Подчинившие Сансару

— Амрит. Тень отделяется от стены. Амрит подавляет вздох досады. Только что в храме не было никого, кроме него и вот — пожалуйста. И чего ему не живется спокойно? — Оставь меня в покое. — Не оставлю, ты и сам должен это понимать, — ровным голосом отвечает Рэйтан. Его глаза блестят в полумраке. Лицо такое бледное и гладкое, что кажется, дотронься — и ощутишь холод мрамора. Божества есть божества, думает Амрит с невесёлой усмешкой. Годы безупречной службы — и это всё, чем они удостоят тебя в ответ. "Ты и сам должен понимать". — Сколько ты тут сидишь? — Какая нахрен разница? Не помню. Будто это имеет значение. — Три дня, — в голосе Рэйтана слышен холодок. — Еще как имеет. Чего ты хочешь добиться? — Я из брахманского рода, Вайш. Где мне быть, как не в храме? — Правда думаешь взять Великую Мать измором? — Помнится, сама Великая Мать на горе Кайлас именно так добилась любви Шивы. Измором. Миг — ресницы не успевают дрогнуть, — и Рэйтан оказывается рядом. Берёт его за подбородок, глядит сердито, чуть вздёрнув верхнюю губу. — Посмотри на себя, Амрит Дубей. Я больше не вижу перед собой брахмана. Вижу одинокого ребёнка, которому гордыня не позволяет даже расплакаться и признаться, что ему больно. Со вздохом Амрит опускается на колени. Холодный пол касается горячего лба. Больно. Вот как это называется? Жалко, должно быть. Ему и правда больно, но возможно ли хоть на секунду избавиться от этого чувства? — У меня ничего нет, — говорит он наконец. — Ничего не осталось. Почти вся моя семья мертва. Богиня, которой я отдал всё, со мной больше не разговаривает. А главное – у меня нет её — из горла выбивается истерический смех, — У меня нет Амалы, Вайш! Как прикажешь жить, понимая, что я больше никогда её не увижу? Сколько еще мне мучиться? — Мне жаль, Амрит, — голос Рэйтана будто бы становится мягче. — Но тут я бессилен. Ваши души пришиты друг к другу слишком прочной ниткой. Её не разрезать и не разорвать. Выходит, всё. Суждено ему мучиться так и дальше, пока смерть не соединит их искалеченные души. И уж лучше бы она сделала это как можно скорее, пусть забирает все до крупинки. Без неё все равно нет никакого смысла. — Отойдите в сторону, нечего здесь глазеть! Расходитесь! — постепенно толпа зевак рассасывается, а двое случайно встретившихся на рыночной площади людей, от соприкосновения которых по телу проходит разряд, подобный электрическому, имеют возможность подойти максимально близко и наконец увидеть происходящее. Мужчина останавливается в нескольких метрах от того, что через пару секунд определяется как чье-то безжизненное тело и подавляет вздох, когда картина раскрывается перед ними во всей «красе»: — Фу, что за вонь, — тихо бормочет Ситара и с некоторой брезгливостью морщит кончик носа, когда удаётся подойти ближе.И затем она видит ЭТО. У одного из полуразрушенных домиков в этом проулке на каменистой дорожке лежало обнаженное человеческое тело, судя по всему мужское, хотя точно этого нельзя было сказать, потому что голова у тела отсутствовала, грудная клетка разворочена так, что обломки ребер торчали во все стороны, и та же картина была в области живота и паховой области - сквозь разорванную брюшину поблескивали внутренности; и всё, буквально всё было залито кровью, уже практически свернувшейся.Распластавшееся на влажном буром островке тело, от которого смердит самой смертью. Ситара силилась отвести взгляд, но почему-то не выходило. То, что ещё вчера было человеком, сейчас больше походило на разделанную тушу животного. Бесчеловечно истерзанное, изуродованное до неузнаваемости. Она смотрела, не издавая ни звука, но охвативший её ужас был настолько силён, что подступавшая тошнота ушла на второй план. — Нет головы… Так и запиши. Так же отсутствуют сердце, печень, может ещё что по мелочи, половые органы, — бормочет под ухо своему коллеге один из офицеров, нашедший труп. — Отвратительное зрелище. — Кали? — взволнованным голосом переспрашивает кто-то в толпе. — Кали - многоликая Богиня… — Кали…Культ…. — Эй, чего стоите? Сказано же не толпиться, ну-ка, кыш, — офицер вынул из-за пояса дубинку и погрозил ею в сторону Ситары и её спутника. Видя, что девушка его будто и не слышит вовсе, он в три широких шага подошёл ближе и грубо ткнул кончиком дубинки в женское плечо, на что Тара отозвалась громким «Ай». — Полегче, мистер! Уже ухожу я, — она попятилась назад и, повернув голову в направлении своего незнакомца, последовала направлению его взгляда. А затем снова замерла. Со всех сторон слышались перешёптывания: — Не может быть… — Снова началось! — Да убережёт нас великий Шива от такой участи… — Их так долго не было, скольких теперь убьют? Но Ситара через адское головокружение слышала лишь одну фразу, непрерывной мантрой пульсирующую в голове: « Тигр разинул пасть. Кровь напитает землю Калькутты». Сейчас Таре казалось, что эти слова произносит сама синекожая богиня, изображённая на фасаде здания. Она выглядела великой и ужасной, таким был и голос — всепоглощающим и властным. — Эй, мисс, чего встала? Иди! — не отставал полицейский. — Что там у тебя, Рави? — к ним подошёл ещё один мужчина в форме. Проследовав взглядом от кончиков ботинок до ворота кителя Тара узнала в нем своего дядю Камала.— Ситара?! — он уделено вскинул брови, а затем свёл их на переносице и неодобрительно покачал головой, — Что ты здесь забыла? А ты, бестолочь, — он обратился к своему подчиненному, — Займись делом. Нужно скорее узнать, кто этот несчастный. — Дядя, это не простое убийство, да? — удивительно, что у девушки нашлись силы сопоставить увиденное с услышанным. Когда-то на курсах по истории им рассказывали про ритуальные жертвоприношения. Неужели остались ещё фанатики, способные сотворить ТАКОЕ во имя слепой веры? — Пойдём, девочка, не нужно тебе смотреть, — дядя Камал будто проигнорировал вопрос, развернул за плечи и настойчиво переспросил — Как вообще ты здесь оказалась? — Я гуляла по рынку, встретила приятеля, мы разговаривали, а потом… — Ситара вывела в воздухе неопределенный жест рукой. Стоп. Приятеля? Они ведь даже не знакомы, но отчего-то теперь он не казался незнакомцем, будто их объединял общий секрет. Но где он сейчас? Ситару настолько поглотило увиденное, что всё остальное меркло и словно исчезало, а сейчас она не на шутку занервничала, боясь упустить этого мужчину. Она медленно обернулась, и с пухлых губ сорвался стон облегчения, когда оказалось, что он совсем рядом. — Приятеля? — Камал Басу вскинул кверху уголок губ в намеке на улыбку, — Думал, ты никого в Калькутте не знаешь. Познакомишь? — Эээ.. да, конечно. Это, — Ситара с мольбой во взгляде посмотрела на своего незнакомца, надеясь, что он поймёт правильно и перехватит инициативу, чтобы представиться. Иначе будет неловко. Хуже, чем сейчас.Ведь это так странно — разговаривать на обыденные темы, когда за спиной лежит бездыханное истерзанное тело. Но молча уйти Тара не имела права из уважения к родственнику, а дядя Камал в свою очередь настолько привык к страшным зрелищам, что перестал придавать им должное значение. Хотя сейчас он выглядел обеспокоенным и растерянным, не смотря на явное желание это скрыть. — Амар, — представляется за него человек словно из ниоткуда явившийся за спиной “незнакомца”, отвечая на вопрос офицера. — Недавно в Калькутте. Плохо знает эти места, но знакомы мы с ним уже очень много лет, поэтому я могу гарантировать, что твоя племянница будет в безопасности в это непростое время, — мужчина выходит из-за спины молодого человека, поворачивает голову и улыбается ему так, что улыбка будто шепчет: “всё идет по плану”. — Да и сейчас лучше никому не передвигаться в одиночку по улицам Калькутты. — Раз вы так за него ручаетесь, мистер Вайш, пусть Амар проводит Ситару домой. — только и ответил Камал Басу. Скорее, он процедил это нежеланно, сквозь зубы. Но на черноволосого мужчину глядел так, как подчиненный смотрит на нелюбимого начальника. Амар молча вглядывается в черты статного богато одетого мужчины, отмечая, что они кажутся ему знакомыми. Возможно, что оно так и есть, ведь незнакомец только что сказал, что они знают друг друга много лет. Странно, что он сам Амар этого не помнит, но если не помнит он, то возможно этот человек сумеет помочь ему? А тем временем мистер Вайш делает шаг в сторону полицейских. Он явился внезапно, как ненавязчивый ветер в разгар палящего июня, пропитанный соленой влагой моря, Ситара потупила взгляд в его присутствии. Отчего-то она чувствовала явное спокойствие, находясь вблизи к нему, и необъяснимое благоговение. Такое ощущение её настигало всего раз, когда Тара находилась на богослужении в католической церкви, где её подруга пела на клиросе в церковном хоре. Девушка не была религиозна, но была ярым агностиком, допускающим реальность высших сил. Может, он местный брахман, или как там называют индийцы свещенослужителей своих храмов? Ведь на монаха не похож, слишком хорошо и интеллигентно одет. Но его лицо… где же Тара могла раньше его видеть? За этими размышлениями она не заметила, как Амар увлёк её прочь от проулка, переполненного страшно жужжащей толпой. Площадь была не менее шумной и многолюдной, но ощущение безопасности вернулось быстро, словно Ситара и не видела только что раздирающего душу зрелища. Теперь, оставшись наедине друг с другом, они могли бы поговорить. Убедиться, что не сходят с ума вдвоем, а лишь забыли нечто важное, что наверняка связывает их и что так необходимо было вспомнить. Но сколько бы попыток оба не предпринимали ухватиться в голове за что-нибудь малейшее, что прольет свет на завесу тайны и даст ответ на главный вопрос, все они оказывались по итогу безрезультатными. Ничего. Совершенно однозначное ничего. — Так как…как ваше имя? — повторяет свой вопрос мужчина спустя краткое мгновение,— Вы здесь живете? Хорошо знаете город? — Моё имя Ситара. Вы Амар, верно? А кто этот мужчина, который представил вас? — они шли мимо стеклянной витрины крытого магазинчика, в которой девушка разглядела отражение. — Я не местная. Корни мои здесь, но семья переехала в Канаду, когда я была совсем ребёнком, а сейчас я приехала познакомиться с родственниками… Сначала внимание привлекла собственная прическа, слегка потрепавшаяся за несколько часов, поэтому она замедлила шаг и длинными тонкими пальцами поправила неаккуратно уложенные у лица каштановые локоны. Амар совершенно откровенно глазеет на Ситару, пока она этого не замечает, так он наверняка сумеет за что-нибудь ухватиться. — Засыпай, моя госпожа…мы встретимся в следующей жизни. Я найду тебя…. — Во мне много тьмы..очень-очень много… И вдруг её лицо улыбнулось чужими губами. Немой вздох вырвался из груди Ситары, но губы отражения продолжали улыбаться, лицо становилось всё чётче, и девушка теперь могла узнать в его чертах героиню из своих снов. Ту, кого Амар в тех снах называл Амалой. Она выглядела довольной, вопреки изумлению Ситары. Девушка отшатнулась от витрины так резко, что ударилась лопатками о грудь Амара, стоявшего немного позади. Внезапно отражение превратилось в портрет, как будто, прошлого столетия, но на нем Амар выглядел иначе — одетый в красный шервани, с более суровым и даже надменным выражением на лице. Девушка рядом с ним выглядела соответствующе — облаченная в расшитое золотом фиолетовое сари, украшенная невообразимым количеством браслетов, с кольцом в носу, она выглядела слишком величественно для своего возраста. А у их ног лениво пристроились две огромные кошки, тигр и львица. — Чертовщина какая-то… — едва пошевелив губами, Ситара зажмурилась, а когда открыла глаза, картинка исчезла, оставив после себя реальное отражение до смерти перепуганной девушки, бестактно жмущейся спиной к мало знакомому мужчине. Тара отступила, всей своей внутренней силой воли пытаясь сохранить достойный (или, во всяком случае, не слишком затравленный) вид. Если раньше во снах бывало всякое, и это обескураживало, злило и нарушало душевный покой, то теперь сны ворвались в реальность, растерзав её в клочья и оставив одну против всего мира с миллионом вопросов. Или не одну? — Ну же, моя махарани, следуй за мной. Протяни мне руку и я положу весь этот и другие миры к твоим ногам. Я отдам тебе свои душу и тело, отдам тебя всего себя, если ты станешь рядом со мной и покажешь этому миру настоящую Амалу Басу-Дубей. Я так долго тебя ждал, наречённая моя. Так невыносимо долго… — Вы, случаем, не знакомы с некой Амалой? — рискнула спросить она, надеясь на отрицательный ответ. Ведь если он скажет «да», все перестанет казаться плодом больного воображения, а принять неопознанное и безжалостно вторгающееся в твою жизнь нечто, сложнее, чем принять своё безумие. — Простите? — собственный голос выводит из забытья. Он напряженно сглатывает, опуская правую ладонь вниз, к её плечу — так обыденно, словно делал это каждый день. А другой рукой четким знающим движением едва ощутимо коснулся мягких прядей её все еще слегка растрепанных волос, которые струились с её плеч за спиной. По какой-то причине молодого человека накрывает чувство дежа вю, природу которого он так и не разгадал.— Это имя кажется мне знакомым. Точнее сказать, я практически уверен, что знал эту девушку когда-то. И вы, признаться, напоминаете мне её. Чувство, что я вас знаю, настолько сильное, что уже готов поверить в это. А вы?