – Бобби подходит с мордой настолько отчаявшейся.       – Я сидел в Игровой. Что-то случилось?       – Случилось возгорание в Школе, ты не слышал оповещения? Игрушкам было велено идти в Дом Милый Дом до полного устранения неполадок, а детям до разъяснения обстоятельств.       Вот и «дело», которым занимался Прототип. Похоже, возможностей у него с лишним, а это увлекает кота. Только требуется узнать:       – Никто же не пострадал?       – Нет, но ты вполне мог, – если потерпевших нет, все нормально.       – Внимательнее надо быть! – поддакивает Пикки.       – Идемте скорее в Дом, иначе все точно тревогу поднимут, – медведица строго берет КэтНапа за лапу, от чего его немного воротит.       Оказавшись в Доме Милом Доме, кот старается улизнуть в комнату к псу, однако его вновь отчитывает БеарХаг, а после Бубба, которого он на дух не переносит. Позже несколько детей вручают КэтНапу рисунки с его изображением, за что он неловко благодарит; ему редко достаются рисунки в следствие не принятия участия в дневных активностях и отдаленности от команды. Стоит отдать их ДогДэю, он коллекционирует ребяческие порывы в творчество и относится к ним с энтузиазмом. Стуча в дверь и открывая после хриплого «войдите», КэтНап наблюдает как пес, сидя на кровати, меняется с тоски на радость. Ему тяжко подняться из-за дрожащих ног, поэтому кот идет к нему, обнимая.       – Я весь измучился, когда узнал, что тебе не было в Доме после оповещения, – ДогДэй как и прежде слаб. – я так.. – он заканчивает предложение болезненным кашлем.       – Прости меня и не напрягайся сильно. Мне ребята подарили рисунки, я подумал, что ты отнесешься к ним бережнее, – КэтНап нежнее, когда находится с другом. Его голос ниже и приторнее, а прикосновения щекотливы.       – Положи их на тумбочку, картинки с тобой определенно станут моими фаворитами, – пес тихо смеется и глядит на настольные часы. – остался час до ночи. Полежишь со мной?       – Конечно.       Ложась на чуть сырую простыню, кот чувственно утыкается носом в шею пса. Тот иногда покашливает и незаметно скулит.       – Нап, скажи снова, что я тебе таким больше нравлюсь.       – А когда я это говорил? – КэтНап зевает, но не засыпает, размышляя, как продержится сегодняшнюю смену.       – Буквально этим утром! Ты вообще не следишь за тем какими словами разбрасываешься? – он обиженно отворачивается и коту приходится расположиться у спины пса.       – Какой же ты доставучий, именно это в тебе мне и нравится, – он не обращает внимания на смысл фраз, находясь в полусонном состоянии.       – Тебя, кажется, все достают, – ворчит ДогДэй.       – Ага.       – Даже Бобби?       – Она слишком слащавая.       – А КрафтиКорн?       – Очень застенчивая.       – ПиккиПигги?       – Она как-то съела мой обед.       – Тогда КиккенЧиккен?       – Куриные мозги.       – Может, Бубба?       – Скучный псевдоинтеллектуал.       – Хоппи?       – Прилипала и от глупости бойкая.       – Какой же я, если ситуация неутешительная?       – Самый дурашливый и этим лучший вариант. Ты солнышко, и в болезни остаешься самой симпатичной звездой, которую я видел, – КэтНап обхватывает торс ДогДэя, упираясь в его лопатки.       – Ох.. взаимно, – он делает паузу. – мы же лучшие друзья, так ведь?       – Да, так. Лучшие друзья навсегда.

***

      Ночь проходит через силу: КэтНап от усталости неуклюже ходит, его голова побаливает, а глаза жгут – уснуть он не может. Книги, что он принес, бесполезны, потому что в недосыпание их не прочитать. Лежа на полу и подложив литературу под затылок, он считает промежутки между мерцанием ламп в коридоре. Опыт с Прототипом однозначно был удачным, коту не хватает терпения дождаться новой встречи. С ДогДэем все странно, ведь ложь, что тот произносил настораживает, однако КэтНапу он не противен от этого. Может быть, ему нужно немного времени, дабы рассказать обо всем.       Ожидать крик дитя жутко и дурно; кот знает, что вопль рано или поздно случится, но никак не способен остановить это. Не распылять маковый газ у него тоже нет возможности – это один из главных протоколов при выполнении работы, если руководство узнает, что КэтНап не выполняет поставленную задачу, то его ликвидируют. А ликвидация равна смерти, еще более жуткой, чем детский крик.       Настанет ли необратимый, режущий звук сегодня?