Злодейский (Villainous)

      Утреннее небо было угрюмо-серым, что вполне соответствовало настроению Кроу, зловещие тучи вдалеке на горизонте грозили дождем. Он недовольно посмотрел на них и поплотнее закутался в свой самый красивый черный плащ. Просто замечательно, особенно учитывая то, что он надел замшевые сапоги. Вот бы можно было взглядом запугивать не только людей, но и погоду.              Мягкий шлепок справа заставил его повернуть голову и увидеть, что на его плечо приземлился помет ворона. Такое случалось, ведь на территории его башни обитало множество птиц, но сегодня ему пришлось остановиться и медленно вдохнуть через длинный нос, прежде чем использовать очищающее заклинание, чтобы убрать отметину.              «Просто замечательно. Сегодня всему миру буквально покласть на меня».              Он прорычал магический пароль («эдро»), и высокая терновая изгородь вокруг его башни расступилась, словно шелестящий колючий занавес, пропуская его вперед.              Послышался треск разрываемой ткани – это край его плаща зацепился за торчащий черный шип, который оторвал от него длинную полосу. Кроу едва удержался от желания затопать ногами, словно обиженный ребенок, и быстро исправил повреждение, прошипев нужное заклинание.              Не самое удачное начало.              Несмотря на пасмурную погоду, он, как всегда, надел темные очки – особой конструкции, со стеклами по бокам и спереди, чтобы полностью скрывать глаза. Здесь от них было мало толку, ведь он был единственным, кто носил подобные очки во всем Аполлионе, но, по крайней мере, так ему не приходилось терпеть постоянные испуганные взгляды горожан, когда они заглядывали в его желтые глаза. И он выяснил, что, когда действительно выходил из себя, то, медленно сняв очки, добивался нужного драматического эффекта.              До Пандемониума, где проходили все заседания Совета, было добрых двадцать миль на юг. Прежде чем подвергнуть себя долгой поездке в карете, он решил зайти в местную таверну и пропустить стаканчик. Для алкоголя было еще рано, но когда речь шла о Совете, немного подпитанной спиртным храбрости ему точно не повредит.              Он неохотно шагал по грязным улочкам ближайшего городка, расположенного в полумиле от его башни, не обращая внимания на косые взгляды и на то, как толпы людей беспокойно расступались перед ним, словно отлив. Когда он проходил мимо, люди нервно шарахались в сторону, матери прижимали к себе детей. Те, кто посмелее, окидывали его откровенно враждебными взглядами, но он отмахивался и от этого. Это было уже в порядке вещей. Здесь его рыжие волосы выделяли его из толпы так же безошибочно, как и желтые глаза; рыжих было не так много, чтобы его было трудно узнать. Он выделялся, как зажженный светильник в темной комнате. А однажды узнав колдуна, его уже никогда не забывали.              Врожденные способности колдуна проявлялись с рождения, но расцветали с наступлением пубертатного скачка, выражавшегося в получении огромного клубка бурлящего хаоса как раз в тот момент, когда подросток меньше всего способен с ним управляться. На самом деле «скачок» – весьма подходящий термин. В то время как большинство людей просто мирились с сальными волосами, прыщами и неловкими сбоями в работе организма, начинающим колдунам приходилось сталкиваться с выходом их сил из-под контроля в самый неподходящий момент. Колдовская магия – это, по сути, сырая органическая энергия: инстинктивная, непредсказуемая, завязанная на эмоции... и, как любая энергия, эта проклятая штука хотела вырваться наружу.              Тренировки и дисциплина учили их направлять эту энергию в разные русла, например, в заклинания. К сожалению, больше всего ей нравился путь наименьшего сопротивления: тепло. Точнее, огонь. Это был единственный навык, который не нужно было изучать ни одному колдуну – только научиться контролировать.              Это не очень-то располагало к ним местных обывателей.              Когда Кроу приблизился к грубо обтесанным двустворчатым дверям таверны в своем развевающемся черном плаще, двое пронырливых мелких лоточников, которые всегда толкались поблизости, отпрянули от него. Он не обратил на них внимания.              Все всегда вздрагивали, как бы часто он ни приходил сюда и что бы ни делал. Они бы вздрогнули, испорти он воздух или слишком громко высморкайся. Один из них даже очертил себя знамением против зла и плюнул на землю, когда он проходил мимо; Кроу зашипел и поджег его тележку с фруктами просто в отместку. «Теперь у ублюдка точно будет повод для содрогания».              Разозленный подобным приемом, он проигнорировал панические крики и пронесся мимо пылающей телеги в таверну.              В шестнадцать лет, недавно осиротев и только что переехав в новый дом, Кроу случайно поджег местный паб, когда вышел из себя. Прошло двадцать два года, а таверна все еще оставалась огромным, почерневшим, пустым остовом на окраине города. Он служил постоянным мрачным напоминанием о том, насколько опасны и непредсказуемы колдуны. Из-за подобных вот происшествий и неестественных желтых глаз к колдунам относились со страхом и недоверием, граничащими с суеверием, и это только к югу от Стены. Северяне были еще хуже.              Он прошел вглубь таверны и сел за свой привычный столик – тот, который всегда оставался свободным на случай, если он заглянет. Людям было проще обходить его стороной, если они знали, где он находится, как в случае с залетевшей в комнату осой. Его это не беспокоило. Если они хотели держаться подальше, тем лучше для него и тем проще избегать их недовольного бормотания и бестактных разглядываний.              Именно на этом он бы и настоял, если бы кто-нибудь спросил, но никто не спрашивал.              Он постучал костяшками пальцев по столешнице, и трактирщик нехотя подошел к нему.              – Да, сэр? – спросил парень с жидкими и сальными каштановыми волосами и заплывшими глазами.              – Эля. Темного. – Кроу, не поворачивая головы, протянул ему через стол медяк. Сегодня ему совсем не хотелось видеть быстро отводимые взгляды и неловкое шарканье, возникавшее всякий раз, когда он встречался глазами с другими людьми. Он уже пожалел, что пришел.              Мужчина взял монету с недовольным ворчанием и удалился гораздо быстрее, чем пришел, вероятно, почувствовав плохое настроение посетителя.              Казалось, людей еще больше раздражало, что он всегда платил за выпивку, а не просто требовал ее бесплатно. Как будто они злились, что он не дает им лишнего повода ненавидеть себя. Среди колдунов было принято брать все, что им вздумается, как должную дань со всех обывателей, но лично Кроу считал, что злить людей, готовящих тебе еду, – плохая идея. Не стоит давать им дополнительный стимул отравить его.              Он знал, что жители этого отдаленного городка (да и любого другого) с радостью взялись бы за вилы и выгнали его из округи или просто насадили бы его на них, если бы не боялись, что в таком случае Совет сотрет их всех в порошок, как только до них дойдет слух о подобном линчевании. Личные неприязненные отношения Совета к Кроу были совершенно не важны – они не могли допустить, чтобы у дерзких обывателей появились идеи о безнаказанном насилии в отношении колдунов. Это могло плохо кончиться для всех них. В общем, хотел Кроу того или нет, он находился под их защитой, и все об этом знали. Это делало случавшиеся время от времени покушения на его жизнь еще более скрытными.              Конечно, он мог бы положить конец даже этому без всяких проблем. Он мог бы преподать местным пару «зажигательных» уроков или пожаловаться Совету. Но тогда ему пришлось бы начинать все сначала в новой деревне. Или, что еще хуже, Совет пронюхал бы об этом и решил, что нужно вернуть Кроу обратно в Пандемониум, раз уж он так явно не может о себе позаботиться. Брр.              Кроу уже давно решил, что у него особый талант влезать в самые неприятные истории. Другие колдуны лишь скрепя сердце принимали его за своего, но он очевидно был одним из них для прочих людей. Он был достаточно пугающим, чтобы горожане его ненавидели, и в то же время достаточно привычным, чтобы презрительно воротить от него нос.              Кроу без энтузиазма принялся за свой эль. Брр. Он скривился. «В старом пабе эль был лучше», – раздраженно подумал он. В пабе, который, так уж вышло, он сжег. Кроу взглянул на серебряное кольцо на указательном пальце левой руки, но камень в нем оставался кристально чистым, без намека на зеленый цвет. Значит, не отравлен, а просто плохого качества. Ура.              Он заметил, как один из посетителей уставился на него широко распахнутыми глазами, словно испуганный кролик. Кроу оскалил на него зубы, и тот поспешил прочь.              Время от времени он испытывал мимолетное искушение сдаться и перебраться в Пандемониум, где простые люди были настолько трусливы (и привычны к колдунам), что никогда не посмели бы проявить неуважение. Но даже захоти он этого (а он определенно не хотел), остальные никогда бы не позволили ему забыть о подобном проявлении слабости. О, им бы это понравилось, так ведь? Если бы он приполз обратно, поджав хвост. Ни за что. Кроме того, жизнь в столице означала соседство с прочими колдунами под недовольным взглядом Совета. Он был бы постоянно вовлечен во все их дела.              Сама мысль заставляла его с содроганием глотать свой посредственный эль. В конце концов, он предпочитал открытое отвращение и страх простых жителей постоянному разочарованию, которое испытывал со стороны колдовского сообщества всякий раз, когда представал перед ним.              Эти сумасшедшие ублюдки были просто чертовски... восторженными! Они восторгались тем, что были колдунами, своим «неизбежным возвращением к власти», тем, как они чванливо правят своим маленьким южным королевством.              Так повелось еще со времен Великой Войны. С тех пор как большая группа колдунов впервые вбила себе в голову, что они, как обладающие врожденной магией и потому высшие существа, должны сами править королевствами.              Видимо, недальновидность тоже была врожденной чертой колдунов, потому что они не учли, что их магия очень ограничена, а у королей есть армии. Возможность убить с десяток человек за раз неважна, если королевства могли противопоставить им целые батальоны. Великая Война – очень оптимистичный термин; на самом деле это был скорее Великий Разгром (не то чтобы колдуны когда-либо признают это), и все выжившие колдовские семьи были навсегда изгнаны с северной половины континента как предатели. Чтобы не пустить их обратно и была построена Стена. С тех пор между двумя сторонами конфликта установилась вполне комфортная наследственная вражда. Колдуны правили всем к югу от Леса, а короли с их сияющими белизной дворцами и кодексами чести претендовали на гораздо более приятные северные земли. Жизнь текла своим чередом. Естественно, каждая из сторон по-прежнему использовала любую возможность для заговоров и ударов исподтишка.              Кроу предпочитал по возможности не вмешиваться – все они были одинаково утомительны.              Живя так далеко в своей башне, он оказывался на пути всех этих идиотских Рыцарей и потенциальных Героев, но это было ничто по сравнению с тем ужасом, который вызывала у него политика.        ***                    – Это недопустимо! – Лорд Велз хлопнула ладонью по столу, и звук удара эхом отразился от каменных стен. – Как ты мог допустить, чтобы ситуация вышла из-под контроля?              В этом был весь Совет – сплошная театральность.              Кроу стоял перед длинным столом, изогнутым в форме полукруга, убрав очки в карман плаща. В этом городе не стоило показываться в очках. Разумеется, никто из других колдунов никогда не прятал глаза. «Пытаешься слиться с толпой, как какая-нибудь лесная ведьма?» – съязвили бы они. Они вообще любили насмехаться над всем, что касалось лесных ведьм, хотя и втайне, поскольку распознавать их они не умели.              Кроу про себя завидовал этим ведьмам – у них не было желтых глаз, и они оставались неузнанными, если только не заявляли о себе, но так поступали очень немногие. Скрытные существа, эти лесные ведьмы. С его точки зрения, это было весьма разумное поведение, но даже среди колдунов он всегда слыл странным.              Темный Совет заседал там же, где и всегда, – в огромном каменном здании в центре Пандемониума. Это было уродливое здание, как и все остальные, безликое, квадратное и утилитарное; единственной отличительной чертой были действительно громадные размеры этого уродливого здания. В одном конце зала возвышалась огромная статуя из полированного темного обсидиана. Она изображала колдуна в мантии, нависавшего над коленопреклоненным королем и сжимавшего его рукой за горло. Корона на голове короля сползла набок, и он безуспешно пытался ослабить железную хватку колдуна.              Кроу приходилось прилагать над собой усилие, чтобы каждый раз не закатывать глаза при виде этой статуи – это было бы не самой лучшей идеей в этом месте.              За изогнутым столом перед ним сидели еще три колдуна. Возможно, они думали, что, сидя за таким огромным столом с мраморной столешницей, они выглядят величественно и устрашающе, но на фоне огромного пустого пространства, простирающегося по обе стороны, они выглядели просто как несколько сушеных горошин в пустой миске. Они не сводили с него глаз. Все они происходили из старейших родов и некогда были хорошими друзьями и горячими поклонниками его отца. Все они были ужасно разочарованы в единственном сыне Владимира, но в этом не было ничего нового. Они так и не простили Кроу его жалкую неудачу в попытке стать его отцом.              Разговор развивался примерно так, как и ожидал Кроу.              Справа сидел Дагон, или, как они все себя называли: лорд Дагон. Все колдовские семейства придерживались своих исконных дворянских титулов, хотя уже триста лет не преклоняли колено перед короной.              Дагон был худым и смертельно бледным, словно выполз из-под камня. Он выглядел раздраженным или же морщился, словно унюхал что-то неприятное, но это было его нормальное выражение. Он был из тех, кто вечно задирал свой длинный нос, словно ожидая от окружающих оплошности, и поэтому считал, что должен быть к этому готов.              Слева от него сидел лорд Лигур, желтые глаза которого, выделяющиеся на фоне темно-коричневой кожи, скептически изучали Кроу. Он барабанил пальцами одной руки по столу, другой поглаживая большого (в данный момент оранжевого) хамелеона, перекинутого через плечо. Эта тварь повсюду следовала за ним и, похоже, относилась к Кроу так же скептически, как и ее хозяин. Жена Лигура была в родстве с Хастуром, и Кроу был уверен, что Лигур регулярно получает отчеты от родича.              И последний, но не менее важный участник заседания: в центре троицы, упершись руками в столешницу, сидела лорд Велз, глава Совета. Единственная женщина в группе, хотя помоги судьба каждому, кто осмеливался применить к ней титул леди. К ней всегда обращались «лорд», считая, что любой титул, подходящий для остальных, вполне подходит и ей.              Про себя Кроу подозревал, что причиной того, что она стала Главой Совета, был страх перед ней остальных. Он не мог их за это винить – она была самой устрашающей из всех: черные как сажа волосы, подстриженные под острым углом, мрачные желтые глаза на бледном лице, испещренном яркими шрамами от какого-то перенесенного в детстве кожного заболевания, и достаточно колдовского могущества, чтобы прикончить любого, кто ее разозлит. А лорда Велза было очень легко разозлить.              Появляясь перед этой троицей, он всегда чувствовал себя насаженным на булавку жуком.              – Возникли непредвиденные обстоятельства, – хмуро отозвался Кроу.              Лорд Дагон стукнул кулаком по столу.              – Непредвиденные обстоятельства? – закричал он. – Колдунов не останавливают непредвиденные обстоятельства! Когда этот город погрузился в болото, разве это нас остановило? Нет! Мы отстроили его снова, а когда он тоже затонул, мы отстроили его в третий раз. Мы зиждемся на великом успехе нашего упорства. И, как и этот город, мы тоже возродимся закаленнее, сильнее и опаснее, чем прежде!              Раздраженно щелкнув пальцами, лорд Велз испепелила муху, жужжащую у нее над головой, и резко постучала по столу, чтобы вернуть его внимание к себе. Она была одета во все черное с ног до головы: черные бриджи, рубашку с длинными рукавами и кожаный жилет, плотно облегающий ее узкое тело по суровой моде Пандемониума. Кроваво-малиновая официальная перевязь драпировала ее торс от плеча до бедра.              – Что именно ты сделал, чтобы исправить репутацию Совета в частности или колдунов в целом после этого... – она опустила взгляд на лежащую перед ней бумагу и скривила губы в усмешке – ...фиаско?              – Эм...              – Тебе нужно поддерживать видимость, – добавила она, прервав его, прежде чем он успел сказать что-то более членораздельное. – Если всякий сброд вбивает себе в голову, что может помыкать тобой, это создает проблемы для остальных. Твои действия отражаются на всех нас.              – Хм, – протянул Кроу. Как будто он и так всего этого не знал.              Скрип-скрип. В одном из углов за небольшим столом сидел желтоглазый юноша с пером и пергаментом, старательно выводивший каждую деталь этой встречи. Один из многочисленных наследников лорда Лигура, но Кроу не был уверен, кто именно. Все они выглядели одинаково, вели себя одинаково и одинаково стремились угодить. Его густые черные волосы были уложены в два заостренных пика, словно бычьи рога, – один из модных стилей Пандемониума. Кроу же считал, что эта прическа делает его похожим на придурка.              Перо продолжало скрипеть.              «О чем, черт возьми, он пишет?» – рассеянно размышлял Кроу. Происходило не так уж много событий, чтобы оправдывать это постоянное ведение записей. Скорее всего, он записывал в мучительных подробностях все недостатки Кроу. Документировал все это для потомков, чтобы будущие поколения знали, каким огромным разочарованием он был.              Резкий сухой кашель с конца стола вернул его взгляд к лорду Лигуру. Он всегда кашлял перед тем, как заговорить, чтобы убедиться, что все внимание приковано к нему.              – К слову о твоих действиях, – произнес лорд Лигур своим глубоким голосом, сложив руки и наклонившись вперед, – по нашим последним данным, ты до сих пор не обзавелся ни одним наследником.              Кроу пришлось приложить над собой усилие, чтобы разжать кулаки вдоль боков. Снова это. Ожидаемо, но от этого ничуть не забавнее.              Колдовство передавалось по наследству, но не всегда. Технически достаточно было одного родителя, чтобы в ребенке текла колдовская кровь, но часто для этого требовалось несколько попыток. На восьмого ребенка всегда можно было рассчитывать, поэтому от всех колдунов ожидали, что они будут как можно более... э-э... плодовитыми, чтобы увеличить их популяцию. Или, по крайней мере, прилагать усилия как можно чаще. Это был их долг во благо Дела, и большинство колдунов с энтузиазмом его исполняли. К настоящему времени половина простых людей в Пандемониуме являлась лишенными дара потомками колдунов, неудачными попытками произвести на свет Наследника.              Как и во всем остальном, сам Кроу стал чем-то вроде аномалии, ведь он был первым и единственным ребенком своего отца, да еще и колдуном с первой попытки! На него возлагались такие большие надежды. Изначально.              – О, да. Я займусь этим, – неубедительно сказал он.              Три пары желтых глаз смотрели на него с подозрением. Проклятое перо писца продолжило свое скрипение в тишине.              Брр. Досадная правда заключалась в том, что, несмотря на десятилетия настойчивых уговоров, он просто не проявлял интереса, а если бы и проявлял, то понятия не имел, как к этому подступиться. И мужчины, и женщины сторонились его, словно он был ядовитым змеем, что не очень-то располагало к романтике. Здесь, в столице, ему повезло бы больше, но, честно говоря, мысль о том, чтобы найти незнакомую женщину и обнажиться перед ней, не говоря уже о прикосновениях, была... пугающей. Он всегда полагал, что в конце концов природа возьмет свое, но годы шли, а внезапных откровений все не наступало. Он полагал, что сможет заставить себя, если уж иного выхода не будет, но перспектива в основном приводила его в ужас. Мысль о том, чтобы переспать с несколькими женщинами подряд, была непостижима.              Но меньше всего ему хотелось объяснять все это этим иссохшим старым глупцам.              Взгляд лорда Велза был самым жестким. Она потянулась под кресло и достала оттуда огромный фолиант в кожаном переплете толщиной в полметра.       Кроу внутренне застонал.              Велз подняла книгу и опустила на мраморный стол с громким стуком, заставившим всех в зале подскочить на своих местах; пыль разлетелась во все стороны, и два других члена Совета зашлись в приступе кашля. Проигнорировав их с холодным презрением, она принялась листать книгу, пока не нашла то, что искала. Не отрывая взгляда от Кроу, она ткнула костлявым пальцем в одно место на пожелтевшей странице и продекламировала, видимо, по памяти:       – Каждый колдун обязан произвести на свет хотя бы одного колдовского Наследника, чтобы обеспечить будущее нашего вида и подготовиться к нашему неизбежному славному возвращению к власти.              – М-м, - согласился Кроу, кивая. Он знал Заповеди не хуже других; его отец жил и дышал ими. Одними из самых ранних его воспоминаний были слова этого инфернального текста, которые цитировали ему всякий раз, когда он совершал оплошность. Весьма… часто. – Точно. Славному. Ага.              – Это важно, Кроу.              – Знаю, знаю.              – Некромантический дар твоего отца, возможно, миновал тебя, но все же есть шанс, что он проявится в одном из твоих потомков. Очень важно, чтобы мы продолжили твой род. Когда на нашей стороне снова окажется могущественный некромант, наша победа будет предрешена!              – Конечно, верно, – сказал он. – Предрешена. Наверняка. «В прошлый раз это, черт возьми, не слишком помогло». – Я буду продолжать пытаться.              Лорд Велз еще какое-то время попрожигала его взглядом, но, когда он не смог привести никаких возражений, лишь хмыкнула и снова захлопнула книгу, подняв в воздух очередное облако пыли и громко кашлянув.              – Нет нужды говорить, – проговорила она, грубо отпихивая книгу в сторону, – что необходимо улучшить работу. На многих фронтах.              – Мы терпели твои многочисленные... странности из уважения к твоему покойному отцу, – раздраженно добавил лорд Дагон. – Мы проявили к тебе исключительную снисходительность. Мы даже не возражали, когда ты решил жить так далеко от остальных представителей нашего вида.              Кроу прикусил язык. На самом деле они ой как возражали. Члены Совета были экспертами по сованию носа в чужие дела, в процессе превращая эти самые дела в свои. Они просто не опускались до применения силы в этой конкретной области, поскольку по магическим стандартам, он был достаточно взрослым для вступления в наследство, и к тому же имя его отца все еще вызывало у них некоторое уважение. Это уважение с годами истерлось, словно бумага.              – В конце концов, ты был очень молод, и у тебя было достаточно времени, чтобы хорошо показать себя за пределами общества. Но сорок – это уже не молодость.              «Тридцать восемь, – раздраженно подумал Кроу. – На моем фоне вы все вообще древние». Писец продолжил лихорадочно строчить – скрип пера вгрызался ему в мозг, словно мышь, и Кроу хотелось сжечь и писца, и его дурацкое перо.              Он разжал зубы, усилием воли изобразил бесстрастное выражение на лице и прибегнул к заискивающему тону.       – Лорд Велз, я был виновником очень многих смертей Северян за эти годы. Я бы сказал, больше, чем любой другой колдун. – Точнее, они сами способствовали собственной кончине, но не стоило заострять на этом внимание. – Моя башня служит напоминанием о нашей великой силе и невероятно успешно завлекает их на погибель. Все согласно плану.       – Может, и так, – вмешался в разговор лорд Лигур, – но они все сами пришли к тебе. Их убийство может быть ошибочно истолковано как простая самооборона. – Он выплюнул последнее слово, словно грязное ругательство. – Особенно в сочетании с отсутствием у тебя наследников, твоим продолжающимся отказом участвовать в жизни остальной части магического общества и недавней историей с той девушкой. Все это подает плохой пример молодому поколению.       – Такое вопиющее неуважение к долгу и репутации легко можно расценить как… нелояльность, – медленно произнесла лорд Велз. В последнем слове явно ощущалась зловещая угроза.       «Проклятье». Кроу начал потеть. Нелояльность в колдовском сообществе была самым страшных грехом. Подобного предателя не появлялось уже очень давно, но просто потому, что любые зачатки жестоко искореняли в самом молодом возрасте. Он слышал эти истории. Колдуны были невосприимчивы к прямому волшебному огню, поскольку обладали одной и той же врожденной силой, но существовало еще множество других изобретательных способов причинить другому вред. У него не было никакого желания испытывать их на собственной шкуре.              – Нам нужна демонстрация. Что-нибудь, что уравновесит твой прежний добрый поступок, – усмехнулся лорд Дагон. – Покажи грязным королям Севера, что с колдунами шутки плохи.              Кроу знал, что должен ненавидеть Северян, особенно знать. Он вроде как и ненавидел, но в отстраненной, абстрактной форме – как ненавидишь ураган, который может обрушиться на берег, а может и не обрушиться. Он даже не особенно ненавидел идиотов, врывавшихся в его башню, хотя и не испытывал никаких угрызений совести по поводу их убийства. В основном он просто хотел от них избавиться. Прилагать больше усилий было попросту утомительно. Ему было достаточно сложно справляться со скрытым пренебрежением окружающих.              Но теперь ему некуда деваться. Кроу тяжело вздохнул и выпрямился.              – Как угодно. Что пожелаете, чтобы я сделал?              – Придумай сам. Этот Совет не несет ответственности за исправление твоих недостатков. Включи воображение.              – Произведи на нас впечатление, – прогремел лорд Лигур. – Нам хотелось бы увидеть немного мастерства.              Лорд Велз наклонилась вперед, уперев ладони в стол, и вперила в Кроу свой тусклый желтый взгляд.              – Проще говоря, отправляйся туда и устрой им неприятности! ***       Кроу выскочил из здания на людные мощеные улицы Пандемониума, обогнул кучу грязи и едва не попал под конную повозку.       – «Мы не отвечаем за исправление твоих недостатков», – передразнил он фальцетом, обращаясь к одноглазой крысе, грызущей какой-то мусор в сточной канаве. – «Выпрямись. Не лижи стены». Можно подумать, я полудурок. Что-то я не замечал, чтобы они рисковали своими пафосными задницами, чтобы сделать что-нибудь этакое. Они и от других идиотов здесь ничего не ждут. Почему они всегда выделяют меня? Разве я виноват, что отец был перфекционистом?       Крыса проигнорировала его.       – Гр-р. – Он откинулся назад и сделал несколько быстрых глубоких вдохов болотного воздуха, уперев руки в бедра в попытке взять себя в руки. Спокойствие. Спокойствие и расслабленность. Он чувствовал, как его магия раскаляется добела, так и просясь на поверхность, чтобы устроить хаос, и меньше всего ему хотелось, чтобы его одежда начала дымиться. В молодости он испортил не одну рубашку таким образом. Прошло много лет с тех пор, как он так сильно терял контроль над собой, но Совет обладал особым умением проникать ему под кожу. Он зажег в руке маленькое голубое пламя, просто чтобы сжечь часть энергии, и некоторое время наблюдал, как оно мерцает на его пальцах.       – Полные кретины, – пробормотал он и сжал пламя в кулаке.       Прохожие начали бросать на него любопытные взгляды, но Кроу не обращал на них внимания. Он вяло пнул крысу, но промахнулся и лишь забрызгал вонючей грязью хорошие сапоги. Крыса же даже не вздрогнула. Люди вздрагивали, но не крысы. Какая ирония.       Как же он ненавидел этот город, думал Кроу, используя очищающее заклинание, чтобы избавиться от грязи. Влажность и теснота, узкие кривые улочки воняли смолой и потом. Туман наконец рассеялся, но небо над головой по-прежнему выглядело унылым, что очень хорошо сочеталось с тусклыми и покрытыми копотью зданиями вокруг. У всех проходящих мимо людей были хитрые, бегающие глазки, но, к счастью, ни один из них не был колдуном.       Кроу решил, что ни за что не поедет в этой проклятой карете второй раз за день. Он потянулся к рубашке и вытащил из-за пазухи гладкий, круглый, отполированный диск из кроваво-красного камня, который всегда носил на кожаном шнурке на шее. Это был его самонаводящийся амулет – артефакт, рассчитанный ровно на одно использование в течение дня. В большинстве колдовских семей такой амулет оставался со старых времен. Это был один из двух одинаковых предметов, который можно было привязать к любому месту, поместив туда его двойника, а затем использовать для мгновенного путешествия (хотя и в одну сторону). Этот диск был поцарапанным и обломанным, как и все остальные, которым удалось сохраниться в течение веков, но чары на нем были все еще сильны. Соответствующий ему диск был зарыт прямо перед дверью в его башню. Спасательный люк.       Он произнес нужное слово, и вокруг него возникло тусклое красное свечение. Низкие здания, мутное небо и болотная вонь Пандемониума исчезли, расплылись, серые и черные цвета растеклись, как чернила, оставшиеся после дождя. Кроу вздохнул с облегчением. Не успел он сделать и двух медленных вдохов, как мир вновь обрел четкость, и в фокусе снова оказались сочные зеленые и коричневые лесные пейзажи Гнездовья.              Небо было чистым и голубым. Над колючей стеной вокруг него виднелись изумрудные верхушки деревьев. Вороны о чем-то шумели, их резкое карканье было знакомым и успокаивающим. Кроу прислонился лбом к теплым камням своей башни и медленно, глубоко вдыхал свежий воздух с ароматом хвои и земли, чувствуя, как напряжение постепенно уходит.       Дома. Снова дома.       В каком-то смысле путешествие было очень продуктивным. Каждый раз, когда он начинал сомневаться в правильности своего добровольного изгнания, поездка в столицу напоминала ему, почему он вообще оттуда сбежал.