Злодейский (Villainous)

Вступление.       Давным-давно…       В высокой башне отшельником жил рыжеволосый колдун, а во дворце, полном людей, — белокурый принц. Оба они были отчаянно одиноки.       Королевства Эмпириона и Колдуны Аполлиона ненавидели друг друга на протяжении сотен лет, со времен Великой Войны. Они не поддерживали никаких контактов, не считая попыток уничтожить друг друга время от времени. И они уж точно не заводили друзей на вражеской стороне.       Кроу — измученный колдун, который просто хочет, чтобы его оставили в покое: чтобы Совет Колдунов перестал докучать ему, требуя реализовать свой потенциал, а новоиспеченные герои Эмпириона перестали нападать на его башню в попытках убить его. Но однажды он встречает принца Азру из Хай Феллз, совсем не похожего на типичного представителя королевского рода…       Давным-давно…       В одной далекой-далекой стране…       Была Башня.       Очень старая, громоздкая, мрачная башня, окруженная высокими зарослями колючего кустарника. Можно было бы предположить, что в чем-то подобном обитает хотя бы один призрак, но нет, она была досадно тривиальной. Единственными привидениями здесь были дикие вороны, которые гнездились под деревянными карнизами и сидели на черепичной крыше в любое время дня и ночи.       Местные жители называли это место «Гнездовьем», что было особенно уместно, учитывая, что именно здесь обосновался колдун Кроу (1).       Гнездовье располагалось на самом краю Неусыпного Леса, в глубине которого, в нескольких милях от башни, проходила древняя высокая каменная стена, служившая границей между Аполлионом и Эмпирионом. Короче говоря, башня была максимально северной для южного королевства, при этом оставаясь на «неправильной» стороне — определенно недостаточно южная, чтобы соответствовать стандартам колдовского сообщества, но и не настолько северная, чтобы вызывать у них сомнения. Последнее было критически важным для жизни в Аполлионе. Не стоило производить впечатление нелояльности или, того хуже, измены, иначе Совет Колдунов начнет дышать ему в затылок.       Если башня Кроу отличалась более изящным дизайном, чем можно было ожидать от колдуна, практикующего Темные Искусства, то не по его вине. Не он ее строил. Легенда гласила, что когда-то, много веков назад, башня была домом некой золотоволосой принцессы, и в шестнадцать лет Кроу просто купил это никому не ненужное место по дешевке. С деньгами тогда было туго. Он сделал все возможное, чтобы привести ее в надлежащий для колдуна вид, но одного лишь слоя черной краски явно оказалось недостаточно.       В данный момент Кроу находился в своих покоях — большой комнате на самом верхнем этаже башни. Посторонние могли бы подумать, что это на удивление обычная комната: ни черепов, ни мерцающего зеленого пламени, ни зловеще нахмуренных портретов, ни окровавленного оружия на стенах. Только одна большая, хорошо обставленная круглая комната с потолком, изогнутым в виде острого пика. Толстые темно-красные ковры устилали полы из полированного дерева; перед большим каменным камином стояло единственное кресло с искусной резьбой; на маленьком столике рядом с ним лежала одинокая колода карт. Еще там имелся небольшой дубовый гардероб и узкий книжный шкаф, заставленный книгами. Одну сторону комнаты занимала огромная кровать с балдахином, задрапированная черным шелком.       Кроу сидел за письменным столом красного дерева, занимавшим всю двухметровую часть изогнутой каменной стены. Когда стол принадлежал его отцу, он был в безупречном состоянии, но за двадцать два года во владении Кроу оказался испещренным мелкими прожогами. Конечно, он мог бы починить его простым заклинанием, но редко задумывался об этом, так как считал, что это придает столу некую пугающую ауру, которая была присуща только ему и которую надо было постоянно культивировать.       Как и в самой комнате, в его внешности не было ничего примечательного или, к его огорчению, особенно колдовского. Высокий, но слишком долговязый, чтобы казаться пугающим, и слишком худой и угловатый, чтобы быть по-настоящему грозным. У него были примечательные желто-золотистые глаза — особая примета, отличающая любого колдуна с самого рождения — под густыми темными бровями, которые в данный момент озабоченно хмурились. К счастью, он не унаследовал вьющиеся огненно-рыжие волосы своей матери, вместо этого обзаведясь прямыми каштановыми волосами с красноватым отливом, которые сейчас свисали почти до плеч. И все же любой оттенок рыжего был не слишком подходящим для колдуна, о чем отец не уставал ему напоминать. Не раз он прямо говорил, что рыжие волосы делают колдуна нелепым, что ни один человек с рыжими волосами не может восприниматься всерьез.       В свои тридцать восемь лет Кроу еще не успел обзавестись мало-мальски заметными седыми прядями, оставаясь досадно рыжим. По крайней мере, ему достался отцовский ястребиный нос, который усиливал впечатление, когда он язвительно усмехался. Кроу считал это своей лучшей чертой.       Остальное он старался компенсировать хорошей одеждой, отдавая предпочтение черному цвету. По его мнению, одежда подобного цвета добавляла носящему ее человеку степенности и важности. Если человек одет во все черное, его нельзя не воспринимать всерьез.       Но в данный момент он думал отнюдь не об одежде, нервно разглядывая нераспечатанное письмо на серебряном почтовом подносе и массируя длинным пальцем левую бровь, над которой начинала пульсировать головная боль. На письме, доставленном вороном этим утром, стояла печать Совета: тускло-черное сургучное клеймо с изображением прыгающего пламени, пронзенного кинжалом. Пафосные ублюдки. Подобные послания крайне редко содержали хорошие новости. Вот и сейчас он имел довольно четкое представление о его содержимом.       Кроу зажмурился, затем приоткрыл один глаз и снова прищурился.       Письмо никуда не делось, продолжая лежать на столе словно бы в ожидании.       Кроу вздохнул. Решив, что лучше покончить с этим побыстрее, он наклонился вперед, взял письмо, облизал большой палец и прижал его к сургучной печати — она растворилась в дыму, и конверт раскрылся. Он вынул один-единственный лист плотного пергамента, мысленно подобрался и начал читать:       Колдуну Кроу,       До нас дошли сведения, что твоя затея с похищением, о которой ты так широко распространялся, пошла не по плану.       Мы очень хотим услышать от тебя подробное объяснение произошедшего. Мы вызываем тебя завтра утром на заседание Совета в одиннадцать часов для предоставления полного отчета.       Не опаздывай.       Подписано,       — Лорд Велз, глава Совета       Простонав, Кроу провел рукой по лицу и придвинул ближе графин с темно-красным вином. Налив его в серебряный кубок, он одним махом осушил его, затем налил еще.       Проклятье. История с принцессой Аделиной. Какой же это был потрясающий провал.       Он с досадой подумал о том, что это должно было стать беспроигрышным планом и решением всех его проблем, — значительно улучшило бы его финансовое состояние и укрепило его положение как силы, с которой нужно считаться в обществе Аполлиона. Единственный раз, когда он пытался произвести впечатление, отчаянная попытка наконец-то заставить Совет навсегда оставить его в покое.       Все начиналось так хорошо. Он, никем не замеченный, успешно перебрался за Стену в одно из наименее значимых королевств Эмпириона и без труда похитил прекрасную темноволосую принцессу из ее башни. Он перевез ее обратно в свою башню и поместил в одну из свободных комнат в ожидании выкупа. Все прошло на удивление гладко. Удача явно была на его стороне.       А потом все пошло наперекосяк, причем впечатляюще быстро. Кроу не знал, что у девушки весьма натянутые отношения с родителями, а потому его записка о выкупе была возвращена с небольшой припиской: «Можете оставить ее себе». Его исполненные отчаяния последующие письма остались без ответа. Тем временем девушка просто сидела в (весьма удобно обставленной) комнате, причитая, плача и умоляя о пощаде в любое время дня и ночи, пока он лежал в своей кровати этажом выше, глядя в потолок с балдахином и чувствуя себя крайне подавленным. В конце концов он спустился по лестнице и крикнул ей в дверь, что не намерен ни сжигать ее, ни отравлять, ни в превращать в жабу (не то чтобы это было в его силах), так что не могла бы она, пожалуйста, просто съесть свой чертов ужин и прекратить этот чертов шум?       В конце концов ему удалось всучить ее одному из потенциальных Героев, которые иногда забредали на его территорию, и очень вовремя. Еще никогда в жизни он не был так рад видеть человека, пытающегося его убить. Но худшее уже произошло: денег не предвиделось, и его грандиозные, хвастливые планы, о которых он широко раструбил, пошли прахом. Не стоило, конечно, надеяться, что Совет закроет на это глаза; он подсознательно ожидал, когда этот Дамоклов меч падет на его голову, и вот, наконец, это случилось.       Кроу запустил руку в волосы и взволнованно дернул — мальчишеская привычка, от которой он так и не смог избавиться. Вот что он получил за свое честолюбие! Теперь ему предстояло отправиться в столицу, где жили все остальные колдуны, — Пандемониум, а он терпеть не мог этот город. По совершенно не понятным ему причинам он был построен на самых отвратительных болотах, какие только можно себе представить. У него остались самые дурные воспоминания об этом месте.       Честно говоря, он ненавидел большинство мест в Аполлионе с его вонючими болотами и непаханой твердой землей, причем чем дальше на юг, тем хуже: ужасная погода, рои комаров и никакой нормальной еды. В таком месте никто в здравом уме не захотел бы жить. Вот только все остальные колдуны хотели там жить или, по крайней мере, публично об этом заявляли и упрямо гордились тем, что влачат жалкое существование в самых негостеприимных местах, какие только можно себе вообразить. Полностью свихнувшиеся, все они.       Приглушенный лязг за окном отвлек его от размышлений, заставив вновь простонать. «К слову о полностью свихнувшихся…»       В любом другом здании этот звук не был бы столь примечательным, но его покои находились наверху башни — на высоте семи этажей от земли.       Он вздохнул, покорно поднялся на ноги и подошел к окну. «Началось».       Большинство окон в огромной круглой комнате были узкими и щелевидными, с тяжелыми стеклами и изящными металлическими решетками, но арка этого окна была выше и шире человека. Оно имело большой деревянный подоконник и искусно вырезанные ставни, которые открывались на север. При желании отсюда можно было окинуть взглядом весь Лес, но сейчас Кроу не интересовал открывающийся ему вид: он высунулся и, нахмурившись, посмотрел прямо вниз.       Там, метрах в десяти, по каменной стене, цепляясь за лианы руками в металлических перчатках, решительно карабкалась закованная в латы фигура, причем на удивление быстро.       Кроу схватил камень из корзины, которую держал под рукой как раз для таких случаев, и со всей силы швырнул в незваного гостя. Он со звоном отскочил от шлема, но без видимого эффекта.       — Отвали, чертов тупой ублюдок! — крикнул колдун.       Мужчина поднял голову. Забрало его шлема было поднято, открывая взору блестящие светлые волосы, пронзительные голубые глаза, подбородок с ямочкой и челюсть, словно высеченную из камня — как предсказуемо.       — Приготовься встретить свою погибель, злодей! — прорычал он звонким баритоном и, хрипя от натуги, схватился за свежую горсть лиан и подтянулся еще на метр.       — Тьфу. — Кроу со стоном закатил глаза и нырнул обратно в комнату.       Проклятой девчонки не было уже несколько месяцев, но это не мешало дюжине не знавших об этом факте Героев Эмпириона устраивать походы за Стену в попытках спасти ее от него.       Живя так далеко на севере, он постоянно оказывался на пути определенного числа искателей славы — один из профессиональных рисков колдуна, живущего в глуши, но после Аделины эта проблема вышла из-под контроля. Теперь вместо нескольких раз в год Кроу сталкивался с несколькими вторжениями в месяц. Он не понимал, почему люди до сих пор уверены, что здесь держат в плену леди. Но высокопоставленные и могущественные идиоты Северных Земель никогда не нуждались в поводе подумать о колдунах худшее. Две стороны огрызались друг на друга уже триста лет, и вряд ли это изменится в ближайшее время.       И когда у добродетельных рыцарей и принцев, а также отважных фермеров Эмпириона наконец кончались ведьмы, за которыми можно было гоняться, или волки, с которыми можно было сражаться, каждый перекачанный узколобый идиот с манией величия или желанием что-то доказать в конце концов забредал за Стену, через Лес к Аполлиону. Слишком многие из них добирались до его башни.       Все эти годы Кроу пытался отвадить их — ох как пытался. Он установил знаки, выкрасил всю башню в черный цвет — от булыжников до черепицы — и сделал специальную табличку с надписью «Гнездовье: Не входить», выбитой достаточно грозным шрифтом. В порыве отчаяния он даже высадил вокруг территории башни высокую стену из колючего черного кустарника и использовал капельку магии, чтобы ночью она светилась зловещим зеленым светом.       Но все это не имело ни малейшего значения. Никакие его действия или слова не могли убедить их, что он не стоит усилий, которые они прилагают, чтобы прикончить его, или что он не собирается прорываться сквозь их драгоценную Стену и превращать их города в пепел. Не то чтобы иногда эта идея ни казалась ему заманчивой, но он не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. Нет, все эти препятствия, казалось, лишь прибавляли решимости этим самоуверенным перекачанным идиотам. Чем труднее путь, видимо, рассуждали они, тем более гарантированным и впечатляющим будет приз в конце его. Случайных искателей приключений живая изгородь отпугивала, но по-настоящему тщеславные игнорировали знаки, мужественно продирались сквозь колючие заросли, отмахивались от защищающих свою территорию ворон и, наконец, взбирались на башню. Они даже не пытались подняться по лестнице, что было особенно странно, потому что позади была дверь. Нет, идиоты карабкались на чертову башню разными неоригинальными способами, игнорируя его угрозы, предупреждения, мольбы и сброшенные на них предметы, пока Кроу орал на них до хрипоты и в итоге был вынужден сбросить их со стены.       Если он этого не делал, эти огромные разъяренные груды мышц в конце концов врывались к нему в самый неподходящий момент, решив героически расправиться со злым колдуном и добыть себе сокровища (или жену, хотя эта часть, честно говоря, всегда казалась ему несколько самонадеянной).       Когда это случалось, ему ничего не оставалось, как превращать их в маленькие дымящиеся кучки золы. Как и все колдуны, он умел обращаться с огнем.       Последней каплей стал случай, когда он безмятежно вышел из ванны и наткнулся на размахивающего мечом, кричащего рыцаря с обезумевшим взглядом, который незаметно пробрался к нему в спальню. Мокрому и голому Кроу не оставалось ничего другого, кроме как защищаться, при этом чудом избежав потери головы.       После этого случая он начал смазывать маслом последние семь метров стены башни под своим окном, и проблема перестала быть такой острой.       Он больше не пытался их переубедить. Любой здравомыслящий человек поворачивал назад задолго до того, как добирался до этой точки, а значит, только самые упертые из них заходили так далеко. Это было все равно что разговаривать с валуном — огромным, ощетинившимся топорами валуном.        Он на собственном горьком опыте убедился, что бесполезно спорить с Героем, достигшим конечной цели своего Пути.       Кроу налил себе вина в кубок большего размера и со стоном плюхнулся в золотое кресло с высокой спинкой у камина. Оно некогда принадлежало его отцу, и в его типичном драматическом стиле скорее напоминало трон, чем стул.       Снаружи вновь донеслись угрозы и бахвальские заявления.       Кроу снова провел рукой по лицу. Люди чертовски утомляли его. Положив ноги на маленькую скамеечку с мягкой обивкой, он потягивал вино и развлекал себя тем, что подбрасывал в каминную решетку разноцветные шарики огня в ожидании неизбежного.       Как и следовало ожидать, через пару минут он услышал характерный протяжный, стихающий крик, когда закованные в металлические перчатки руки добрались до смазанного камня, а затем грохот лат далеко внизу. Кроу поморщился и покорно покачал головой. Он пытался их всех предупредить. Только за этот месяц их было уже трое. Может, атмосфера тут располагающая?       — Хастур! — громко крикнул он, уткнувшись носом в кубок.       — Да, сэр, — донеслось в ответ лишь секунду спустя. Кроу вздрогнул, но взял себя в руки и спокойно повернулся в сторону открытого дверного проема.       Хастур был его слугой — в некоторой степени. Сгорбленный дряхлый старик служил его семье на протяжении двух с половиной поколений и приходился родственником одной из семей Совета, так что они были более или менее связаны друг с другом. Уволить его он мог не больше, чем дядю — жуткого, неприятного старого дядю, который почти наверняка шпионил за ним в пользу Совета. Даже на расстоянии эти пронырливые любители совать нос в чужие дела не спускали с него глаз, следя за тем, чтобы он не переступал черту. Кроу не сомневался, что только это и удерживало Хастура рядом с ним, помимо преданности отцу. Никакой особой привязанности к нему Хастур уж точно не испытывал. В основном они избегали друг друга, как чумы.       Сейчас Хастур больше походил на оживший труп, но он так выглядел, сколько Кроу себя помнил. Смертельно бледный, с впалыми щеками и черными глазами, с кожей, испещренной пигментными пятнами, и копной бледных волос, похожих на приклеенную к голове солому он обладал удивительной способностью появляться из-за угла в самый неподходящий момент и, без сомнения, был самым страшным существом в башне.       Кроу прикидывал, что мог бы решить проблему с Героями, просто привязав Хастура к столбу у границы участка, но вряд ли он на это согласится.       Жаль.       — Спустись и забери доспехи и прочее у нашего гостя. — Он неопределенно махнул рукой в сторону окна. — Ты знаешь, что делать.       — Сию минуту, — с довольным видом ответил Хастур, обнажив в улыбке крошащиеся зубы. Кроу едва удержался от содрогания.       Жуткий старый сукин сын. Хастур всегда получал слишком много удовольствия, расправляясь с останками павших Героев и Рыцарей, тогда как Кроу было противно даже смотреть на них. Постыдная черта для сына некроманта, но что ж поделать. По правде говоря, он не любил убивать. Однако ему лучше было не признаваться в этом Хастуру, который во всем следовал примеру отца (а значит, и Совета). Обе стороны были бесконечно разочарованы тем, что яблоко упало так далеко от яблони.       Он осушил кубок и снова наполнил его.       По крайней мере, каждая смерть искателя приключений пополняла его (на данный момент довольно внушительный) официальный счет трупов северян, мрачно размышлял он, и только поэтому Совет оставлял его в покое. Они и раньше не то чтобы ценили его, а после недавнего провала и вовсе начали ни во что не ставить. Кроу застонал. Для Совета их имидж и репутация были превыше всего, так что его неудача их вряд ли позабавит. В принципе, их редко что забавляло, но в этом случае он пойдет на дно, как нагруженная свинцом лодка. Он снова застонал, представив, какими способами они, несомненно, выразят свое разочарование.       — Сэр?       Кроу снова подскочил. «Черт бы его побрал».       Он медленно и с достоинством повернулся и посмотрел на слугу.        — Да?       Хастур вошел в комнату, двигаясь так же бесшумно, как труп, на который он походил, и протянул руку.       — Я нашел при нем это.       На его раскрытой ладони лежала наручная серебряная манжета с инкрустированными зелеными камнями. Красивая и очень старая, но в остальном ничем не примечательная — если не считать исходящей от нее слабой ауры древней магии.       — Хм-м… — Кроу взял ее в руки и с интересом осмотрел, а затем коснулся своими магическими чувствами, ощущая легкую вибрацию. Определенно артефакт пока не установленной силы. — Хорошо, очень хорошо. Молодец, Хастур. ***       В башне была одна лестница — закрученная в тугую спираль, которая, словно сердцевина яблока, поднималась прямо по центру здания. Вход на каждый этаж венчался небольшой площадкой и тяжелой дубовой дверью, окованной латунью. В результате все этажи ниже верхнего представляли собой не одно большое открытое пространство, а скорее круговой зал.       Кроу быстро спустился по гладким, истертым годами ступеням на четвертый этаж, в комнату, где хранилась его коллекция артефактов.       Найдя свободный уголок, он положил туда манжету и осторожно повернул ее, чтобы показать с лучшей стороны. Позже он сможет рассмотреть ее на досуге, чтобы понять, стоит ли оставлять ее себе.       Каждый предмет в этой комнате был артефактом — одним из тех драгоценных колдовских предметов, которые наделены давно утраченной магией. Триста лет назад, во время Великой Войны, короли Эмпириона сожгли дотла огромный Зал Знаний Колдунов. Столетия работы и изучения заклинаний, книги и свитки исчезли в мгновение ока. Потеряны для истории, как солома на ветру.       В результате нынешние колдуны превратились в бледную тень своих древних собратьев, хотя горе тому, кто попытался бы им это сказать. Это было действительно постыдно. Теперь они вынуждены были довольствоваться несколькими десятками заклинаний, в основном практических, обыденных, которые и так знал каждый колдун — мужчина, женщина и ребенок. Но вся профессиональная колдовская работа, все их самые мощные (и интересные) заклинания и искусные навыки, вся эта легендарная сила теперь были лишь материалом для историй, забытыми искусствами. Артефакты — вот все, что осталось от этих искусств, и те, которым удалось не затеряться в веках, были столь же желанны, сколь и редки. Обычно их передавали по наследству, как семейные реликвии, причем богатые жители Северных Земель тоже, лицемерные ублюдки. Они, конечно, убили бы колдуна на месте, но отнюдь не погнушались бы забрать с трупа его ценные вещи.       Кроу очень гордился своей коллекцией, которая представляла собой солянку из унаследованных и найденных вещей, но по правде говоря, он сам немного побаивался половины имевшихся тут предметов.       Особенно потому, что был не до конца уверен в их назначении. Конечно, здесь были и обычные магические украшения, талисманы, которые светились при приближении опасности, и все в таком духе. Они были очень популярны среди Героев. Некоторые из них светились и сейчас — впрочем, они всегда светились. Это заставляло его нервничать, поэтому Кроу просто предпочитал думать, что они реагируют на его опасное присутствие. Но некоторые предметы… честно говоря, он понятия не имел, для чего они предназначались. Например, доспехи, некогда принадлежавшие отцу, казались совершенно нормальными, если не считать того, что он иногда краем глаза замечал, как шлем с плюмажем поворачивается, чтобы следить (наблюдать?) за ним; потрепанный кожаный сборник плохих стихов, издававший низкий довольный гул в любое время дня и ночи; часы, которые идеально показывали время, но отказывались идти в любую сторону, кроме обратной. И все в таком духе. И, пожалуй, самое зловещее из всего этого — совершенно безобидная на вид полированная деревянная коробка (найденная в древних довоенных руинах), которая издала ушираздирающий вопль, от которого треснуло стекло, в первый и единственный раз, когда он осмелился ее открыть. Кроу настороженно оглядел ее, обходя маленький демонстрационный альков.       Древние колдуны обладали весьма странным чувством юмора.       Кроу повернулся и вышел из комнаты, как обычно, остановившись, чтобы взглянуть на огромную картину на стене лестничного пролета.       На ней был изображен стройный мужчина средних лет. Длинные черные волосы зачесаны назад, высокий лоб с вдовьим пиком. Грозный взгляд, желтые глаза, угрожающая хмурость. Классический крючковатый нос. Впечатляюще вздернутые брови.       — Добрый день, отец. — Он отсалютовал картине, иронично подняв кубок с вином.       Его отец. Владимир Гнусный. Единственный колдун-некромант, родившийся за триста лет, первый некромант со времен Войны. Глава Совета Колдунов, знаменитость в своем роде и непоколебимый поборник Дела.       И умер он непоколебленным, сгинув в лучах славы в стычке с армиями Эмпириона двадцать два года назад. Каждые несколько десятилетий или около того колдуны вбивали себе в голову мысль попробовать совершить очередной переворот, чтобы вернуть то, что «принадлежит им по праву». Разумеется, они всегда проигрывали. Оказалось, что колдунам совсем не удаются перевороты. Отчасти поэтому население страны было таким малочисленным. Но это не мешало всем остальным колдунам превозносить Владимира как героя и мученика, в чем Кроу совершенно не хотел ему подражать.       Ему было бы гораздо легче жить, если бы он хоть немного походил на отца, когда тот был жив. И рыжие волосы были бы не так страшны, и отсутствие физического сходства — все были бы рады закрыть глаза на внешние дефекты Наследника Великого Некроманта. Но все оказалось гораздо хуже: по мере взросления Кроу становилось все очевиднее, что он не унаследовал отцовские способности к некромантии.       Совет на протяжении многих лет, начиная с самого детства, снова и снова проводил над ним опыты со все возрастающим отчаянием, как будто проклятые способности просто проявятся в одночасье. Или если он просто получше постарается. Колдовская магия на восемь частей зависит от силы воли, всегда говорил его отец, так что дерзай. Но с годами все были вынуждены принять горькую правду: он был таким же колдуном, как и все остальные, причем даже не особо сильным.       Это было очень медленное и болезненное падение с высоты.       Помимо стыда и смущения Кроу всегда испытывал тайное облегчение. Зачем, спрашивается, ему понадобилось бы вызывать мертвых? Живые и так доставляли немало хлопот.       Отец, разумеется, испытывал такое же отвращение, как и все остальные, и не скрывал этого.       — Я ожидаю большего от своего сына, — всегда говорил он, прожигая его своим пугающим взглядом. — Мы, — тут он выпячивал грудь и впериливал в Кроу пронзительный взгляд, — мы, колдуны, являемся естественными правителями обеих этих земель, а не эти ханжи с Севера. Это наше право по рождению, наша великая Судьба. Как и твоя судьба — идти по моим стопам, помогать нам в достижении нашей славной победы и возвращении к власти.       — Но, — возражал Кроу с детским недоумением, — прошло уже триста лет с тех пор, как мы проиграли войну. Почему мы до сих пор не правим? Когда Судьба начнет помогать нам?       Подобные вопросы воспринимались не лучшим образом. Ни один вопрос, начинающийся с «почему», никогда не проходил гладко. К сожалению, он был очень любознательным ребенком, и это еще больше усложняло ему жизнь.       Весь этот опыт отвратил его от патриотизма.       Потом, конечно, отец взял и погиб. С тех пор все пошло кувырком. Их родовое поместье было конфисковано из-за неуплаченных налогов, и Кроу остался сиротой и бездомным в возрасте шестнадцати лет, лишившись защитного влияния знаменитого отца. Ему удалось наскрести достаточно средств из своего наследства, чтобы купить Гнездовье, умыть руки от всего колдовского сообщества, и на этом все.       Теперь он просто хотел, чтобы от него отстали, но, похоже, судьба никак не могла оставить его в покое.       Впрочем, кто знает. Он с сомнением подумал о письме. Может, если повезет, ему удастся выкрутиться и изменить положение вещей к лучшему.       Не то чтобы удача была его сильной стороной.