A Life, Redux

      Гейль встретила день своей третьей свадебной церемонии в постели матери, крепко завернутая в ее объятия, прижавшись к ней спиной. Мама тихо плакала, уткнувшись ей в плечо, и ее сердце сжалось от смятения. Она думала, что мать приняла ее брак и при этом даже чувствовала некоторую радость за Гейль. Как оказалось - она ошиблась.       — Мама, пожалуйста, не плачь.       Была ли в ее просьбе нотка отчаяния? Ее мать только сильнее от нее расплакалась.       — Я потеряю тебя! Несмотря ни на что - я потеряю тебя!       Гейль изо всех сил старалась смягчить свой голос. Этот день должен был стать для нее счастливым, а он начался с того, что слезы ее матери пропитали ее ночную рубашку еще до того, как она встала с постели.       — Мама, ты не потеряешь меня. Я остаюсь здесь, в Красном замке, в Твердыне Мейгора. Я все еще могу проводить большую часть своего времени в твоей компании.       Королева издала громкий вопль.       — Большую часть, но не все. Как я буду спать без тебя здесь?       Сдерживая разочарованное раздражение, которое ей искренне хотелось выпустить, она заговорила успокаивающим тоном.       — Ты справишься с этим, я уверена, мама. — Она колебалась, прежде чем протянуть руку, чтобы успокоить мать. — Ты рада за меня, не так ли, мама? — Почувствовав кивок матери на своем плече, она продолжила. — Тогда будь сильной ради меня в этот день. Ты королева, а не только моя мать, пожалуйста, когда люди смотрят на тебя, пусть они видят слезы радости, а не печали.       Ее мать замерла, и ее хватка ослабла настолько, что это позволило Гейль повернуться к ней лицом и положить руку на ее щеку.       — Со мной все в порядке. Будь рада хотя бы этому, если не можешь по другому, пожалуйста.       Женщина, давшая ей жизнь, грустно улыбнулась, ее глаза затуманились, когда она поделилась своими мыслями по этому поводу.       — Ты влюблена, милая, и это не очень хорошо. Не позволяй этому чувству затуманить свой разум, и ты, возможно, сможешь избавить себя от душевной боли. Любовь — сладкий яд, и она все равно убьет тебя.       Гейль молча смотрела на мать в ошеломлении. Неужели это единственная мудрая мысль, которой можно поделиться со своей дочерью в день ее свадьбы. Это была ее третья свадьба, но все же это первая свадебная церемония на которой будет присутствовать ее мать, и внезапно Гейль обнаружила, что сожалеет об этом факте. Не слишком ли поздно просить ее остаться? Или это вызовет слишком много разговоров? Несколько дней назад королева заболела, и теперь об этом знала вся столица. Конечно, ее неявка на свадьбу последней дочери не стала бы слишком уж большим поводом для сплетен.       Она обманывала сама себя, и прекрасно об этом знала. Даже когда ей пришла в голову мысль попросить свою мать не приходить. Конечно, разговоры будут. Смена невесты и так была достаточно скандальной. Если бы королева не появилась на церемонии, злым сплетням не было бы конца. Кроме того, сама Гейль хотела, чтобы ее мать была там. Она просто также хотела, чтобы мама порадовалась за нее.       Закусив губу, чтобы не заплакать, она отчаянно думала, что сказать, чтобы развеять печаль матери. Пытаясь пошутить, она заставила губы растянуться в улыбке.       — Только представь, мама, тебе придется решать, будут ли наши дети твоими внуками или правнуками.       Судя по всему, ее шутка явно не улучшила ситуацию, поскольку королева издала еще один громкий вопль, наполненный душераздирающей болью.       — О, моя бедная Дейла и моя бедная, бедная Алисса. Нет, нет, нет. О, нет, нет, нет, нет.       Гейль стиснула челюсти. Она поверила Деймону, когда он сказал, что они не собираются выдавать ее замуж. Но теперь она увидела это воочию, и то что она видела - ей совсем не понравилось. Как она не замечала этого раньше? Судьбой каждой женщины было выйти замуж и родить детей, и она жаждала этого еще со времен свадьбы Рейнис.       Ее племянница выбрала себе мужа и сияла в день своей свадьбы. Сияла от счастья, даже несмотря на видимое неодобрение короля. Позже, будучи беременной, она светилась другим светом и было видно какое это приносит ей счастье. Несмотря на смерть отца, несмотря на то, что ее обошли как наследницу, внутри нее горел свет, который, как предполагала Гейль, исходил только от глубоко укоренившейся радости продолжения жизни, которая заставляла женщину вот так вот сиять. Гейль хотела этого. Ей все еще хотелось испытать такую радость.       С тех пор она мечтала о своей свадьбе, представляя, что она наденет, за кого выйдет замуж, как все будут счастливы. Эти мысли были единственным, что помогло ей пережить одинокие годы на Драконьем Камне. До того, как они уехали на остров, у нее были Рейнис, Визерис и Деймон — все, с кем Гейль могла поговорить и провести время, когда она находится вдали от матери. За время пребывания на Драконьем камне у нее не было друзей, она ни с кем не общалась, за исключением своей матери.       Когда они наконец вернулись в столицу, она испытала огромное облегчение и искренне надеялась никогда больше не увидеть островную крепость. Она верила, что все будет так, как было и раньше, но сильно ошибалась. Рейнис осталась в Дрифтмарке со своими детьми и больше никогда не посещала столицу. Пока ее не было Визерис женился на Эймме, и у него оставалось мало времени на общение с Гейль. Особенно учитывая то внимание, которое он уделял своей бедной жене и другим интересам. Деймон…       Деймон, похоже, привык развлекаться после женитьбы своего брата по другому, и Гейль больше не была ему нужна, поскольку они оба стали слишком взрослыми, чтобы она могла быть девочкой, которую можно было бы спасти в детских играх. Но и она сама тоже придерживалась компании своей матери, привыкшая не доверять кому-то другому кроме нее. Хуже того, что сама Гейль изменилась за эти годы, и у нее больше не хватило смелости попытаться наладить разрушенные отношения. Но она все же надеялась. В конце концов, Деймону не нужно было особенно заботиться о ней, для того чтобы ее отцу удалось их поженить. Ее отец был королем, а слово короля было законом. Все ее мечты о свадьбе и о рождении ребенка рухнули, когда ее мать объявила, что Деймон женится на Рее Ройс.       Некоторые из них были воскрешены, когда он сделал свое предложение, и она согласилась, что для того, чтобы эти мечты осуществились, другими придется пожертвовать. Мечтами о пышной свадьбе со счастливыми и гордыми родителями и, о том, как Деймон будет ухаживать за ней, а после пойдет просить ее руки у отца. Мечтами о получении благословения от родителей, и о сшитом для себя свадебном плаще. Мечтой о том, как отец будет улыбаться ей, ведя ее к алтарю, и даже мечтой о красивом свадебном платье. От всего пришлось отказаться, чтобы достичь более важной цели - выйти замуж и завести детей.       Теперь у нее будет платье, даже пышная свадьба, хотя мечта о счастье ее родителей и гордости за нее все еще оставалась мертвой, насколько это было возможно. Но все это сейчас уже имело не такое большое значение, как раньше. У нее будет Деймон, а может быть, и Серый Призрак, и она будет счастлива, если можно судить о днях, проведенных на Драконьем Камне. И каким для нее это стало сюрпризом. Она не верила, что на этом острове можно обрети что-то, кроме несчастья, и все же… Она не хотела от туда уезжать.       Гейль оставила мать в покое и встала с кровати. Это был ее день. Ее мать слишком долго стояла на пути к ее мечтам, и она не позволит ей отнять у нее и эти крохи счастья. Не в этот раз. Она не позволила матери поступить по-своему с платьем и не позволит ей сейчас испортить этот день. А платье… Ну, к тому времени, как все просьбы Гейль об изменениях были учтены, платье выглядело совершенно по другому, поэтому было легче начать все сначала. Она не чувствовала себя виноватой, даже зная, что швеям пришлось усердно работать, чтобы закончить работу всего за два дня. Она так редко просила что-либо для себя, и, конечно же, имела на это полное право.       — Мама, я приму ванну и займусь приготовлениями в своей комнате. Увидимся, тогда когда придет время выдвигаться в септу.       Когда она надела тапочки и халат, ее мать села на кровати.       — Но мне так хотелось помочь тебе подготовиться, моя бедная, дорогая девочка! И твое платье будет доставлено сюда.       Гейль нежно улыбнулась ей.       — Пожалуйста, направь их в мою комнату, когда они будут здесь, мама. У тебя есть свои собственные приготовления о которых нужно позаботиться, мне не хочется стать для тебя обузой.       — О, нет! Ты никогда не будешь обузой!       Но, ты бы была, мама. Ты была бы обузой.       Ее улыбка осталась на месте.       — Неважно, мама, я увижу тебя, когда мы будем выдвигаться в септу.       — Но нам следует позавтракать вместе!       Улыбка стала несколько натянутой.       — О, нет. Я едва ли смогу съесть кусочек. Я была бы плохой компанией.       Лицо ее матери вытянулось, и ее глаза были полны жалости.       — О, моя бедная, дорогая девочка, свадьбы могут сильно испортить настроение и вызвать напряжение. Возможно, нам стоит перенести церемонию.       Гейль смотрела на нее широко открытыми глазами. Она была всего в нескольких шагах от свободы. И вдруг ее мать начало заботить настроение дочери. Неужели она забыла, что Гейль уже была замужем и поэтому ей не о чем беспокоиться?       — Это не напряжение, а волнение, уверяю тебя.       — Ох ты, бедняжка…       Дверь за ней с грохотом закрылась. Что бы ни продолжила говорить королева, она не хотела это слышать. Ей хотелось кричать.       Благополучно вернувшись в свою комнату, наконец, наконец, после долгих-долгих дней, свободная от присутствия матери, она подошла к своей кровати, бросилась на нее и схватила подушку, чтобы прижать ее к лицу и заглушить долго сдерживаемый, болезненный крик разочарования. Как она этого не заметила раньше? Ее мать никогда бы не отпустила ее, если бы только ее не заставили, а отец не стал бы вмешиваться.       Она завтракала одна и купалась одна, и это было великолепно. Она была одна! Наконец!       Растягивая время, проведенное в одиночестве, насколько это было возможно, она отмокала в ванне до тех пор, пока все ее пальцы на руках и ногах не сморщились, как у старухи, а затем вылезла из нее и вытерлась самостоятельно. Она даже сама расчесала волосы, надеясь, что ей позволят беспрепятственно заняться приготовлениями. Поведение ее матери было… тревожным. Она никогда не считала его таковым, но, вырвавшись из-под ее влияния, почувствовав свободу, она признала это теперь. Как? Как она могла пропустить это раньше?       Когда ей принесли платье, она, наконец, впустила служанок, и с изумлением проводила пальцами по мирийском кружеву, которое покрывало свадебное платье. Ее платье. Сшитое на ее свадьбу. Сделано по ее собственному желанию. Оно было великолепным. В этом платье она, возможно, даже почувствует себя достойной называться принцессой, достойной идти под руку с королем, достойной выйти замуж за принца. В этом платье, с обнаженными плечами, она могла бы быть даже смелой, гордо ходить с высоко поднятой головой.       Одевшись и взглянув на свое отражение, она поняла, что сама может быть красивой в этом платье. Она улыбнулась своему отражению и повернулась то в одну сторону, то в другую, чтобы еще раз полюбоваться платьем. Даже девичий плащ, закрывающий его, не слишком умалял его красоты. Да, многие девушки позавидовали бы ей в этот день, и не только из-за жениха. Плащ будет просто напоминанием о необходимости действовать осторожно, поскольку она тоже была драконом. Она была драконом и собирается наслаждаться их ревностью.       Королева не дождалась дочери и уехала в септу со свитой жениха, что, конечно, было… неожиданностью. Только король остался, чтобы совершить путешествие с Гейль, поскольку именно под его руку она войдет в септу и будет проведена туда, где в ее будут ждать септон и Деймон.       Улицы, по которым ехала их повозка, были расчищены для того чтобы они могли без препятствий добраться до септы, время от времени из открытых окон выглядывали любопытные лица. Хотя улицы были пусты, площадь перед септой не пустовала, и толпа начала реветь, когда их король вышел и повернулся обратно к повозке, чтобы галантно помочь ей выйти. Гейль покраснела, хотя и знала, что толпа ее не видит, хотя это было не правдой - они ее видели. Они все пришли увидеть ее свадьбу. Увидеть, как их король выдает свою дочь замуж.       Когда они вошли в септу, все взгляды были устремлены на нее, и, возможно, впервые в жизни она не съёживалась под ними и не уклонялась от внимания. Гейль подняла подбородок, устремила взгляд вперед смотря на Деймона и скользнула мимо смотрящих на нее дворян.       Когда они подошли к ее жениху и септону, отец положил ей руки на плечи и поцеловал каждую из ее щек. На его лице была легкая улыбка, и хотя в его глазах не было гордости, в них было одобрение, и этого было для нее достаточно. После всего, что произошло, и того что они сделали дабы оказаться здесь, этого было достаточно.       Ее отец снял с ее плеч девичий плащ и вложил ее руку в руку Деймона, а затем исчез, когда Деймон во второй раз с улыбкой накинул ей на плечи свадебный плащ. Она с радостью ответила улыбкой на общую шутку. Улыбка превратилась в широкую ухмылку, когда они повернулись к септону, и ее взгляд, наконец, остановился на нем. Септон из Драконьего Камня. Когда она вышла замуж за Деймона, было три по-настоящему важных человека, и все трое были там.       Септон не спросил, пришли ли они на этот раз по своей воле. Она полагала, что теперь ему стало очевидно, что все что происходило было по их собственной воле. Они молча получили свои благословения, склонив головы, а затем повернулись лицом друг к другу, чтобы произнести свои клятвы, их руки слегка сжались, глаза встретились. На лице Деймона появилась легкая улыбка, и его глаза снова были полны озорства, но именно он наклонился, чтобы целомудренно поцеловать ее в губы, когда на этот раз пришло время.       Ее лоб нахмурился, и она в замешательстве моргнула, когда он отступил назад, и его улыбка стала шире. Он отступил назад и еще раз быстро поцеловал ее в губы, на этот раз, прижавшись лбом к ее лбу, прежде чем снова отступить.       — Твой отец настоял.       Они повернулись к собравшимся, Гейль обняла Деймона, и под вежливые аплодисменты они прошли сквозь ряды знати и вышли из септы на солнце.       Теперь они были женаты, они по-настоящему, публично поженились, и ни кто не мог утверждать иного. Ни мужчина, ни женщина, ни даже ее мать.