Горящий нимб.

      Не проходило ни секунды без мыслей о сумасводящей вакханалии, которую ей довелось увидеть. Дремать получалось крайне тяжело. Когда она закрывала глаза, она видела перед собой чёткие образы кота, Прототипа, алтаря, и просто много вспышек, заставляющих глаза открываться. Или это последствия появившейся зависимости от газа, или ломка от сигарет, или она, спустя целые сутки, до сих пор находится под впечатлением. Или просто время для сна неподходящее.       Помимо визуальных раздражителей, Лэрин мешали уснуть и звуковые. Вот вроде она преодолела эти вспышки, удержала глаза закрытыми, и начала медленно, но верно погружаться в сон… и вдруг то шорох, то стук, то свист — любой, даже незначительный звук, слышались, как пронзительный крик, и вырывали Лэрин из царства Морфея. В предыдущий раз у неё тоже были сложности с засыпанием, но, видимо, от острой необходимости организма ей удалось сделать это. А сейчас она физически недостаточно устала, чтобы спать. Считать овец бесполезно, хоть волком вой.       Чтобы отвлечься от тщетных попыток поспать, Лэрин добавила пару записей в свой блокнот. Обо всём, что терзало душу. Написала всё, как на духу, и пусть кот найдёт и почитает. Она вовсе не скрывала, что недовольна происходящими событиями. К чему это скрывать? К гадалке не ходи, всё понятно без слов. Кот, разумеется, видел и знал, что ей нисколько не в радость кому-то поклоняться — с её-то своенравным характером — да и тем более давать какие-то клятвы, на крови, со всей прочей жутью. Но таким образом он подкрепил в ней чувство страха и полное понимание, с чем она имеет дело. Жить Лэрин или не жить — на всё воля Божья. Возможно, именно этот самый Бог велел коту придержать когти и оставить рыжую в живых. Как минимум, новый приспешник, а если говорить о большем, о важном, — она кормилица. Лэрин не могла вообразить, что теми пакетами с кровью она спасла от голодной смерти не одну жизнь. От неё есть толк. Была б она ещё покладистая, непрыткая, цены б ей не было.       Каждый день она мало помалу узнаёт что-то новое. Пару дней назад, например, узнала, кто заправляет всей этой фабрикой и проживающими в ней существами… людьми. Теперь и она под его контролем. С момента, как она вторглась на территорию фабрики, её жизнь принадлежит Прототипу. Он и только он может ей распоряжаться.       Они ясно дали понять, что дорогу домой можно забыть. Даже если она надурит кота и сможет от него ускользнуть, она не ускользнёт из-под острых рук Божества. Мысли, что она на пожизненный срок заключена в Доме Милом Доме, вгоняли в чёрную, как плесень, апатию, атрофирующую все светлые чувства. Боль, злость, страх загоняли надежду на спасение, веру в лучший исход в угол, тыкали в них раскалёнными вилами, пытали, изживали с белого света. Топили их, как котят, а они всё никак не дохли.       Лэрин слышала в тот день, как её друзья бежали за закрытой дверью прочь. Томас и Бригитта… они оставили её, астматика. Никогда не подумала бы, что они способны на такое предательство. В общем-то, их можно понять. Инстинкт самосохранения никто не отменял. Они были очень напуганы, всё-таки, не каждый же день убегаешь от трёхметрового костлявого монстра с огромным ртом и острыми когтями. И что больше всего убивает — это неведение. Кот не сознаётся, якобы не знает об их местонахождении, как бы Лэрин не умоляла рассказать. Вполне возможно, что он правда не знает. Но Лэрин просто уверена, что ему всё куда больше, чем известно. Хоть бы намекнул, чтобы облегчить ей страдания. Хоть бы на один из сотней тысяч своих вопросов получить ответ было бы подарком. Ответ вряд ли её устроит, но сон точно станет на чуточку спокойнее.       В процессе переваривания своей новой жизни и её толкования, Лэрин была уже на грани между сном и бодрствованием. Один шаг и она на несколько часов мертва. И тут, как посланные дьяволом, в коридоре раздались спешные шаги чьих-то ног. Между прочим, в ботинках. Раскрыв слипшиеся от высохших слёз глаза, она уставилась в коридор, чтобы увидеть, кого там занесло. Кот так не ходит.       С замиранием сердца, Лэрин ждала, когда оно проскочит мимо её двери. Оно опасно? Ей нужно прятаться под кровать? Да пусть это смерть с косой — встретит с распростёртыми объятиями. Лишь бы не кто-нибудь похуже кота.       Холод, прежде со страшной силой леденящий внутренности Лэрин, обожгли неожиданный восторг и счастье, когда она увидела в дверях знакомый силуэт.       — Лэрин! — облегчённо сказал рослый мужчина в чёрной куртке, улыбаясь.       — Том!!!!! — Лэрин хотела визжать, но слизь в горле позволила только всхрипнуть.       От волнения заколыхали руки, сорвавшись с кровати, как безмозглая, она ринулась в руки своего любимого человека. Они обнялись, Том грубо, но любвеобильно гладил её кудрявые волосы, её спину, жадно желая впитать как можно больше её запаха, охватить её всю. Лэрин унюхала обожаемый до потери сознания аромат дешёвого мужского парфюма. Странно, что за столь долгий промежуток времени он сохранился, как будто только что надушился. Слёзы потекли рекой, сон сняло, как бабка нашептала.       — Где ты был?! — скулила девушка ему в шею, слабыми руками прижимая к себе.       — Как хорошо, что ты жива, — сказал Том, — Я боялся, что больше никогда тебя не увижу.       Они отстранились друг от друга, Томас начал словно в припадке целовать забинтованные руки Лэрин, целовать щёки в ссадинах и синяках, конопатый нос. Он не мог поверить, что нашёл её живой, хоть и вредимой. Девушка надрывисто плакала, невероятно приятно, после стольких дней непроходящего кошмара, утопать в объятиях самого дорогого человека в своей жизни. Она простит ему всё в этот момент. Уж что, но Лэрин поклялась, что больше никогда не потеряет Томаса. Теперь они неразлучны.       — Лэрин… Прости меня, прости, прости… — Томас и сам заплакал от щепетильных эмоций. Скупые мужские слёзы счастья капали ей на кучеряжки. Гложет совесть, ему больно видеть искалеченную девушку, и отчасти в этом есть его вина.       — Тома, родной, ты просто… — Лэрин не договорила, залившись слезами. Томас вытирал эти слёзы ледяными, белыми руками. Всё лето он не загорал, да и сам оттенок кожи, как у вампира, поэтому не в новинку видеть Тома таким «аристократически бледным». Ему всегда подходила брутальная кожаная куртка и не менее брутальные кожаные брюки, в которых он любил ходить везде.       — Всё хорошо, милая… — Томас хотел добавить, что они изрядно задержались на этой ни разу не заброшенной фабрике и им пора смываться, но шум в коридоре оборвал его на полуслове. Это поднимались решётки.       — Прячься! — шёпотом сказала Лэрин, запихивая мужчину в шкаф. Тесно, но он худо-бедно уместился среди вешалок с детским шмотьём.       Осталось только молиться, что пронесёт, и Том не выдаст себя, а Лэрин не выдаст Тома. А как же Бригитта? Может, на подходе. А может и нет. Стоило бы спросить… Девушка в суматохе не успела сообразить, что нужно сделать, чтобы не вызывать подозрений, и поэтому просто села в кровати. Только когда кот уже стоял на пороге двери, она поняла, что лучше было бы притвориться спящей, чтобы он даже заходить к ней не стал. На чьей стороне сегодня госпожа Удача?       По ошалевшим глазам кот моментально счёл, что в комнате происходит нелегальщина. Войдя, он не обнаружил ничего странного, кроме безумной, испуганной Лэрин, сидящей будто на иголках. Глаза на мокром месте, губы дрожат. Кот в непонимании вглядывался в её лицо. Умом тронулась? Не порядок.       — Привет…? — выдавила она из себя неуверенно. И совершила роковую ошибку, переведя глаза с него на дверцу шкафа. Кот несомненно обратил на это внимание.       В ту же секунду, он поторопился проверить шкаф. У Лэрин прям на лбу жирным шрифтом написано, что она от него что-то прячет.       — Нет, нет, нет! — Лэрин кинулась на кота со спины, начала стучать ему по боку, по окостенелым ногам, пытаться оттащить от шкафа, хватаясь за фиолетовую шерсть. Не боялась за себя ни капельки, на уме было только спасти Томаса. Жаль, что он в своё время не сделал так же. Однако Лэрин это не волновало. Она даже хотела заслонить шкаф своим телом. Но он пёр, как танк, и ничто не могло его остановить.       Шкаф распахнулся и в комнате повисла давящая на ушные перепонки тишина. Они оба стояли и смотрели в пустой шкаф. Кот взглянул на Лэрин, как на дуру, а на ней не было лица. Не унимаясь, кот осмотрел всю комнату: под кроватью, под письменным столом, на полотке, за тумбочкой… и ничего не нашёл. Лэрин стояла у раскрытого шкафа и даже намёка на пребывание в нём человека не могла разглядеть. Может там есть тайная дверь, отверстие, ведущее наружу, и Том всё же смог убежать? Нет там ничего. Лэрин понюхала свои ладони. На них не осталось следов парфюма Томаса. Его запах не витал в атмосфере. Его здесь никогда не было.       Кот толкнул Лэрин лапой, впечатав в шкаф. Этим он спрашивал её какого хрена тут происходит. А у девушки атрофировались все органы чувств. Она ничего не слышала, не видела, не ощущала. Пусто.       Но как же так? Он только что был здесь, они обнимались, он целовал её руки в бинтах, и ей было больно, она чувствовала это! Его низкий голос, сладкий аромат, глаза цвета облаков… Исчезли так же быстро, как и появились.       Кот сдался и вышел из комнаты, в то время как Лэрин всё же почувствовала что-то. Сердце забурлило от злости. Что было сил, она истошно закричала, давя на голосовые связки, из-за чего крик вышел рваный, и от того полный отчаяния. Она вылетела в коридор и тут же столкнулась с опешившим котом. Хоть он и стоял крепко и всем видом демонстрировал безразличие, в его глазах всё же промелькнул расплывчатый испуг.       — Где они?! Куда ты их дел? — голосила беспросветно обезумевшая Лэрин, размахивая руками, и из выпученных глаз сочилось всё больше слёз. Она так часто плачет, что скоро вместо слёз пойдёт кровь. Все-все эмоции, которые она затоптала в себе, вся злость и обида на пережитое, вылились в её ярость, — Они — самое лучшее, что у меня в жизни было! И ты их убил! Где они сейчас?! Мои друзья!       Лэрин стала похожа на беса: красные щёки, заплывшие кровью глаза, взъерошенные волосы — гнев способен искажать людей до неузнаваемости. Кажется, если потрогать её, она взорвётся. Красный дым, как щит, выдулся изо рта монстра; но когда, превозмогая всё на свете, Лэрин двинулась на кота через густой алый туман, он невольно отступил. Газ не сработал… может, просто не успел схватиться… Это впечатлило кота. Заставило по-настоящему… восхититься? Смешанные чувства.       — Скажи, где они. Скажи, блять! — Лэрин устрашающе топала ногами, неспешно, но уверенно надвигаясь на кота. А ему было интересно, что она ещё вытворит. Так и напрашивалось: «И это всё, что ты можешь?»       Когда вся злость была исчерпана, ей больше нечем было поражать кота. Лэрин ослабла и мягко уложила себя на пол, чтобы не упасть плашмя. Будучи ещё в сознании, она не переставала рыдать.       — Я просто хочу, чтобы всё это закончилось…       Последнее, что она сказала, прежде чем отключиться.              Она долго бежала. Так долго, что забыла, от кого. Мягкие клетчатые полы и стены, решётки, кровь на стенах, машинное масло на полу, царапины от кошачьих когтей. Голоса, рассредоточенные в пространстве, сопутствовали её на протяжении всего пути. И когда она вышла в бесконечное тёмное пространство, Лэрин остановилась, будто окунулась ночью в озеро. Сердце колотилось, выбивалось из грудной клетки.       Ей было не по себе и очень грустно. Её никто не найдёт, только кошмары. Самое лучшее время её жизни подошло к концу. Лэрин не боялась смерти и того, что её ждёт после неё. Это не имело смысла. Девушка словно… потеряла себя. Тёмная комната — это её сознание. В котором нет ничего, кроме безвременной ночи. Лэрин села на пол и начала думать, как всё вернуть. И чем больше думала, тем сильнее сливалась с темнотой, исчезая в ней навсегда. «Отныне, это и твой дом. И имей в виду, что тебя никто не ищет. Я знаю это.»       Ей на плечи опустились две руки. Лэрин не оборачиваясь, подсознательно понимала, что это руки прежде бесценных ей людей. Они потерялись вместе с ней.       — Лэрин, — послышался голос Бригитты, нежный, немного писклявый, но приятный, как голос типичного женского персонажа из детского мультика, — Прости меня.       — Солнышко, прости меня, — сказал Томас, — Ты самая лучшая. Прости меня.       — Прости меня, Лэр, прости, умоляю, — продолжала Бригитта.       Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня.       Лэрин схватилась за голову, рвала на ней волосы, а потом начала бить кулаками по полу. Она вскочила на ноги, чтобы увидеть своих друзей. А они тянули к ней свои руки, на их запястьях были кандалы с увесистыми цепями. И не затыкались ни на миг, просили прощения, как заведённые.       — Хватит… — сказала Лэрин вслух, — Хватит… Всё… Хватит…       Непроизвольно глаза сами раскрылись и Лэрин снова была в кровати, в своей комнате. Никого поблизости нет, дверь закрыта не до конца. Всё на своих местах.       После дозы макового дыма, она смогла почувствовать себя отдохнувшей. От самостоятельного сна Лэрин как в похмелье: голова трещит по швам, да и в целом состояние разбитое. А после мака и дышится лучше. Серьёзно, уже который день её не беспокоят затруднённое дыхание, приступы астмы после пробуждения. Возможно, это так же потому, что кот отобрал у неё второй после него разрушитель здоровья Лэрин — сигареты. Это даже в какой-то степени проявление заботы, опеки. Так себя утешает Лэрин. Так-то она знает, что… ну какие зажигалки и сигареты в детском доме? Ну не порядок же. Не комильфо. И не нравится ему бдеть её приступы, быть всегда наготове сунуть ей в рот ингалятор.       В кровати получилось только сесть, ибо ноги были привязаны к деревянной вставке кровати, а руки за спиной и скреплены наручниками. Нашёл же где-то, специально для неё. И постарался ведь, обездвижил девушку как следует. При движении, она почувствовала пощипывающую боль на коже предплечья. Сдаётся ей, он нацарапал на ней какое-то послание.       — Кот-ёбанный-в-рот.       Лэрин представила себя со стороны. Связана, ноги исцарапаны, на лице пластырь, губа пробита, во лбу серьёзная царапина от удара со стеной. В забытом Богом месте. Без друзей, без родителей, наедине с чудовищами. Ещё и сознание начало играть с ней в плохие игры, создавать галлюцинации того, что Лэрин бы хотела увидеть, чтобы в её организме начали вырабатываться дефицитные гормоны счастья. Лэрин подумала, какая она молодец, держится, терпит, даже находит время, чтобы давать хоть какой-то отпор. Её друзья струсили, убежали за лёгкой жизнью. А Лэрин осталась. Главное, что живая — есть повод гордиться. Так ведь?       Она разрыдалась. Тихо скуля и всхлипывая, она иногда выговаривала имена: Томас, Бригитта. Вдоволь намочив подушку, она продолжила плакать, при этом бившись головой об стену. Она хотела удариться так сильно, чтобы снова уснуть, или в лучшем случае откинуться.       Сдавшись, пустыми глазами она таращилась в стену напротив, мысленно называя себя всеми существующими обидными словами. Занималась самобичеванием на тему того, зачем она припёрлась на фабрику. Мёдом что ли помазано? Почему любила быть там, где нельзя, не слушалась воспитателей, шатала режим, довела всё до того, что теперь все в мире, где она жила, её уже похоронили? Она умерла в день, когда ворота закрылись перед ней, а за дверью подруга сказала «Она астматик, мешать будет».       Услышав тихие звуки из-за двери, она не стала даже задумываться на этот счёт, списав на галлюцинации. И даже когда в проёме что-то промелькнуло, она не обратила свой взор. Она занята.       — Привет! — раздался детский голос, такой весёлый и немного глуповатый. Лэрин всё же посмотрела, что за ересь опять сформировал её помутневший рассудок.       Оказалось, это был крохотный жёлтый заяц в зелёном комбинезончике. Она не вспомнила, что видела его среди коридоров Дома Милого Дома, прячущегося за дверью и смотревшего на то, как кот лупасил Лэрин лампой. Просто знала, что такой заяц есть, как и многие другие маленькие игрушки.       — Я нашёл тебя! — сказал он победоносно, заходя в комнату на пластиковых ножках, перешагивающих друг через друга. У него в руках были музыкальные золотые тарелки, которыми он случайно стучал при ходьбе.       Лэрин ему не отвечала, но пристально наблюдала. Интересно, что он сделает. Может, начнёт есть её потихоньку, пока обездвижена?       — Давай дружить? — кролик уже был возле кровати девушки, напористо напрашиваясь на разговор.       А она ни в какую не хотела с ним разговаривать. Берёт пример с кота.       — Ты галлюцинация. — сердито сказала она, вытирая слёзы. Надеялась, что кролик пропадёт, как Томас, когда заявит ему, что он ненастоящий.       — Нет, я Банзо! — говорила игрушка в тридцать сантиметров ростом. Крупный парень, многие другие игрушки гораздо меньше него, — А тебя как зовут?       Девушка скептически оглядывала его. Чем она занимается? Разговаривает с несуществующей игрушкой? А может… может, это не галлюцинация вовсе. На этой фабрике происходят чудеса, в чём рыжая убедилась не раз.       — Лэрин Мёрфи, — со вздохом ответила она. Ну, нет ничего плохого в том, чтобы поговорить с довольно приятным на вид собеседником. Он же не настроен враждебно.       — Здорово! А у меня есть второе имя — Сэм.       — Тебя так звали, пока ты не стал Банзо? — догадалась Лэрин.       — Да! Я Сэм. Моего друга тоже зовут Сэм.       — И вас не путают? — Лэрин подыгрывала своему сумасшествию. Возникло такое чувство, вроде даже приятное, когда ведёшь с кем-то светскую беседу. Давно такого не было. Ей правда становится интересно общаться, может, с невыдуманным Сэмом.       — Нет, он — кошка-пчёлка.       — Вот оно как. А разве кошка-пчёлка не женский персонаж? Почему мальчик внутри? — Лэрин не фильтрует свои вопросы. Спрашивает абсолютную чушь, лишь бы просто уйти от убийственных мыслей в голове. Банзо немного помогает ей в этом.       — Бывает по-разному. А хочешь секрет?       Лэрин кивнула, грустно улыбнувшись. Он тоже улыбался, лучезарной улыбкой с двумя заячьими зубками, вовсе не страшными. Он выглядит довольно опрятно и чисто, возможно даже красиво. Как со станка только сняли. Но больше всего Лэрин нравилось то, как он по-детски разговаривает писклявым голосом. Его хорошее настроение передаётся и поникшей девушке, успевшей подзабыть, что такое безопасность.       — В Коте-дрёме могла быть девочка! Я даже знаю кто. Ха… Ханна Шарп. Но ей нашли семью, поэтому она ушла. Ханна была моей двоюродной сестрой.       — Повезло же, — вздохнула Лэрин, — Зато кому-то другому не повезло. Теодору, да?       Они беседовали довольно долго. В процессе Лэрин начала чувствовать, что мир снова стал обретать краски, и надежда, как Феникс, возродился из пепла и обломков. Если бы ещё она была развязана. Сэм не смог ей ничем помочь — у него тарелочки. Но даже так, его детский лепет отгонял чёрные мысли от Лэрин, туманом окутавшими её. Она была ему благодарна.       Весь разговор не был таким уж и пустым. Напротив, от кролика она узнала закулисные подробности некоторых событий, в которых Лэрин непосредственно принимала участие. Когда зашла речь о том, откуда она родом, Лэрин рассказала про фотоаппарат и фотки в нём. И упомянула, что показывала их коту. И тогда Банзо, что называется, осветил пару моментов в этой истории.       После того, как Лэрин поделилась с котом этими фотографиями, он начал вести себя страннее обычного. Банзо всегда был строптивым и прытким до знаний, той самой любопытной Варварой. Он смог раздобыть объяснения перемен в настроении кота. Оказалось, в тот день, образно говоря, прежде непоколебимая вера кота в Прототипа… «дала первую трещину». Банзо обрывочно слышал, как кот говорил с ним. О том, как хочет на свободу и всё в этом духе уныния. Банзо боялся лишний раз вздохнуть тогда, чтобы не быть замеченным.       Лэрин завершила его рассказ своими доводами. Наверное, это всё и послужило поводом для Прототипа избавиться от ущербной Лэрин. Косвенно она вступила с ним в серьёзный конфликт. Он собирался убить её, чтобы от неё больше не следовало никакого саботажа умов местного населения.       — Да! Прототип был очень зол, когда узнал, что это ты виновата, — хихикал кролик.       — Он чуть не убил меня… Думаешь, из-за этого?       — Да! Я слышал, как он называл тебя ржавой сукой.       Тем не менее, Лэрин полагает, что трещина быстро залаталась, и кот снова стал преданным слугой своего любимого Бога. Тут же становится понятно и то, зачем коту стало нужно, чтобы Лэрин примкнула к его вере. Теперь рыжая понимает, о чём они говорили сразу после того, как она чуть не была убита Прототипом. Когда кот прервал его за секунду до убийства, и покаялся, сказав, что всё понял. Он выглядел таким грустным, потому что понял, что какая-то рыжая девка чуть не убедила его отрекнуться от своего спасителя. Это всего лишь теория. Но какая же правдоподобная, в отличие от тех, которые Лэрин на больную голову придумывала самостоятельно. Банзо ставил под сомнение её догадки, потому что никто и ничто не может заставить кота как-то по-другому, кроме как к Божеству, относиться к Прототипу. Лэрин в принципе соглашалась с ним. Но свою теорию она теперь будет считать единственной правильной.       — Жаль я не видел тебя во время встречи у алтаря. Там были все мои друзья, а я опоздал, потому что проспал… Они не разбудили меня!       — Ничего такого ты не пропустил, — улыбка слезла с лица Лэрин.       — А хочешь ещё секрет? — Сэм ехидно ухмыльнулся, — Знаешь, что бы было, если бы ты отказалась уверовать в Прототипа?       — И что же было бы? Дрёма отпинал бы меня?       — Мне Джим сказал, что если бы ты отказалась, то он бы сделал с тобой то же, что и со всеми… е-ре-ти-ка-ми.       На момент Лэрин забыла, что общается с игрушкой. Нашла это очень забавным и одновременно уму не постижимым. До чего докатилась. Но затем продолжила разговор.       — А что он делает с еретиками?       Банзо перестал улыбаться так задорно, как до вопроса Лэрин.       — Плохо. Джиму и Сэму нравится смотреть на это, а меня тошнит. Дрёма хочет, чтобы я со всеми смотрел, как он кого-то убивает. Я не знаю почему. Я говорю, что не хочу. Мне снятся кошмары. Как он убивал Свинку-Капризульку.       — Свинка… Та, которая любит поесть? — поинтересовалась Лэрин, — Она тоже здесь? Боже… Царство ей небесное. И много тут вас?       — Да! Нас было ещё больше. А из улыбающихся зверят остались только Кот-дрёма, Хоппи-Попрыгуша и Пеклопёс.       Лэрин изумлённо уставилась на Банзо. Мало того, что для каждого персонажа мультика сделали его реальную версию, кажись, тоже из живых детей… Так ещё и из всех восьми осталось лишь трое.       — А… а остальные… умерли? — у рыжей закружилась голова.       — Да, — печально вздохнул Сэм, — Бобби-обнимашка умерла от голода. Хитророжку, Бубба Буббаслона, Цыплёнка-Пинаку сожрала Свинка. Свинку убил Кот.       Сколько бы она не находилась на фабрике, ей никогда не принять и осознать полноценно своим человеческим мозгом, до чего жестокими могут быть люди. Их жестокости нет предела. И даже углубляться в эти мысли она не хотела — себе дороже, своей психике. Ей страшно. Её касались его лапы, царапали его когти — когти убийцы. Она не сомневалась, что он способен на убийства, даже на массовые, как в час радости… просто вновь вспоминать об этом возвращало её здравомыслие в небытие. Лэрин и так на грани.       И не один кот ведь такой. Банзо сказал, что Свинка не просто убила, а сожрала троих из улыбающихся зверят. И в мультиках, и в комиксах, в общем по канону Свинка-Капризулька самый голодный персонаж из всех, она любит готовить, кушать, и кормить остальных. После ухода людей с фабрики, после её закрытия, Свинка была элементарно вынуждена питаться сородичами, чтобы не сдохнуть самой. Само собой разумеющееся.       В конце своего внутреннего монолога Лэрин взглянула на Банзо, одарившего его тёплой, как солнце, улыбкой. Он говорил, что в последний раз ему было пять лет. Получается, сейчас Сэму около тринадцати. Он с далёких, жестоких времён продолжает разговаривать, судить и мыслить, как ребёнок. И пугает, и удивляет.       Банзо ушёл, когда посчитал нужным. На прощание он пообещал вернуться при первой возможности, но точно не сегодня и на вряд ли завтра. Лэрин опечаленно попрощалась с ним, понимая, что теперь она снова одна со своими тараканами в голове. В ментальном плане она начала чувствовать себя значительно лучше. Пусть даже если Банзо был галлюцинацией, и весь их разговор ничто больше, чем проделки сломанной психики, но это всё оказало положительное влияние на Лэрин. Она готова часами разговаривать с детскими игрушками, лишь бы не быть одной.       К сожалению, Банзо тоже не знал, где и как её друзья. Лэрин пялилась в шкаф и требовала себя вообразить, что из неё сейчас выйдет Томас и развяжет её. Но вместо этого она начала слышать скребущиеся шаги фиолетовых лап по полу. С тяжёлой досадой Лэрин вздохнула. Она вспомнила, что накричала на него… вчера. Как она кричала… пробило на улыбку. Спина задрожала от нервного смеха, рыжая уткнулась лицом в стену и закрыла глаза.