***
Рози опаздывала. Впервые за долгие десятилетия своей деятельности в роли Верховной ведьмы. Каждая минута ожидания отдавалась тревожными спазмами под сердцам, которые Кармайн скрывала за нервным хождением вдоль комнаты. Шаг за шагом. Стены сужались под давлением навязчивых мыслей, а стучание обуви действовало сущим раздражителем, вынуждая Вельветт шумно втянуть напряжённый воздух сквозь зубы. Хотелось пошло выругаться, но девушка не смела даже пошевелиться — страх за названую сестру превышал любое негодование. — Что вызвало недуг Рози? — Вельветт ненавидела тишину всей своей неутихаемой душой. Казалось просто невыносимым коротать ожидание в полнейшем неведении. Девушка неумело рвалась держать ситуацию под своим ведомым контролем. Старалась ухватиться за перо книги жизни, не позволяя напыщенной судьбе творить сущий хаос на её пути. Переполоха было предостаточно и без того. Вопреки ожиданиям, Кармайн не останавливает свой монотонный марш, выражая через стеклянный взгляд глубокую задумчивость. В таком состоянии, все ученицы стремились оставить Верховную наедине со своими мыслями, не докучая женщине присутствием. Не хотелось попасть под горячую руку снежной королевы. Однако, ответы были нужны сейчас. Давление огненных глаз вынуждает Кармиллу тихо вздохнуть, на мгновение ослабляя своё безрезультатное брожение по комнате. Слова застревают комом в горле, мешают ясно мыслить и слагать карноречия — когда же этот ад закончится? — Рози - некромантка. Она чувствует присутствие мёртвых и нечисти острее любой из нас, — в этом голосе едва можно было узнать привычную ледяную госпожу. Усталый, тихий и излишне медленный. Словно зверёк, загнанный в узкую клетку своих собственных страданий. Сердце разрывается, обрушает кирпичи надежды на светлую голову. Кармайн не могла собрать всю себя, мысли блуждали в уголках сознания: хотелось навестить дочь, позаботиться о своём ковене и спасти племя магии от увядания. Сестринство ведьм так опасно норовится расколоться, истлеть под натиском кощунственных неудач. Целая история могла сгинуть в небытие грозной обители смерти. — Можешь представить себе, что истинный голос тьмы преследует твоё сознание изо дня в день? Мешает спать, сжирает твою магическую энергию и отравляет разум, — Вельветт невольно сжимается в плечах, внимая странной агонии несправедливости под сердцем. Почему их народ вынужден так страдать из-за глупой неблагоразумности людей? Сентиментальность была чужда стихийнице, но боль за родные земли взывала глухо разбиться об рамки привычной отчуждённости. За последнее время, девушка слишком прониклась нравами других Верховных. Кармайн дала понять, объяснила своей возлюбленной истоки чужого страха и нежелания бороться за окровавленные судьбы. У каждой из них есть своё мировоззрение и свои ценности, идти наперекор которым не решалась даже Вельветт. Она не смела осуждать трусость, обусловленную такой естественной тягой к жизни. Спокойной, без дополнительного шквала проблем и смертей. — Ты слишком преувеличиваешь, моя дорогая, — птичье пение развевается нежным шлейфом по напряжённому воздуху, подзывая лёд и огонь одновременно обернуться на чужой голос. Лёгкая дымка телепортации, цвета багряного рассвета, распространяется вдоль пола хищными змейками. Это было необычно. Несмотря на суеверия, ведьмы крайне редко прибегают к перемещению в пространстве. Такой процесс требовал непосильной энергии и устойчивой координации. Вельветт невольно хмурится — аромат магии, появившийся в помещении отличался от ауры некромантки. Он был мускатный, немного тяжёлый и душный. Словно спëртый воздух на вершинах далёких гор, порывом ветра занесло в зачарованный зал собрания. Ядовитый. — Смерть не так ужасна, как вы её трактуете, — Рози улыбается ясно, не оставляя своей традиции, однако, даже невооружённым глазом можно заметить ведомые изменения в чужом поведение. Самым основным из них был невозмутимый мужчина, стоявший по правую сторону от некромантки. Его рука крепко, но мягко придерживала ослабленную ведьму за лопатки, оберегая от непредвиденных последствий физической слабости. Кармилла, не способная скрыть удивления, едва уловимо приподнимает брови и резким вздохом наполняет грудь пылью чародейства. Казалось, электрический разряд пробил позвоночник своим тленным шквалом. — Рад снова видеть Вас, дамы, — алые прядки волос покачиваются в бок, когда нежданный гость склоняет свою голову в благородном поклоне. Цепочка очков забавно звенит, подзывает снежную королеву отойти от шока. В который раз за этот день Кармилла проклинает свой недосып. Ей необходимо держать себя в руках, противиться первобытным позывам обнажать перед всеми свои душевные терзания. — Аластор? Не ожидала увидеть тебя здесь, — Кармайн осматривает мага вуду пытливым взглядом, с объяснимым напряжением скрещивая руки на груди. Женщина не привыкла доверять мужчинам нахождение в этих стенах. Они священны. Запретны для лика посторонних и внедрения непрошеной магии. — Прости, Кармилла, этот чëрт увязался за мной, — чёрные глаза не сияли былым огнём нежной тьмы. Они погасли под натиском всепоглощающей пустоты, блекли от зыбкого увядания во всём теле. Рози мягко хлопает красноволосого мага по плечу, вопреки своим словам: её взгляд задерживает на удивительно аристократичных чертах мужского лица, прежде чем ноги дамы ощутимо задрожали под тяжестью одежды. Аластор по рефлексу дёргается в сторону, не позволяя изящному телу омрачить здешние полы своим отблеском. Волнение, просочившееся в бездонные глаза чародея, вырывает хриплый смешок из груди Рози. — Я не собираюсь умирать, друг мой, — женщина осторожно опирается о стол слабыми руками, занимая своё излюбленное кресло. Ресницы греховно трепещут, выдавая с поличным непередаваемую усталость некромантки. Приходилось пить бесчисленное количество всевозможных отваров, чтобы минимально сгладить острые углы разрастающегося увядания. Было тяжело. Но ещё сложнее — играть на публику, сохраняя внешнюю отчуждённость. Даже жрице смерть свойственно страшиться перед грядущим. — Мы ждём кого-то ещё, чтобы начать? — дама осторожно сплетает дрожащие пальцы в замок, осматривая двух верховных в ожидании продвижения этой встречи. — Ты себя сведешь в могилу, — тихий шёпот повелителя вуду наполнен откровенным недовольством и возмущением. Он был изначально против любого участия некромантки в названном благодеяние. Но разве его послушают? Аластор нехотя садится на ближайший к Рози стул, вынуждая многочисленные перстни на руках переливаться при столкновении с лучами солнца. — И я лягу за тобой, — мужчина деловито откладывает замысловатую трость в сторону, игнорируя любопытство в глазах самой младшей Верховной из присутствующих. Негоже колдуну его уровня объясняться перед кем-то за своё беспокойство. Он знал Рози всю свою проклятую жизнь. Ни за что не потеряет её в этой войне. Кармилла осторожно отходит к своему месту за столом, но продолжает стоять, кропотливо перебирая свои многочисленные записи. Тонкие пальцы обводят каждый листок, следя за набором бессвязных заметок. Сомнения нет, её план был идеален — необходимо заполучить последнюю деталь для воплощения. — Вельветт, можешь принести кувшин с водой? — стихийница заметно оживилась, услышав просьбу со стороны ледяной покровительницы. Девушка стыдится признать свое положение в этих кругах старейших магов: она ощущала себя поистине неопытным ребёнком, чей взгляд с любопытством окунулся в неизведанное ранее пространство жизни и смерти. Огненная ведьма послушно преподносит фарфоровый сосуд с водой, предоставляя его вечно холодным рукам Кармайн. Женщина ощутимо нервничает. Скрывает что-то. Как всегда. Вельветт вела себя неестественно тихо, словно боясь разрушить нечто очень важное и ценное — жертву, которую все они готовятся принести. Само ведьминское нутро подсказывало юной девушке предстоящую потерю. Голова отказывалась думать о плохом, на то хватает ночных кошмаров и тревожных спазмов в груди. «На всё воля времени и Мары» Пронзительный свист. Кувшин падает на пол, вдребезги разбиваясь от столкновения. Осколки летят в разные стороны, украшают своими водянистыми разводами обширное пространство вокруг себя. Неожиданно. Стихийница едва успевает сдержать возмущенного визга: Кармилла бесстрастным движением ведёт остриём осколка по своей ладони, обнажает под ниспадающими лучами солнца кровавый перелив. Садится на колени и погружает жертвенную ладонь в исток своего величия. Жадно впитывая магию, вода окрашивается в греховном лике. Темнеет. В воздухе повисает уйма вопросов, которые так ребячески разрывают грудь громогласным огнём. Казалось, данное представление искренне удивило лишь Вельветт. Ледяная ведьма закрывает свои глаза, чей цвет изящно напоминал багряную лужу на древесине. Изображение отдаётся рябью, дрожит и бурлит, подобно котлу в классе зельеварения. За считанные мгновения водная гладь, покрываясь редким звоном света, начинает искажаться, меняя своё обличие в смазанных движениях. Ещё никогда юная Верховная не видела такого использования стихии. Резкая вспышка оглушает всех присутствующих в помещении, наполняет каждый уголок и окутывает своим ароматом зачарованного воска. Аластор шепчет проклятия себе под нос, накрывая чувствительные к свету очи Рози широкой ладонью в кожаной перчатке. Желанная тишина длилась недолго. — Какая неожиданность. Этот голос врезается в кромку сознания острыми зубами, превращая любые доводы в месиво полного оцепенения. Вельветт судорожно заглядывает через плечо своей возлюбленной, на уровне рефлекса хватаясь руками за её хрупкие плечи. Хотелось чувствовать успокаивающий холод, знать, что в этот сумбурный момент она не была одинока. Неровная поверхность разлитой воды медленными волнами собирается в отражении иного измерения: другая комната, походившая на излитые златом покои, туалетный столик с огромным разнообразием переплетённых книг и серые глаза. Хитрые. Коварные. Они смеются, издеваясь, наблюдают за взбудораженными ликами собравшихся колдунов. Словно корыстные стрелы бьют под рёбра и раздевают бедные души догола. — Лилит? — негодование растекается ядом по венам огненной чародейки. Это было возмутительно. Девушка, внимая сущему отвращению, отшатывается от Кармиллы — пытливо сверлит её затылок гневным взглядом. — Зачем ты вызвала эту предательницу? — Какое необузданное дитя, — по ту сторону лужи раздаётся игривый смешок, бьющий по самой гордости Вельветт. Хотелось сорваться с места и одним взмахом руки разбить несносный портал. Истребить гнусное яблоко раздора. Лилит лишь пуще растягивает губы в усмешке, не стесняясь своей ощутимой власти над возмущённой ведьмой. Голова медленно накаляется в бок, позволяя длинным пшеничным локонам отлить мягким переливом под гнётом ароматических свеч. Выжидает. Дьяволица. — Только Лилит можем помочь воплотить мой план, — Кармилла не сводит глаз с водного полотна, игнорируя пульсирующую боль в кровоточащей ране. Мурашки сбегаются к телу, налитому свинцом от воздействия магического транса. — Я не допущу гибели наших ведьм. Мы победим охотников хитростью. Вельветт хмурится, но молчит. Она полностью доверилась повелительнице своего сердца, отдавая во власть этих ледяных рук весь дальнейший расклад их поединка. Девушка показательно отворачивается в сторону окна. Сдерживает в груди неприятное жжение злости. Как же неприятно противиться собственному огню. — Удивительно, эта очаровательная девушка слушается тебя, — Лилит проводит аккуратными пальцами вдоль своей объёмной шевелюры, мягко откидываясь на спинку величественного пьедестала. Королева. Одна из самых первых ведьм, чья магия зародилась на гнилой земле. Её корни дали начало новым знаниям, умениям, распространили исток чародейской души. Она была духовным наставником для всех нынешних верховных, кроме относительно молоденьких ведьм. Ее почитали, любили и боялись. Но все почести и доблестное уважение обрушились в один миг — Лилит стала падшей ведьмой. Предательницей. Их названая мать отреклась от своих преемником. Сбежала «в люди», притворяясь обычной женщиной под властью влюблённости. Как ведьма её статуса опустилась до преклонения перед обычным, смертным мужчиной? Кармилла бросает смазанный взгляд в сторону напряжённой Вельветт, неуверенно сжимая окровавленные пальцы — Лилит всё знает. Её глаза созерцают жизни каждой колдуньи и каждого мага. Она — сильнейшая из всех. — Кармилла, — сладкий голосок выводит Верховную из задумчивости, возвращая всё собственное внимание в сторону портала. Она должна сосредоточиться, чтобы и дальше удерживать эту хрупкую связь. — Моя безупречная, — серые глаза сверкают заинтригованными искорками, мерцают истинными драгоценностями даже сквозь шаткое измерение. Унизительно преклоняться этой величавой даме, вкушая обжигающий стыд и оцепенение конечностей. Кармилла была обнажена душой. Не могла скрыть ничего. Каждая боль, каждое страдание и сомнение полыхали на очертании дьявольских губ. Какого было бы оказаться поодаль от неё? Страшно? Восхитительно? Сложно представить этот шлейф всеобъемлющей магии и власти, исходящий от истока первой чародейки. — Чего же ты хочешь? — Нашли на людской разум Мор, — голос не дрожит, говорит отчаянно, с рвением к скорейшей свободе и благоразумию. Лишь сердце предательски замирает в груди, норовясь навсегда застыть под натиском неприятного предчувствия. — Сделай так, чтобы они увидели силу нечисти воплоти и пожалели о своём деянии, — Лилит заливается ярким смехом, слишком чистым и невинным для своего воплощения. Она качает головой в такт мягкости своего чародейского голоса. Гипнотизирует. Вынуждает сонное сознание слепо следовать за собой. — Это слишком жестоко, не находишь? — ведьма-прародительница двигается ближе к порталу, с нескрываемым удовольствием рассматривая исхудавшие черты бледного лица. Ей интересно. До жути любопытно, как великие верховные планируют справляться с надвигающейся угрозой. — Не надо их убивать, — вздох без ведома Кармиллы покидает пределы багряных губ, придавая непоколебимому образу женщины ещё большое изнеможение. Так стыдно казаться беспомощной в глазах товарищей и собственной любви. — Создай иллюзию. Покажи людям возможные последствия инквизиции. Лилит молчаливо отводит взгляд куда-то ввысь. Играется. С кошачьей границей растягивает губы в кривой усмешке и щурит свои серебряные очи. Немудрено, что этой красоте завидовали все ведьмы времён восхождения первых истоков магии. Лестный голос, наделённый невероятной грацией, пышные волны пшеничных полей и такие глубокие, ангельские глаза. Вельветт до крови кусает губы, едва стоит на ватных ногах, ощущая, как дрожат колени. Гнев был этому причиной или горючий страх за возлюбленную? Падшая давно приняла решение, но растягивает удручающее удовольствие. Наслаждается мягким послевкусием зависимости и мольбы. В людской жизни сложно отыскать веселья, разнообразия, оттого, любые просьбы к себе, хотелось вычленить до основания. Пробрать ведьминскую натуру до костей. — Что ты можешь дать взамен? — Всё, что захочешь, — Кармилла была готова к этому вопросу. Отвечает резко, не задумываясь. Так безбожно хватаясь за возможность спасти своё родное племя, женщина закрывает глаза на свою собственную жизнь. Имеет ли она значение, когда на кону стоит целый народ? — Кармилла, не делай этого, — глаза стихиницы наливаются искрами внутривенного огня. Девушка горит, внимая острой потребности предотвратить самую роковую ошибку своей снежной королевы. Хотелось сорваться с места, оттащить безрассудную Кармайн от чертовой лужи и забыть данный разговор, как страшный сон. Стереть из воспоминаний эту гнусную усмешку на варварских устах Лилит. — Прошу тебя, мы найдём другой способ, — Кармилла не смотрит на Вельветт. Лишь нежно улыбается корню любви в своём сердце, успокаивая стеклянное жжение в глазах. Она обязана сделать всё возможное, чтобы спасти свою огненную бурю. — Я согласна, — Лилит, довольная сложившейся ситуацией, светится азартом. Соглашение с её стороны не являлось милосердием, однако, тяжкий камень ответственности наконец дал трещину на сжатых плечах повелительницы льда. Осталось дожить до роковой ночи возмездия.***
Луна светит особенно ярко, распространяя своё величие вдоль необъятных лесных вершин. Темнота и мрак. Весенние ночи оставались холодными, пробирающими до самых костей порывами вольного ветра. От него невозможно было скрыться. Разглядывая таинственную даль, некромантка нервно курила толстую сигару и задыхалась в отблесках густого дыма. Армия мертвецов, поднявшая свои трухлявые кости из объятий Матушки-земли, стремительно уходила за горизонт. Лилит были необходимы «куклы»для совершения задуманного — жрица смерти предложила свою помощь, не задумываясь о возможных последствиях. На это ушли всё оставшиеся силы. Аромат кедровых орехов и хвои окутывает, опускаясь багряным пиджаком на дрожащие плечи Верховной. Углубившись в свои мысли, женщина не заметила кощунственного влияния холода. Она стала такой уязвимой без своей мертвенной энергии. — Не стоило тратить на это силы, — Аластор встаёт поодаль от давней подруги, с нескрываемым беспокойством осматривая опустевшее выражение бледного лика. Рози едва можно было отличить от её подчинённых. — Ты взяла мою сигару? — женщина не находит в себе сил рассмеяться, любое проявление эмоций отдаётся жгучей истомой в груди. Кончики губ слабо дергаются в попытках передать привычную, успокаивающую усмешку — плохо, слишком жалко и бренно. — Кажется, время пришло, — табачный пепел скатывается на обнажённую землю, норовясь потянуть за собой лишённое всякой энергии тело. Рози держалась долго, игнорируя подступающее изнеможение и отвратительное воздействие смерти. Но от судьбы невозможно сбежать, даже если царство мёртвых является твоим вторым душевным пристанищем. Аластор ловит женщину в капкан своих рук, прижимает к широкой груди вялое тело и дрожит. Голос разума вопит в самом сердце повелителя вуду, насылая тайфун проклятий каждому живому существу этого мира. Он не сдастся так просто. Не оставит попыток бороться до последнего. «Узнал ли голос мой таинственный? О, милый мой, Я – ангел детства, друг единственный, Всегда – с тобой.» Густые тучи закрывают ребристым полотном лунное небо, вея ужасом и запахом костяной погибели. Кромешная тьма. Не видно звёзд, надежды и людского ликования. Проносясь над лесом, громогласный вой отродьев разрезает вольные просторы остриём правосудия. Шаг за шагом. Топот копыт мчится сквозь неприкосновенную гладь великой природы, прогибая землю и былую самоуверенность смертных. Нечестивые силы рычат, блистая в необузданном отражении лилового чародейства. Их манят огни деревень, живая плоть и звук греховного серебра в оружейном порохе. «Мой взор глубок, хотя не радостен, Но не горюй: Он будет холоден и сладостен, Мой поцелуй.» Аластор осторожно отдаёт бездыханное тело в объятия шёлковых простыней. Наблюдает скованным взглядом за распространением мрачных линий — чернеющая мгла на одеянии белоснежной плоти. Вкрапления испарины выступают на впалых щеках некромантки, обнажая отчаянные попытки Верховной бороться с угасанием собственного организма. Так больно. Маг Вуду не медлит, время так болезненно утекает сквозь пальцы. Бежит, не оставляя возможности продумать собственные действия. Мужчина достаёт из-за пазухи небольшой ритуальный кинжал и безбожно режет внутреннюю сторону своей кисти. Пульсирующие вены отрекаются от темно-бордовой крови, позволяя её каплям стекаться на приоткрытые уста Рози. Аластор отдаёт свою жизненную энергию, насильно выталкивает её из себя и морщится от накатывающей тошноты. Аристократические черты лица приобретают грубый контур, пламенеют от гулкой вибрации магического истока. — Аластор, не смей, — женщина невольно сглатывает вязкую кровь, чувствуя нарастающее жжение в горле и кончиках пальцев. Энергия вуду отчаянно бурлит в собственном теле, охватывает оледеневшие конечности спасительным жаром и открывает второе дыхание. Острая на вкус кровь не позволяет цепким пальцам смерти похитить Верховную из мира живых, не отдаст её душу в лапы вечной мерзлоты и горя. Мужчина молчит, эгоистично пользуясь полной беззащитностью Рози. Он знает меру, но сможет перешагнуть её, если этого потребуют обстоятельства. Пожертвует собой во имя той женщины, которая смогла воскресить в нём нечто трепещущее и чистое. Некромантка показала ему краски жизни и стойкую тягу к прекрасному. Без неё этот мир не имеет ценности — просто пафосная безделушка. «Он веет вечною разлукою, – И в тишине Тебя, как мать, я убаюкаю: Ко мне, ко мне!’ И совершаются пророчества: Темно вокруг. О, страшный ангел одиночества, Последний друг.» Охотничий крик омрачает ведьминские земли. Ружья падают стремительно и громко, становясь бесполезным самообманом в этой борьбе. Серебро непригодно для неизвестных тварей, вышедших из самых глубин дремучих лесов. Пасти скалятся, выставляя на всеобщее обозрение уродливые клыки и густую, кровавую слюну. Глаза горят лиловыми огнями, вызывают животный ужас в жалких людских душах. Они совершили роковую ошибку, позабыв о том благодеянии, о защите, которую предоставляли им величавые чародейки на протяжении веков. Спасали их грешные сердца от неминуемой смерти. От крови и плоти, запаха разложения и горючих слез поражения. Самое время одуматься. «Полны могильной безмятежностью Твои шаги. Кого люблю с бессмертной нежностью, И те – враги!» Хруст костей. Как тут сдержать и не убить хотя бы одного нелепого душегуба? Женский голос стихает, замирает во времени легендарным знаменем. Её роль выполнена. Правосудие свершилось.***
Всё закончилось так же быстро, как и началось. Нечисть была изгнана из лесов, а оружейное дуло навеки заключили в кандалы перемирия. Благодать. Волшебство неспешно возвращалось в леса, наполняя их своим мелодичным пением и трепетом шустрых перьев. Воздух чист. Не было в нём более привкуса смерти и пороха — чистая, девственная магия. Кармилла не могла поверить своему счастью. Лёгкий ночной ветер ласкал длинные снежные прядки, заползая под кожу потоками окрылённой свободы и умиротворением. Алые глаза, устремившие взгляд к безоблачным небесам, наслаждались каждой минутой обретённого покоя: журчание восполняющей воды, блеск светлячков и приятная сердцу усталость. Женщина лёгким движением руки стягивает с ног лакированные туфли, погружаясь в прохладную воду по щиколотку. Нетронутая людской рукой, прохлада магического истока наполняла ведьминскую душу стремительным потоком силы и желанием двигаться дальше. Впереди её ждала долгая дорога, полная иных невзгод и препятствий. Но Кармайн чётко знала — она переживёт всё. Трава шуршит под ногами ожидаемой гостьи, спешившей разделить приятную ночь с Верховной льда. Вельветт отнюдь не грациозно опускается рядом, сопровождая своё появление игривой усмешкой и блистанием ясных глаз. Девушка ставит две ароматные чашки на землю и внимательно осматривает лик своей возлюбленной. Жадно наслаждается холодной красотой, ликует всем своим нутром. Они справились. — Это чай, который передала Рози, — опережая любые вопросы, стихийница мягко улыбается и ловит взаимность в отражении багряных губ. С трудом верилось, что война осталась позади. На кромке сознания по-прежнему полыхал шаткий привкус меди и страха — ожидания удара в спину со стороны неблагоразумных людей. Хотелось отключить мысли и забыть о боли, но таким ранам не суждено зарасти полностью. Останутся изуродованные шрамы, душевные трагедии и бессонные ночи в истоме жгучих кошмаров. Кармайн, приметив беспокойство своей возлюбленной, осторожно приподнимает руку и чутко приглаживает непослушную прядку кудрявых волос. Улыбается нежно, с замиранием сердца рассматривая редкие веснушки на смуглых щеках. Вельветт не выдерживает последствий долгой разлуки, прытко ныряет в омут мятных объятий, ластится к чужой груди и прикрывает глаза в небесном блаженстве. Сердце Кармиллы бьётся размеренно, разливаясь успокаивающей мелодией по венам огненной ведьмы. Она готова слушать эту песню до самой смерти. — Что Лилит попросила в качестве цены? — вопрос непрошенной птицей вылетает за пределы тягостного неведения. Юная Верховная безнадёжно терзала себя догадками и боялась представить самый ужасный исход из всех возможных. Не смогла перебороть навязчивый скрежет когтистого волнения. Тонкие пальцы Кармиллы задумчиво играются с пёстрыми волосами Вельветт, накручивают прядку за прядкой в попытках отогнать неприятное наваждение. Озвучить собственный приговор страшнее его осознания. Алые глаза блуждают по мягкой водной глади, ловя взглядом светлячков и речную живность. Вельветт заслуживает знать правду. Осторожным движением руки женщина обнажает своё левое запястье, подставляя под напряжённый взгляд огня худощавое запястье. На полотне бледной кожи виднелась золотистая метка. Маленькая змейка, чье безобидное очертание едва ли способно донести до незнающего жуткий смысл. — Этот рисунок — клятва Верховенства, — Кармайн старалась говорить равнодушно, сковывая своё разачарования в путах уже остывшего ликования. Её свобода всегда была лживой. Уже много лет снежная королева восседала в темнице собственных страхов и обязанностей. Она не видела истинного солнечного света. Сидела во тьме и безостановочно резала себя колющей виной по самым костям, разрушала саму себя. Однако, ясный огонёк вошёл в её ледяное царство одним прекрасным днём. Счастье в лице пламенной, неугомонной и самобытной бури. — Я обязана исполнить любую просьбу Лилит, независимо от своих желаний. Вельветт слишком резко вздергивает голову вверх, врезаясь ошеломлённым взглядом в самое сердце своей покровительницы. Черт бы побрал эту предательницу. Старую ведьму, которой доставляло извращённое удовольствие чувство контроля над другими. Неужели ей так нравилось обрывать едва расправившиеся крылья? Стихийница тихо рычит сквозь стиснутые зубы, неловко выбираясь из оков желанных рук. — Это не самое страшное, что могло случиться. Кармилле не дают договорить свою успокаивающую тираду — поглощают поток невысказанных слов малиновыми устами. Огненная ведьма целует пылко, обжигает душу и тело своим необъятным истоком магического очарования. Туманит разум быстрее самых чудодейственных травяных настоев. Снежная королева бессовестно тает под давлением шустрых рук и горячего дыхания. Забывает про необходимость воздуха и твёрдость земли. Всё теряет смысл на кончике хитрого языка. Прохладные пальцы волнительно подрагивают, зарываясь в спутанные локоны неугомонной бестии. Нежно стягивают их у затылка в порыве сладостной истомы. — Я убью эту дьяволицу, если она причинит тебе вред, — полыхающий шёпот обдает алеющие щеки Кармиллы дуновением ночного ветра. Вельветт довольна влиянием, которое она невольно оказывает на свою неприступную снежную богиню: багрянец помады греховно размазался вдоль подбородка, обворожительные ресницы слабо подрагивают, а россыпь естественного румянца украшает лебединую шею и острые скулы величавой Верховной. Чудотворная картина. Истинное полотно изысканного художника. Стихийница кривится в беззлобной ухмылке, внимая знакомой истоме под рёбрами. Разлитая по венам медь дразнит фантазию самыми стыдливыми изображениями и ритуалами. — Вел, прошу тебя, — Кармайн противится настырной девушке даже сейчас, с очевидным беспокойством закатывая сияющие глаза. Сколько же бед упадёт на их голову по вине импульсивного нрава младшей. — Мы обе творим глупости, признай это, — чёрная матовая помада оставляет свой след на запястье Кармиллы. Украшает нежным поцелуем золотистую метку Лилит, словно желает перекрыть своей любовью чуждое на теле чародейки. Никто не смеет искажать то, что всецело принадлежит одному огню. Очередное столкновение губ. Нежное и трогательное, задевающее самые потаённые желания целомудренной госпожи. Вельветт всегда разжигала необъяснимое пламя во льдах заснеженной души, распыляла свою любовь вдоль царствования вечной зимы. Она была лучом света в темноте, спасением и верной гибелью для безупречной Кармайн. Женщина отпускает любые попытки сопротивления, драгоценным фарфором падает на траву, втягивая юную чародейку прямиком в ловушку собственных рук. Она позволяет себе не думать, оставить мысли и домыслы за пределами родных лесов. Земля, непрогретая весенним солнцем, встречает верховных мурашками и зыбкой прохладой, но под натиском бурлящего огня всё кажется излишне тёплым. Жарким. Вельветт не даст своей королеве замёрзнуть.***
Рассвет застал стены шабаша душистыми лучами и проблеском всеохватывающей надежды — стихийница впервые за долгое время возвращалась в родной дом с красноречивой улыбкой на губах. Искренней, лучезарной. Бессонная ночь в объятиях любимой женщины стоила предстоящих страданий и неугомонного перелива звонких девичьих голосов. Жизнь возвращалась в привычное русло: волокита с обучением подрастающего поколения ведьм, обустройство здешних лесов и забота о фауне. Вельветт чертовски скучала. Перешагивая порог собственной комнаты, девушка сонливо стягивает с плеч лёгкий чёрный плащ, который впитал в себя нежный аромат мяты. До официального подъёма учениц оставалось несколько часов — лучше, чем ничего. — Госпожа Вельветт, — юный голос со стороны личной библиотеки стихийницы вынуждает рьяно вздрогнуть в плечах. Кого принесло в такую глухую рань? Верховная разворачивается, осматривая неловкую фигуру, столь скромно стоящую с опущенной головой и виноватым взглядом. Новый день — новые сюрпризы. — Клара? Что-то случилось? — Вельветт спешит вновь накинуть плащ на свои обнажённые плечи, скрывая за тёмной материей багряные бутоны. Кармилла не умела быть осторожной в страстной агонии. — У меня открылась способность, — одна из дочерей Кармайн, казалось, совершенно не обращала внимания на судорожные движения собеседницы. Дырявила пол своими алыми глазами и нервно перебирала край синий блузки. — Это же чудесно, — немного растерянно тараторит ведьма, в недоумении осматривая Клару. Девочка походила на уличного котёнка, обиженного жизнью и бесчеловечной судьбой. Пазлы никак не складывались в единую картину. Проявление первых магических истоков у юных чародеек — настоящий праздник, торжественное событие и один шаг к становлению полноценной индивидуальностью. — Кармилла сейчас отдыхает, можешь обрадовать её этим известием за завтраком. Клара наконец-то поднимается глаза от пола. Смотрит испуганно, с обречённостью, причина которой была совершенно непонятна для Вельветт. Младшая Кармайн качает головой и одним движением руки зажигает пламя над собой. Клара — стихийница огня.