Наследие

настоящее время, декабрь 2020 г.       Гермиона аппарировала к магловскому входу больницы Святого Мунго, подальше от него, ближе к темной нише, которую волшебники использовали для перемещения. Мокрый снег неприятно бил по лицу, и даже согревающие чары не могли помочь. Женщина сморщила нос, понимая, что ее меховая шуба превратилась в «мокрую крысу».       — Мерлин, опять. Долбаный Лондон с его вечными дождями, — ворчала Гермиона, когда пыталась хоть как-то исправить свой внешний вид. «Не могу же я предстать перед ним в таком виде? Тем более, это его подарок… Черт возьми, да какая к Мордреду разница, как я выгляжу!» — думала Гермиона, пока ее лицо было совершенно спокойным и непроницаемым. Выдержка. Ведь он так часто приговаривал в первые годы брака, что она очень вспыльчивая. Около пяти лет назад Гермиона стала очень сдержанной, почти ледяной.       Волшебница огляделась в поисках лучшего друга. Гарри Поттер, глава Департамента магического правопорядка, стоял под навесом какой-то магловской закусочной, куря сигарету. Черная зимняя мантия скрывала его лицо, но узнать его было легко по любимым кроссовкам. Гермиона улыбнулась — пожалуй, впервые за три дня с момента исчезновения детей.       — Гарри! — крикнула Гермиона.       Поттер выкинул сигарету и поприветствовал подругу улыбкой.       — Готова? — спросил Поттер слегка подавленно.       Гермиона выгнула бровь, мол, это не ты видишь своего мужа второй раз за пять лет. Да, миссис Риддл была готова. Она готовилась последние двое суток.       — Мне уже не двадцать пять, чтобы краснеть, как девчонка, и вестись на его манипуляции. Я знаю, как совладать с Волдемортом. Он мой муж.       — И до сих пор меня передергивает от этой информации, — приглушенно заметил друг, поправляя очки. — У тебя будет несколько минут, Герм, пока караул сменяется. Ты же знаешь, мы не можем раскрывать детали личности заключенного, пойдут слухи…       — Я в курсе, я знаю протокол, — прервала мужчину Гермиона, — спасибо, что согласился дать мне поговорить с ним наедине.       — Я много раз предлагал тебе навестить Риддла. Ты сама отказывалась! — воскликнул Гарри, чуть больше нужного жестикулируя, дабы дать понять подруге, что он был «за» продолжение их отношений. Какой каламбур.       Гермиона одарила его яростным взглядом. Да, эта парочка как-то неведомо как, конечно же, выстроила весьма дружеские отношения друг с другом за время совместной жизни Тома и Гермионы, несмотря на некоторые исторические факты. Гермиона предполагала, что её муж умело манипулирует Поттером, ибо это была его стезя — врать близким людям, глядя в глаза.       — Твои каналы хоть что-нибудь выяснили о нахождении близнецов? — перевела тему Гермиона. Этот вопрос ее очень сильно волновал, хотя лицо оставалось непроницаемым.       — Пусто. Мы с Пэнси даже подключили нелегальные связи ее отца — ноль информации. Будто сквозь землю провалились. Мне так жаль, представить не могу, что ты испытаешь. Если бы Джеймс, Альбус или Лили пропали…       — Гарри, — вновь остановила друга Гермиона, пытаясь, чертовски стараясь сохранить улыбку на лице, что так претила в этот момент. — Я уверена, что с Асти и Марви всё в порядке, Том, будь он неладен, никогда бы не навредил близнецам. Он их обожает больше, чем меня, больше, чем кого-либо. Я просто хочу узнать, куда он их отправил.       Поттер осоловело посмотрел на подругу, чуть сморщив нос и поправляя очки.       — Ты думаешь, — начал он, когда они почти подошли ко входу, — что он не мог нанести им вред, отправляя неизвестно куда?       Гермионе показалось, будто она ослышалась, когда сей вопрос прозвучал.       — Гарри! Да, мы говорим о Томе Риддле, Волдеморте, но он бы никогда не навредил мне или детям! — произнесла она весьма эмоционально, что немного сбило с толку Поттера. И женщина заметила осуждение в глазах лучшего друга.       — Ты так рьяно его защищаешь, хотя сама же засадила в Азкабан, — усмехнулся Гарри.       — Только я могу оскорблять моего мужа! — стиснув зубы, процедила Гермиона, и была абсолютно права. Никто не знает всей правды об их отношениях, никто даже не предполагает, что это была любовь с историей в пятьдесят лет. И ни одна живая душа не имеет права судить кого-либо из этих двух людей. Больше нет. У них был свой долгий, тяжелый, тернистый путь длиной в полвека.       Гарри опешил, услышав столь яростный тон подруги.       — При всем уважении, Герм, каждый человек в магической Британии имеет право высказать…       — Просто замолчи, Гарри Поттер. Я не буду это слушать в сотый раз. Мы уже обсуждали это, — Гермиона жестко прервала слова друга.       Чуть кивнув, он прошествовал дальше, открывая дверь в самое дальнее и темное крыло Мунго, что использовалось для особо опасных преступников. Гарри жестом остановил подругу.       — Второй этаж, камера D2. У тебя есть не больше пятнадцати минут.       Гермиона кивнула и начала подниматься наверх. Тяжелое дыхание и трепет палочки в руке волшебницы говорили о том, что железная миссис Риддл сейчас была в крайней степени нервозности.       Камера D2 была самой отдаленной. Она почувствовала тройную защиту охранных чар, когда провела палочкой, дабы не нарваться на какое-нибудь противное проклятие-ловушку, что так любезно ввели в обиход представители власти ради ее мужа. Грустная усмешка пробежала по лицу.       — Гермиона, — окликнул ее Поттер, — палочку, — указал друг на древко в руке женщины.       Гермиона кивнула и отдала палочку. Тот факт, что ей вообще разрешили навестить мужа перед смертью, — уже милость, данная ввиду ее связей с некогда «избранным» волшебником. Нет, Гермиона, как она любила себя убеждать, не скучала ни минуты, ибо он заслужил каждый день, проведенный за решеткой, за все свои деяния, преступления и дальнейшее предательство, которое и было отправной точкой в том, чтобы их брак канул в Лету.       Гермиона сняла шубу, оставив ту у массивной железной двери, исписанной рунами. Гарри любезно согласился подождать подругу, и в случае, если разговор по душам выйдет за рамки, то он вмешается. Гермиона покачала головой.       — Не нужно. Мы взрослые люди, Том ничего мне не сделает. Прекрати.       Друг несмело кивнул.       — Красивое платье, — заметил он, оценивая внешний вид подруги.       На женщине было то самое любимое платье Тома: черное, атласное, с кружевом в районе груди и нескромным вырезом. Гермиона одарила Поттера улыбкой в ответ и, делая голубой вздох, зашла внутрь камеры для умирающих преступников.       Там бледный, худой мужчина с большим количеством седины на волосах полулежал на кровати, читая какую-то магловскую книгу. Свет от ламп в камере был тусклым, но и без него Гермиона могла увидеть, насколько он болен: тени под глазами, впалые щеки, обескровленные, сухие, искусанные губы. Том умирал, и сердце Гермионы сжалось с неистовой силой. «Нет, не смей ему показывать свои чувства. Не смей!» — думала про себя Гермиона, стараясь сохранить непроницаемое лицо.       Гермиона стояла у входа совершенно растерянная. Почему этот мужчина имел такое большое количество власти над ней?       — Какая честь лицезреть вас воочию, миссис Риддл. Что-то вы зачастили: второй раз приходите за последние пять лет. Чем обязан такому удовольствию?       Он даже не поднял головы, чтобы взглянуть на нее.       — Значит, сюрприз не удался? — вкрадчиво спросила Гермиона, пытаясь сдерживать бушующий огонь внутри, что появлялся каждый раз при виде него. С самой первой встречи.       Том наконец-то таки удосужился поднять глаза на жену. Отложив книгу, он сказал с грустной улыбкой на лице:       — Я знаю тебя пятьдесят лет, жизнь моя.       — Аргумент засчитан. Тогда перейдем сразу к делу, Том.       Гермиона нахмурилась и села в кресло, которое стояло напротив железной кровати. Ее взгляд упал на убранство камеры, и она вздрогнула от того, насколько оно было скудным: маленькое окошко с решетками, старый, потертый стол, серое рваное кресло и пара тусклых ламп. Железная кровать, на которой лежал Том, была более-менее сносной, но все остальные предметы обстановки были в очень плохом состоянии.       Том молчал с еле заметной ухмылкой на губах. Гермиона выжидающе смотрела на мужа, мол, ты знаешь, зачем я пришла, давай говори. И Том, будто читая мысли жены, еще шире ухмыльнулся.        — Черт возьми, Риддл. Говори, куда ты их отправил, — прошипела Гермиона, теряя какое-либо терпение. — У меня нет времени играть с тобой в гляделки.       — Как хорошо, что с годами многие вещи не меняются, любовь моя. Все такая же вспыльчивая, несдержанная. Разве так ведут диалог, когда пытаются узнать информацию?       — Конечно, нет. Мне стоит, пожалуй, подлить сыворотку правды, как однажды это сделал ты. Вот уж вверх тактичности.       Игра в гляделки продолжалась. Двое когда-то безумно любивших людей смотрели друг на друга с едва скрываемой яростью, обидой, страстью, мольбой и недосказанностью. Сидеть вот так перед ним, пытаясь держать себя в руках после того, что он сделал, после того, как предал ее, было чертовски тяжело. Но труднее всего было осознавать, что чувства, которые она отчаянно пыталась заглушить, никуда не исчезли — они все еще были внутри, она все еще любила его. Как же отвратительно любить человека несмотря ни на что, вопреки всему.       — Мне нужно одно объятие. Один раз. И я все скажу, — жалобно произнес Том, чуть сглатывая.       Это не была очередная манипуляция, к которой готовилась Гермиона, нет, она видела, как тяжело ему было это говорить, так искренне, как он не хотел произносить ничего вслух. И самое мерзкое, что Гермиона готова была сорваться прямо с места лишь по одному его зову. Опять. Снова. Она ненавидела себя за это. Железная, местами холодная бизнес-леди Гермиона Риддл имела слабость. И слабостью той была любовь к убийце и манипулятору.       Гермиона кивнула. Нарочито медленно вставая с кресла, женщина дошла до кровати и присела на краешек. Между ними было не больше пятидесяти сантиметров. Они давно не сидели настолько близко друг к другу. Громкий вздох сорвался с губ Гермионы, и та сама притянула к себе Тома.       Она обнимала его неимоверно сильно, будто в последний раз. Прощание, но не прощение. Поэтому она с ним не виделась, ибо ее чувства к нему были столь велики, что Гермиона была готова забыть, простить, вернуть его домой. Том проводил носом по ее шее, волосам, крепко сжимая в объятиях. Сам он больше не пах ее любимым можжевельником, теперь он пах больницей и зельями. Предательские слезы все-таки брызнули из глаз женщины, и она тихо всхлипнула у него на плече.       — Не было ни дня, чтобы я не вспоминал твой запах, жизнь моя. Ни дня, чтобы я не думал о твоих волосах, о коже, о каждом дне, что ты провела со мной. Моя Гермиона.       Он шептал ей на ухо признания в любви, а позже сцеловывал слезы с щек. Он улыбался так искренне и по-мальчишески, будто и не было этой пятилетней разлуки, скандала, предательства, и Гермиона хотела бы забыть, хотя бы на одну секунду, что пропасть между ними исчезла и что он просто ее муж.       Том нежно коснулся ее губ, притянув за шею, и в этом поцелуе было больше слов, чем когда-либо звучало. Он был наполнен чувствами, искренней любовью вперемешку с грустью. Гермиона же не стала сдерживаться, она ответила на поцелуй со всей страстью, эмоциями, что бушевали внутри столько лет. Обида, что горела пламенем в груди, была вложена в этот поцелуй, она будто хотела сказать: «Вот что ты потерял, Том. Вот чего лишила тебя твоя жажда власти».       Тяжело дыша, они все же оторвались друг от друга и прильнули лбами. Искренние, настоящие улыбки, без злобы и ухмылок, осветили их лица. Казалось, что в эту секунду не было ничего важнее, кроме них двоих, но Гермиона задала самый важный вопрос:       — Где дети, Том?       Улыбка сползла с лица мужчины, и он откинулся на кровать, заложив руку за голову.       — Ах, жизнь моя, а я подумал, что сей поцелуй был настоящим.       — Ты знаешь, что он был настоящим, но это не отменяет сути дела. Где наши дети?       Том пристально следил за лицом Гермионы. И снова легкая ухмылка скривила его губы, он вкрадчиво спросил:       — Ты помнишь, как мы познакомились, Гермиона?       Гермиона, нахмурившись, призадумалась.       — Мы встретились в том магловском кафе, в котором мы отмечаем, в смысле, отмечали, нашу годовщину. К чему вопросы? У нас всего пятнадцать минут. Я здесь не для того, чтобы предаваться воспоминаниям.       Терпение иссякало, а Том лишь молча слушал свою жену, не давая никаких ответов о местонахождении детей. Он умело юлил и менял тему.       — А почему мы встретились? Почему бравый аврор Грейнджер, которая переместилась из будущего ради убийства Волдеморта, согласилась так легко с ним поужинать? Ответь мне, любовь моя. Кто был, кроме нас двоих, на той встрече в 1971 году?       Гермиона ни черта не понимала, к чему он ведет. Воспоминание о том дне было немного расплывчатым, но всё же она знала ответ.       — Мы были втроем: ты, я и Абраксас. Ну еще Рудольфус, которого я вырубила. И, возможно, я встретилась с тобой, ибо моей целью был крестраж.       Том тяжело выдохнул. Он молчал еще несколько секунд, будто обдумывая услышанное и подбирая слова в ответ.       — И кроме нас троих за столом никого не было?       Гермиона еще больше нахмурила брови. Она понимала, что он намекает на что-то, дает ей возможность самостоятельно прийти к выводу. Это была его любимая игра — давать подсказки, делать намеки, но не говорить прямо. Черт бы его побрал.       — Том, я, конечно, постарела, но с памятью у меня всё в порядке. Мы были втроём, встреча закончилась слишком быстро. Ты оторвал бирку моего красного платья и тотчас же аппарировал. Не понимаю, к чему опять ты ведёшь. Отвечай уже, где дети?       Том рассмеялся. Вот прям взял и рассмеялся так раскатисто, громко, чем вызвал гнев Гермионы. Она шлепнула его по руке, поджав губы.       — Прекрати ржать, Том Риддл. А ну отвечай, куда ты их отправил? Что ты наплел Асти?       Гермиона подскочила на ноги и начала судорожно расхаживать по камере, приговаривая:       — Ох, ну попадись мне на глаза, Астария Меропа Риддл! Марволо точно пошел за ней, ибо сам бы он никогда не повелся на твои манипуляции.       — Ты всегда чересчур строга к Асти, жизнь моя.       — А ты чересчур мягок. Ее чуть не исключили, а ты что сказал? «Не переживай, клубничка, если тебя исключат, папа отправит тебя в итальянскую волшебную академию». Так нельзя, Том. У нее четырнадцать выговоров и дисквалификация по квиддичу, если ее исключат, все спортивные контракты, что ей обещали, полетят книззлу под хвост!       Гермиона негодовала и яростно жестикулировала, а Том лишь улыбался, и глаза его светились искренним счастьем от разворачивающейся картины.       — Не могу трезво мыслить, когда ты злишься. Ты выглядишь слишком сексуально.       — Прекрати юлить, Риддл. Где. Наши. Дети?       — Они в безопасности. Придет время, и ты сама все поймешь.       Гермиона насупилась, сжав губы в тонкую линию. Очень «исчерпывающий» ответ выводил ее из себя, и она была готова накинуться на мужа.       — Клянусь Мерлином, если ты не скажешь…       — То ты снова проклянешь меня Круциатусом? Ах, жизнь моя, люблю, когда твоя темная сторона просыпается. Сразу вспоминаю январь 1972.       Гермиона всплеснула руками от безысходности. Нет, конечно, она не собиралась его пытать. Не снова.       — Том, — жалобно протянула Гермиона, вновь присев на кровать, — где дети?       — Они в безопасности, ты же знаешь, я бы…       — Гермиона, время вышло, — прозвучал знакомый голос.       Поттер появился в дверях совсем поникший. Он кивнул Тому, но вслух здороваться не стал.       — Здравствуй, Поттер. И спасибо, — произнес Том, беззлобно улыбаясь. Что ж, сегодня был поистине «улыбчивый» вечер Тома Риддла.       — Это было не ради тебя, Риддл, — грубо отрезал Гарри. — Пора идти, Герм.       Гермиона кивнула и поднялась с кровати, но Том схватил ее за руку. Она обернулась, приподнимая бровь.       — Ты все еще навещаешь Эсмеральду Селвин в лечебнице?       — Да, каждый месяц. Она все-таки жизнь мне спасла. К чему вопрос?       Но на лице мужа появилась кривая ухмылка.       — Ты точно уверена, что она спасла жизнь именно тебе?       Опять эта игра. Где суть? Как до нее добраться? Что он имеет в виду, черт бы его побрал! Женщина решила не отвечать на этот бредовый вопрос.       — Прощай, Том. Я приду еще раз, если…       Гермиона запнулась, договаривать фразу вслух было невыносимо.       — Если я не умру, жизнь моя? — усмехнулся мужчина. — А теперь ступай. Я устал и хочу поспать.       Том закрыл глаза и отвернулся от Гермионы, оставив ту в полном смятении. Женщина в последний раз взглянула на мужа и покинула камеру.       Уже на улице она достала пачку магловских сигарет, что забрала у Астарии за день до пропажи. Нет, Гермиона не курила, лишь иногда в подобных стрессовых ситуациях, когда нервы были на пределе. Трясущимися руками достала сигарету и невербально подожгла. Всё летело в тартарары: Том умирал и не говорил, куда делись дети. А еще эти вечные загадки. Дикое желание разрыдаться одолевало Гермиону с каждой минутой всё больше. Гарри, заметив состояние подруги, чуть приобнял ее.       — Может останешься у нас? Фредерик у Блейза, а мои дети у Молли. Пэнси будет рада тебя видеть.       Она молча кивнула другу, вновь затягиваясь сигаретой.       — Сколько ему осталось, Гарри? — прозвучал по истине страшный вопрос.       Гарри громко выдохнул, но все же ответил на него:       — Не больше недели, у него гниет душа, а лечить душу…       Он не успел договорить, потому что Гермиона пошатнулась. Это было больно, чертовски больно слышать.       — Герм, что с тобой? Герм, пожалуйста. Зелья, твои зелья с тобой?       Женщина трясущимися руками указала на сумку, и Поттер быстро призвал нужное зелье с помощью Акцио. Опустошив флакон, она обняла друга.       — Аппарируй нас на Гриммо. Я не могу отправиться домой. Не сейчас, — всхлипывая, тихо прошептала Гермиона.       Гарри Поттер выполнил просьбу подруги, и они тотчас аппарировали.