A Life, Redux

      Она смотрела, как вход в потайной проход закрылся за Деймоном с отвисшей челюстью. Он убежал. Он убежал от нее. Буквально. Принц Деймон Таргариен сбежал от Гейль. Ее муж. Возможно, ей не следовало так сильно давить на него. Он едва проснулся и был взволнован после сна, а она слишком сильно на него надавила.       Гейль понятия не имела, как долго она простояла там, в шоке глядя на стену, когда по другую сторону двери, ведущую в спальню, послышался стук и голос ее матери. Она встревоженно пискнула, поняв, что на ней нет ни капли одежды, и нырнула к кровати, под безопасное покрывало, когда дверь открылась, и вошла ее мать в сопровождении своих дам.       — Сладкая, надеюсь, с тобой все в порядке. Мы пришли помочь тебе умыться и одеться как велит традиция. — Королева села на кровать рядом с Гейль и положила теплую руку на одну из рук дочери, отчаянно прижимавшей одеяло к подбородку, и ее бровь приподнялась. — А где твой муж?       — Аааа, он ушел прогуляться. Не хотел нам мешать. — Да. Это было правдоподобно. Деймон наверняка сделал бы это, если бы помнил.       Рука ее матери мягко погладила ее по волосам, и ее глаза сияли беспокойством.       — Правда, милая, ты в порядке?       Гейль чувствовала, как горят ее щеки и уши, а одеяло все еще отчаянно прижималось к ее подбородку. Зная чувства матери, ей не хотелось ничего с ней обсуждать, но молчать она не могла, иначе разговор был бы неизбежен, поэтому она мягко улыбнулась матери и заговорила.       — Я в порядке, мама. Деймон был очень добр ко мне. — Ее взгляд был неподвижен, уголки ее губ дернулись и поднялись, когда ей пришла в голову озорная мысль, и она открыла рот, чтобы сообщить матери, насколько добры они были друг к другу в столь короткие сроки.       Но ее мать, должно быть, почувствовала в ней перемену, потому что ее глаза внезапно стали стальными, и она заговорила раньше, чем Гейль смогла произнести хоть одно слово, поднявшись с кровати и повернувшись к своим дамам.       — Давайте, дамы, не будем бездельничать! Где эта ванна? Я хочу видеть, как мою дочь вымоют и она будет готова быстро приступить к трапезе. Я умираю от голода, и я уверена, что и она тоже.       Королева отошла от кровати, и одна из дам приблизилась, держа в руках халат, в котором Гейль должна была находиться в ожидании ванны и безопасно встать с кровати, чтобы за ней могли присмотреть служанки. Она сдержала вздох, вылезла из кровати и позволила закутать себя в халат, притворяясь, что не замечает, что все взгляды в комнате были устремлены на нее, когда она встала, а затем на состояние простыней.       О Боги, она надеялась, что на ее теле не осталось никаких следов. Она очень, очень сильно сжала ворот халата, почти задыхаясь, пытаясь укрыться от взглядов. Кожа от стыда Гейль легко покрывалась красными пятнами. О Боги, она надеялась, что на ней ничего не видно.       Кровь хлынула ей в уши, и она сомневалась, что ее лицо могло быть еще краснее, когда она твердо отвела глаза, поскольку простыни были сорваны с кровати, и на них отчетливо виднелась кровь.       Боги, как это может быть традицией подвергать бедных девочек, которых только что лишили невинности, такому наказанию? Она не сделала ничего плохого. Она выполнила свой долг, и на простынях, как и должно быть, была кровь, и все же она испытывала сильнейшее чувство стыда. Стыд, не похожий ни на что, что она когда-либо испытывала.       Когда она лежала в постели, ожидая, пока Деймон войдет в спальню и заключит их брак на Драконьем Камне, она была напугана до безумия, но не чувствовала никакого стыда. Было немножко стыдно, когда ее брат наткнулся на них в постели. И определенно не было ни какого стыда, когда она столкнулась со своими родителями.       Стыд теперь обрушился на нее с удвоенной силой.       Она едва могла сохранить самообладание, когда ванна была, наконец, готова, и все ещё под бдительным взглядом дам она забралась в нее. Ее глаза были закрыты, когда служанки мыли ее и волосы, сердце у нее замирало в горле. Ей хотелось плакать.       Боги, она надеялась, что Деймон не выберет этот момент, чтобы вернуться и стать свидетелем этого унижения.       Боги, она надеялась, что Деймон придет и спасет ее, как он сделал прошлой ночью.       Но он этого не сделал. Он сбежал и позволил ей столкнуться с этим в одиночку. Как и следовало сделать следуя традиции. Она даже не могла винить его за это, потому что это была кровавая традиция. Можно было избежать провожания и всех унизительных моментов сопровождающих его, но простыни нужно было осмотреть. При этой мысли в ней поднялась горечь.       Деймон был моложе ее, и было достаточно ясно, что у него уже было более чем достаточно опыта. Это никого не волновало. Нет. Но отсутствие опыта у Гейль, казалось бы, должно было быть тщательно изучено как можно большим количеством женщин.       «Она слишком драматизирует ситуацию», — сказала она себе. Гейль знала этих дам. Они служили у ее матери, поэтому она их знала. Это было не так уж и плохо. Наверняка, это было не так уж и плохо. Это могли быть совершенно чужие дамы. Конечно, с незнакомками было бы ещё хуже.       Она разрешила помочь себе одеться, а затем позволила матери взять ее под руку и вывести из покоев к королевским покоям, чтобы, наконец, можно было начать трапезу. Гейль сомневалась, что она сможет много есть.       В глазах у нее нарастала головная боль, а жужжание голосов матери и ее фрейлин со временем стало таким утомительным, и хотя Гейль пыталась съесть немного легкой еды, чтобы сделать вид что все в порядке и не вызывать лишних вопросов, она вообще ничего не могла переварить. В полдень она со слабой улыбкой извинилась и покинула присутствие королевы.       Она почти убежала из покоев королевы в свои, отчаянно надеясь побыть одной. И все же ее надеждам не суждено было сбыться, потому что у двери ее покоев стоял рыцарь Королевской гвардии, а это означало, что комната за ней не была пустой. Ее шаги замедлились, пока она не остановилась перед рыцарем, одарив его озадаченным взглядом.       — Что Вы здесь делаете, сир?       Уголок его губ дернулся.       — Ваш муж ожидает Вас внутри, принцесса.       Это не совсем ответ на ее вопрос, не так ли? Но, по крайней мере, это был не ее отец и не ее брат, что уже было неким облегчением, поэтому она толкнула дверь и действительно обнаружила внутри своего сбежавшего мужа, расхаживающего по комнате, как лев в клетке.       — Деймон, что ты здесь делаешь?       Он остановился и резко повернулся к ней.       — Король разрешил нам отправиться на Драконий Камень на одну неделю. Я хочу покинуть крепость. Сейчас.       Гейль со вздохом подняла руку и потерла висок. Ее головная боль ничуть не уменьшилась, а муж хотел ее усилить.       — Сейчас?       — Ну… скорее, как только ты сможешь собраться и одеться, чтобы идти.       Она тяжело вздохнула. По крайней мере, это было неким улучшением.       Снова тяжело вздохнув, она устало опустилась на кровать.       — Деймон, я…       Он вмешался и не дал ей договорить, его речь была торопливой.       —Мне жаль. За то, как я вел себя этим утром. Это не твоя вина. Это не твоя вина. Это...       — Деймон. Остановись. — Прервала она его, закрыв глаза в ужасе. Он довел себя до полного нервного состояния еще до ее прихода.       Деймон взял ее руки в свои, и когда она открыла глаза, он стоял перед ней на коленях с глазами, полными отчаяния. О, Боги. О, Боги, ей сейчас станет плохо. Или она начнет плакать. Она не знала, что именно из этого произойдет. Губы ее были очень холодными.       Она попыталась освободить свои руки, но он держал их слишком сильно, поэтому она тихо попросила.       — Деймон, отпусти.       И он это сделал. Он отпустил ее руки, его плечи поникли, голова опустилась в поражении, страдание катилось от него сокрушительными волнами.       Она упала с кровати на пол. Вся эта ситуация казалось слишком знакомой, к тому же она включала в себя и эту комнату, и отъезд на Драконий Камень.       Слегка проведя пальцами по его руке, она тихо заговорила.       — Деймон, я… Мы… Я не…       Это было бесполезно. Слова были бесполезны.       Деймон всегда был яростно собственническим по отношению к вещам, которые можно было считать своими. Гейль когда-то тоже считали его, но она уехала со своей матерью на Драконий Камень, несмотря на его отчаянные просьбы остаться, взять его с собой и больше не оставлять одного.       Деймон был яростным собственником вещей, которые он мог считать своими, но когда эти вещи отбирали у него и отдавали кому-то другому, а его протесты были неэффективными, он всегда делал вид, что они вообще не имели для него никакой ценности.       Гейль забрали, она оставила его, а когда вернулась два года спустя, он, казалось, забыл о самом ее существовании. О, Боги, она была дурой, не так ли? Как она могла сказать ему теперь, что он не потеряет ее, и заставить его поверить ей? Как, если он уже однажды потерял ее?       Тем не менее, ей пришлось попытаться, поэтому она положила ладонь ему на щеку и заговорила снова.       — Я вся твоя. Я - твоя и ты мой. Что бы ни случилось.       Его голова слегка приподнялась, брови сдвинулись в замешательстве, поэтому она повторила снова то что говорила до этого, но ее голос стал сильнее.       — Я - твоя и ты мой. Что бы ни случилось. Ты не один, я здесь. Я не собираюсь оставлять тебя одного. Я не собираюсь. Я клянусь. Я клянусь, что этого не произойдет. Я клянусь. Я клянусь…       Ее речь прервали его губы, накрывшие ее собственные, и у нее перехватило дыхание.       О, слава Богам. Деймон, извиняющийся, пассивный и побежденный, был так не похож на себя. Деймон был создан для действий, для озорства, для смеха.       Она чувствовала соленый вкус собственных слез, когда их языки переплелись, и вкус был настолько похож на вкус пота, который она слизывала с его тела прошлой ночью, что она застонала от вспоминай.       — Пожалуйста. О, Боги, пожалуйста.       Произошла смена положения ее тела, а потом она почувствовала холодный каменный пол под ее спиной, и рядом с ними оказалась кровать, мягкая, удобная кровать, но она не протестовала против дискомфорта, не в тот момент, когда это означало что им придется расстаться хотя бы на мгновение.       Их губы не разошлись, их языки танцевали вместе, звук разрываемой ткани звучал где-то вдали, и ей было все равно, что это было. Она не хотела чтобы то что происходило между ними заканчивалось. О, нет, совсем нет. Не тогда, когда все, чего ей хотелось, — это доказать Деймону, что она здесь. Здесь для него, несмотря ни на что. Он мог утопить в ней свою печаль, когда бы ему это ни понадобилось, и она, несмотря ни на что, была бы рядом с ним.       Она оторвала губы, не в силах больше сдерживать стоны, когда он вошел в нее. Так же она обнаружила, что наполнилась слишком рано, слишком быстро, и врезалась в твердый, холодный пол с мучительной скоростью. О, Боги, как это было жестоко с ее стороны так наслаждаться его болью?       Ей не потребовалось много времени, чтобы достичь своей вершины, что привело его в еще большее безумие, и когда он, наконец, с криком погрузился в нее, чувство триумфа было гораздо лучше, чем любое удовольствие, которое она испытала до сих пор.       Она показала ему, не так ли? Она принадлежала ему, а он принадлежал ей, и ничто этого не изменит, ничто.       Когда он рухнул на спину рядом с ней, она повернула у нему свое лицо и обнаружила, что он сделал то же самое, с любопытством наблюдая за ней. Она улыбнулась ему и снова положила руку на его щеку.       — Видишь? Я вся твоя. И я здесь ради тебя.       Он долго молчал, просто пристально наблюдая за ней.       — Я полагаю, что да.       Они помолчали еще долгое время, и это молчание ощущалось комфортно.       — Как думаешь, как быстро ты сможешь собраться и одеться, чтобы мы могли отправиться в путь?       Она со стоном поднесла руки к лицу.       — Деймон, я даже не могу сейчас пошевелиться.       По крайней мере, ее головная боль прошла.