— … В итоге мне не пришлось ничего решать. Соло сделала это за меня.
Николь лежит на газоне зеленого футбольного поля, голову расположив на вытянутых и скрещенных в щиколотках ногах своей любимой и такой сейчас нужной подруги. В бумажном пакете бутылка водки. Рядом разбросаны сигареты, и где-то под правым боком колется зажигалка. Глаза ее красны от слез — они уже высохли — третий день как-никак льются, не прекращаясь. Но сегодня, стало быть, финал. Пальцы Мэри в ее волосах нежно гладят кожу, слегка оцарапывая ногтями. Взгляд хмур, хоть и поволочен пеленой алкоголя.
— Сука она! Я совсем не ожидала такого! Учитывая, что ты сделала для нее…
Николь прикладывается к бутылке, пытается не захлебнуться и морщится от горечи, зажмуриваясь и сжимая губы. Истина, которая на повторе стоит в голове. Сука, да.
— Я делала это и для себя. Она была мне нужна.
— Была?
— Просто нужна. Я… — Подкуривает, а взгляд задерживается на редких тусклых звездах. Когда они заиграют яркостью? Подло давать такую судьбу человеку. Ни единого проблеска. Только тьма. — Я будто ломку испытываю. Ее нет, и я не знаю, где она, с кем. Как проходит восстановление. Есть ли сдвиги. Что с ее сердечком…
Рука Миллер напористее движется в волосах — хочет предотвратить новую порцию слез, что уже блестят в карих глазах.
— А что с камнем будет-то? Мягче не станет.
И Остин в другом случае непременно бы бросилась на защиту, мягко бы предотвратила «нападение», но теперь нечего сказать. Глубокая затяжка. Облако дыма улетает ввысь, чтобы вскоре расслоиться на лоскутки и утонуть в густой синеве тяжелого неба.
— Все сложилось пазлом само собой.
— И ты не хочешь ее увидеть, чтобы получить объяснения? Сама объясниться не хочешь?
А есть ли смысл? Ники садится. Подтягивает и обнимает колени. Нитки дырок на джинсах топорщатся во все стороны. Задумчиво дует на них.
— Знаешь, я почти каждый день на протяжении четырех лет думала о том, как все сложится, когда Саша очнется. Какой мрак настанет, сколько мне придется вынести, выбирая сторону. Точнее, объясняя, почему именно эту сторону я выбираю. Как будет больно и трудно. А еще я думала, что может, она сумеет найти хоть какой-то выход. Возлагала на нее надежды. Но единственное, что получила — полный отказ от меня.
Миллер делает два глотка из бутылки, морщится и гордо вскидывает подбородок:
— Походу, она деградировала там, в своей коме. Зуб даю, из-за ревности свалила. Узнала про Адамса и… Но какой надо быть тупорылой, чтобы не понимать причины ЭТОГО твоего поступка?! Могла бы хоть у Миры той же спросить, раз сама два плюс два сложить не может.
-Я не думаю, что не сложила. Алекс умная.
— Ты не можешь быть в этом уверенна, когда человек пропадал почти пять лет, блин.
Не сильный порыв ветра обдает по голой коже поясницы, забирается под футболку.
— Я знаю на сто процентов, что Саша осталась прежней и ее ум тоже. — Уж больно твердое заключение. Безапелляционное. — Я… — У Николь сводит запястье от судороги. Она сжимает и разжимает клак несколько раз, тянется к бутылке. — Я догадываюсь о причине. Всегда предполагала, что может быть именно так. Но яростно гнала эти мысли прочь.
— Какие?
— Саша… Саша властный собственник. Она некоторым даже касаться меня не позволяла. Объятия и поцелуи сродни выстрелу.
— А я обнимала и целовала тебя.
Ники горько улыбается, опуская взгляд на носки своих кроссовок.
— Ты исключение. Она иногда бурчала что-то недовольно. Но потом вспоминала, кто ты для меня, и ее отпускало. А это… Левый, да еще и мужик. Работал со мной и выделял (не думаю, что она упустила это). Я замужем тучу времени, и наверняка кто-то доброжелательный подробно поведал ей про эту ТУЧУ.
— Ну и что? Это же вынужденный брак. Больше фикция.
— Но трахал он меня все это время по-настоящему.
На телефоне Миллер зажигается экран, оповещая о новом сообщении. Девушка смотрит на мигающий красным конверт и морщит нос.
— Ревнует?
— Брезгует. Я отработанный и использованный товар. Она не станет с таким контактировать.
Тело Мэри подбрасывает, а рот шокировано открывается:
— Что за гадость? Товар??? Остин, серьезно? Всякое в жизни может случиться. А с тобой случилось, между прочим, из-за нее же! Не называй
себя так!
От дружественной поддержки все равно не становится легче. Дементоры высосали жизнь, и оболочка медленно разлагается:
— Я просто пытаюсь тебе объяснить возможную причину такого отношения Алекс ко мне.
— Тогда нужно с ней серьезно поговорить! И треснуть за подобную муть в башке!
— Нет! — Николь выпрямляется в спине, импульсивно громко выпалив. — Нет, — говорит уже мягче. -То что произошло, помогло мне. Я бы сама не смогла ее оттолкнуть, но и с ней бы быть не вышло. А так теперь все стало на круги своя.
Но Миллер не перестает эмоционировать. Она очень возмущена:
— Да как это «встало»??? Не хочешь ты ей правду-матку в лоб бросить, значит, я…
-Мэри, нет! Не нужно! Эту правду знаешь ты, Мира и Кейси. И в каждом из вас троих я уверенна. Запрещаю говорить Соло. В принципе не говорите обо мне. Все так, как быть должно! Ты же знаешь, что ее борьба только усугубит мое положение. Ты все прекрасно знаешь. Поэтому нам лучше держаться друг от друга подальше. Мне очень тяжело и больно, да. Но так будет правильно. Можно сказать, идеально. Из дюжины возможных жертв отделаемся малой кровью — моей. Зато все, что выстроено, не рухнет и не добьет меня окончательно. Эта оправданная жертва.
Громкий выдох обреченности после мозгового осмысления:
— И ты вынесешь? Ты сможешь не сойти с ума, когда… Когда увидишь ее живую, на своих ногах и… не твою?
По больному, без сожаления. От одной мысли у Николь вновь текут слезы. Она судорожно тянется за еще одной сигаретой. Ломает ее случайно, отшвыривает и достает следующую:
— У меня нет выбора.
Сердце Миллер уже почти разорвалось. Оно уже три дня болит и сжимается. Хватает подругу за холодную руку и рывком заключает в объятия.
Гладит по спине, волосам, а та больше не сдерживает своих рыданий. Не может их контролировать, как в стенах больницы или дома. Тело вибрирует от напряжения, ногтями царапает сыроватый газон. Едва останавливает себя, чтобы не впиться зубами в плечо, подставленное в самый подходящий момент.
— Ну, тихо, куколка. Блять… как мне хочется тебе помочь. А еще очень хочется взять дробовик и прибить парочку людишек. Соло бы я по ее
идеальному наглому ебалу прикладом отходила. Чтоб знала, сука, как обижать преданных ей. Хочешь, сделаю так? — Чувствует, как Ники отрицательно машет головой, всхлипывая где-то у основания шеи. — Не хочешь? Ну конечно. Ты ее своими ангельскими крыльями до конца дней защищать будешь. В ущерб себе. — Целует в висок. — Кстати, муженек твой писал. — Остин не реагирует. — Чёт он сегодня более настойчивый. Даже фотку попросил прислать, что мы типа вместе. Из-за Соло это, да? — Николь еще раз всхлипнув, положительно кивает. — Боится.
— Я дум…маю, что это он с Сашей говорил. Поэтому она так быстро уехала.
— Ууу… Поди, напел с три короба.
Дышать нечем, Ники отстраняется, а Мэри утирает ее щеки от слез. Полегчало малость, и еще один глоток из крепкого пойла действует
успокаивающе.
— Ему достаточно было просто приукрасить рассказ о нас. А учитывая, как он ревнует, то историю заранее заготовил сказочную, уверена.
— Ой, и она так сразу надулась, как мышь на крупу, и свалила в закат? Не верю я в брезгливость. Не тобой уж явно. Скорее всего, Соло бы
открутила Адамсу его причиндал, забрала СВОЕ, и хер бы ей кто помешал.
— Сама знаешь, что есть препятствие.
— Ну, у Соло все время выходы находятся. Учитывая странную смерть твоего папаши…
Николь дергается от запретного для ее восприятия слова:
— Дело расследовано. Она не причем.
— Ага, конечно. А ты хотела, чтобы ее посадили? Просто сработала чисто, я прям уверена как никогда.
Не сказать, что Ники не рассматривала такой вариант… Только противилась ему, гнала от себя и старалась абстрагироваться.
— Она бы не поступила так с Адамсом. Это жестоко. Он спас ее.
— И ты щедро ему за это заплатила своей свободой, постелью и дочерью. — Выплевывает Мэри и тихо добавляет, усмехаясь: — Похожей, блин, на Соло.
А кто оспорит? Только природа. Алекс гендерно не может быть родителем ребенка Николь, но стоило бы разобраться в их схожести. Откуда такое получилось и как объяснить? А Ники все больше и больше видит в Ми-Ми свою Сашу. Повадки и характер ее дочери с возрастом становятся грубее, внешность — где бы добыть фотографию Алекс в детстве? У Миры нет. А к Соло — старшим идти абсурдно. Девочку мало что интересует, а восторга от чего-либо и не помнится вовсе. Весьма редко. Она не ищет знакомств с детьми по соседству, не идет в
гости на детские вечеринки. Полное равнодушие почти ко всему. Но очень любит цифры, числа и уравнения. Считает домА, складывает их с машинами, градируя по цветовой особенности, смотрит обучающие видео на ютуб. А еще рисует. И достаточно неплохо. У нее отличная память, фотографическая. А последнее время в приоритете стали черные вещи. Либо черно-белые. Никакой радуги. Адамс опять паниковал на днях: «У нашей дочери какая-то психологическая травма! Нужен психолог!».
Мэри неделю назад купила своей ненаглядной крестнице косуху — вот где была радость. Вот где сияла благодарность.
Ники опускает глаза, не пытаясь спорить. Для чего? На нее еще в пеленках смотрело черноглазое серьезное чудо, изучаемым, пытливым, но немного холодноватым взглядом, оттопыривая маленькие пухлые губки.
Водка почти кончилась, и на качающихся ногах Николь идет к сумке-холодильнику, шурша по газону расхлябанными кроссами с не завязанными шнурками. Нагибается, пошатываясь хорошо захмелевшим телом: виски, пару пива, коньяк. Где водка?
— Милая, — Остин пугается, рефлекторно делая шаг назад. Чуть не падает, но быстрая реакция ее раскрасневшегося от бега, запыхавшегося мужа оказывается своевременной — он хватает ее под локоть и не дает притяжению сделать свое не чистое дело. — Тихо! Не пугайся! — тянет улыбку в своей обычной манере. Ники так сильно удивлена. Вскидывает брови и открывает рот, фокусируя размытую картинку перед собой. Она не ожидала его здесь увидеть. И не говорила, где они будут проводить время. Переводит взгляд на Миллер, которая, к слову, удивлена не меньше.
— Дэвид? Ты… Ты как тут??? — Локоть, что все еще зажат в сильной мужской ладони, Николь практически вырывает.
А Адамс восстанавливает дыхание -согнулся, опираясь о бедра, и делает дыхательные упражнения.
— Я… Я… Мэри…- Престарелый бегун, блин. Того и гляди инсульт накроет. Ники прожигает в подруге дыру. Неужели она могла сдать? Нет. Еще
одного предательства сердце не переживет. Миллер шокировано вздрагивает, когда звучит ее имя. Уже даже на ноги вскочила. Но мужчина все же выравнивает дыхание. — Мэри прислала фотку, и я понял, где это. Я же иногда бегаю тут. Редко, правда.
Бегает??? Николь ни разу не видела его в спортивном. Брюзгловатое тело буквально кричит о больших конфликтах со спортом. Да и стадион километров в тридцати от их дома. Неужели отслеживает?
— И для чего ты здесь? — Остин, ох, как зла. Приперся проверить? Пасет, как тупую овцу?
Но ей опять отвечают улыбкой. Умасливают. Это работало только с Алекс — девушкой, крайне редко улыбающейся. Ухмылка — да. Ирония и степ из приподнятых уголками вверх губ — тем более. Но улыбка… Такая же редкость, как религиозные врачи.
— Ты на машине. Я переживал. — Кивает в сторону сумки-холодильника. — За руль в подпитом состоянии… Опасно.
Под ногами валяется полная бутылка коньяка, который Ники выбрала как альтернативу водке, и она на нее наступает, как назло, не заметив.
Кренится влево, но стабилизируется, вскинув ладонь вперед, чтобы остановить очередную помощь Адамса. Она в гневе. Уж кого-кого, но мужа сейчас видеть ей хотелось в самую последнюю очередь. А он притащился. Искал сговор и совершенно других людей на месте Мэри? А про машину как узнал? Обычно она оставляет транспорт на парковке у дома Миллер, они вызывают такси и следуют в назначенном
направлении. Но сегодня Николь не сдержала своих слез, как только Мэри встретила ее у главного входа. Повисла на ней, а потом и вовсе ослабла, почти опадая на землю. Было принято решение покататься по Нью-Йорку с Миллер за рулем, поговорить. А поле уже попалось им позже. Когда они не хило закупились в алкомаркете. Домой бы их довез автопилот. Но Адамсу о планах не сообщалось! Стало быть, поставил слежку на машину. И Остин завтра устроит ему разнос. Хотя зачем тянуть?
— Ты следишь за моей машиной??? — Спящие птицы на одиноком пушистом дереве от крика взлетают стаей ввысь, теряются и, разлетевшись
кто-куда, пропадают.
— Нет, конечно. Это…
Николь, рыча, наступает в его сторону. Тычет острым пальцем в грудь:
— Какого черта??? Я не твоя собственность, не твой ребенок. Хера ты меня пасешь???
— Милая…
Передразнивает, как это в сердцах делает Ми-Ми:
— Милая, милая… Я с Мэри! Не ебусь ни с кем и не отлизываю никому! Мне тебя по горло хватает! — Опять рычит, вцепляясь в свои волосы. И
этот срыв, это извержение не совсем узконаправленно. Не только Адамс, появившейся не вовремя, всему виной. Он просто оказался катализатором. Все остальное, что в ней уже третий день бурлит — накопительное. Дерьмо, сдерживаемое не до конца сформированным самообладанием, прет из каждого слова. Пропитывает каждую букву. — Мне нужно это! И нужно без тебя!
— Я просто…
— Хватит мямлить, Дэвид. Ты с кем Ми-Ми оставил?
Ответ знает: ребенок один дома. Ей хоть и можно доверять, да только девочка все равно еще мала для самостоятельности!
— Она спит. Я решил быстро тебя забрать, Мэри домой отвезти и…
В последнюю секунду Миллер хватает подругу за талию — та делает орывок, пытается дотянуться до попавшего впросак и под горячую руку мужчины. Скулит: «Пусти меня!»
— Дэвид, мы на такси доедем! Дай нам поговорить. — Мэри пытается быть спокойной и одновременно сильной — с Николь не так просто справиться. Не ровен час, вырвется. — Иногда нужно ослаблять рамки, понимаешь?
Понимает. Смотрит на свою жену и глазам не верит. Она такая впервые. В карих омутах даже при свете тусклого фонаря можно разглядеть огни ярости и желание убивать. Адамс кивает, все еще не мигая. И пятится к выходу с футбольного поля. Он обязательно поговорит с Николь по поводу ее поведения. Но лучше не сейчас.
— И убери эту хуйню из МОЕЙ машины!!! –летит вдогонку. Ники все еще выбивается, а Миллер все еще ее сдерживает — боится, как бы не рванула за мужчиной и не натворила непоправимого. — Да пусти ты меня, он свалил. — Мэри оборачивается: точно, Адамса и след простыл.
Зато Николь хрипит, задыхаясь. Ищет по карманам ингалятор, который получат от подруги, своим телом заслонившей ее от ошибки. Блондинистые волосы растрепались, плечи болят от сильных толчков сопротивления, на предплечьях красуются царапины — Миллер боится заглянуть куда-нибудь еще.
Щелчок зажигалки. Ну конечно, только что задыхалась, а теперь курит.
— Остин, ты … пиздец! — В пору открыть валяющийся где-то коньяк. Что Мэри и делает, падая задницей на мягкую траву. — Такая мелкая, а я будто Скалу Джонсона удерживала.
— Не удерживала бы. — Ники плюхается рядом с сигаретой меж губ. Отбирает коньяк и делает несколько жадных глотков. Не все попадает в рот. Что-то бежит по подбородку, перекатывается на шею и пропадает в вырезе черной футболки. — Давно напрашивался. Он следить за мной вздумал, представляешь, блять?
— Это ты смелая под высокоградусным. Завтра бы пожалела!
Николь вновь присасывается к бутылке:
— Уув, — мяучит, не отрываясь от широкого горлышка. — Хочет женушку — вот она я. Но покорной рабыней быть не собираюсь. Хватит. Терпела, пока Соло была под ударом. Терпела, чтобы он ей не навредил. Больше не буду! Кончилась хорошая Ники. Встречайте суку-Николь бурными аплодисментами!
Миллер слушает и не верит. Она в глубоком шоке. И если на трезвую голову ее подруга не отступит от своих слов, то благополучный исход
маловероятен. Остин не кажется сильно пьяной. По большей части в ней бурлит адреналин. Раздрай, что она чувствует несколько дней. Пустота, которая ее жрала и не щадила ни единой клетки.
— Не заводись! Смотри на мои руки, — показывает предплечья, повыше затянув рукава. Ники смотрит на красные борозды от ее ногтей и
сочувственно складывает брови домиком. Она бы никогда… ни Мэри.
— Прости…
И взгляд нашкодившей маленькой девочки: жалобный, искренний.
Миллер улыбается:
— Забей. Но ты, блять, реально сильная. Я была на гране.
— А Саша, как котенка за шкуру удерживала. Одной рукой. Хотя я сопротивлялась еще сильнее, чем сегодня.
Коньяк теперь требуется Мэри. Нужно было хоть что-то взять из закуски. Один завшилый батончик с протеином валяется в машине, но идти за ним не хочется.
— Она тоже не сильно-то, ну, знаешь, крепко выглядит. Но ударчик поставлен. Я часто вспоминаю, как у пацана нос размозжился о мою стойку в клубе с ее не особо сильной подачи. Сууукааа…
Как давно это было?! Пять лет прошло. Еще статус «детальки» был в чести. Угрозы, запугивания. Правила!
— Саша сильная. Перекидывала меня через плечо, если я совсем расходилась. Но это было в начале. Там мне очень хотелось ее хотя бы ударить. А когда сблизились…
***
— И куда мы?
— Проветрюсь.
— Нет.
— Да. Не хочу мешать тебе и твоей шлюхе.
— Солнышко, не кажется, что пластинку заело?
— А тебе не кажется, что шашни крутить у меня под носом как-то не по-человечески?
— Айра по делу.
— Угу…
— Ключи на место верни.
— Бегу и волосы назад. Дай мне пройти.
-… Николь… Не буди дьявола.
— Твое шипение меня не пугает.
— Клю-чи.
— Нет, не дам! Отойди! Я прокачусь! Мне надо успокоиться.
-… Сладкая, посмотри мне в глаза.
— Не хочу! Дай мне выйти, Алекс!
— ПОСМОТРИ.
-…
— Что ты в них видишь?
— Лицемерие.
— Еще.
-… Надменность!
— Дальше.
— Самолюбие, эгоцентризм, властность, абьюз, похоть! Выбирай!!!
— А как же превосходство и собственничество?
— Ооо. Они там завсегдатаи!
— И что же это означает?
— То, что у тебя порок на пороке и пороком погоняет! Все? Я выиграла викторину? Дай мне пройти уже!
— Это означает, мой светлый ревнивый ангел, что ты успокаиваешься, внимательно слушаешь мои слова и ПОДЧИНЯЕШЬСЯ им.
-…
— Сейчас поднимешься наверх, примешь холодный душ — он тебя остудит, выпьешь успокаивающий чай — Мира принесет, и ляжешь спать… Я ЗА-ПРЕ-ЩА-Ю тебе сегодня даже на улицу выходить. И мое слово в твоем хрупком мирке всегда будет самым последним. Главным. КЛЮ-ЧИ.
-…
— Умница.
-…
— Стоять. Поцелуешь перед сном?
-…
— М. А если я попрошу лучше?
— Попроси.
— Маленькая моя, поцелуй меня, пожалуйста.
-…
— Ммм. Очень вкусно.
— Ты дьявол, Саша.
— А ты мой черный кот Бегемот. Иди.
-…
-Ники?
— Что?
— И верх пижамки можешь не надевать.
-…
— Не закатывай. Сладких снов.
***
